Франк о задачах познания пушкина кратко
Обновлено: 02.07.2024
В статье рассматривается важная для отечественного литературоведения проблема значимости биографических фактов в художественных произведениях А. С. Пушкина применительно к разным вариантам её решения. Обозначен особый путь решения, предложенный С. Л. Франком.
Вересаев В. В двух планах. М., 1929.
Гершензон М. Избранное. Мудрость Пушкина. М., 2007.
Гофман М. Утаённая любовь Пушкина // Руль. 1928. № 2290. 10 июня.
Левкович Я. Биография // А. С. Пушкин. Итоги и проблемы изучения. М., 1966.
Лелевич Г. Поэзия революционных разночинцев. 60–80е годы XIX века. Л., 1931.
Сурат И. Личный опыт в лирике Пушкина и проблема построения биографии поэта : дис. в виде доклада … дра филол. наук. М., 2001.
Томашевский Б. Пушкин. Работы разных лет. М., 1990.
Франк С. О задачах познания Пушкина // Пушкин в русской философской критике. М., 1990.
Франк С. Пушкин как политический мыслитель. Белград, 1937.
Франк С. Религиозность Пушкина // Пушкин в русской философской критике. М., 1990.
Ходасевич В. Поэтическое хозяйство Пушкина. Л., 1924.
Черниговский Д. Проблема создания биографии Пушкина. М., 2002.
Щёголев П. Дуэль и смерть Пушкина. СПб., 1916.
Эйхенбаум Б. О литературе : работы разных лет. М., 1987.
Ясакова Е. А. С. Пушкин в литературнообщественной ситуации 1920х годов : автореф. дис. … канд. филол. наук. Саратов, 2001.
Рассмотрение С.Л. Франком духовного содержания поэзии и мысли Пушкина. Созревание и углубление духовной умудренности и нарастание религиозного сознания у Пушкина. Рассмотрение произведений Пушкина на религиозные темы. Познание творчества Пушкина.
| Рубрика | Культура и искусство |
| Вид | контрольная работа |
| Язык | русский |
| Дата добавления | 20.03.2017 |
| Размер файла | 33,0 K |
Студенты, аспиранты, молодые ученые, использующие базу знаний в своей учебе и работе, будут вам очень благодарны.
МИНИСТЕРСТВО ОБРАЗОВАНИЯ И НАУКИ РОССИЙСКОЙ ФЕДЕРАЦИИ
Федеральное государственное бюджетное образовательное учреждение
высшего профессионального образования
Шуйский филиал ИвГУ
КАФЕДРА КУЛЬТУРОЛОГИИ И ЛИТЕРАТУРЫ
РЕФЕРАТ ПО ДИСЦИПЛИНЕ
Работу выполнила: Малинкина Анастасия Сергеевна
студентка 6 курса факультета искусств
Работу проверил(а): Доктор филологических наук,
Профессор Крохина Н.П.
1. Религиозность Пушкина
2. О задачах познания Пушкина
Список используемой литературы
1. Религиозность Пушкина
Между тем, это есть тема величайшей важности не только для почитателей Пушкина: это есть в известном смысле проблема русского национального самосознания. Ибо гений -- и в первую очередь гений -- поэта -- есть всегда самое яркое и показательное выражение народной души в ее субстанциональной первооснове.
Поэтический дух Пушкина всецело стоит под знаком религиозного начала преображения и притом в типично русской его форме сочетающей религиозное просвещение с простотой, трезвостью, смиренным и любовным благоволением ко всему живому, как творению и образу Божию.
К концу жизни поэта этот процесс духовного созревания выродился в глубоком христиански-религиозном настроении поэта, о котором мы уже упоминали и которое лучше всего жизненно засвидетельствовано потрясающим по своему величию последним просветлением на смертном одре.
Как ни существенно это обращение Пушкина человека к религиозной вере, еще важнее для уяснения его духовного облика религиозные мотивы его поэзии.
Один мотив самобытной религиозности Пушкина -- именно связь нравственного сознания и нравственного очищения души (чрезвычайно богатой темы пушкинского творчества) с сознанием религиозным. Это есть мотив, связанный с одним из центральных мотивов духовной жизни Пушкина вообще -- с мотивом духовного преображения личности. Религиозный характер этого мотива духовной жизни очевиден и там, где он не выступал отчетливо словами. Прослеживая точнее этот духовный путь поэта, можно было бы усмотреть, как Пушкин, исходя из изложенных отправных пунктов своей самобытной религиозности, достигает основных мотивов христианской веры -- смирения и любви. Языческий, мятежный, чувственный и героический Пушкин (как его определяет К. Леонтьев) вместе с тем обнаруживается нам, как один из глубочайших гениев русского христианского духа.
2. О задачах познания Пушкина
Несмотря на богатое развитие "пушкиноведения", несмотря на всеобщее признание Пушкина величайшим, несравненным русским гением, в русском сознании господствует доселе какое-то равнодушное, отчасти даже пренебрежительное отношение к Пушкину. Не касаясь здесь более глубоких духовных причин этого невнимания к Пушкину, достаточно указать на одну его причину, лежащую в самом характере поэтического и духовного творчества Пушкина. Дух и мысль Пушкина находят в его поэзии и в его поэтических суждениях такую наивно-непосредственную, простодушную, непритязательную форму, которая легко скользит по нашему сознанию и лишь с трудом проникает вглубь. Это связано с глубоко национальным характером пушкинского гения.
Общая задача познания Пушкина есть, отличная от основных, господствующих тем пушкиноведения, задача познания духовного мира Пушкина, во всей широте, сложности и проблематике этого предмета.
Пушкин - не только величайший русский поэт, но и истинно великий мыслитель. В центре его размышлений стоит, конечно, эстетика и поэтика, литературная критика и история литературы, к которым примыкают идеи в области филологии и лингвистики. Эта область его умственного творчества достаточно известна - хотя и она отнюдь не достаточно изучена. Но Пушкин, не будучи ни в каком отношении типом ученого "специалиста", не ограничивался и познанием области словесного творчества. Пушкин был одновременно изумительным по силе и проницательности историческим и политическим мыслителем, и даже "социологом".
Истинная сфера его мысли есть в общем смысле слова духовная жизнь человека, а истинное существо его мысли ближайшим образом выражается в том, что он - не мыслитель, как мастер отвлеченного познания, а мыслитель-мудрец. Основное свойство его мысли заключается в ее жизненной проницательности. Его исторические, политические и историософские мысли и обобщения укладываются непосредственно в общие рамки его жизненной мудрости, примыкают к его наблюдениям над человеком и его судьбой вообще. Именно в силу этой трезвости и жизненной мудрости своей мысли, Пушкин ни в малейшей мере не есть "систематический мыслитель", "теоретик".
Нетрудно показать на основании собственных признаний Пушкина, что поэзия и мысль для него составляли неразрывное единство.
Одна из основных задач изучения и познания Пушкина, доселе систематически и основательно еще не осуществленная: на основании "ума холодных наблюдений и сердца горестных замет", с безмерным богатством рассеянных как в прозаических произведениях Пушкина, в его письмах, дневниках, заметках и устных высказываниях, так и в его поэзии - адекватно и беспристрастно обрисовать то, что можно назвать жизненной мудростью или жизнепониманием Пушкина.
Но здесь мы наталкиваемся на проблему, недавно поставленную и с большой страстностью обсуждавшуюся в "пушкиноведении" - на проблему так наз. "автобиографизма" поэзии Пушкина. Для нас здесь вопрос идет о том, в какой мере можно и должно "брать всерьез" настроения, мысли и признания Пушкина, выраженные в его поэзии, видеть в них свидетельства его подлинных убеждений, его реального жизненного опыта и миросозерцания. В известной мере вопрос этот сводится к общему вопросу об отношении поэтического творчества к подлинной личной жизни творца. Магическая сила художественного преображения являет нам его творения, как прекрасные, пластические создания, как бы обладающие собственным бытием и значимостью, вне связи с горячей кровью их творца, отрешенные от личной духовной глубины, из которой они возникли.
По образцу "поэтического хозяйства" Пушкина, недавно так интересно прослеженного Ходасевичем, можно и должно поэтому - это есть одна из основных, доселе не осуществленных задач познания Пушкина - исследовать то, что можно было бы назвать его "духовным хозяйством".
Идея равнодушия природы к человеческой судьбе и ее трагизму: Мысль о привлекательности, заманчивости опасности, риска жизнью: Идея "пенатов", культа домашнего очага, семьи, домашнего уединения, как основ духовной жизни: Скептическое отношение к духовной жизни женщины. К таким, проходящим через все творчество и всю жизнь Пушкина идеям относятся, напр.: идея просветления через страдания, тихой радости на дне скорби,
Подводя итоги, можно сказать: тема "Пушкин - мыслитель и мудрец", - иначе говоря, тема "жизненная мудрость Пушкина", как она выражена в его размышлениях о закономерностях в личной духовной жизни человека - может и должна быть разработана, прежде всего, в отвлечении от поэтической формы его творчества.
Особая трудность - но и особая важность - познания "мудрости Пушкина" в ее адекватном и полном, именно поэтическом существе. Она, как указано, никогда не есть ни только субъективное настроение, ни только объективная теория бытия. Она, в качестве истинной, совершенной поэзии, есть откровение бытия - сама реальность, обретшая голос и повествующая о самой себе. Она есть то последнее живое знание или знание-жизнь, в котором не субъективное сознание данной личности что-нибудь знает и сообщает нам о жизни, а сама жизнь в стихии слова сознает себя и являет нам себя осознанной и опознанной. Это живое ведение или, вернее, эта самопознавшая себя жизнь не исчерпывается никакими "мыслями" или "идеями". Ее идеальное содержание выразимо лишь в комплексе противоборствующих и взаимно уравновешивающих друг друга идей - есть "соединение противоборствующего и гармония разнородного", как определял самое жизнь древний Гераклит. Но, будучи реальностью, она не исчерпывается ли этой полнотой своею в идеально-реальном, мыслительно-жизненном существе? Повторя -- полная "система" 6 . Будучи реальностью, она вообще не есть идея или комплекс идей, а есть конкретность жизни; она живет, питаясь стихией слова, этого откровения духовной жизни.
Все эти многообразные слои духовного мира Пушкина, во всем богатстве каждого из них и в их сочетании, подлежат еще обстоятельному и внимательному обследованию, доселе едва лишь начатому. В виду полновесности пушкинского слова и его определяющего значения, как выражения полноты и глубины его духовности, это исследование должно было бы также опираться и на тщательное изучение пушкинского словаря.
Думается, что в нашу эпоху упадка духовной жизни, гонения на нее и ее кажущейся гибели нет более благодарной и настоятельно нужной задачи, как заняться пристальным и непредвзятым изучением самого богатого и адекватного выражения русской духовности и ее вечной правды в духовном мире Пушкина. пушкин франк религиозный духовный
В последние годы, особенно после второй болдинской осени, Пушкин, претерпевающий многочисленные удары судьбы, отвлекающийся то на прозу, то на журналистику, то на исторические исследования, все реже обращается к лирике. Но одновременно у него почти исчезают проходные, прикладные стихотворения: альбомные экспромты, случайные посвящения, продиктованные минутным чувством раздражения эпиграммы. Многие из написанных в это время текстов остались в черновиках и до пушкинской смерти так и остались неопубликованными.
Но под ним (или рядом с ним) лежит другой, прямо противоположный душевный слой: тоска, уныние, хандра, ведущая то к полному разочарованию, мрачному пессимизму, одиночеству, бегству от мира, то к попыткам анархического его разрушения.
Всё кончилось, – и резвости счастливой
В душе моей изгладилась печать.
Чтоб удалить угрюмые страданья,
Напрасно вы несете лиру мне;
Минувших дней погаснули мечтанья,
И умер глас в бесчувственной струне.
Перед собой одну печаль я вижу!
Мне страшен мир, мне скучен дневный свет;
Пойду в леса, в которых жизни нет,
Где мертвый мрак, – я радость ненавижу;
Во мне застыл ее минутный след.
Пушкинская светлая печаль – не привычное элегическое уныние. Она связана не с бегством от жизни, а с приятием ее, с осмыслением и преодолением жизненных тягот.
Мудрость, в отличие от философии, – простодушна. Она требует не мучительного понимания, а осознания и приобщения.
Избегая крайностей, в поздних стихах Пушкин говорит о главных ценностях человеческой жизни, которые могут показаться надоевшими, привычными и скучными, как религиозные заповеди или родительские наставления, но которые на самом деле предлагают формулу если не праведной, то правильной жизни.
Не в его власти отменить эти законы, но он способен противопоставить неумолимости времени свои ценности.
Ему, в общем, нужно немногое.
К родным местам, даже когда там уже ничего не осталось, кроме воспоминаний и могил близких.
Два чувства дивно близки нам,
В них обретает сердце пищу:
Любовь к родному пепелищу,
Любовь к отеческим гробам.
На них основано от века
По воле Бога самого
Залог величия его.
Покой и воля – творческая свобода и личная независимость.
Иные, лучшие мне дороги права;
Иная, лучшая потребна мне свобода:
Зависеть от властей, зависеть от народа –
Не все ли нам равно? Бог с ними.
Отчета не давать, себе лишь самому
Служить и угождать; для власти, для ливреи
Не гнуть ни совести, ни помыслов, ни шеи;
По прихоти своей скитаться здесь и там,
Дивясь божественным природы красотам,
И пред созданьями искусств и вдохновенья
Трепеща радостно в восторгах умиленья.
– Вот счастье! вот права…
В этом прозаическом конспекте сконцентрированы почти все главные мотивы пушкинской лирики. Пушкин‑поэт исполнил то, что не успел сделать Пушкин‑человек.
Между тем, это есть тема величайшей важности не только для почитателей Пушкина: это есть в известном смысле проблема русского национального самосознания. Ибо гений — и в первую очередь гений — поэта — есть всегда самое яркое и показательное выражение народной души в ее субстанциональной первооснове. Можно прямо сказать: если бы имело основание обычное пренебрежительное и равнодушное отношение к этой теме, — в основе которого, очевидно, сознательно или бессознательно лежит ощущение, что у Пушкина нельзя найти сколько-нибудь яркого, глубокого и своеобразного религиозного чувства и мироощущения — то было бы поставлено под серьезное сомнение само убеждение в религиозной одаренности русского народа.
В действительности, однако, это господствующее отношение, каковы бы ни были его причины, совершенно неосновательно. В безмерно богатом и глубоком содержании духовного мира Пушкина религиозное чувство и сознание играет первостепенную роль. Не пытаясь здесь исчерпать этой темы, я хотел бы схематически наметить некоторые основные мотивы, в ней содержащиеся.
Вo избeжаниe нeдoразумeний, я c cамoгo начала хoтeл бы пoдчeркнуть, чтo прeдлагаeмый краткий oчeрк пocвящeн иccлeдoванию рeлигиoзнoй мыcли или рeлигиoзнoгo coдeржания духoвнoй жизни и твoрчecтва Пушкина и нe каcаeтcя oбщeгo рeлигиoзнoгo духа eгo пoэзии. Этo — oчeнь cущecтвeннoe oграничeниe. Пушкин ecть, кoнeчнo, прeждe вceгo — пoэт, как oбыкнoвeннo
*) Ср. упомянутую выше статью Вересаева, направленную против Гершензона и Ходасевича.
у Пушкина. Но она вместе с тем есть вполне автентичное свидетельство содержания его духовной жизни; к тому же для преобладающего большинства духовных мотивов поэзии Пушкина можно найти подтверждающие их места из автобиографических признаний и собственных (прозаических) мыслей Пушкина.
В том же направлении действовало, очевидно, в нем и первое религиозное откровение, данное ему от самого рождения: религиозное восприятие поэзии и поэтического вдохновения. Везде, где Пушкин говорит о поэзии, он употребляет религиозные термины, и было бы опять-таки непростительной поверхностностью видеть в этом лишь банальную условность терминологии, общепринятую fa c on de parler. Если в конце
Могу ль забыть я час, когда перед тобой
Безмолвный я стоял и молнийной струей
Душа к возвышенной душе твоей летела
И, тайно съединясь, в восторгах пламенела.
*) Цит. Б. Модзалевским, Письма Пушкина, т. I 1926, прим. Стр. 314.
К эпохе молодости Пушкина, т.е. к первой половине 20-х годов относятся такие — увы, доселе недостаточно известные и оцененные — перлы религиозной поэзии, как отрывок «Ве-
О первом и основном мотиве этой религиозности поэта уже было сказано выше: это есть религиозное восприятие самой поэзии и сущности
Но особенно интересно, что и в области эротической эстетики Пушкин не остается замкну-
Так, я любил вас долго! Вас зову
В свидетели, с каким святым волненьем
Оставил я людское стадо наше,
Чтобы стеречь ваш огнь уединенный,
Беседуя один с самим собой.
Часы неизъяснимых наслаждений!
Они дают нам знать сердечну глубь,
В могуществе и в немощах
Они любить, лелеять научают
Не смертные, таинственные чувства.
И нас они науке первой учат
Чтить самого себя . О нет, вовек
Не переставал молить благоговейно
Вас, божества домашние.
Два чувства дивно близки нам,
В них обретает сердце пищу:
Любовь к родному пепелищу,
Любовь к отеческим гробам.
На них основано от века
По воле Бога самого
Залог величия его.
Земля была без них мертва,
Без них наш тесный мир — пустыня,
Душа — алтарь без божества.
уединении, религии и смерти (ср. приведенную выше запись).
ных пунктов своей самобытной религиозности, достигает основных мотивов христианской веры — смирения и любви. Языческий, мятежный, чувственный и героический Пушкин (как его определяет К. Леонтьев) вместе с тем обнаруживается нам, как один из глубочайших гениев русского христианского духа.
Пушкин! О нем написаны горы книг. Мы так привыкли к этому имени, к его поэзии, к его гению, к тому, что он — солнце русской поэзии.
Как замечательно сказал о нем Тютчев:
Тебя, как первую любовь, России сердце не забудет!
Так ищем, что едва ли не полностью выбрасываем самого Пушкина, беспредельно искажая его.
Наше официальное пушкиноведение тоже приложило к этому руку.
Пушкин сам говорил о себе, о своей жизни:
И с отвращением читая жизнь мою,
Я трепещу и проклинаю,
И горько жалуюсь, и горько слезы лью,
Но строк печальных не смываю.
Без понимания всего этого, по-моему, нельзя понять ни личности Пушкина, ни его поэзии.
Как далеко от этого наше официальное школьное пушкиноведение, наша школьная программа с ее узкими и поверхностными требованиями!
Что гармония присуща поэзии Пушкина — это для нас давно общее место, но вот что она гармоническое горение — это новое и, может быть, наиболее точное определение пушкинской поэзии. Вообще поэзии.
Национальным учителем! До этого наше официальное пушкиноведение, увы, не поднималось. А ведь верно. Мы в своей стране не додумались до этого. А вот они, изгнанники Родины, додумались.
Источник: Литература в школе. – 1991. - № 6. – С. 113-117.
Читайте также: