Идеи судьбы и случайности в философии кратко
Обновлено: 05.07.2024
Голос. Вылечи себя голосом Голос – это уникальный музыкальный “инструмент&rdq.
Петропавловск-Камчатский: фотопутешествие по одному из самых древних городов Дальнего Востока .
Вырабатываем привычку ежедневных записей В наше цифровое время, когда инструмен.
-Поиск по дневнику
-Статистика
Дискуссии о судьбе человека, вернее, о соотношении в ней свободы и необходимости, существовали задолго до появления психологии. Поэтому кратко рассмотрим судьбы человека в контексте разных культур и философских школ.
Следует отметить, что представления о судьбе разнообразны и противоречивы.
1.В древнегреческой философии наиболее полярные представления о судьбе человека представлены в учениях Эпикура и стоиков. Эпикур сформулировал идею свободы человека как возможности самостоятельного выбора судьбы. Стоики, напротив, считали, что судьбе сопротивляться бесполезно и невозможно. Поэтому идеалом для них стал человек, который безропотно и с достоинством повинуется судьбе и воле богов. Свобода, по их мнению, состоит в том, чтобы согласиться с голосом и волей, собственной судьбы и мужественно переносить ее удары. В римском стоицизме идею необходимости подчинения судьбе отстаивал Сенека. Правда, он подчеркивал, что свобода должна состоять в подчинении только разумной необходимости, иначе жизнь приобретает характер рабства.
4. Идея судьбы в русской традиционной культуре. С. Е. Никитина изучала этот вопрос на материале устнопоэтических текстов, из которых следует, что судьба, или доля, для человека не случайна, она выпадает, ею наделяют. Кем насылается доля? Согласно славянским дохристианским воззрениям долей человека наделяют божества Род и Рожаницы . В более поздних представлениях эту функцию выполняет Господь, а родители исполняют его волю. Таким образом, свою долю человек получает с рождения, он является ее пленником, и она может никак не соответствовать задаткам и достоинствам человека. Доля содержит ряд стержневых событий, которых невозможно избежать, таких, как брак, смерть.
Итак, можно сделать вывод, что согласно традиционным представлениям человек не полностью свободен в выборе и реализации собственной судьбы. Более того, любая активность требует осторожности, поскольку существует опасность ухудшить прирожденную судьбу. Но человек может понять (осознать) свою участь и затем в рамках допустимых изменений добиться ее улучшения. Причем эти рамки, как правило, достаточно широки.
Понятие судьбы столь же древнее, как само человечество. Как только люди начали задумываться о своем месте в мире, естественным результатом такой мыслительной деятельности стало возникновение убеждения о тесной связи всех элементов мира, и вплетении жизни человека в эту взаимосвязь.
У древних людей вообще было синкретическое мышление, то есть они не особо отличали фантазию и реальность друг от друга, объясняя окружающую действительность мифами. В такой картине мира неизбежна вера в тотальную определенность всего происходящего, ведь действительность и на самом деле пронизана всевозможными связями, неизбежно ведущими к какому-то финалу.
Если древние люди ощущали наличие судьбы интуитивно, то потом, с развитием рационального мышления, возникло понятие детерминизма , обозначающее как раз вот эту всеобщую взаимосвязь, прежде всего причинно-следственную. Жизнь человека, с точки зрения этого подхода, действительно предопределена природными законами. Например, кто родился, тот непременно когда-то умрет, и от этого никуда не уйти.
Однако судьба - это не просто какая-то общая предопределенность в развитии, это всегда личная история. Иными словами, судьба - это индивидуальный путь каждого человека, и на этом фоне возникает вопрос: устроен ли мир так, что каждый человек заранее получает свой уникальный жизненный путь, по которому должен непременно пойти, не имея возможности изменить его? Ответ "да" выражен в такой философской позиции, как фатализм . Противоположное мнение выражается в волюнтаризме.
Фаталистические идеи были очень популярны в древней философии. В Греции и Риме их наиболее последовательно защищали стоики. Верил в судьбу и Сократ, и именно поэтому так спокойно принял свою смерть. В средневековой философии идеи фатализма ярко выразил Аврелий Августин. Будучи религиозным мыслителем он, конечно, связал предопределенность жизненного пути человека с волей Бога. Для Августина была важна не земная судьба человека, а посмертная, то есть куда попадает душа - в ад или рай. И тут он говорил, что никто этого знать не может, что Бог заранее каждому определил его судьбу, и людям остается только верить, что в отношении лично его она прекрасна.
Начавшийся в средние века диспут о свободе воли плавно перетек в последующие эпохи, и до сих пор остается актуальным в философии. Мнения разделились, а поскольку вопрос антиномичный, то и однозначного ответа быть не может. Исходная философская основа фатализма - детерминизм. Но надо заметить, что не все детерминисты - фаталисты.
Как говорил Мишель Монтень, вслед за Эпикуром и скептиками, есть вещи действительно неизбежные (мы все помрем), есть те, которые могут произойти, а могут и не произойти (пойдет через 5 минут дождь или нет), но есть вещи, которые зависят только от нас (жениться на Фекле, или все же воздержаться). На это фаталист, конечно, может возразить так:
А откуда вы знаете, что ваше решение жениться на Фекле, принятое после долгих колебаний и как бы демонстрирующее торжество свободы воли, не было заранее определено Богом (природой, невесть кем)?
Вот именно. Ответа на такой вопрос нет. Никто не знает точно, является его жизненный путь предопределенной судьбой, или результатом его личного выбора.
Философское осмысление категорий необходимости и случайности началось с античности и сохранило свою актуальность до настоящего момента. Анализ развития представлений об этих философских категориях подтверждает плодотворность их рассмотрения как диалектически взаимосвязанных.
Ожидаемое событие может быть оценено с позиции уверенности, что оно произойдет, свершившееся же событие - как факт, который не мог не произойти. Именно таким образом категории необходимости и случайности обнаруживаются в мышлении: при положительной уверенности в вышеописанных ситуациях события называют необходимыми, в противном случае - случайными.
Одноразовые и непериодические события первоначально отождествляют с дезорганизацией, и только в исключительных случаях впоследствии делаются попытки познать определившие их причины. Поиск этих причин вырождается зачастую в простую констатацию их наличия, закрепляя за ними фатальность и непознаваемость.
Очевидная (или неочевидная) необходимость осуществления событий, следствий, корреляционных эффектов, с одной стороны, и наличие фактора случайности, с другой, приводили в истории философии к рождению диаметрально противоположных концепций.
В философии были созданы как парадигмы, роль необходимости в которых абсолютна, а случайность - лишь следствие временной непознанности объектов, так и системы, в которых, напротив, спонтанность и случайность довлеют над обусловленностью. Крайние модификации второго варианта вели, помимо прочих следствий, к отрицанию познаваемости мира.
Философское осмысление этих категорий началось с античности, разделившись на два направления. Первое направление - попытка осмыслить природу необходимого и случайного, имеют ли они причины, чем различаются они сами и их причины?
Второе направление - общемировоззренческое - заключалось в обсуждении вопроса: является мир необходимо организованным, подчиняется ли то, что в нем происходит, определенному порядку и закону, или же в нем есть также и случайность, не входящая в порядок? [3, с. 47] По указанному общемировоззренческому вопросу в целом мыслители античности стояли на позициях организованности мира.
Исследователи [1] отмечают особую роль мифа как первоначальной ступени становления античных представлений о мире. Исходная рациональность, выявляющаяся в установлении взаимосвязей естественного со сверхъестественным в мифе, с одной стороны, утверждает причинность, а с другой - предопределенность. Античный миф - это не мир хаоса, стихии; здесь - узнаваемые действия сверхъестественного существа, а сам человек находится в описанной мифом цепи событий.
Познание причинности, таким образом, шло через обращение к космическому порядку, который представлялся возможным при наличии волевого акта, действия, по сути, беспричинного. Миф становится интерпретацией причинности.
Демокрит отстаивал крайнюю позицию, согласно которой случайность является лишь субъективным мнением. В этом плане идеи Демокрита явились началом грядущей рационалистической традиции, оппонирующей детерминизму мифа. На последующее отрицание мифологического видения целостности мира философским рационализмом указывал, в частности, П. А. Флоренский.
Диаметрально противоположное отношение к необходимости, утверждавшее высокую важность случайности, высказывалось Эпикуром. Однако, обе эти точки зрения объединяло одно: закрепление особого статуса за одной из этих двух диалектически связанных категорий.
Двойственная позиция, рассматривающая необходимость и случайность как равнозначные характеристики действительности, формулировалась уже Аристотелем. Несмотря на то, что Космос управляется Логосом, случайное в мире присутствует, однако в определенных случаях оно акцидентально: мы не можем его познать, рассматривая само явление. Причины здесь сосуществуют с понятием цели, выступая посредниками между ней и исходным импульсом к движению.
Г. В. Ф. Гегель отмечал, что необходимость и случайность нельзя мыслить раздельно, т.к. эти категории предполагают друг друга, определяя их онтологически относительными. Если Аристотель выделял как необходимые, так и случайные события, то Г. В. Ф. Гегель отмечал, что они необходимы и случайны одновременно. С другой стороны, принципиально отличает его позицию то, что необходимость здесь не сводится к причинности.
С позиций диалектики в рамках целостного процесса развития случайность и необходимость представляются взаимосвязанными. В отсутствии случайности бытие становится предопределенным и по сути статическим, приобретая самопротиворечивый характер.
Можно сказать, диалектический вывод о необходимости наличия случайности следует исходя из того, что на развитие, происходящее в реальном мире, оказывают влияние причины как внутренние, так и внешние. В этом плане случайность отражает многофакторность развития, в рамках которой закономерности могут реализоваться именно благодаря наличию целого набора возможностей и путей их осуществления.
Несмотря на достижения диалектического подхода, возврат к дроблению сфер проявления необходимости и случайности и связанным с этим их противопоставлением отмечался и в XX в.
Так феноменология Э. Гуссерля основывалась на фундаментальном факте взаимодействия человека в эмпирическом опыте не с объективным бытием, а с конструкцией, созданной сознанием. Общая для индивидуумов работа сознания формирует индивидуальное бытие, которое, по Э. Гуссерлю, случайно в противовес сущности, в сфере которой случайности не существует. Указанная концепция все же содержит в себе скрытую диалектику, так как факт от сущности неотделим.
Достраивание этой идеи приводит не только к отрицанию необходимости объективной, но и собственно невозможности научного исследования вообще. Устранение из мышления категории необходимости лишает исследователя важнейшей языковой конструкции.
Наука XX в. оказала огромное значение для признания фундаментальной роли случайности. Ее базовое значение в структуре бытия проявилось через учащение обращений естественных наук к исследованию стохастических процессов. Особенность вероятностного стиля мышления заключалась в его оперировании стохастическими законами. Результатом развития этой тенденции стало появление синергетики, разработавшей механизм рождения порядка в массиве случайностей.
Полагание случая в основу бытия, несмотря на связанные с этим практические и теоретические достижения, закрывает путь логического постижения этой категории. Кроме того, равенство онтологической значимости этих категорий, несмотря на различную функциональность, следует уже из их логической неразрывности.
Из гегелевской диалектики следует, что внешней причины у мира быть не может, так как даже при предположении, что мир создан Богом, он вырождается в бытие-для-одного. В том случае, если существование мира бесконечно, то он и его свойства не описываются в категориях необходимости и случайности, так как они не суть события.
На обыденном уровне категории необходимости и случайности представляются связанными с идеей о судьбе. Понятие судьбы предусматривает обусловленность событий в жизни конкретного человека, которые с необходимостью приводят к предопределенному итогу. В истории философии существовали и сосуществуют поныне несколько позиций по данному вопросу, являющихся своеобразными дополнениями к пониманию категорий случайности необходимости, с одной стороны, и понятиями времени и Вечности - с другой. Сложились два базовых направления этих рассуждений. Будущее либо уже существует и, наряду с настоящим, находится в Вечности, либо его еще нет, и все, что случится потом, на данный момент не существует. Обе позиции формально возможны, так как сами по себе внутренне непротиворечивы.
Исследователи указывают и на экзистенциальность диалектики необходимости и случайности. Следование каким-то необходимым нравственным принципам подразумевает умение творчески применить их в каждой конкретной ситуации, то есть брать поправки на случайный характер обстоятельств и характер людей, с которыми тебя сводит жизнь. Подобное поведение как раз и говорит о том, что принципы у человека достойные, а сам он мудр и наделен диалектическим разумом [2, с. 311].
Трактовка необходимости и случайности через ожидание или неожидание соответственно, подчеркивает указанную экзистенциальность, так как жизнь экзистенциально включает в себя ожидание.
Люди всех культур во все времена сталкивались с этой проблемой, с этими двумя подходами к жизни: все ли предопределено или мы можем каким-то способом изменить ход событий — силой нашей воли, наших желаний, наших слез, преодоленных нами опасностей и исправленных ошибок?
Все известные нам культуры и народы задавались таким вопросом, с ним были связаны даже определенные божества. Например, о традициях и истории Древнего Рима нам известно сегодня (а сегодня нам известно гораздо больше, чем десять лет тому назад, когда считалось, что Рим основали только Ромул и Рем, когда не придавали должного значения произведениям Вергилия и не учитывали символического смысла мифа об Энее и маленькой группе его соратников), что римляне верили в Бога (он упоминается в мифах), стоящего выше Юпитера, божество без имени, которого называли просто — Неизвестный.
В древнем индийском пантеоне также есть божество, находящееся за пределами рационального, интеллектуального понимания.
То же самое мы встречаем в пантеонах Древней Америки и Древнего Китая: всегда упоминается высшее божество без имени и атрибутов, представляющее неумолимую Судьбу.
Так существует ли Судьба, неумолимая и непреклонная? Существует ли какой-нибудь способ жить в согласии с этой Судьбой? Или Судьбы не существует, а есть лишь свободная воля, благодаря которой мы и только мы создаем свою собственную судьбу?
Ответить на эти вопросы очень трудно, поскольку всегда можно привести примеры в пользу и того, и другого подхода. Когда узнаешь некоторые из них, даже становится страшновато.
Как можно объяснить подобное? Как, откуда этот неизвестный нам писатель мог узнать о том, что произойдет через два десятка лет? И вообще, как получается, что иногда события, которые должны произойти, заранее говорят о себе людям, проявляясь в символической форме?
Моим первым учителем эзотерической философии был пожилой профессор, немец, по фамилии Шмит. Мне было тогда 17 лет. Помню, однажды он рассказал мне историю своего друга, также пожилого господина, жившего в Лондоне и очень увлекавшегося астрологией.
Геродот рассказывает историю одного правителя, который приказал удалить из своего царства все повозки, запретив также любым повозкам из соседних государств пересекать границы его владений. Оказывается, какой-то прорицатель предсказал, что причиной его смерти станет повозка. В этом царстве произошел государственный переворот, и один из восставших убил властителя, вонзив в его сердце меч. Последнее, что увидел умирающий, была рукоять меча с выгравированной на ней повозкой — символом царского дома, к которому принадлежал убийца.
Все эти близкие по смыслу истории, рассказанные разными людьми, приводят нас к мысли о том, что существует Предопределенность, неумолимая Судьба, которой подвластно все и вся.
Индийская философия говорит о Дхармане — законе, управляющем Вселенной и всеми ее обитателями; она также учит, что существует Садхана — смысл жизни и предопределенный путь, на протяжении которого этот смысл проявляется. Она утверждает, что существует Карма — закон действия (акции) и реакции.
Индусы представляли Дхарму как широкий путь, по которому нужно идти; его никому не избежать. В чем же тогда может быть свобода выбора, которая дана человеку? Как понять, кто из идущих по этому пути плохой, а кто хороший, кто поддается инстинктам, убивая все человеческое, а кто идет вслед за высокими, священными мечтами своей Души? Философы Индии говорили, что свобода выбора состоит в том, чтобы идти по этой стезе быстрее или медленнее. Каждый раз, когда мы слишком удаляемся от оси пути и бьемся о его края, мы страдаем, мы чувствуем боль, и эта боль пробуждает в нас осознание того, что нужно возвращаться к центру.
Боль всегда была инструментом пробуждения сознания; мы по-настоящему умеем ценить только то, что однажды потеряли.
В проявленном мире не существует абсолютных оценок, все зависит от того, с кем и с чем мы сравниваем то, что оцениваем.
Итак, все имеет свою судьбу. Все проявленное на данном этапе эволюции имеет искру сознания, в которой отражается то, ради чего оно существует, отражается его собственная судьба. На самом деле судьба эта является лишь только отправной точкой, с которой начинаются новые пути, открываются новые дали, о которых мы не могли даже мечтать.
Все мы идем навстречу собственной судьбе. Чем дальше мы продвигаемся по пути, тем более открываем, что каждая судьба имеет свою метафизическую сторону. Далеко за пределами нашего физического тела и физического мира есть загадочное Нечто, и оно постоянно зовет нас, направляя все наши шаги, подобно отцу, ведущему по пути любимого сына.
Посейте поступок — и вы пожнете привычку, посейте привычку — и вы пожнете характер, посейте характер — и вы пожнете судьбу.
Теккерей
Итак, мы должны научиться идти по пути, как будто ведем за руку маленького ребенка, ибо он является символом Тайны. Часто в инициатических Мистериях та часть Бога, которая живет в нас самих, а также и вне нас, изображалась в образе ребенка, улыбающегося и несущего в руках факел — чтобы мы могли лучше видеть, куда идем и куда ступают наши ноги. Этот ребенок, сопровождающий нас на пути, — олицетворение нашего внутреннего сокровища, о существовании которого мы ничего не знаем. Он напоминает о том, что каждый из нас должен хранить в своем сердце хотя бы маленькую долю скромности, а еще — твердую веру в самого себя, в человечество и в Бога. Я имею в виду не Бога христиан, евреев или мусульман, но ту великую, загадочную Сущность, которая больше и выше любой проявленной формы. Я имею в виду Того, кого каждый из нас несет в глубине своего сердца, чью любовь и покровительство мы чувствуем постоянно, в жизни и в смерти.
ЧЕЛОВЕК С БОГОМ НИКОГДА НЕ ОДИНОК.
Когда человек чувствует присутствие Бога, он не может быть одиноким. В границах собственной судьбы он может делать все, что хочет и о чем мечтает.
ЧЕЛОВЕК С БОГОМ ВСЕГДА В БОЛЬШИНСТВЕ.
Читайте также: