Эротический рассказ женщины младшего школьного возраста

Обновлено: 04.07.2024

Пятница. Как ласкает это слово наш слух! Рабочая неделя позади, можно расслабиться, никуда не торопиться, а просто, скажем, завалиться на кровать с интересной книжкой или телевизор посмотреть, ну а некоторые к вечеру пятницы бывают уже совсем навеселе — благо завтра рано вставать не надо. В этот раз я решил провести выходные в городе, поскольку родители поручили мне заняться побелкой потолка в коридоре. К семи вечера я сделал уже довольно много — купил краску и застелил пол газетами. Забравшись на кровать, я предался мыслям о культурной программе предстоящих выходных — девушки у меня нет, друзья — одни в делах, другие — на даче, завтрашний день мне виделся в доделке потолка, вечером — пару пива и какой-нибудь фильм по ТВ. Еще можно было развлечь себя написанием стихов, игрой на пианино, чтением книг и т.д. Неожиданно я обратил внимание на звуки доносившиеся из тамбура (мы с двумя соседями отделились от лестничной площадки железной дверью). Кто-то довольно неумело пытался открыть дверь соседской квартиры. Наконец, как я понял, дверь поддалась и снова наступила тишина. Через некоторое время до меня донесся звонкий голос моей соседки Ирины — видимо она говорила с кем-то по телефону. Она живет в квартире вместе со своей матушкой, которой сейчас дома похоже не было. Ира — женщина лет 40-45, чуть выше меня, довольно стройная блондинка, имеет свою точку где-то на рынке, что можно по ней заметить — баба она голосистая и с характером — своего никогда не упустит, почти каждый год мотается в Турцию, пользуется резкими духами, всегда накрашенная и в общем-то довольно сексуальная. В последнее время она почти завязала с выпивкой, но сегодня у меня возникло подозрение что она пьяна. Я пару раз бывал у них в квартире — меня, 22 летного пацана, обычно приглашали помочь — то окно Ирининой матушке не открыть, то шкаф надо помочь переставить. В общем с самой Ириной отношения у нас были какие-то никакие. Моя мама с ней общалась по делам и пару раз говорила мне, что меня соседи хвалят — мол, такой я красивый, да правильный. Ну не знаю. Я редко видел саму Ирину, но когда видел — всегда делал ей комплименты и равнодушным меня эта торговка никогда не оставляла. Лежа на диване я отчетливо представил себе Ирину — взрослую, аппетитную женщину в самом рассвете сил и настроение мое стало портиться. Мысли прервал телефонный звонок:

— Владислав, — сердце мое заколотилось, в трубке звучал хмельной голос моей соседки, — Слава, ты не мог бы мне помочь подключить видик. Я тут кассету взяла, а он что-то ничего не показывает.

— Ладно, посмотрим, что можно сделать. Через пару минут зайду.

— Я дверь открытой оставлю. — в трубке зазвучали гудки.

"Черт! Такой шанс упустить нельзя!" — в голове моей воцарился хаос, среди которого отчетливо звучал развратный голос соседки.

По квартире я хожу в одних спортивных штанах и тапочках. Решив, что жара на улице будет служить мне оправданием я прямо так и рванул к соседке.

Закрыв за собой дверь на замок я увидел выходящую мне навстречу Иру.

— Привет! Слушай. — она стала довольно путано повторять уже сказанное про свой видик. Слушал я в пол-уха, Ирина была в обтягивающих лосинах (или колготках, черт их разберет), тапочках и рубашке, накинутой, похоже на голое тело.

— Ну, проходи в комнату, тапочки только сними, а то у нас кот, я боюсь, он такой домашний, врач сказал чтоб с улицы мы его ничем не заразили.

Первое что бросалось в глаза в гостиной — это здоровый и видимо очень уютный диван. На полу ковер. Напротив дивана телевизор и видик. Ирина встала сбоку от меня и стала наблюдать за моими действиями, давая какие-то бессмысленные комментарии. От нее приятно пахло духами и, то ли коньяком, то ли вином, чем-то спиртным.

— Ну, Ирина, давайте кассету, посмотрим что получилось.

Выяснилось, что она собиралась посмотреть "Стюарт Литл 2" (или что-то в этом духе).

— А, припоминаю, это что-то про мышонка?, — спросил я вставая рядом с Ириной.

— Да, ты не смотрел?

— Да нет, но про первую часть слышал положительные отзывы.

— Классный фильм, я по второму разу буду смотреть, если хочешь — садись — посмотришь.

— Ну, не знаю, — я мялся косясь на ее притягивающие взгляд бедра.

— Давай, садись, — и она подав пример взобралась на диван.

Я уселся рядом, но фильм меня занимал очень мало. Так близок к соседке я еще не был. Незаметно я коснулся ее руки — ее теплая ладонь накрыла мою, но она по-прежнему следила за действием на экране. Я стал легонько поглаживать ее руку.

В момент относительной тишины я подвинувшись совсем близко прошептал:

— Ирина, вы мне очень нравитесь.

Наши глаза встретились и она вдруг быстро приблизила свои губы и мы стали целоваться. Поцелуй был нежным и долгим. Целуя и посасывая ее губы я обнял ее. Ира закрыла глаза и подалась чуть ниже. Я забрался между ее ног и стоя на коленях жадно целовал ее лицо. Она осторожно освободилась от рубашки и моему взгляду предстали две пышные груди, которым я не замедлил уделить внимание руками и языком.

Ирина быстрыми и ловкими пальчиками проникла мне в штаны. Одна ладонь по-хозяйски схватилась за ствол, другая пробралась ниже и вызвав во мне стон наслаждения стала нежно играть с яичками. Отстранив меня она стянула с меня штаны и чуть полюбовавшись моим членом погрузила его себе глубоко в рот. Я смотрел как ее алые, пухлые губки с удовольствием поглотили мой член и чувствовал как я перестаю принадлежать себе одному — своими ласками Ира заставляла меня млеть и стонать. Я увидел, что рукой не занятой моими яйцами она принялась ласкать свою киску. Я мог дотянуться только до ее грудей и стал крутить и теребить ее напрягшиеся соски. Видимо она была сильно на взводе, потому что сразу стала стонать.

С трудом оторвав Иру от члена я слез с дивана. Она легла на спину и подвинулась к краю. Я резко вошел в нее и стал долбить слушая ее стоны и причитания. Она лепетала что-то мало связное и сквозь ее тяжелое дыхание и всхлипывания я уловил только "Слава, . еби меня". Чувствуя, что я приближаюсь к финишу, Ира попросила кончить ей на лицо (сама она по-моему уже кончила и не раз). Я вынул член и стал дрочить его прямо напротив ее больших и полупьяных глаз. Извержение не заставило себя долго ждать и вскоре Ира жадно слизывала мою сперму. Я лег на ее разгоряченное тело и мы долго целовались изучая друг друга. Я шептал ей что-то насчет того, какая она красивая и что я давно ее хочу, она тоже что-то говорила.

— Подожди, Славик, сейчас принесу шампанского, — Ира грациозно слезла с дивана и совершенно голая пошла на кухню.

Полежав немного я не выдержал и отправился следом. Я встретил Иру в коридоре с двумя бокалами в руках. Аккуратно приняв из ее рук бокалы и поставив их на тумбочку я обнял Ирину и мы стали целоваться прямо в коридоре.

— Пойдем ко мне в комнату, котик, там на кровати нам будет удобней, — ласково прошептала Ира, оторвавшись от моих губ. Я улыбнулся и понял, что выходные обещают быть нескучными.

неизвестен Автор - Подростки краткое содержание

Подростки - читать онлайн бесплатно полную версию (весь текст целиком)

- Ну что с тобой, я же не делаю тебе ничего плохого, я даже не шевелю рукой.

- Вот и не шевели.

Он вновь целует меня, и голова моя идет кругом.

- Ты обещал не шевелить.

- Ну рука же у меня не каменная, она сама слегка шевелится.

- Какая у тебя тугая резинка.

- Ничего не тугая.

- Но почему же я ладонь не могу продвинуть.

- Потому что нельзя.

- Вчера было можно, а сегодня нельзя?

Мы опять целуемся, ему, наконец, удается проникнуть всей ладонью под резинку, мне щекотно и волнительно, я тесно сжимаю ноги, он же настойчиво старается продвинуть пальцы вниз.

- Ну, Анечка, ну, пожалуйста, ну пожалуйста.

- Боже, не надо, Андрюша, Андрюша, не надо.

- Анюта, ну не сжимай коленки, ну любимая, ну дай мне.

И у меня нет больше сил противиться, и я слегка раздвигаю ноги. В ту же минуту его горячая ладонь ложится на мою, ну не знаю, как сказать, Андрей называет это место "твой островок", можно погладить твой островок, говорит он иногда, теперь мой островок в его власти. Он двигает ладонь и слегка проникает пальцем в мою щелочку, и я умираю. Я умираю, я умираю, я умираю. Я, уткнувшись носом в его шею, шепчу что-то нечленораздельное, уже сама двигаюсь на его пальце, и невыносимая, сладкая судорога пронзает мое тело. Такая у нас с Андрюшей любовь. Я все еще вздрагиваю, мы дышим жарко, я всем телом ощущаю его неудовлетворенную страсть, теперь он берет мою руку, он ведет ее по уже хорошо знакомой мне дорожке, когда он успел расстегнуть брюки, я касаюсь его пальцами, он горячий, он большой, он твердый. Андрей впивается поцелуем в мою шею, боже, завтра опять будет засос, успеваю подумать я, а сама слегка оглаживаю его чудное орудие, Андрей издает хриплый стон и сильная, горячая струя выплескивается мне в ладонь, Андрей кусает меня в плечо, от неожиданности я вскрикиваю, и мы замираем.

- Тебе хорошо было? - спрашивает он.

- И мне, но нам обоим будет еще лучше, если сделаем все по-настоящему.

- Ну почему, у тебя что, есть кто-то другой?

- А то ты не знаешь, кто у меня есть.

- Оно и видно, что дурашка. Аня, давай, ты станешь моей.

- Ты меня не любишь.

- Любила, ты бы меня не мучила.

- Как я тебя мучаю?

- Не даешь по-настоящему, ты не понимаешь, как нам парням это нужно, ты не представляешь, как мне хочется.

- Ну давай, я куплю этих самых. резиночек.

- Ты с ума сошел, да и кто тебе их продаст.

- Я достану, Анюта, достану, давай а?

- Ты меня перестанешь уважать.

- Я еще больше буду тебя любить, Анечка.

- Ой, ну тебя, давай, помолчим лучше.

И мы молчим, над нами черное звездное небо, начало лета, мне пятнадцать лет, я влюблена, и жизнь кажется мне прекрасной.

Вести записи - идея Наташки. Все молчат, я и не знаю ведет ли их кто, кроме меня. Наташка, правда, пару раз спрашивала, но так, вроде в шутку. Но я вот веду, и даже интересно. Приходится прятать от родителей и сестры, но у меня есть местечко, где никто не найдет.

Меня зовут Дима, мне в мае исполнилось пятнадцать. Настало лето, нет уроков и я с пацанами гоняю на велике с утра до ночи. Предки часто загоняют нас с сестрой вкалывать в огороде, но с этим ничего не поделаешь - надо. Сестра на год старше меня, ее зовут Люда, она очень красивая, за ней ухаживают сразу несколько кавалеров, а она, похоже еще не определилась на ком остановиться, хотя пару раз я заставал ее с Генкой с таком виде.

Вчера я ехал на велике и увидел, что впереди меня топает по дороге Ирка, она на год меня младше. Ветер развевал ее короткое платье, я уставился на ее ноги, чуть не свалился с велика. Подъехав к ней я окликнул ее.

- То что я могу тебя подвезти.

- Садись, не съем я тебя. Давай.

К моему удивлению она остановилась. Увидев, что она хочет сесть сзади, на багажник, я развел руки и показал, что место для нее впереди, на раме. Ира осуждающе посмотрела на меня, но послушалась, и повернувшись ко мне спиной, стала моститься на раму велосипеда. Я осторожно придержал ее, я помог ей, и мы поехали. Я чувствовал ее спину, но еще более волнительно было ощущение легких касаний руками к ее талии, ее длинные волосы развевались и касались моего лица, когда я крутил педали, мое правое колено чуть- чуть скользило вдоль ее бедра. Мне захотелось ее поцеловать.

- Хочешь взглянуть на чудо?

- Увидишь, это недолго.

- Ну, давай, только не долго.

Ну вот, а о каком чуде я говорил, я ничего не мог придумать, мысли мои заметались, но вдруг я придумал.

- Поехали, тут не далеко, - я старался говорить спокойно.

Она что-то ответила, но я не услышал, я повернул руль и даванул на педали. Мы сьехали с дороги и теперь мчались по узкой тропинке, сначала по полю, затем мы миновали низкий кустарник и въехали на опушку леса.

- Здесь, - сказал я и остановился.

Ира спрыгнула с велосипеда и стала рядом, осматриваясь. Я положил велосипед и подошел к ней. Решимость целоваться куда-то исчезла. В голове вертелись рассказы парней о том, кто с кем и как, но вот я наедине с девочкой в лесу, нам никто не мешает, но я смущен и не знаю с чего начать.

- Ну, где твое чудо, - она смотрела на меня, слегка улыбаясь.

- Да здесь, здесь, - пробормотал я в ответ.

- Пойдем, - я подал ей руку, и она взяла ее.

Волнение охватило меня от ощущения ее тонких, прохладных пальцев. Мы прошли вперед и остановились.

- Муравейник? - удивилась она.

- Такого большого больше нет нигде, - сказал я и это была правда.

- Да, гигант, сколько же их там живет? - она обошла вокруг холмика.

Я стал вспоминать книжку про муравьев, которую читал недавно, я стал говорить ей что-то про их сложную подземную жизнь.

- Смотри, - я нагнулся и дыхнул на муравейник, муравьи резко засуетились.

- Они думают, что медведь пришел, - засмеялась девочка.

- Да, такой дых для них страшнее дождя.

- Я думаю дождь им совсем не страшен.

- Давай посидим вон там, - вдруг предложила Ира.

У меня сперло дыхание.

Я сдернул свой жалкий пиджачишко, постелил его, Ира аккуратно на него села, а мне места уже почти не было, и я плюхнулся рядом, сминая густую траву.

Что-то, воля ваша, недоброе таится в мужчинах, избегающих вина, игр, общества прелестных женщин, застольной беседы. Такие люди или тяжко больны, или втайне ненавидят окружающих.

Было мне тогда семнадцать. ну, почти семнадцать лет. Было лето и было скучно до невозможности. Страшная жарища в конце июля сочеталась с полным отсутствием развлечений.

Химический кружок на Станции Юных Техников и фото-кружок при заводском клубе были закрыты по причине отпуска руководителей. Приятели, которых и так было немного, разъехались. Девчонки. Вздорные дуры без признаков интеллекта. Родители с младшим братом укатили в отпуск куда-то на юга, а я был оставлен на попечение бабушки и дедушки. Книги, кино и телевизор — это было всё, на что можно было повесить душу. Сводки с полей и политика американских милитаристов мне были напрочь неинтересны. В кино одни и те же фильмы крутились месяцами и были выучены наизусть. Оставались книги. Читательские билеты трёх библиотек доставляли мне эту радость в изобилии. Читал я запоем, погружаясь в книжные грёзы, как наркоман - в наркотические.

Такой вот был домашний книжный мальчик, хорошо воспитанный, тихий и застенчивый.

Но даже наркоман иногда выныривает из наркотического дурмана. А здоровый подросток тем более не мог всё своё время проводить за чтением или за нехитрыми домашними делами в помощь старикам. Супротив природы не попрешь. Юному организму требовалась активность, движение, нагрузка! Спорт. Пробовал. Тоска сине-зелёная. Правда, я по утрам махал гантелями и иногда играл с парой гирь, но это. А в лес, а на речку? А фиг вам!

До ближайшего леса надо было долго пилить на электричке.

Речек в городе было аж две. Одна протекала почти через центр города. Была узкой, мелкой, а переполненные пляжи на глинистых берегах ещё годились для того, чтобы позагорать, но лезть в мутную , почти стоячую воду. Удовольствие для избранных, к которым я себя не причислял. Другая речка была чистой, протекала в песчаных берегах в зеленом урочище. Там водилась рыба, там катались на лодках и даже ходили маленькие прогулочные катера. Там была благодать. Но благодать эта располагалась на окраине, куда надо было добираться на трамвае больше часа. И там обитали страшные хулиганы, к которым отпускать ребёнка на расправу бабушка с дедушкой отказывались категорически. Самоволка же каралась слезами, криками и ароматом валерьянки. Было жарко, душно, скучно и беспросветно.

И тут во мраке безнадёги воссиял источник света.

Свет излучала тётя Оля —лучшая мамина подруга, которая навестила нас по просьбе мамы: проверить, как на самом деле обстоят дела и помочь, если есть надобность.

Тётю Олю обожали все. Стройная рослая шатенка, всегда веселая и энергичная, она была способна любую неразрешимую проблему моментально превратить в разрешимую и разрешить в следующий момент; необыкновенно добрая и приветливая. Я знал её всегда - так мне казалось, хотя она была старше меня всего лет на десять-двенадцать. Не помню её грустной или озабоченной, тем более – злой. Нет, она любила и умела командовать, и умела быть ужасно строгой. Но её почему-то никто не боялся. Любые её распоряжения выполнялись с удовольствием, а если она иногда давала нагоняй (всегда по делу, кстати), настроение от этого ни капельки не портилось.

Солнышко наше - тётя Оля - взошла и мигом рассеяла мою тоскливую безнадёгу.

Мы ехали в трамвае и болтали о всяких пустяках. В том числе и о том, что отношения с девчонками у меня - ну никакие. В смысле - сугубо одноклассниковые. Говорить с ним не о чем, а с какими есть о чём, так им быстро надоедает и они всё равно сбиваются на ерунду.

- А не только говорить? - осторожно поинтересовалась тётя Оля. - А танцевать, гулять и. плавать учить..

Я не сразу врубился и сказал, что мол, сами видите, какое тут плавание, если на речку только под конвоем. Потом дошло. Я почувствовал, что уши меняют цвет.

- Да как-то неинтересно. Не, я пробовал. Узнал, что я дурак. В общем, не нужно!

- На следующей выйдем. На той стороне тоже есть пляж. От моего дворца близко и не надо мост переходить. Вот, кстати, посмотришь мои хоромы. Выходим и топаем вон туда, к единению с природой. Стоп! Проскочили. Тут направо. К пляжу - мимо той вон будки.

Пока мы добирались, небо стало затягиваться облаками, даже тучами, хотя духота не убавилась. Успеть бы окунуться до дождя. Очень уж на предгрозовую погоду стало запохаживаться. Свои опасения я высказал тете Оле.

-Главное, успеть до воды добежать. А мокрому дождь не страшен. Будет сплошная романтика: купание под дождём! А когда пройдет, вылезем, обсохнем и пойдём ко мне обедать. Или ужинать — смотря, когда надоест водяная стихия.

Пляж оказался близко. Совсем небольшой язык песка вдавался в заросший ивами берег. Торчали два пляжных грибка, уже оккупированных небольшими компашками, и бывшая кабинка для переодевания. Бывшая, поскольку одной стенки у неё не было. Вот почему тётя Оля переоделась у нас дома. Не лазить же тут по кустам. Она бросила сумку на песок, скинула босоножки и стащила через голову лёгкое светлое платье. Под ним оказался красный купальник. Я хихикнул:

- Только ты, не как Шурик - в семейных трусах, а в червонных плавках из-под страшно блатного прилавка. Что, ты еще одет?! Счас спихну в воду во всём параде!

-Залазим по уши и ждем! - скомандовала мой конвой на речку. - Ты не замёрз?

-Никак нет! Слушаюсь, вашбродь! - бодро отрапортовал подконвойный и мигом унырнул подальше, проскользнув под здоровенной корягой.

-Ты прямо Ихтиандр! - восхитилась тётя Оля после безуспешной попытки проделать тоже самое.

-А вы Усатая Долорес. - съязвил я, блеснув литературной эрудицией.

-Кто?! - возмущенный вопль был прерван куском зеленой водоросли, соскользнувшей прямо в рот с верхней губы.

Я обозрел берег. Компашки из под грибков благоразумно слиняли. Наши вещички валялись на песке. Кстати о вещичках.

- И спихну, доиграешься.

- Можете не стараться. Парад на песке без меня уже промок не меньше, чем на мне - в речке. И Ваш шикарный наряд — тоже.

Тётя Оля булькнулась с головой. Как она ухитрилась под водой взять точный азимут на ту часть пляжа, где валялись наши облачения, осталось её тайной, но вынырнув, она не изменила курса и выскочила на берег максимально близко от кучи мокрых тряпок. Выбравшись на мокрый песок следом за ней, я увидел, как она, наклонившись, с крайне озадаченным видом перебирает то, что совсем недавно было вполне приличной одеждой.

Она была такой красивой.

Вдруг она засмеялась и выпрямилась во весь рост, широко раскинула руки и с беззаботным смехом запрокинула голову, подставляя лицо дождю.

А до меня. нет, как-то не дошла, а вдруг раскрылась сверхъестественная необыкновенность всего.

Крошечный пляж, скрытый в зеленых зарослях, тихая речка в дождевой ряби, спокойный, ровный и теплый, как из душа, дождь. И никого вокруг. Только мы - я и милая, красивая женщина в красном купальнике на загорелом, таком гибком и сильном теле. А какая она без купальника? Снимает же она его когда-нибудь. И остаётся совсем голой. Мне вдруг стало жарко и одновременно задышалось как-то очень глубоко, как будто я только что вынырнул с большой глубины. И плавки стали вдруг тесными.

Я уставился на тётю Олю, не в силах отвести взгляд, хотя где-то из глубины задавленно попискивал внутренний голос о том, что так смотреть неприлично.

Она обернулась и перехватила мой взгляд. На её лице промелькнуло странное выражение. Удивление пополам со смущением - так это можно было бы назвать. Но спустя секунду оно исчезло, сменившись обычной насмешливой иронией, после того как в сфере её внимания оказалась нижняя часть моей обалдевшей фигуры.

- Ну, что нам теперь делать, водоплавающим? Сохнуть и загорать на песочке нам явно не светит. Придется плыть домой в мокром виде. Бери свои манатки и - ходу до хаты. Одевайся. Понимаю, что брррр. Но до дому мы в пляжном виде не дойдем, тем более, по улице Советской, мимо милиции. Нарушим социалистическую нравственность.

Подавая пример гражданского мужества, тётя Оля с трудом натянула мокрое и ставшее почти совершенно прозрачным платье. Моё остолбенение почти прошло, и я, преодолевая отвращение, кое-как влез в слегка отжатые брюки и в противно липнущую к телу рубашку. Мы посмотрели друг на друга, оценивая безобразие наблюдаемого зрелища.

- И пошли они, солнцем палимые.

Не переставая слегка истерически хохотать, мы пошлёпали по лужам к заводскому посёлку, где тётя Оля совсем недавно получила однокомнатную хрущёвку. Бежать не имело смысла. Мокрым дождь не страшен. Тем более, такой тёплый и романтический.

Добрались до её дома даже быстрее, чем за пол-часа. Все-таки в насквозь мокрой одежде было здорово прохладно и мы волей-неволей через пару минут припустили бегом, чтобы хоть как-то согреться и спрятаться поскорее в сухое тепло от этой мокрой романтики.

Новенькая панельная пятиэтажка ничем не выделялась среди таких же шедевров архитектуры на этой улице. Мы заскочили в средний подъезд и перевели дух. С нас не капала вода. Она текла струями и ручьями, моментально превратив весь пол в одну большую лужу.

- Бегом на четвертый! - скомандовала тётя Оля. - Обтечет по дороге.

-И лестницу заодно помоем. Ой!

Шлепок по мокрой заднице получился оглушительно громким и очень даже чувствительным. Мне даже пришлось пришлось подождать на площадке. Естественно, мокрые штаны не так мешают двигать ногами, как мокрый подол. Тётя Оля вытащила, наконец, ключ, справившись с заевшей молнией сумки, и мы оказались внутри.

-Стой! Снимай с себя всё! У меня здесь всё новое. Мне тут мокрый барбос ни к чему! Разденешься, проходи в комнату.

Последние слова я услышал уже из-за двери совмещенного санузла, куда тётя Оля влетела, не позаботившись даже закрыть

. Солнце еще не встало, а Мишка уже был на Барсучьем бору. Там, километрах в трех от деревни, стоял пустующий домик серогонов. Мишка сделал еще ходку до деревни, притащил рыбацкие снасти и, вернувшись назад, замел еловым лапником свои следы.

Теперь он чувствовал себя в безопасности, затопил жаркую буржуйку, наварил картошки, с аппетитом поел.

Солнце стояло уже высоко, когда он отправился к реке ставить верши. С высокого берега открывалась неописуемая красота лесной речки, укрытой снегами. Мишка долго стоял, как зачарованный, любуясь искрящимся зимним миром. На противоположной стороне реки на крутом берегу стояла заснеженная, рубленая в два этажа из отборного леса дача бывшего директора леспромхоза, а ныне крутого бизнесмена –лесопромышленника. Окна ее украшала витиеватая резьба, внизу у реки прилепилась просторная баня. Дача была еще не обжита. Когда Мишка уезжал в Питер, мастера из города сооружали камин в горнице, занимались отделкой комнат. Теперь тут никого не было. И Мишка даже подумал, что хорошо бы ему пожить на этой даче до весны. Все равно, пока не сойдет снег, хозяевам сюда не пробраться. Но тут же испугался этой мысли, вспомнив, что за ним должна охотиться милиция.

Он спустился к реке, прорубил топором лед поперек русла, забил прорубь еловым лапником так, чтобы рыба могла пройти только в одном месте, и вырубил широкую полынью под вершу.

Скоро он уже закончил свою работу и пошел в избушку отдохнуть от трудов. Избушка была маленькой, тесной. Но был в ней особый лесной уют. Мишка набросал на нары лапника и завалился во всей одежде на пахучую смолистую подстилку, радуясь обретенному, наконец, покою.

Проснулся Мишка от странных звуков, наполнивших лес. Казалось, в Барсучьем бору высадился десант инопланетян, производящих невероятные, грохочущие, сотрясающие столетние сосны звуки. Мишка свалился с нар, шагнул за двери избушки.

— Путана, путана, путана! — гремело и завывало в бору.— Ночная бабочка, но кто ж тут виноват?

Музыка доносилась со стороны реки. Мишка осторожно пошел к берегу. У директорской дачи стояли машины, из труб поднимались к небу густые дымы, топилась баня, хлопали двери, на всю катушку гремела музыка, то и дело доносился заливистый девичий смех.
У Мишки тревожно забилось сердце. Он спрятался за кустами и, сдерживая подступившее к горлу волнение, стал наблюдать за происходящим.

Изнутри ее доносилось аханье каменки, приглушенный смех и стенания.

Наконец, распахнулись двери предбанника, и на чистый девственный снег вывалилась нагишом вся развеселая компания. Мишкин директор, тряся отвислым животом, словно кабан пробивал своим распаренным розовым телом пушистый снег, увлекая компанию к реке, прямо в полынью, где стояла Мишкина верша.

Три ображенные девицы оказались на льду, как раз напротив Мишкиной ухоронки. Казалось, протяни руку и достанешь каждую.

От этой близости и вида обнаженных девичьих тел у Мишки, жившего поневоле в суровом воздержании, закружилась голова, а лицо запылало нестерпимым жаром стыда и неизведанной запретной страсти.

Словно пьяный, он встал, и, шатаясь, побрел к своему убогому пристанищу. А сзади дразнил и манил волнующе девичий смех и радостное повизгивание.

В избушке смолокуров он снова затопил печь, напился чаю с брусничным листом и лег на нары ничком, горестно вздыхая по своей беспутной никчемной жизни, которая теперь, после утреннего заявления по радио, и вовсе стала лишена всякого смысла.

Мишка рано остался без родителей. Мать утонула на сплаве, отец запился. Сказывают, что у самогонного аппарата не тот змеевик был поставлен. Надо было из нержавейки, а Варфоломей поставил медный. Оттого самогонка получилась ядовитая.

Никто в этой жизни Мишку не любил. После ремесленного гулял он с девицей и даже целовался, а как ушел в армию, так тут же любовь его выскочила замуж за приезжего с Закарпатья шабашника и укатила с ним навсегда.

А после армии была работа в лесу, да пьянка в выходные. Парень он был видный и добрый, а вот девиц рядом не случалось, остались в Выселках одни парни, девки все по городам разъехались. Тут поневоле запьешь! Уж лучше бы ему родиться бабки Саниным козлом! Сидел бы себе на печи да картошку чищеную ел. Ишь, в кабинете ему студено!

Мишке стало так нестерпимо жалко самого себя, что горючая слеза закипела на глазах и упала в еловый лапник.

. Ночью он вышел из избушки, все та же песня гремела на даче и стократным эхом прокатывалась по Барсучьему бору:

Столетние сосны вздрагивали под ударами децибелл и сыпали с вершин искрящийся под светом луны снег. Луна светила, словно прожектор. В необъятной небесной бездне сияли лучистые звезды, и, ночь была светла, как день.

Мишку, будто магнитом, тянуло опять к даче, музыке и веселью. И он пошел туда под предлогом перепроверить вершу. Ее могли сбить, когда ныряли в прорубь, или вообще вытащить на лед.

Директорская дача сверкала огнями. берега Мишка видел в широких окнах ее сказочное застолье, уставленное всевозможными явствами. Кто-то танцевал, кто-то уже спал в кресле. Вдруг двери дачи распахнлись, выплеснув в морозную чистоту ночи шквал музыки и электрического сияния.

Мишка увидел, как кто-то выскочил в огненном ореоле на крыльцо, бросился вниз в темноту, заскрипели ступени на угоре, и вот в лунном призрачном свете на льду реки он увидел девушку, одну из тех трех, что были тут днем. Она подбежала к черневшей полынье, в которой свивались студеные струи недремлющей речки, и бросилась перед ней на колени.

Мишка еще не видывал в жизни таких красивых девушек. Волосы ее были распущены по плечам, высокая грудь тяжело вздымалась, и по прекрасному лицу текли слезы.

Вновь распахнулись дачные двери, и на крыльцо вышел мужчина:

— Марго! — крикнул он повелительно.— Слышишь? Вернись! Видимо, он звал девушку, стоявшую сейчас на коленях перед полыньей.
— Маля! — повторил он настойчиво,— Малька! Забирайся домой. Я устал ждать.

Девушка не отвечала. Мишка слышал лишь тихие всхлипывания. Мужчина потоптался на крыльце, выругался и ушел обратно. Девушка что-то прошептала и сделала движение к полынье.

Мишке стало невыносимо жалко ее. Он выскочил из кустов и в один миг оказался рядом с девицей.

— Не надо! — сказал он деревянным голосом.— Тут глубоко. Девица подняла голову.
— Ты кто? — спросила она отрешенно. От нее пахло дорогими духами, вином и заграничным табаком.
— Мишка,— сказал он волнуясь.
— Ты местный?
— Живу тут. В лесу,— все так же деревянно отвечал Мишка. Девица вновь опустила голову.
— А я Марго. Или Маля. Путана.
- Это, стриптизерша, что ли?
-Да нет. Путана.

Мишка не знал значения этого слов и решил, что путана - это фамилия девицы.

-Ты, это, не стой коленками на льду-то,— предупредил Мишка.— А то простудишься.

Девица вдруг заплакала, и плечи ее мелко задрожали. Мишка, подавив в себе стеснение, взял ее за локотки и поставил рядом с собою.

— Слышишь, Мишка,— сказала она вдруг и подняла на него полные горя прекрасные глаза.— Уведи меня отсюда. Куда-нибудь.
И Мишка вдруг ощутил, что прежнего Мишки уже нет, что он весь теперь во власти этих горестных глаз. И что он готов делать все, что она скажет.

— У меня замерзли ноги,— сказала она.— Погрей мне коленки. Мишка присел и охватил своими негнущимися руками упругие колени
Мали. Ноги ее были голы и холодны. Мишка склонился над ними, стал согревать их своим дыханием.

— Пойдем,— скоро сказала она.— Уведи меня отсюда скорее.

— Они поднялись по тропе в угор. Неожиданно для себя Мишка легко подхватил ее на руки и понес к своему лесному зимовью. А она охватила его руками за шею, прижалась тесно к Мишкиной груди, облеченной в пропахшую дымом и хвоей фуфайку и затихла.
Когда Мишка добрался до избушки, девушка уже глубоко спала.

Он уложил ее бережно на укрытые лапником нары и сел у окошечка, прислушиваясь к неизведанным чувствам, полчаса назад поселившимся в его душе, но уже укоренившимся так, словно он вечно жил с этими чувствами и так же вечно будет жить дальше.
Маля чуть слышно дышала. Ночь была светла, как день. За окошком сияла прожектором луна.

Читайте также: