Республика шкид сценарий для школьного театра
Обновлено: 05.07.2024
Октябрьская революция, Гражданская и Первая мировая война - все эти события уложились меньше чем в десятилетие. Главными жертвами этих кровавых игр стали дети. Брошенные на произвол судьбы, они озлобились и готовы были перегрызть глотку за кусок хлеба. Но виноваты ли они, что стали такими?
Дети вольных цыган, рабочих, крестьян, ремесленников и даже потомок древнего дворянского рода - в Республике ШКИД все равны. Война всех уравняла. Образ Мамочки навсегда врезается в память, потому что такие вот талантливые, хитрые, изворотливые, но не потерявшие человечности "мамочки" встречаются, к сожалению, и в наше время. Я знаю. Я несколько лет работал в детском доме.
В этой статье вы найдете семь интересных фактов о съемках культового советского фильма.
Фильм должен был быть двухсерийным
Геннадий Полока, режиссер "Республики ШКИД" изначально наснимал материала для полноценного двухсерийного фильма. Во второй серии молодой ростовщик Слаёнов до того "оборзел", что заказывал еду из ресторана. Но, советская цензура сократила кино до полутора часов, вырезав особо острые моменты.
Энциклопедия для школьных хулиганов
Именно такую характеристику дал фильму Министр внутренних дел СССР, который был категорически против выхода "Республики ШКИД" на большой экран. Особенно его возмутил эпизод с открытыми демократическими выборами, когда дети голосуют за кандидатов на правящие должности в "республике".
Скандал со сценарием
Автором сценария "Республики ШКИД" был Леонид Пантелеев, соавтор одноименной книги. От съемок фильма по его сценарию отказались 11 режиссеров.
Буквально за две недели режиссер фильма Геннадий Полока сделал свой вариант сценария, что очень не понравилось Пантелееву. На худсовете он заявил, что в его версии сценария было всё гениально, кроме режиссера.
Зарождавшийся конфликт урегулировал Сергей Юрский, который вступился за молодого режиссера и помог отстоять переделанный вариант сценария. Однако имя Пантелеева всё равно осталось в титрах фильма, что принесло ему огромные деньги с проката.
Подкуп и вредительство
Через некоторое время после выхода картины в широкий прокат Геннадию Полоке предложили продать полную двухсерийную версию на телевидение. Когда он поехал на Ленфильм за отснятыми главами, то с удивлением обнаружил, что монтажницы уничтожили весь материал. Как потом выяснилось - их кто-то подкупил.
Фашизм и нетрадиционная ориентация
Детей для съемок фильма набирали, в основном, из спецприемников. Геннадий Полока хотел, чтобы в "Республике ШКИД" снимались пацаны, знающие о преступности не из рассказов. Большинство юных актеров справились со своими ролями, но были и неприятные ситуации.
Парня по фамилии Кривуля, режиссер взял в фильм из-за специфической некрасивой внешности. Мать этого пацана жила с немцем и юноша был помешан на фашистской символике. Кроме того, у него обнаружились гомосексуальные наклонности.
Когда другие дети заметили, что Кривуля принуждает малышей к непристойным действиям, то жестко его избили и больше тот на съемочной площадке не появлялся. Хотя в некоторых массовых сценах его можно увидеть в финальной версии фильма.
Настоящее ограбление
В один из съемочных дней группа ребят под предводительством Саши Кавалерова (Мамочки) позаимствовали из реквизита револьвер и ограбили близлежащий магазин. Дело, к счастью, быстро замяли.
А однажды малолетние актеры-хулиганы перерезали центральный провод звукозаписи на Ленфильме. Из-за этой "шалости" остановились съемки 16 фильмов.
Тоня Маркони (Виолетта Жухимович),
"Мамочка" (А.Кавалеров),
"Гога" (Виктор Перевалов),
"Якушка" - (Вл.Левитанский),
Петруха - в фильме он в эпизодах. Потом - "Петруха" в "белом солнце. "
Слаенов - (Вл.Колесников) - ростовщик итд.
В сценарии - вор в законе, которого и пытаются найти.
******************************
"Янкель" (Лев Вайнштейн),
"Цыган" (Анатолий Подшивалов),
"Купец" (Юрий Рычков),
"Дзе" (Сандро Товстоногов),
а так же Павел ЛУСПЕКАЕВ (Косталмед) -
- уже ушли из жизни.
. но, тем не менее, их имена и судьбы, так или иначе вплетаются в сюжетную линию.
С уважение,
Алексей Догадаев
Криминальная драма. Возможно, со счастливым концом.
Все вышеупомянутые живые - в Питере. Связь с ними есть.
Ну тут комментировать почти нечего. Если желаете - ищите ТВ-канал - заказчик, связи и продюсера. Иногда случается чудо: продолжение получается намного интересней первоначальной картины. Но чаще бывает наоборот: задуманное автором продолжение киноромана становится. не интересным. Наверное Полока сам мог бы снять "Республика ШКИД - 2". И со сценарием не было бы проблем. Но Его Величество Время уже безвозрастно ушло. А то, что некоторые актёры рады Вашей идее. то это ни чуть не означает, что от ихнего "да" зависит судьба продолждения "РШ-2". Как пример: для продолжения сериала "Роксалана", в котором снималась знаменитая укр. актриа Ольга Сумская. самой Ольге пришлось. искать деньги на картину ("Роксалана-2"). . Сегодня в киноиндустрии вопрос запуска той или иной картины решается наличием оригинального сценария и деньгами. Я так пологаю, что ни сценария, ни тем более денег пока нет. Есть лишь благие намерения сделать продолжение. Так? Ну что. Дерзайте. Дорогу осилит идущий. :)
Абсолютно с Вами согласен! В первой, скажем так, части Вашего Комментария. Про плагиат - здесь могу поспорить. Нигде в сценарии не упоминается "РШ". А имена - нет ни Гоги, нет Савушки, нет Мамочки, . А, если, встречаются СОВПАДЕНИЯ - Слаенов, так это не плагиат. Хотя, конечно же, все эти дела с АВТОРСКИМ правом мне необходимо выяснить весьма внимательно. Что касается СВЯЗИ со сценаристом и режиссером, тут такие дела: Леонид Пантелеев - автор сценария - уж нет его в живых. Мне важней сейчас ИМЕННО не ссылки на Авторское Право, а услышать некую заинтересованность, прочитавших ЭТО, людей. Геннадий Полока - режиссер-постановщик - уже пол-года не могу с ним связаться. Но - это мои проблемы. Блуждая по Кино-сайтам Сети, (пока!) увидел положительные реакции на мою, возможно, бредовую идею. "Мушкетеры" уже готовы. Читал, что - не "фонтан". Однако, ЭТО будут смотреть.
Вообще то для написания сценария по мотивам уже вышедшей картины, не плохо было бы найти автора картины, сценариста и пообщаться с ним. А то, как бы ваши благие намерения. не потянули бы весьма не приятную историю - плагиат. Ведь вы хотите написать сценарий. уже по готовому фильму. Тогда извольте соблюдать законы и права первообладателя сценария картины "Республика ШКИД".
"Дело - за "малым" - деньгами. Где их найти и кто поручится, что "Республика-ШКИД - 2" окупит все расходы. " Тот и поручится, кто деньги вложит :-) Конечно, всё не просто. Но, вот, Вы уже ответили. И это радует. Начало читали, лишь Виолетта Жухимович и Вл.Левитанский. "Будем посмотреть", как говориться.
Сама по себе идея - прекрасная. Хотелось бы, что бы такая картина когда нить появилась. Но, увы. Кризис в кино (как и везде) отодвинул многие планы. Слышал, что планирновали снять продолжение картины "Белое солнце пустыни", "Москва слезам не верит" и пр. И что? Глухо. Относительно "Республики ШКИД". то многое ещё можно восполнить. С. Юрский - вроде бы жив-здоров, хотя уже в годах. Надеюсь, что и другие актёры. были бы не против сняться в продолжении знаменитой "хулиганской" ленты. Дело - за "малым" - деньгами. Где их найти и кто поручится, что "Республика-ШКИД - 2" окупит все расходы. :)
Столовая ревела, стонала, надрываясь десятками молодых глоток:
– Из пайка уделим!
Столовая ревела вдохновенно, азартно, единодушно. Наконец Викниксор поднял руку и наступила тишина.
– Значит, ребята, решено. Всех гостей мы будем угощать. Чем? Это обсудит специально выделенная комиссия. На угощение придется уделить часть вашего пайка, но мы постараемся сделать это безболезненно. Значит, на выделение продуктов из пайка все согласны?
Столовая ревела, стонала, надрывалась.
Это были предпраздничные дни Великой Октябрьской революции. Республика Шкид решила с помпой провести торжество и для этого торжественного дня поставить спектакль. Для гостей, родителей и знакомых, не в пример прочим школам, единогласно постановили устроить роскошный ужин. Поэтому-то так азартно и ревела республика, собравшись в столовой на обсуждение этого важного вопроса.
– Уделим! Уделим! – кричали со всех сторон, и кричали так искренне и единодушно, что Викниксор согласился.
Шкида перед праздником наэлектризована.
В столовой еще не отшумело собрание, а в Белом зале, на самодельной сцене, уже собрались участники завтрашнего спектакля.
– Черт! Пыльников, ведь ты же шпионка, ты – женщина. На тебе же платье будет, а ты – руки в карманах – как шпана, разгуливаешь, – надрывается Япончик, главреж спектакля.
Пыльников снова начинает свою роль, пищит тоненьким бабьим голоском, размахивает ни к селу ни к городу длинными красными руками, и Япончик убеждается, что Сашка безнадежен.
– Дурак ты, Саша. Идиот, – шепчет он, бессильно опускаясь на табуретку. Но тут Саша обижается и, перестав пищать, грубо орет:
– Иди ты к чертовой матери! Играй сам, если хочешь!
Япончику ничего не остается, как извиниться, иначе ведь Сашка играть откажется, а это срыв. Прерванная репетиция продолжается.
– Эй, давай первую сцену! Заговор у белых.
Выходят и рассаживаются новые участники. В углу за кулисами возится Пантелеев. Он завтехчастыо. На его обязанности световые эффекты, а как их устроить, если на все эффекты у тебя всего три лампочки, – это вопрос. Пантелеев ковыряется с проводами, растягивая их по сцене. Играющие спотыкаются и ругаются.
– Какого черта провода натянули?
– Что тут за проволочные заграждения?!
Но Япончик успокаивает актеров.
– Ведь надо, ребята, устроить. Надо, без этого нельзя. – И любовно смотрит на согнувшегося над кучей проволоки Леньку. Япончик радуется за него. Ведь сламщики – Ленька и Янкель – опять стали своими, юнкомскими. Правда, в Цека их еще не провели, но они уже раскаялись:
– Виноваты, ребята, побузили, погорячились.
* * *
– Янкель, а в чем мне выходить? Ты мне костюм гони, и чтоб обязательно шаровары широкие, – гудит Купец, наседая на Янкеля. Он играет в пьесе себя самого, то есть купца-кулака, и поэтому считает себя вправе требовать к своей особе должного внимания.
– Ладно, Купочка, достанем, – нежно тянет Янкель, мучительно думая над неразрешенным вопросом, из чего сделать декорации. Завтра уже спектакль, а у него до сих нор нет ни костюмов, ни декораций.
Янкель – постановщик, но где же Янкелю достать такие редкие в шкидском обиходе вещи, как телефон, винтовки, револьвер, шляпу? Но надо достать. Янкель отмахивается от наседающих актеров. Янкель мчится наверх – стучит к Эланлюм.
– Элла Андреевна, простите, у вас не найдется дамской шляпки? А потом еще надо кортик для спектакля, и еще у вас, я видел, кажется, висел на стене штык японский…
Эланлюм дает и штык, и кортик. Эланлюм любит ребят и хочет помочь им. Все она дает, даже шляпу нашла, кругленькую такую, с цветочками.
От Эланлюм Янкель тем же аллюром направляется к Викниксору.
– Виктор Николаевич, декораций, бутафории нет. Виктор Николаевич, вы знаете, если бы можно было взять из кладовки штук десять американских одеял! А?
Викниксор мнется, боится: а вдруг украдут одеяла, но потом решает:
– Ты, Черных, будешь отвечать за пропажу.
Янкелю сейчас все равно, только бы свои обязанности выполнить, получить.
– Хорошо, Виктор Николаевич. Конечно. Отвечаю.
Через десять минут под общий ликующий рев Янкель, кряхтя, втаскивает на спине огромный тюк с одеялами. Тут и занавес, и кулисы, и декорации.
– Братишки, а зал-то! Зал! Ведь украсить надо, – жалобно причитает Мамочка. Все останавливаются.
Ребята озадачены, морщат лоб – придумывают.
– Ельничку бы, и довольно.
– Да, ельничку неплохо бы.
– Ура, нашел! – кричит Горбушка.
Весь актерский состав вместе с режиссерами и постановщиками уставился в ожидании на Горбушенцию.
– Есть, – торжествующе говорит тот, подняв палец. – У нас есть, на Волковском кладбище.
– Идиот! – слышатся возбужденные голоса, но Горбушка стоит на своем:
– Чего ругаетесь? Поедемте кто-нибудь со мной, ельничку привезем до чертиков. Веночков разных.
– А что такого? Неважно. Покойнички не обидятся.
– А ведь, пожалуй, и впрямь можно.
– Едем! – вдруг кричит Бобер.
– Едем! – заражается настроением Джапаридзе. Все трое испрашивают у воспитателя разрешение и уезжают, как на подвиг, напутствуемые всей школой. Остающиеся пробуют работать, репетировать, но репетиция не клеится: все помыслы там, на Волковом. Только бы не запоролись ребята.
Ждут долго. Кальмот чирикает на мандолине. Он выступает в концертном отделении, и ему надо репетировать свой номер по программе, но из репетиции ничего не выходит. Тогда, бросив мелодию, он переходит на аккомпанемент и нудно тянет:
У кошки четыре ноги-и-и,
Позади ее длинный хвост.
Но трогать ее не моги-и-и
За ее малый рост, малый рост.
А в это время три отважных путешественника бродили по тихому кладбищу и делали свое дело.
– Эх и веночек же! – восхищался Дзе, глядя на громадный венок из ели, перевитый жестяной лентой.
– Не надо, не трогай. Этот с надписью. Жалко. Будем брать пустые только.
На кладбище тихо. На кладбище редко кто заглядывает. Время не такое, чтобы гулять по кладбищенским дорожкам. Шуршит ветер осенний вокруг крестов и склепов, листочки намокшие с трудом подкидывает, от земли отрывает, словно снова хочет опавшие листья к веткам бросить и лето вернуть.
Ребятам в тишине лучше работать. Уже один мешок набили зеленью, венками, веточками и другой стараются наполнить. Забрались в глушь подальше и хладнокровно очищают крестики от зелени.
– И на что им? – рассуждает Дзе. – Им уже не нужно этих венков, а нам как раз необходимо. Вот этот, например, веночек. Его хватит всего Достоевского убрать. И на Гоголя останется… Густой, свежий, на весь зал хватит.
Мешки набиты до отказа.
– Ну, пожалуй, довольно.
– Да… Дальше некуда. Вон еще тот прихватить надо бы, и совсем ладно.
Нагруженные, вышли где-то стороной, оглянулись на крестики покосившиеся и пошли к трамваю. Приехали уже к вечеру, вошли в зал и остановились, ошеломленные необычайным зрелищем.
За роялем сидел воспитатель и нажаривал краковяк, а Шкида, выстроившись парами, переминалась с ноги на ногу и глядела на Викниксора, который стоял посреди зала и показывал на краковяка:
– Сперва левой, потом правой. Вот так, вот так!
Викниксор заскользил по паркету, вскидывая ноги.
– Вот так. Вот так. Тру-ля-ля. Ну, повторите.
Шкида неловко затопала ногами, потом подделалась под такт и на лету схватила танец.
– Правильно. Правильно. Ну-ну, – поощрял Викниксор.
Ребята вошли во вкус, а Кубышка, старательно выделывая кренделя своими непослушными ногами, даже запел:
Русский, немец и поляк
В самый разгар общего оживления распахнулись двери зала и послышался голос Джапаридзе:
– А мы зелень принесли!
Пары сбились, и все бросились к пришедшим.
Развязывая мешки, Дзе спросил:
– А что это Викниксор прыгает?
– Дурак ты! Прыгает. Он нас танцам к завтрашнему вечеру учит, – обиделся Мамочка.
Зелень извлекли при одобрительном реве и тут же начали украшать зал. Уже наступил вечер, а ребята все еще лазали с лестницей по стенам, развешивали длинные гирлянды из ели и украшали портреты писателей и вождей зелеными колкими ветками.
– Ну вот, как будто и все.
Белый зал стал праздничным и нарядным, из казенного, сверкающего чистотой и белизной помещения он превратился в очень уютную большую комнату.
– Пора спать, – напомнил воспитатель, и через минуту зал опустел.
* * *
День начался сутолокой. В зале шла последняя, генеральная репетиция, в кухне готовился ужин гостям. В канцелярии стряпались пригласительные билеты и тут же раздавались воспитанникам, которые мчались к родителям, к родственникам и знакомым.
Шкида стала на дыбы.
Подошло время обеда, но как-то не обедалось. Ели нехотя, занятые разговорами, взволнованные. Старшие, не дообедав, ушли на репетицию, младшие, рассыпавшись по школе, таскали в зал стулья и скамейки и устанавливали их рядами. Шкидцы сияли, и Викниксор был вполне доволен, видя отражение праздника на их лицах.
Часа в четыре актеры кончили репетицию.
– Довольно прилично, – заключил критически Япончик, потом скомандовал:
– Час отдыху. А затем – гримироваться!
Декорации также были готовы. Американские одеяла оказались хорошим подспорьем, и маленькая подкраска цветными мелками дала полную иллюзию комнаты. Установили стол и стулья, на сцену повесили карту.
В пятом часу начали собираться гости. Специально откомандированный для этой цели отряд шкидцев отводил их в комнату для ожидания, и там они сидели до поры до времени со своими родственниками-учениками.
На сцене тем временем шли последние приготовления. Притащили обед – суп и несколько булок из порций, предназначавшихся гостям. Все это требовалось в первом действии. Кулак, хозяин дома, должен был угощать на сцене участников белого заговора.
За кулисами гримировались, когда пришел Викниксор и озабоченно бросил:
– Мы готовы, – раздалось в ответ. Пять минут спустя зазвенел звонок, призывающий занять места. Сгрудившись у занавеса, ребята смотрели в щелку, как заполнялось помещение. Народу пришло много. При виде рассаживающихся гостей Японец заволновался, скрипнул зубами и неопределенно процедил:
– Ну, будет бой. Не подпакостить бы, ребятки.
– Не подпакостим. Япончик, – ухмыльнулся Купец, что-то прожевывая. – Не бойся, не подпакостим…
Грянул второй звонок. Зал зашумел, заволновался и стал затихать. С третьим звонком судорожно дернулся занавес, но не открылся. Зрители насторожились и впились глазами в сцену. Занавес дернулся еще два раза и опять не раздвинулся. В зале наступила тишина. Все с интересом следили за упрямым занавесом, а тот волновался, извивался, подпрыгивал, но пребывал в прежнем замкнутом положении. Кто-то в зале посочувствовал:
– Ишь ты, ведь не открывается.
Вдруг из-за сцены донеслось приглушенное восклицание:
– Дергай, сволочь, изо всей силы. Дергай, задрыга!
Что-то треснуло, занавес скорчился и расползся, открывая сцену. Зрители увидели комнату и стол посредине, вокруг которого шумели заговорщики.
На сцене собралось довольно необычное общество.
За столом сидел Купец в каком-то старомодном сюртуке или в визитке и в широченных синих шароварах. Возле него восседала какая-то не то баба, не то дамочка. Определить социальную принадлежность этой особы было затруднительно, потому что она была как бы склеена из двух разных половинок: верхняя часть, вполне отвечавшая требованиям спектакля, изображала интеллигентную особу в шляпе с пером, а нижнюю она как будто заняла у какой-то рязанской крестьянки в ярком праздничном платье с разводами. Однако с таким раздвоением личности зрители скоро свыклись, так как и другие заговорщики выступали в не менее фантастических костюмах, а главный вдохновитель белых, французский дипломат, в подтверждение своей буржуазной сущности имел всего-навсего один довольно помятый цилиндр, которым он и жонглировал, прикрывая шкидские брюки из чертовой кожи и холщовую рубаху.
Действие проходило мирно, и Японец уже начал было успокаиваться, как вдруг на сцене произошло недоразумение.
Кулак по ходу пьесы возымел желание угостить заговорщиков и, воодушевившись, позвал кухарку.
– Эй, Матрена! Неси на стол! – густейшим басом заговорил Купец.
В ответ – гробовое молчание.
– Матрена, подавай на стол.
Опять молчание. Заговорщики смущенно заерзали, смущение проникло и в зрительный зал. Зрители заинтересовались упрямой Матреной, которая с таким упорством не откликалась на зов хозяина, и затаив дыхание ждали.
Купец побледнел, покраснел, потом в третий раз гаркнул, уже переходя границы текста из пьесы:
– Матрена! Ты что ж, дурак, принесешь жрать или нет?
Вдруг за кулисами что-то завозилось, потом тихий, по внятный голос выразительно прошипел:
– Что же я тебе вынесу, дубина? Слопал все до спектакля, а теперь просишь.
В зале хихикнули. Япончик побледнел и помчался на другую сторону сцены. Там, у кулисы, стояла растерявшаяся кухарка – Мамочка.
– Неси, сволочь! Неси пустые тарелки, живо! – накинулся на нее Японец.
Между тем Купец, не имея мужества отступить от роли, продолжал заунывно взывать:
– Матрена! Подавай на стол, Матрена! Неси на стол.
Весь зрительный зал сочувствовал Офенбаху, попавшему в глупое положение, и вздох облегчения пронесся в рядах зрителей, когда одноглазая Матрена, гремя пустой посудой, показалась наконец на сцене. Спектакль наладился. Играли ребята прилично, и зрители были довольны.
Во втором действии, однако, опять произошла заминка.
В штаб красных пришла шпионка. Сцена изображала сумерки, когда Саша Пыльников, облаченный в шляпу с пером, таинственно появился перед зрителями. Он прошипел дьявольским голосом о конце владычества красных и подбежал к карте.
– Ага, план наступления, – хрипло пробормотал он.
Зрители притаились, зорко наблюдая за коварной лазутчицей из стана белых. Тут Саше понадобилось достать коробок и, чиркнув спичкой, при ее свете разглядывать план. И вот, в решительный момент он вдруг вспомнил, что спички находятся под юбкой, в кармане брюк.
Саша похолодел, но раздумывать было некогда, и, мысленно обозвав себя болваном, он полез в карман. Зал ахнул, испуганный таким неприличным поведением шпионки. Но тотчас же все успокоились, узрев под юбкой знакомые черные брюки.
Инцидент прошел благополучно, но, продолжая играть свою роль, Саша вдруг услышал за кулисами весьма отчетливый голос Япончика:
– Разве не говорил я, что Саша – круглый идиот?
Третье действие прошло без всяких осложнений, и пьеса кончилась.
Концертное отделение отменили, так как Кальмот разнервничался и порвал все струны на мандолине, а его номер был главным.
После спектакля гостей повели к столу, где их ожидали ужин и чай с бутербродами и булками.
И тут шкидцы показали свою стойкость. Они проголодались, но держались бодро. Трогательно было наблюдать, как полуголодный воспитанник, глотая слюну, гордо угощал свою мамашу:
– Ешь, ешь. У нас в этом отношении благополучно. Шамовки хватает.
– Милый, а что же вы-то не едите? – спрашивала участливо мать, но сын твердо и непринужденно отвечал:
– Мы сыты. Мы уже поели. Во! По горло…
Пир кончился. За время ужина зал очистили от мебели, и под звуки рояля открылись танцы.
Шкидцы любили танцевать – и танцевали со вкусом, а особенно хорошо танцевали сегодня, когда среди приглашенных было десять или двенадцать воспитанниц из соседнего детдома. Все они были нарасхват и танцевали без отдыха.
Вальс сменялся падепатинером, падепатинер тустепом, а тустеп снова вальсом.
Скользили, натирали пол подметками казенной обуви и поднимали целые тучи пыли.
Перевалило за два часа ночи, когда Викниксор замкнул наконец на ключ крышку рояля.
Гости расходились, младшие отправились спать, а старшие, выпросив разрешение, шумной, веселой толпой пошли провожать воспитанниц.
Вместе с ними вышли Янкель и Пантелеев. Они взяли у Викниксора разрешение уйти в отпуск и были довольны необычайно.
На улице было не по-осеннему тепло.
У ворот парочка отделилась от остальных и не спеша двинулась по проспекту. Хрустела под ногами подмерзшая вода, каблуки звонко отстукивали на щербатых плитах. В три часа на улице тихо и пустынно, и сламщикам особенно приятна эта тишина. Сламщикам хорошо.
Все у них теперь идет так ладно, а главное – у них есть два червонца, с которыми они в любой момент могут тронуться в Одессу или в Баку на кинофабрику.
Последний из названный фильмов был снят по одноименной повести Л. Пантелеева (псевдоним Алексея Еремеева) и Григория Белых, рассказывающей о беспризорниках первых лет советской власти, волею судьбы оказавшихся в школе-коммуне имени Ф.М. Достоевского (ШКиД).
ГЕННАДИЙ ПОЛОКА: ПУТЁВКА В ЖИЗНЬ
Лакировочно-парадный кинематограф закончился со смертью Сталина. На Западе уже во всю расцвёл неореализм. И наша режиссура, особенно молодая, бросилась создавать советский неореализм. Но к середине 1960-х неореализм на Западе отошёл, и у нас начал отходить. Советское кино становилось серым, бесформенным. Начинался застой. И моя картина как раз была протестом против застоя.
Он играл в президента, в демократию, в парламентаризм. Пусть парламентаризм его был немножко гротесковый, но – парламентаризм! Во время выборов президента его, Викниксора, могли и не выбрать, и никто не сомневался в том, что он как истинный демократ уйдёт с достоинством. Правда, все это едва ли было понятно 12–15-летним зрителям, но взрослых потрясало.
Я прекрасно понимал, что историю с демократией, которую мне разрешили разыграть в детском кино, никогда бы не разрешили во взрослом. И тем не менее…
В ролях подростков снималось буквально три-четыре человека, в той или иной степени владеющих профессией. Во-первых, Сандро Товстоногов. Затем, Витя Перевалов, Володя Колесников, Толя Подшивалов – Толя занимался в существовавшей тогда при БДТ студии. А остальные…
В Питере было две колонии. Одна – на улице Аккуратова. Младших шкидцев нам привозили с улицы Аккуратова. В основном это были беспризорники, которых ловили на вокзалах. Конечно, в то время не было такого количества беспризорников, как сейчас, но всё-таки они были. Ещё были сироты. И те и другие – с криминальным прошлым, а то и настоящим.
Годы спустя: режиссёр Сандро Товстоногов и актёр Николай Годовиков
Второе учреждение, откуда мы черпали кадры, – интернат со специальным режимом на улице Попова. Там я нашёл исполнителя роли Пантелеева Артура Исаева, Славу Романова, сыгравшего Воробья. Многих. Артур Исаев такой ворюга был! А внешность – благородная, и манеры – благородные.
Один парень, который у нас снимался, был наводчиком. Он звонил в дорогие квартиры, и определялся, кто когда приходит, кто когда уходит. Из подобной же публики возник Мамочка. Сашка Кавалеров не любит вспоминать, но он тоже был настоящий уголовный ворюга.
Но что в этих ребятах для кино было выгодно? Они ведь все артисты. Они всё время обманывают. Поэтому ребята были податливы и в творческом процессе.
Но в подростковый – возраст самоутверждения, часто болезненного до противоестественности самолюбия. Подростки ранимые, они при каком-то малейшем намёке на иронию, замыкаются, закрываются. Это тоже нельзя не учитывать. С маленькими проще.
У меня бывали подобные случаи. Когда я не в состоянии был сдержаться. На съёмках присутствовали воспитатели, появлялись чьи-то родители, но толку-то от их присутствия! Я срывался – и как врежу! И это, как ни странно, у ребят всегда вызывало уважение. Уважение в большей степени, чем страх. И понимание того, что ты живой человек и что тебе стоит доверять.
А случались вещи страшные. Ну, скажем, был у нас 16-летний парень – гомосексуалист. Он семилетних мальчишек загонял в туалет и насиловал… Малыши ходят заплаканные, а мы понять не можем, почему. Они ж, напуганные, запуганные, молчат. Каким-то образом информация просочилась. Не знаю, чтобы я с этим подонком сделал, но старшие ребята остановили:
– Геннадий Иванович, если узнают про ваше рукоприкладство, картину остановят. Давайте сначала разберёмся мы…
Старшие спровоцировали этого негодяя – подсунули ему маленького паренька, и когда убедились, что всё правда, жестоко избили. Конечно, ни в каком кино он больше не снимался.
Ребята считали, что спасли меня от больших неприятностей. Правильно это с точки зрения педагогики или неправильно? Конечно нет. Но всегда ли в жизни всё по правилам педагогики? В поступке ребят было ещё и чувство ответственности передо мной, перед тем делом, что мы делаем, за которое и они болеют. И в этом есть что-то вызывающее уважение. Но с другой-то стороны, они пожертвовали мальчиком. Тоже совершили преступление. То, что я узнал об этом слишком поздно, меня не оправдывает. Ну и, конечно, избиение не способ воспитания. Но это и никакая не армейская дедовщина. Дедовщина – это подавление и, прежде всего, моральное унижение человека. А здесь вроде бы наоборот – торжество справедливости. Так они считали…
Кстати, Володе Мотылю я рекомендовал и Петруху – Коля Годовиков у меня засветился аж в нескольких кадрах. Сейчас после нескольких отсидок и работы в метро, он вернулся в кинематограф.
Очень жалко, что не смог окончить школу Артур Исаев. Георгий Александрович Товстоногов набирал курс в театральном. Исаева послушали, пришли в полный восторг, но у Артура не было аттестата зрелости. Женился. Семью, детей кормить надо. Уехал на заработки куда-то на Север. Заболел, умер.
Состоялся Сандро Товстоногов, но его сгубил авантюрный характер. Сандрик был главным режиссёром Театра Станиславского. С очень хорошей труппой, с успешными спектаклями. Зачем поехал в Югославию, где уже началась война? Ну какая могла быть перспектива у русского режиссёра в трещавшей по швам стране? Сандро вернулся. Но уже – ни театра, ни серьёзных работ.
Витя Перевалов снимался, пока не кончился российский кинематограф, в новом кино о нём не вспомнили. А жаль.
Володя Колесников стал профессиональным режиссёром, но и тут трагическое стечение обстоятельств, инвалидность…
Режиссёр Геннадий Иванович Полока умер в декабре 2014 года.
Хорошо помню первый после утверждения меня на роль разговор со мной Геннадия Ивановича Полоки.
– Саша, у тебя есть мама?
– Так вот, помни главное – у Кости нет никого! Прочитай ещё раз книгу. На, держи сценарий.
Я сценарий каждый день возвращал на студию, клал на стол, не зная, что вручили мне его как рабочий материал и что делать я с ним могу, что захочу. Это теперь я понимаю, что был чем-то вроде дрессированной обезьянки, из которой Геннадий Иванович вытягивал то, что ему нужно. Для меня Полока – великий режиссёр, талантливый педагог и мудрый человек. Без Полоки не было бы актёра Александра Кавалерова.
Александр Кавалеров сыграл около 50 киноролей. Умер в 2014 году.
– Хочешь быть артистом? Будешь! – говорила мама. – Но вначале хотя бы техникум окончи. Это разве специальность – артист?!
– Мам, специалист по обработке металла – это не моё! Я всё равно не закончу техникум.
– Я тебе не закончу!
– У нас тут ваш подопечный…
– Кто? А, Коленька… Хорошо, еду.
Забрала меня. В машине, по дороге на Охту, говорю:
– Тамара Александровна, вы бы отпустили меня. Я в кино собираюсь сниматься – мне на пробы надо…
– Больше ничего не натворишь?
Тамара Александровна тормознула машину.
В очередь мы с Красиковым встали где-то трёхсотыми. Через двадцать минут за нами столько же пацанвы было. В комнату приглашали сразу по семь человек. Кому сколько лет, спрашивали, кто чем занимается. Я занимался многим: и музыкой, и танцами, и пением, и художественным словом, и на трубе играл. Стою и думаю, что назвать. А, ляпну: художественным словом. И ляпнул.
– Так, ребята, все свободны. (Мы – к выходу.) А ты, рыжий, задержись. Художественным словом, говоришь? А стихи у тебя любимые есть? Может, и поэт любимый есть? Прочти нам хотя бы пару строк…
– Ну а дальше, дальше!
– Извините, но вы просили меня пару строк. Я их вам выдал.
Все засмеялись, говорят:
– Запишись у помрежа и жди повестки.
– Вот таких бы нам побольше.
Про басню никто и не вспомнил. Потом были кинопробы. А пробовался я на Воробья – одну из главных ролей. Геннадий Иванович Полока в виде исключения пригласил меня на просмотр пробы.
– Ну как, ты себе нравишься? – спрашивает.
– Можешь, считать, что роль у тебя в кармане.
И после таких слов режиссёра меня бракуют – на худсовете. И утверждают Славу Романова.
Спору нет, он сыграл отлично, но я бы сыграл Воробья иначе, по-своему. С моей рожей Полока смог бы её сделать интереснее. С этим соглашаются все, кто помнит меня тогдашнего – крохотного, шустрого, юркого. Настоящий воробей-воробышек! И Полока видел во мне Воробья! И уверен был, что для этой роли нужен именно я. Но – не судьба!
Геннадий Иванович не захотел со мной прощаться и оставил в так называемом окружении – в актёрской группе, работающей в эпизодах на протяжении всего фильма. И при первой же возможности вводил в кадр. Дошло до того, что в одном эпизоде я нахожусь и среди шкидцев и среди беспризорников – одновременно! Мне даже нос немножко подтягивали, чтобы неузнаваем был.
Здание школы-коммуны ШКИД
– Ну-ка, палочка-выручалочка, быстренько одеваться!
По сюжету многие шкидцы в лаптях. Везут нас как-то автобусом на съёмку в пединститут. Я свои лапти верёвочкой за крючок зацепил и ради понта за окошко вывесил. При повороте с Невского автобус тормозит. Слышу: за окном шумок. Глянул: иностранцы подпрыгивают – до моих лаптей дотянуться норовят.
– Лапти нужны что ли? – спрашиваю.
– Четвертной гоните – и лапти ваши!
Поняли без переводчика. 25-рублевую купюру протягивают.
– Нате, забирайте. На память.
– Ворованное есть не станем!
Смотрим, все хватают, кто сколько может, ну и… – сколько можно быть честными?!
– Как бы ты поступил в данной ситуации?
Мы жили жизнью своих героев и своей жизнью одновременно. В картине снимались и девчонки: Виолетта Жухимович, Евгения Ветлова. Женя любила петь. Надо было видеть, как питерская шпана, воспитанная во дворах и в компаниях на блатняке, во время перерывов слушала романсы, русские народные песни в её исполнении.
И Женя пела. Ах как она пела! Без всякого музыкального сопровождения. В павильоне стояла филармоническая тишина. Если кто-то начинал шептаться, со всех сторон шикали:
– Тише, ты! Женька поёт!
– Да заткнись ты! В лоб получишь!
– Ой, извините, извините!
Читайте также: