Современное литературоведение о проблеме единства произведения м гиршман е маймин кратко

Обновлено: 05.07.2024

Статья посвящена проблеме стиля в литературоведении. На примере научного творчества Е. Маймина рассматривается, как тип личности исследователя, подлинного интеллигента, отражается на стиле научного мышления, формах анализа и подачи материала.

Е. Маймин, Б. Пуришев, стиль в литературоведении, интеллигентность, научное мышление.

Есть в опыте больших поэтов

Черты естественности той,

Что невозможно, их изведав,

Не кончить полной немотой.

В родстве со всем, что есть, уверясь

И знаясь с будущим в быту,

Нельзя не впасть к концу, как в ересь,

В неслыханную простоту.

Дело в том, что переиздание трех монографий Е. Маймина — это лишь первая часть вышедшей книги. Ее вторую часть составляет публикация пяти мемуарных очерков (о Б. Эйхенбауме, Б. Томашевском, Н. Колиберском, Л. Творогове, Л. Дмитриеве) и весьма значительного по объему корпуса переписки Маймина с коллегами-филологами (Д. Лихачевым, Д. Максимовым, Л. Дмитриевым, А. Чичериным, Н. Гудзием, Д. Благим, Ф. Федоровым, В. Коровиным и многими другими), а также с друзьями студенческой юности, знакомыми и друзьями по Пскову и учениками. И если некоторые из публикуемых очерков и были ранее известны немногочисленным читателям (немногочисленным — по причине их публикации в малотиражных научно-специальных журналах и сборниках и к тому же в сильно искаженной редакции, которой в этом издании вернули ее первоначальный авторский вид), то переписка публикуется впервые. И в свете этой мемуарно-эпистолярной части издания, предоставляющей нам уникальную возможность ощутить живое обаяние личности Маймина, совершенно по-иному, под новым углом зрения воспринимается и его научное творчество, оценки которому, казалось бы, давно даны и не нуждаются в пересмотре [Кормилов].

Эта особенность научного стиля Маймина позволяет соотнести его с определенной академической традицией в сфере отечественного литературоведения и вузовского преподавания. Я имею в виду такого признанного представителя этой традиции, как профессор Московского педагогического государственного университета (бывший МГПИ им. В. И. Ленина) Борис Иванович Пуришев, читавший в его стенах на протяжении не одного десятилетия лекционный курс по зарубежной литературе Средних веков и Возрождения. Вот что пишет об этом курсе преданная ученица Пуришева, профессор Марианна Ивановна Воропанова, хорошо знавшая своего учителя и сумевшая в кратком предисловии передать самобытность стиля его научного мышления:

Лекционный курс профессора Б. И. Пуришева в его живом чтении воспринимался как явление в высшей степени самобытное и даже уникальное. Помимо концептуальной ясности, стройности и глубины мысли, изящной отточенности формы он отличался удивительной стилевой соотнесенностью с духом той эпохи, о которой шла речь. Б. И. Пуришев обладал редкостным умением воссоздать словом особый колорит каждого художественного памятника, используя тот лексический пласт и ту структуру синтаксического построения, которые были характерны именно для этого автора и этого произведения. Анализ и комментарий в его лекциях как-то незаметно преобразовывались в поэтический синтез, позволявший воспринимать как нечто целостное и живое художественный мир древних саг и эпических поэм, лирики Петрарки и Ронсара, романов Рабле и Сервантеса, драматургии Шекспира и творений Гете [Воропанова: 5].

В данном случае перед нами органичное слияние живой личности ученого со стилем его научного сочинения, рельефное выражение в нем той исторической сферы культуры, которую целостно обнимает его духовный взор.

Обращаться со словом нужно честно. Оно есть высший подарок бога человеку. Беда произносить его писателю в те поры, когда он находится под влиянием страстных увлечений, досады, или гнева, или какого-нибудь личного нерасположения к кому бы то ни было, словом — в те поры, когда не пришла еще в стройность его собственная душа И тогда с самым чистейшим желанием добра можно произвести зло [Гоголь: 231].

Далее, предлагая написать ученому книгу о Пушкине, Лихачев настойчиво подчеркивает:

Никто, кроме Вас! Никто, кроме вас! У Вас есть все данные для Пушкина. Все, все, все! Я не предлагаю Вам Лермонтова или Достоевского. Они злые, а Вы добрый, Вы хороший, Вы талантливый. Только Вы поймете Пушкина и его путь [Маймин 2015:

К сожалению, на данный момент у нас невозможно бесплатно скачать полный вариант книги.

Но вы можете попробовать скачать полный вариант, купив у наших партнеров электронную книгу здесь, если она у них есть наличии в данный момент.

Также можно купить бумажную версию книги здесь.

Литературное произведение, Теория художественной целостности, Гиршман М.М., 2007.

К ПРОБЛЕМЕ СПЕЦИФИКИ ХУДОЖЕСТВЕННОЙ ЛИТЕРАТУРЫ.
В современной теоретической ситуации можно считать общепринятым утверждение о том, что специфика литературы (здесь и в дальнейшем имеется в виду именно и только художественная литература) не раскрывается через какое-либо единственное, статическое, раз навсегда данное определение; границы, содержание и объем этого понятия исторически изменяются, а одни и те же признаки не обладают раз навсегда данной эстетической спецификой, но обретают различные значения на разных этапах развития культуры. Предельным развитием этой общей идеи можно считать утверждение Ц. Тодорова о том, что не существует единого понятия литературы, а есть лишь множество литературных дискурсов, выполняющих эстетические функции в различных историко-культурных контекстах2. Этот тезис Тодорова едва ли можно считать бесспорным. При несомненном множестве исторических проявлений словесного искусства все более дискуссионным становится вопрос о том, есть ли у этой множественности специфический центр и можно ли множество дискурсных единств осмыслять как единство многообразия художественной литературы. Некоторые аргументы в пользу положительного ответа на этот вопрос я бы хотел привести в этом разделе.

В историческом развитии художественной литературы переплетаются два взаимосвязанных друг с другом процесса: 1) прояснение специфики искусства слова на фоне других видов искусства; 2) прояснение специфики искусства слова на фоне других видов и форм речевой деятельности. Для поисков того специфического центра словесно-художественного многообразия, о котором только что шла речь, очень важно выявить внутреннюю взаимосвязь, своего рода сферу пересечения исторических процессов.

On the buttons above and below you can buy the book in official online stores Labirint, Ozon and others. Also you can search related and similar materials on other sites.

6 поставленных и взаимно обращенных друг к другу. А не подобны ли этому многократно обсуждавшиеся (в том числе и в наших с Вами разговорах) отношения научного и инонаучного с подчеркиванием опять-таки единого научного корня (знание!) и принципиальной множественности различных форм: знание объекта знание и понимание субъекта, знание общих законов и их единичных проявлений знание и понимание индивидуальности, индивидуальных закономерностей и индивидуальной причинности и т. п. А если, как Вы пишете, существуют научные, художественные, религиозные формы знания, то как соотносятся они с ненаучными (не ино, а не) верованиями, разрядами эстетического бытия и созерцания? И главное: кто из них в большей степени может претендовать на объединяющий принцип и целостное мировоззрение? Диалогизм в том понимании, которое я разделяю и пытаюсь развивать, проясняет прежде всего отрицательный ответ на этот вопрос на основе двух взаимосвязанных утверждений: 1) положительное всеединство есть; 2) это всеединство не может быть ни в ком, ни в чем, никак и нигде полностью воплощено, натурализовано, не может быть сведено ни к какой единственной сущности, ни к какой единственной форме его человеческого освоения. Стало быть, ни наука, ни искусство, ни религия, ни история и ничто другое не могут сами по себе претендовать на роль главного объединяющего принципа. Диалогическое согласие возможно лишь на путях общения всех этих и других суверенных форм человеческой деятельности без их смешения и поглощения друг другом. Но кто, как и где может реально осуществить это общение, даже если принять в качестве диалогической аксиомы, что энергетические его предпосылки объективно существуют в самых глубинах бытия-сознания? Где искать положительного ответа на этот вопрос, даже если речь идет о переходе глубинных возможностей в человеческую действительность? Устой диалогического мировоззрения, по-моему, таков: объединяющими не могут быть общие принципы и общие виды человеческой деятельности. Реальный объединитель только единственная человеческая личность лицом к лицу с другой и множеством других, таких же единственных. Ее единственно необходимое, в нужное время и в нужном месте сказанное слово, сделанное дело и теоретически невозможное всеединство пусть хоть на миг, но оказывается несомненным. И не наука, не искусство, не религия, а ответственный поступок сказанного слова и сделанного дела, поступок мысли, веры, эстетического творчества-созерцания, именно и только ответственный поступок реально связывает обретение себя в себе, ответы на вопросы, кто я и где я, с обретением связи с другим. Связи как ответственности общения, которая предшествует и знанию, и вере, и эстетическому творчеству. Одно из проявлений ответственности в том конфликтно-неразрешимом положении вещей, которое Вы так хорошо описали, можно найти, на мой взгляд, в творческой установке: разрешить невозможно, разрешать необходимо каждому на своем месте, в свое время и своим делом. Разрешать в том числе и на путях осознания своей частичности, своей причастности и своего участия в выборе пути: созидания или разрушения, согласия или разлада, усилия мира или насилия войны. Выбор перед лицом неразрешимых конфликтов XX века не просто труден, он часто представляется реально невозможным тем более, что различные предлагаемые возможности оборачиваются очень опасными утопиями. Об этом, по-моему, одно из стихотворений Булата Окуджавы: Немоты нахлебавшись без меры, с городскою отравой в крови, опасаюсь фанатиков веры, и надежды, и поздней любви. 6

10 Примечания 1. См.: Кораблев А. А. Донецкая филологическая школа. Вып. 1. Донецк, 1998; Вып. 2. Донецк, 1999; Вып. 3. Донецк, Тюпа В. И. Формула работы // Вопросы литературы С См.: Историческая поэтика. Литературные эпохи и типы художественного сознания. М.,

Михаил Гиршман - Литературное произведение: Теория художественной целостности

Книга распространяется на условиях партнёрской программы.
Все авторские права соблюдены. Напишите нам, если Вы не согласны.

Описание книги "Литературное произведение: Теория художественной целостности"

Описание и краткое содержание "Литературное произведение: Теория художественной целостности" читать бесплатно онлайн.

В первой части книги рассматривается становление понятия о произведении как художественной целостности при переходе от традиционалистской к индивидуально-авторской эпохе развития литературы. Вторая часть представляет собою развитие теории художественной целостности в конкретных анализах стиля, ритма и ритмической композиции стихотворных и прозаических произведений. Отдельно рассмотрены отношения родовых, жанровых и стилевых характеристик, с разных сторон раскрывающих целостность литературных произведений индивидуально-авторской эпохи. В третьей части конкретизируется онтологическая природа литературного произведения как бытия-общения, которое может быть адекватно осмыслено диалогическим сознанием в свете философии и филологии диалога.

Второе издание книги дополнено работами по этой проблематике, написанными и опубликованными в последние годы после выхода первого издания. Обобщающие характеристики взаимосвязей теории диалога и теории литературного произведения как художественной целостности представлены в заключительном разделе книги.

29. См. об этом подробнее: Писатели о ритме художественной прозы // Вопросы литературы. 1973. № 7.

30. Pasternak В. Poems. Ann Arbor, 1959. P. IX.

31. О ее современных проблемах см.: Изер В. Рецептивная эстетика // Академические тетради. М., 1999. № 6.

32. Леонтьев А. А. Поэтический язык как способ общения искусством // Вопросы литературы. 1973. № 6. С. 100.

34. Там же. С. 101.

35. Там же. С. 108.

36. Там же. С. 109.

38. Потебня А. А. Эстетика и поэтика. М., 1976. С. 183.

39. Л. Толстой о литературе: Статьи. Письма. Дневники. М., 1955. С. 439.

40. Горнфельд А. Г. О толковании художественного произведения. СПб., 1912. С. 9—10.

41. Абульханова-Славская К. А. Диалектика человеческой жизни. М., 1977. С. 185.

42. Бахтин М. М. Вопросы литературы и эстетики. С. 87.

43. Волошинов В. Марксизм и философия языка. Л., 1930. С. 87.

44. Медведев П. Н. Формальный метод в литературоведении. Л., 1928. С. 21.

45. Левин В. И. Об истинном смысле монолога Печорина // Творчество Лермонтова. М., 1964.

46. Белинский В. Г. Полн. собр. соч. М., 1954. Т. 6. С. 241.

47. Время. 1862. № 12. С. 33.

48. Выготский Л. С. Психология искусства. М., 1968. С. 242.

49. Там же. С. 373. Эти соображения Выготского развиваются в упоминавшейся выше работе Н. А. Хренова применительно к отношению персонаж – зритель в фильме: "Персонаж становится объектом идентификации с ним зрителя… Как следствие этого процесса возникает игровая ситуация… Для зрителя он становится иллюзорной возможностью проиграть одну из не проигранных в жизни ролей… Герой – слепок "я" – концепции или самосознания зрителя…" (Хренов Н. А. От законов творчества к законам восприятия. С. 20—21).

50. Dufrenne M. Phenomenologie de l"experience esthetique. Paris, 1953. P. 491.

51. Шеллинг Ф. Философия искусства. М., 1966. С. 178.

53. Там же. С. 159.

54. Лихачев Д. С. Поэтика древнерусской литературы. М., 1967. С. 71.

55. Там же. С. 98—99.

56. Гинзбург Л. О лирике. Л., 1964. С. 21.

58. Бахтин М. М. Эстетика словесного творчества. М., 1979. С. 242.

59. Выготский Л. С. Психология искусства. М., 1968. С. 30.

60. Веселовский А. И. Историческая поэтика. Л., 1989. С. 295.

61. Пушкин-критик. М., 1950. С. 135.

62. Лосев А. Ф. Художественные каноны как проблемы стиля // Вопросы эстетики. М., 1964. Вып. 6. С. 363.

63. Харлап М. Г. Исполнительское искусство как эстетическая проблема // Мастерство музыканта-исполнителя. М., 1976. С. 7, 8, 22.

64. Гегель Г. Эстетика: В 4 т. М., 1969. Т. 3. С. 11.

65. Дневник молодого Л. Н. Толстого. М., 1917. Т. 1. С. 73.

Строение стиха и проблемы изучения поэтических произведений

…пусть лишь стихом…
а в прозе немею,
Ну вот, не могу сказать,
не умею.
Но где, любимая,
где, моя милая,
где
– в песне!—
любви моей изменил я?

Стало быть, нужно понять закон этой необычности, ее своеобразную эстетическую необходимость.

В самом общем виде ритм – закономерная периодическая повторяемость подобных явлений, сменяющих друг друга во времени. В стихе таким образом чередуются отдельные речевые отрезки – стихотворные строки. Законом их отношений между собой является принципиальная равномерность, когда каждая следующая речевая единица приравнивается к предшествующей.

Читайте также: