Самый лучший школьный психолог

Обновлено: 30.06.2024

Это одна из лучших историй за всё время существования Мракопедии. С остальными статьями, заслужившими этот статус, можно ознакомиться здесь.

Когда мне было 12, я пришел к выводу, что все в мире, включая мою собственную семью, были против меня. Я никогда не был проблемным ребенком, но мои родители относились ко мне как к таковому.

Например, мне приходилось быть дома к пяти вечера каждый день. Это, несомненно, ограничивало длительность моего "игрового времени" вне дома. Мне не разрешали приводить друзей, чтобы поиграть в моем доме, и не позволяли приходить в чей-то чужой. Я должен был закончить свое домашнее задание сразу после школы. Родители отказывались покупать мне видеоигры и заставляли читать книги, по которым я писал книжный отзыв, чтобы доказать, что я на самом деле читал их.

Тогда все эти правила, описанные выше, меня раздражали как ребенка, но они не были тем, что расстраивало меня больше всего. Что по-настоящему причиняло мне боль, так это отсутствие сострадания со стороны родителей. Моя мать была жестокой женщиной, которая всегда заставляла меня чувствовать себя виноватым за ошибки или случайности, которые я совершал. Мой отец знал только одну эмоцию — ярость. Он заговаривал со мной только тогда, когда кричал на меня из-за плохих оценок за тест или бил меня за непослушание.

Но хватит о них, давайте поговорим о моем школьном психологе. Для его конфиденциальности, я назову его доктор Таннер. Психолог, как и во многих школах среднего образования, всегда доступен на территории школы во время учебных часов чтобы проконсультироваться с учениками о связанных с эмоциональными, учебными, социальными, поведенческими и так далее, проблемами.

Честно говоря, я никогда не видел кого-либо из учеников разговаривающих с доктором Таннером. Каждый день я проходил мимо его кабинета на пути в столовую и заглядывал сквозь окошко на двери его кабинета. Он всегда был один и работал над какими-то документами.

Я догадывался, что многие дети боялись говорить о своих проблемах со взрослым, который фактически был незнакомцем. По этой причине, мне понадобилось три недели, чтобы собрать всю свою храбрость и зайти к нему. 2 марта 1993 года — это был день, когда я решился озвучить свои проблемы доктору Таннеру. Во время обеденного перерыва я остановился напротив двери его кабинета и постучался.

Сквозь окошко я мог видеть, как он поднял голову, улыбнулся и помахал, приглашая меня войти. Я вошел.

Он поприветствовал меня, представился и спросил мое имя. Доктор Таннер имел очень мягкий голос, и я чувствовал, как он просто излучает доброту. Меньше чем через полчаса я болтал о том, какие мои родители злые, и как они ни капли обо мне не заботились. Некоторое время спустя мой голос задрожал, и я замолчал. Психолог терпеливо слушал мои "разглагольствования" со сложенными руками и периодически кивал головой. Я ожидал, что он начнет говорить о том, что все, о чем я ему говорил, было неправдой, и мои родители меня очень любят, бла-бла-бла. Но все было иначе. Доктор Таннер наклонился ко мне с ухмылкой на лице и сказал:

— Ты знаешь… Я самый лучший школьный психолог в мире. Я обещаю, что мы все поправим.

Я закатил глаза. — Хорошо, но как? — спросил я.

— У меня есть способы! — сказал он, — Я человек слова. Обещаю, что в течение одного месяца отношения между тобой и твоими родителями изменятся в лучшую сторону. Навсегда.

После короткой паузы он продолжил:

— Ты должен обещать мне, что придешь в этот кабинет завтра после школы и что никому не расскажешь о нашем сегодняшнем разговоре. Это будет наш маленький секрет.

На следующий день после школы я вернулся к доктору Таннеру. Было около четырех часов дня, когда я вошел в его кабинет. После теплого приветствия он предложил мне сесть напротив его рабочего стола.

Когда я сел, то увидел, как доктор Таннер закрывает жалюзи на маленьком окошке в двери кабинета.

— Вот так, — сказал он с улыбкой на лице, — теперь у нас есть необходимая уединенность!

Мы начали разговаривать о моих увлечениях и любимых вещах, о моих любимых предметах в школе, нелюбимых учителях, и тому подобное. После часа обсуждений доктор Таннер предложил мне напиток.

Я с радостью согласился, учитывая, что мои родители никогда не разрешали мне пить газировку. Доктор Таннер потянулся к своему мини-холодильнику и немного поерзал перед тем, как поставить две банки газировки на стол.

Позже, мы продолжили обсуждать что происходило в моей жизни, до того как я потерял сознание от каких-то наркотиков, которые доктор Таннер подсыпал мне в напиток.

После пробуждения, мне потребовалась минута или две чтобы сфокусировать размытую картинку.

. И когда у меня получилось, я был ошарашен.

Я был закован наручниками к кровати и мой рот был заклеен клейкой лентой. Я тут же начал паниковать, извиваться и дергать наручники, но скоро сдался. Мои глаза расширились от неверия после того, как я осмотрел комнату. Постеры супергероев были развешаны по всем стенам и фотографии знаменитых спортсменов лежали на полках. В середине комнаты стоял старый телевизор, приставка Super Nintendo и множество разных картриджей стоящих стопкой рядом.

Я не знал что и подумать. Я здесь, в комнате с вещами, за которые многие дети готовы умереть. Я бы наверняка разрыдался от счастья если бы не был прикован к изголовью кровати.

У меня еще раз засосало под ложечкой, когда дверь открылась и доктор Таннер вошел внутрь, присев на край кровати.

— Итак, слушай, — сказал он, — помни, что я здесь, чтобы помочь тебе, и я бы никогда не сделал тебе больно, хорошо?

Доктор Таннер аккуратно убрал изоленту с моего рта и отцепил меня от кровати.

Первое что я хотел сделать — заплакать, но что-то в докторе Таннере успокоило меня. Он улыбнулся мне.

— Ты побудешь здесь некоторое время, — продолжил он, — и пока ты будешь здесь, тебе разрешено играть с любыми игрушками в этой комнате, пока я дома.

— Но когда я уйду из дома, мне придется приковать одну твою руку к кровати. Ты все еще можешь смотреть телевизор, но я хочу, чтобы ты смотрел только новостные каналы, пока меня нет.

Я сидел в тишине, все еще пытаясь понять то, что он мне сказал.

— Итак! — доктор Таннер вскрикнул, хлопнув меня по коленке, — Иди, развлекайся. Я вернусь, когда настанет время ужинать.

Он встал с кровати, прошел через комнату и ткнул кнопку включения телевизора, после чего закрыл за собой дверь на замок. Несколько минут прошли перед тем как до меня дошло, что доктор Таннер не шутил. Все что оставалось мне, это включить приставку и играть до самых сумерек. Около семи вечера доктор Таннер вернулся в комнату, держа две тарелки с картофельным пюре и кусочками курицы. Я наконец-то собрался с духом и спросил, как долго я буду тут находиться.

— Ну, около месяца, — ответил он, — плюс минус несколько недель. У меня есть дела, которые надо сделать.

На следующее утро меня разбудил доктор Таннер, похлопывая по голове.

— . На момент сегодняшнего утра, AMBER Alert была запущена в штате. Есть несколько следователей, идентифицирующих потенциальных похитителей, но на данный момент улик не много. Преподаватели утверждают, что мальчика в последний раз видели около четырех или пяти вечера в.

Я почувствовал тошноту, когда моя фотография появилась на экране. Это было прошлогоднее фото из ежегодника. Над моей фотографией были меняющиеся надписи: ФБР НАЧИНАЕТ ПОИСК РЕБЕНКА и ЛИЧНОСТЬ ПОХИТИТЕЛЯ НЕ УСТАНОВЛЕНА и ПОТЕНЦИАЛЬНЫЙ ПОБЕГ.

Прямой репортаж продолжился и я увидел две фигуры, в которых узнал своих папу и маму, поднимающихся к подиуму. У обоих были красные глаза. Слезы лились из глаз моей матери, когда она взяла микрофон.

Я никогда не видел столько эмоций идущих от матери до этого. Она рыдала в прямом эфире, заикаясь на предложениях "пожалуйста, верните мне моего ребенка" и "Прости меня" и "пожалуйста, возвращайся домой". Когда мой отец взял микрофон, я рассчитывал, что он будет холодным как камень, но и у него были слезы на глазах. Он умолял мир вернуть его сына домой в безопасности и просил меня о прощении. "Я знаю, что не был лучшим отцом, но черт побери я хотел, чтобы я был им. Пожалуйста, верните моего мальчика нам". Я выключил телевизор несколько секунд спустя. Мои эмоции были смешанными, ведь я никогда не видел отца плачущим.

Я почувствовал себя несчастным, что мои родители были вынуждены пройти через такое, но в то же время я почувствовал облегчение. Теперь я знаю, как сильно мои папа и мама любят меня.

Доктор Таннер заботился обо мне в течении почти четырех недель. Он оставлял меня утром пристегнутым у кровати, но возвращался после полудня, чтобы вместе разделить обед, разговор и игру. Я никогда бы не догадался, что доктор Таннер так хорош в Монополии и Эрудите. Но в одно утро, когда доктор Таннер разбудил меня перед тем как уйти домой, я заметил напряженный взгляд на его лице. Я также осознал, что он поднял меня на три часа раньше того времени, в которое он обычно меня будил.

"НАЙДЕНЫ ЧЕЛОВЕЧЕСКИЕ ОСТАНКИ"

Двое жестко выглядящих мужчин в костюмах стояли рядом друг с другом и начали говорить:

Один из мужчин наклонил голову вниз, пока другой прошелестел бумагами. Он продолжил:

— Останки тела были найдены в мусорном мешке на обочине шоссе, ведущему к эстакаде. Тело является останками ребенка. Также, тело было обезглавлено и сожжено до тла и костей.

Экран переместился к виду с вертолета на шоссе, где десятки машин скопились около низа эстакады. Голос мужчины все еще был слышен:

— . Внутри сумки, полиция нашла карточку ученика средней школы.

Экран показал школьную карточку, которую я всегда носил в моем рюкзаке. Пластик немного обгорел и расплавился по краям, но моя фотография и имя были различимы. После того, как двое мужчин удалились, камеру перевели на моих родителей. Они сидели среди журналистов; лицо моей матери выражало гримасу боли и мой отец опустил лицо к коленям. Я выключил телевизор.

Доктор Таннер пришел очень поздно. Он быстро вбежал в комнату, освободил меня от наручников и вложил стакан с шипящей водой в мою руку. Он положил руки мне на плечи и улыбнулся.

— Я выполнил обещание, не так ли?

Я кивнул, сдерживая слезы.

— Ты должен дать мне еще одно обещание, — прошептал он.

Он сказал мне, чтобы я выпил всю воду в стакане — оно помогло бы мне заснуть — и с этого момента, я не должен говорить никому о том, что я когда-либо встречал его. Я пообещал.

— Я говорил тебе, что я самый лучший в мире школьный психолог, не так ли?

Позже я проснулся и обнаружил себя лежащим посреди парка, глядя на блестящие на небе звезды. Я узнал парк — он был недалеко от моей школы. Пройдя около мили по дороге, я увидел свой дом. Свет не горел внутри, но я мог видеть своего отца, сидящего на ступенях. Я нерешительно окрикнул его. Он медленно поднял свою голову, но когда увидел меня, вскочил на ноги и побежал ко мне с раскрытыми объятиями, выкрикивая мое имя. Мама выбежала из дома позади него.

Доктор Таннер был прав. Дела поменялись в лучшую сторону. Мои родители чаще улыбаются и заботятся обо мне. Я не мог просить большего. Время от времени, я вижу доктора Таннера в здании школы. Мы редко видим друг друга, не говоря уже о разговоре, но иногда он подмигивает мне и улыбается. Я всегда держу свое обещание и притворяюсь, что никогда не видел его. Но в моей голове всегда будет витать один вопрос: кого доктор Таннер обезглавил и выбросил около шоссе?

За последние полгода в школах страны случилось два страшных происшествия: нападение на школу в Казани и на вуз — в Перми. Одной из причин скулшутинга многие называют нестабильную психологическую обстановку в школах: у нас нет специалистов, которые могли бы вовремя заметить неладное и помочь ребёнку. А если они есть, то система просто не позволяет им делать свою работу. Об этом рассказала наш блогер — психолог Анастасия Голубовская, которая решила уволиться из школы.

Кому верить и кто прав? И если всё так плохо, почему все молчат? Попробуем разобраться.

Что не нравится родителям

Классы перегружены, как и сами учреждения. Качество образования падает, а без знаний и хороших оценок ребёнку после выпуска сложно поступить в колледжи и вузы. Платное обучение в среднем стоит от 300000 тысяч до 1 миллиона рублей.
Дополнительные платные курсы от школы и снижение оценок, если ребенок не посещает эти курсы.
Школы собирают деньги на воду, еду, учебники, форму, подарки, парты, ремонт (иногда на всё одновременно).
Детей и родителей просят участвовать в мероприятиях, которые по закону добровольны, но по факту — добровольно-принудительны.

Почему родители молчат:

Родители не знают законов. Не понимают, на что школа имеет право собирать деньги, не разбираются, в чем может, а в чем должен участвовать ребенок.
Страх испортить отношения с администрацией школы, что в дальнейшем повлияет на отношение к ребенку (снижение оценок, предвзятое отношение).
Родители не выполняют свои обязанности и просто хотят, чтобы их не беспокоили, поэтому не вступают в диалог с образовательными учреждениями.

Что не нравится администрации

Почему молчат:

Администрация образовательного учреждения — это люди, которые работают в системе от 10 до 50 лет. Они знают, как эта система работает, именно поэтому занимают свои должности.
Многие не хотят терять то, что имеют. А имеют они много или больше других.
Частые и открытые споры, конфликты с высшим начальством приведут к увольнению и выходу на пенсию. Уровень дохода упадет, по возрасту в новое место, скорее всего, не получится уйти, а притязания и желание хорошо жить в достатке останутся.

Что не нравится педагогам

Почему молчат:

Нормирование труда, или Как всё должно быть

Как и во многих сферах, в педагогике и психологии есть свои нормы. Так, на 1 ставку педагога-психолога (36 часов в неделю) по рекомендациям Министерства просвещения идёт следующая нагрузка по количеству детей: детский сад — 200 человек, школа — 300 человек, колледж/вуз — 500 человек.

Эти цифры даны из расчетов рабочих часов, количества направлений работы с детьми, родителями, педагогами, оформления отчетности и подготовки программ и материалов для занятий. Чем младше дети, тем больше занятий, направленных на развитие и профилактику, необходимо проводить.

Например, в колледже основными направлениями работы психолога становятся адаптация обучающихся к переходу на другой уровень образования, профилактика суицидального поведения, профилактика девиантного (отклоняющегося от социальных норм) поведения, профилактика употребления психоактивных веществ, сопровождение групп социального риска, сопровождение обучающихся с ОВЗ, сопровождение профессионального самоопределения. Это только базовый (обязательный) компонент. В школах и садах он тоже есть и он намного шире.

Нагрузка в реальной жизни

Когда специалист приходит в образовательное учреждение и видит реальное положение дел, он остаётся в лучшем случае на год, в худшем — увольняется через считанные дни или недели. Это связанно с тем, что специалисту приходится постоянно перерабатывать, работы слишком много. Переработки бывают либо по количеству детей, либо по дополнительным занятиям, которые администрация назначает психологу и от которых ему не дают отказаться.

Как правило, в программу психолого-педагогического сопровождения нужно (требуют) включать хотя бы 1-3 вариативных направления, но из-за нагрузки психологи не успевают проводить даже базовую часть. Конечно, работодатель может нанять еще специалистов, но мало кто это делает. Обычно работу разделяют между теми, кто уже работает. Это связанно как с сокращением бюджетных средств, так и с попытками найти дополнительные деньги для выдачи премий другим специалистам.

Сколько платят специалистам за такую работу?

Вместо долгих рассказов, из чего состоит зарплата психолога, я просто хочу показать свои личные расчеты в одной из школ, куда я устроилась работать.

Из расчетов можно узнать, что, например, цена одного внеурочного урока (обязательная программа в бюджетных школах, родители не оплачивают) — 68 рублей, платное занятие — 500 рублей (платные услуги, не входят в бюджетное образование, оплачивают родители). Все цены указаны с учетом временных затрат на подготовку программ, материалов к занятиям и проведения урока.

Когда я узнала нагрузку и свою зарплату, у меня появилось только два вопроса (после всех выраженных и не выраженных эмоций):

1. Когда прожиточный минимум стал оплатой специалистов? То есть оклад специалистов изначально ниже прожиточного минимума, но по закону этого не может быть, поэтому все добавления к окладу за профессиональные достижения помогают поднять зарплату до уровня выживания.

2. Почему оплата труда квалифицированного специалиста такая же, как и оплата труда, не требующая квалификации? (Например, у дворника и уборщицы зарплата 12 792 р.) Я не могу объяснить даже себе, зачем учиться и быть специалистом в своем деле, если это не отражается в достойной оплате и условиях труда.

Примечание: Я с уважением отношусь к любой работе, сама в студенчестве работала в сфере обслуживания и считаю, что не должно быть стыдно за какой-то определенный вид работы. Стыдно — это когда ты можешь работать, но предпочитаешь брать деньги у пожилых родителей или получать их незаконным путем.

Возможно, теперь некоторым станет понятно, почему психологическое сопровождение не работает, ЧП случаются все чаще, психологи практически не видят детей, а дети — психологов, выполняется только бумажная работа, а специалисты уходят в другие сферы или в коммерческие организации.

За 4 года работы в государственных образовательных учреждениях я не раз столкнулась с нарушением законов, деструктивным отношением, давлением и другими ненормальными вещами. Сейчас для меня главные критерии в поиске работы — это соотношение объемов труда и её оплаты, адекватность трудовых отношений (безопасность, законность).

Мы зададим все важные вопросы, чтобы вам было проще описать задачу.

Добрый день! Готова помочь

Здравствуте! Живу недалеко

Здравствуте! Когда нужна услуга

Специалисты напишут сами

Покажем заказ подходящим профи. Они напишут, если готовы помочь.

Все вместе 2000 рублей

Когда вам удобно?

Обо всех деталях договаривайтесь со специалистом и платите ему напрямую.

274 школьного психолога

13 в Новосибирске

Школьные психологи работают на выезде и принимают у себя

265 работают дистанционно

4.83 средний рейтинг

84 клиента нашли школьного психолога

за последние 12 месяцев

100% положительных отзывов

6 отзывов оставили клиенты за последние 12 месяцев. Из них 6 — положительные

Все профи в одном приложении

Установите по ссылке из СМС

Школьные психологи — отзывы

4,91 · 89 отзывов

Марина оставилa отзыв

Всё отлично. Ждем результатов экзаменов. Мальчик поступает в институт. К сожалению, качество преподавания пока проверить я не могу. По школьной программе мальчик подтянулся, но сейчас у него уже не школьная программа, а более глубокое изучение предмета. Преподаватель . ещё

Незаконные нагрузки, мизерная зарплата, отсутствие поддержки коллег и отчаянное желание в любом случае быть на стороне ребенка. Анастасия Дмитриева поговорила со школьными психологами об условиях труда и их возможностях реальной помощи ученикам.

Анастасия, Нижегородская область
Стаж работы: 3 года
250 учеников, 40 из них с ограниченными возможностями здоровья

— Когда я проработала первые три или четыре недели в школе, нас собрали на просветительский семинар. Нам, педагогам, должны были показать, как нужно работать с подростками. Приезжал на три дня мужчина. Мы смотрели, как он ведет открытые занятия для ребят.

Тематика — профилактика беспорядочных половых связей и подросткового секса.

И этот мужик лет пятидесяти просто орал со сцены на учеников.

В этом было столько осуждения и вины. Мне казалось, что я с этим не справлюсь.

Я думала: если тут так принято, значит, школа — это просто не мое, я так не могу. Но на третий день кто-то из коллег нашел в себе силы сказать, что то, как он общается с подростками, унизительно. И это стало надеждой: бывает по-разному, но есть люди, которые тоже заинтересованы и вовлечены. И стараются хорошо делать свою работу.

Оклад педагога-психолога — 9 700 рублей за 36 часов. Сейчас, после трех лет стажа, с надбавками, ставкой соцпедагога получается где-то 25 тысяч. И мы не имеем права иметь второго психолога: вторая ставка начинается с 300 детей в школе.

По расписанию у меня должны быть часы и индивидуальные консультации, но психолог — это еще и человек, которого можно задействовать где угодно. Сопровождать детей на ВПР (Всероссийская проверочная работа — Прим.ред .) или в поездке в школьном автобусе. Как будто психолог — такая расчетная единица. Из-за этого не всегда просто построить работу с детьми так, как хотелось бы. Нет контакта.

Есть план по работе с органами профилактики (комиссии по делам несовершеннолетних, прокуратура). Есть образец, к которому нужно стремиться: мероприятия должны быть примерно на одну тематику. Эти планы сложно переделывать.

Получается, что я поставлена в условия, когда нужно нарушить профессиональную этику.

За эти годы у меня получилось сделать другой план по воспитательной работе и некоторые мероприятия оттуда просто вычеркнуть. Мне было важно перевести работу психолога из выполнения тестирований в область, где можно понять, что творится с ребенком. Для этого с ним надо познакомиться.

На 250 человек это реально сделать: месяца через четыре я знала, как зовут каждого ребенка, бывала у них на классных часах, была в курсе их жизни. От школы такого запроса не было, это была моя личная инициатива. Психолог не воспринимался как человек, который консультирует.

Два самых больших вопроса — отношения в классе и отношения с родителями. Когда ученики узнали меня получше, стали приходить именно с этими проблемами.

Не так много детей, кто долго ко мне ходит. Если совсем болит, мы разговариваем про это, обычно до четырех-пяти встреч. Не что-то долгосрочное. Есть дети, с которыми сформированы отношения. Они готовы посещать мой кружок или мероприятия, которые я организовываю.

Администрации казалось, что сначала надо организовать учебную деятельность детей, а потом уже с ними разговоры разговаривать.

Хотя, на мой взгляд, наоборот: самоизоляция обостряет многие моменты.

В первый год работы не было кабинета для индивидуальных консультирований. Потому что вообще такой нормы в школе не было, чтобы с ребенком кто-то говорил. На втором этаже нашей школы были закрытые пять лет назад туалеты. Раковин там уже не было, остался кафельный закоулок. Шторами я закрыла проход туда, где стояли унитазы. Принесла ковер, обклеила все разноцветным крафтом. Дети принесли свои работы. На окне они нарисовали маркерами то, что захотели. Я поставила туда парту и два стула. Это был мой кабинет. Сейчас, слава Богу, у нас появился отдельный кабинет для тьютора и психолога. Но начиналось все с каморки. И наши дети до сих пор ее вспоминают.

С одной стороны, я благодарна администрации школы, что они проявляют какую-то лояльность. Если бы еще с их стороны было давление и они указывали бы, что делать, совсем было бы сложно. Сравнивая, как было, когда я пришла, и то, как происходит сейчас, — стало в разы лучше.

Анна, Ленинградская область
Стаж работы: 7 лет
1 000 учеников

— С сентября я в школе не работаю. До этого проработала ровно семь лет. На меня одну приходилась тысяча учеников. Это не законно: расчет ставки психолога идет до 500 человек учащихся. Но школа общеобразовательная, и даже предполагаемая вторая ставка не закрывалась. Желающих пойти работать вторым психологом не так много. Мне приходилось закрывать все потребности.

В течение первых двух лет я выстраивала возможную для себя и удобную систему работы с классами и согласовывала это с администрацией. Мы брали в обязательном порядке работу с первыми классами и их адаптацию, пятые классы, одиннадцатые.

А с остальными — по запросу. В течение первого триместра собирала заявки от учителей и потом непосредственно под их запрос старалась организовать свою работу.

Если, например, в классе возникала проблема, связанная со взаимоотношениями, я проводила групповой тренинг. Чтобы включить ребят в совместную игровую деятельность и они могли вспомнить, что такое дружить. Такая фронтальная работа со всем классом.

И постоянно на потоке еще индивидуальная работа.

По должностной инструкции на мне нет задачи, как таковой, по терапии. Это может быть разовая беседа с ребенком, потом приглашение родителей. Но в моей практике бывали случаи, когда дети еженедельно приходили на консультацию в течение двух месяцев и больше.

Когда мы работали с подростками, я оговаривала, что то, что они рассказывают мне, не будет известно никому больше. За исключением тех случаев, когда был риск для их жизни или здоровья. Таких случаев было три-четыре за семь лет моей работы. Там были суицидальные состояния. Все дети остались живы. Хотя однозначно сказать, что их состояние кардинально изменилось, я не могу.

Как правило, такие серьезные ситуации жестко завязаны на семейной обстановке. И, как правило, сами родители не идут в терапию, не обращаются за помощью.

Остается изо дня в день работать в сотрудничестве с классным руководителем, социальным педагогом и поддерживать ребенка, насколько это возможно.

Больше всего я уставала от формальной работы: написания отчетов и анализов. Тяжело понимать, что большинство из них пролистают и положат в стол. При этом я обязана их делать.

Каждый год мы получали на год распоряжение о массовом обследовании с 5-го по 11-й класс. Плюс подключалось МВД: темы, связанные с депрессивными состояниями, антисуицидальные меры. На мой личный взгляд, здесь явно есть недоработки. Из этих обследований можно вывести рабочую задачу и создать цикл мероприятий, чтобы помочь детям. Но, как правило, это не находит поддержки со стороны школы.

В школе сейчас такая нагрузка, что иной раз это просто некуда вместить. Обычно предложение исходило от меня и в свободном варианте: я говорила детям и предлагала поучаствовать. Кто хотел, приходил.

Запросы по учебе были единичны. Обращались дети с высокой мотивацией и высоким уровнем притязания. Как правило, это отличники.

А если мы говорим, наоборот, о педагогической запущенности, то чтобы такому ребенку помочь, нужна целая система помощи. Если мы говорим не о начальном звене, а о старшей школе, — это ряд педагогов. Очень трудно замотивировать и вдохновить всех работать с одним ребенком.

Конечно, это дополнительная нагрузка. Стандарты, спущенные сверху, то, как это представлено комитетом, очень расходится с возможностями на местах. Дети с ОВЗ переводятся в общеобразовательные школы из коррекционных школ. А кадры не обучены.

В эти семь лет меня поддерживал отклик детей. Каждый из них, приходя ко мне в кабинет, получал то, что ему необходимо: внимательное отношение, поддержку. Они очень благодарно относились к моей работе. Это ценно.

Еще возможность проводить и реализовывать свои задумки и эксперименты. Я пыталась проводить лектории для родителей, сторонние исследования детско-родительских отношений, чтобы как-то их сблизить друг с другом, необычные курсы. Например, курсы по скорочтению, когда дети в короткие сроки пытались овладеть чем-то новым. Я пробовала, что можно сделать из ничего своими руками.

С сентября я не работаю в школе. Стало неприемлемо, что порой мои большие усилия ложились куда-то тяжким грузом и без результата.

Я вроде бы сделала все, что нужно, меня похвалили, но кому это реально помогло, непонятно.

И, конечно, чтобы получать комфортную сумму, нужно было брать дополнительную нагрузку. За счет ставки это не выходило.

С этого года я полностью ушла в частную практику.

Татьяна, Удмуртия
Стаж работы: 31 год
240 учеников

Сейчас дети так загружены, что никаких моих часов нет. Если только меня приглашают на классный час или родительские собрания. Есть день, когда я провожу индивидуальные консультации. А так это, знаете, поймал — привел. Обращаются классные руководители или родители. Я прихожу на родительские собрания, презентую себя, завлекаю их. И если у них возникает потребность, они звонят, записываются.

Сами ученики могут подойти ко мне в любое время. Но я не могу сказать, что они часто этой возможностью пользуются. В основном, классный руководитель просит обратить внимание, и стараешься уже работать с этим. У нас небольшая школа, столкнуться в коридоре с нужным ребенком легко. Потом я уже думаю, что могу предложить в этой ситуации.

Дело в том, что я ведь еще веду английский язык. Мы с ними встречаемся по три раза в неделю. Безусловно, здесь есть конфликт интересов: я как психолог и я как учитель английского языка.

Но вы знаете, буквально позавчера я читала: Роспотребсоюз считал средние зарплаты. Оказывается, с 12 тысяч до 20 сейчас считается уровнем бедности. А ниже 12 тысяч — это уже нищета. У меня высшая категория уже лет 20, моя ставка — 11 тысяч. Если не вести уроки, извините, протянешь копыта. И надо работать на две ставки, только чтобы выйти с уровня нищеты.

Почему я не ушла за 30 лет? Я — любознательный человек, обожаю читать и узнавать постоянно что-то новое. Проходила много тренингов, курсов. Меняются техники: появились метафорические ассоциативные карты, телесно-ориентированная психотерапия, сказкотерапия. Так много всего, мне интересно! И это пригождается на работе. Те же МАК (метафорические ассоциативные карты — Прим. ред .) я использую на консультациях с учениками. Чтобы разговорить ребенка, карты работают великолепно. Этот метод помогает детям самим делать выводы и менять свои действия, поступки. Они сами рассказывают, что видят, что чувствуют.

Психолог ведь не дает советов. Он просто помогает увидеть ситуацию с другой стороны.

Раньше я была более категорична. Но меняюсь я, и меняется мое отношение к детям.

Я сейчас больше на стороне детей, встаю на защиту их интересов.

Мария, Санкт-Петербург
Стаж работы: 3 года
70 учеников

— У нас — коррекционная школа, психологов несколько. Каждый отвечает за своих учеников. У меня — инвалиды и опекаемые, с первого по девятый класс. Но это не значит, что все они нуждаются в сопровождении. Не каждый ребенок нуждается в постоянной поддержке и коррекции.

Так как школа специфическая, ученики с задержкой развития, поэтому основные запросы у нас — эмоционально-волевая сфера и коммуникация. Детки не знают, как общаться, не умеют это делать. Их самооценка неадекватна: они не критичны к себе. Приходится беседовать о реальности, рассказывать, как все это работает, давать жизненные упражнения: по контролю агрессии, управлению эмоциями.

С помощью диагностики и наблюдения выявляются те, у кого ярко выраженные трудности, их уже отправляют к нам. Мы объясняем, что такое психолог, чем мы можем здесь заняться. В процессе беседы выясняется, какие у них трудности, как они это видят.

Зачастую родители таких деток сами имеют подобные диагнозы и задержку развития. Очень много родителей — бывшие ученики нашей школы. У них снижен интеллект, понимание, логика, контроль эмоций.

Бывают конфликты в семье, потому что ни ребенок, ни родители не могут держать себя в руках. И очень сложно бывает общаться.

В то же время нет такой бешеной нагрузки, как в общеобразовательной школе. У нас хотя бы четко определен функционал, много специалистов в школе. Их достаточное количество на тех детей, что у нас есть. Серьезная служба сопровождения, социальные педагоги.

И, тем не менее, все равно школа переполнена. Она не рассчитана на такое количество учеников. По нормативам в классе должно быть 10-12 человек, у нас по 18. Это уже гораздо тяжелее учителю. Представьте, дети с дефицитами внимания, гиперактивностью, когнитивными отклонениями.

Но сейчас даже обычные дети, если честно, мне все больше напоминают наших детей — неумением держать себя в руках, сниженным контролем.

Это мое первое место работы. Я не шла сюда целенаправленно. Просто получилось, что сюда меня могли взять. Психологам вообще очень сложно без опыта работы: никто не хочет брать. А где взять этот опыт работы, тоже никто не говорит.

Я не скажу, что работать было очень сложно. Хотя на любом месте есть период притирки. Все тебя проверяют: от первоклассника до уборщиц. Главное, пройти этот период максимально бережно для себя. А дальше ты уже понимаешь, как и что здесь происходит.

Через год работы, когда я пришла на 1 сентября и дети были мне рады, я поняла, что эту проверку прошла. И стало легче.

Я — довольно молодой сотрудник и по возрасту, и по стажу работы. И есть большие сложности с коллегами. Отношение такое, словно ты у них что-то украл. Настрой негативный, и с этим очень сложно. Тебе ничего не объясняют. Там, где могли бы просто подсказать, начинаются выяснения и претензии. Хотя по факту тебе просто никто не говорил о тонкостях и нюансах работы. Как будто ты обязана все знать сама.

Коллеги не признают свои ошибки, не готовы к диалогу, не готовы менять свое поведение в отношении учеников. Хотя они тоже часто бывают неправы.

Но не бывает же так, что только в детях дело! Вот они такие все нехорошие, и только с ними надо работать.

Все мы — живые люди, все имеем свойство ошибаться. Вопрос в том, что мы с этим делаем дальше. Признаем свое несовершенство или ошибки перед детьми? Для меня, например, ничего в этом нет страшного. Если я извинюсь перед ребенком, это не умалит моего достоинства. Но почему-то для коллег это как красная тряпка.

Я на работе предпочитаю работать. У меня своя практика, я веду блог. Там рассказываю о своей работе, а школу стараюсь не затрагивать. Но, в целом, это почему-то очень раздражает моих коллег и создает неприязнь.

Сейчас я в декрете, и из декрета на работу уже не вернусь. Я себе представляла, наивная, что мы все, плечом к плечу, будем делать одно большое и благородное дело. И вроде все в этом заинтересованы. Но получается, что каждый сам за себя. И начинается какая-то борьба и конкуренция. Если они собрались тебя травить, они будут делать это до победного.

Читайте также: