Дегтев аморальный приказ краткое содержание

Обновлено: 05.07.2024

- В жизни каждого читателя есть та самая книга, которая помогла ему заглянуть в себя, ответить на вопрос: почему и для чего я живу. Если вы её ещё не нашли, верьте, эта встреча произойдёт непременно!

II. Основная часть

1.Работа со словом

- Вдумаемся в название рассказа. Каково лексическое значение каждого слова?

Приказ – официальное указание, подлежащее неукоснительному исполнению.

Аморальный – противоречащий законам морали, безнравственный.

- На что нас нацеливает автор? О чём хочет предупредить?

- Когда и где происходят описываемые в рассказе события?

- От чьего имени ведётся повествование?

- С чего начинается действие?

- Обратим внимание на то, что капитан не понимает, почему именно в это время (перед началом ледостава) дан приказ перевести заключённых.

- Почему груз, который находится на теплоходе, назван особым?

(осуждённые священники, настоятели монастырей, высшие иерархи)

- Чем, по мнению, капитана, эта партия заключённых отличается от предыдущей?

(ни поножовщины, ни крика, ни шума, ни голодовок)

- 1003 человека в чёрных рясах. Монахи. Люди, давшие обет вести аскетический (отказ от жизненных благ и удовольствий) образ жизни, следующие заповедям Христа. Как эти люди могли стать преступниками?

3. Реализация индивидуального домашнего задания №1

- В поведении монахов неопытный, невоцерковленный (далёкий от церкви) читатель может увидеть какую-то обречённость, нежелание бороться. Подумаем, так ли это?

- Это тоже обречённость, нежелание сопротивляться?

(Божий человек покорен воле Господа; смирение - с миром принимаю)

4. Характеристика героев. Реализация индивидуального домашнего задания №2.

- Среди монахов есть два маленьких солнышка. Это Алёша и его верный друг - пёс Пушок. Что мы можем сказать о них?

Алёша : послушник (в русских православных монастырях — лицо, готовящееся к принятию монашества; они не дают монашеских обетов, не принадлежат к монашескому братству.. . ); ему 12 лет; поёт чистейшим альтом, принадлежит к старинному княжескому роду.

- Предположите, как мальчик мог оказаться среди монахов?

Пушок : умный, умеющий понимать, чувствовать человека рыжий пёс, дворняга.

- Как они относятся друг к другу?

- Не каждого человека животное может понять и принять так, как Пушок Алёшу. Наши братья меньшие чувствуют душу человека. Послушаем, как относились животные к святым людям.

В XIV веке жил преподобный Сергий Радонежский — святой подвижник. Долгое время его уединенным жилищем была маленькая келья в лесу. Лес был полон зверей и птиц. Все они полюбили святого и часто навещали его. То волк забежит на огород, где работает старец, то семейство кабанов пожалует… Сила молитвы спасала подвижника.

Сохранилось свидетельство о необычной дружбе святого. Однажды Преподобный Сергий увидел перед своей кельей большого, тощего медведя. Зверь совсем ослабел от голода. Пожалев его, старец вынес краюху хлеба, и положил на пень перед медведем. Медведь съел хлеб и с той поры часто навещал Сергия, ожидал обычного подаяния и не отходил до тех пор, пока не получал его. Преподобный радостно делился с ним

хлебом, отдавал последний кусок, а иной раз и весь обед. А когда хлеба не было, то оба оставались голодными. Дикий зверь слушался пустынника и был кроток с ним, точно овечка.

- Я думаю, каждому из нас симпатичен Алёша. Подберём определения, характеризующие мальчика, и прокомментируем их.

(добрый, кроткий, смирный, безобидный, благодарный, благородный, талантливый)

5.Характеристика героя. Работа в группах

На корабле есть человек, которому все окружающие глубоко безразличны. Единственный, кто его привлекает как бывшего циркача, пёс Пушок.

- Как зовут этого человека? (Яков Наумыч)

- Какую должность он занимает? ( замполит - заместитель капитана по политической части)

- Посмотрим, как он относится к людям.

Работа в группах:

1группа: отношение к Алёше

(отбирает фамильный крест; отбирает Пушка, несмотря на слёзы РЕБЁНКА );

2группа: отношение к Пушку

3группа: отношение к капитану (1) и заключённым(2)

- Какой вывод можно сделать об отношении Якова Наумыча к людям? Какой он?

Составим синонимический ряд:

Яков Наумыч Минкин – холодный, равнодушный, жестокий, бездушный.

6.Продолжи предложение. Монологическое высказывание по предложенному плану

- Чем капитан отличается от Якова Наумыча?

  • Если у Якова Наумыча душа мертва, то у капитана…

(чувство долга, умение видеть доброе, исполнительность)

(осознание и принятие тех обязанностей, которые человек берёт на себя, вступая в определённые отношения с людьми)

  • Человек может испытывать чувство долга перед…

(родиной, родителями, детьми, профессиональный долг)

- Капитан стоит перед выбором…

1.Мне дан приказ…

2. Что я мог поделать…

3. Я долго не выходил из каюты…

4. Я сделал свой выбор…

5. Я объявил приказ команде…

6. В момент исполнения приказа я чувствовал…

7. Я сожалел о том, что…

Сделать всё по уставу, те выполнить, не думая, бесчеловечный приказ, или отказаться от его выполнения, и, значит, быть наказанным, но остаться с чистой совестью – выбор, перед которым стоял капитан.

Вы должны понимать, что человек не может быть плохим или хорошим; плохими или хорошими могут быть его мысли, поступки. И у каждого есть выбор, какой дорогой пойти, какую память о себе оставить…

до слов: И опять я нравился самому себе в эту минуту…)

8.Сравнитальный анализ текста. Реализация индивидуального домашнего задания №3

- Как вы понимаете эти слова?

- Слышали ли вы их раньше?

(Евангелие от Луки

23:33 И когда пришли на место, называемое Лобное, там распяли Его и злодеев, одного по правую сторону, другого по левую сторону 23:34 Иисус говорил: Отче! прости им, ибо не знают, что делают.)

- С такими словами умирали многие мученики за веру Христову. Они принимали смерть, не желая отречься от Христа. Их имена звучат в древней и в современной истории. Начало XX века в России утонуло в крови мучеников и исповедников Российских. Священники, монахи, миряне умирали под пытками, зная, что умирают за веру Христову.

Реализация индивидуального домашнего задания №3

(каждый готовит краткий рассказ об одном святом новомученике и исповеднике Российском)

Вот некоторые имена.

Последний российский император и его семья, расстреляны в 1918 году в Екатеринбурге, в подвале Ипатьевского дома, по постановлению Уральского совета рабочих, крестьянских и солдатских депутатов.

Сестра императрицы-мученицы Александры Феодоровны, вдова убитого революционерами великого князя Сергея Александровича, после смерти мужа Елисавета Феодоровна стала сестрой милосердия и настоятельницей ею же созданной Марфо-Мариинской обители милосердия в Москве. Когда Елисавета Феодоровна была арестована большевиками, ее келейница инокиня Варвара, несмотря на предложение свободы, добровольно последовала за ней.

Вместе с великим князем Сергеем Михайловичем и его секретарем Федором Ремезом, великими князьями Иоанном, Константином и Игорем Константиновичами и князем Владимиром Палеем преподобномученица Елисавета и инокиня Варвара были заживо сброшены в шахту близ г. Алапаевска и скончались в страшных мучениях.

Офицер царской армии, выдающийся артиллерист, а также врач, композитор, художник… Он оставил мирскую славу ради служения Христу и принял священный сан по послушанию своему духовному отцу — святому Иоанну Кронштадтскому.11 декабря 1937 года в возрасте 82 лет он был расстрелян на полигоне Бутово под Москвой. В тюрьму его везли на карете скорой помощи, на расстрел — вынесли на носилках.

- А теперь – финал рассказа

Поясните, на чём основаны мои утверждения.

  • Я считаю, что члены команды парохода не случайно не подали руки своему командиру, честно выполнившему свой долг.
  • Я утверждаю, что Пушок оказался выше, честнее командира парохода.
  • Я считаю, что автор не случайно акцентирует внимание читателя на белоснежном кителе капитана, рукав которого испачкан крысиным помётом. (китель = честь)

И ещё нужно помнить, что н езнание з аконов не освобождает от ответственности .

10. Домашнее задание

В конце рассказа видим послесловие.

- Как вы понимаете прочитанное?

- Откуда у священника оказался фамильный крест рода, к которому принадлежит Алёша?

Письменный ответ на эти вопросы и есть ваше домашнее задание.

III. Итоги урока

- В конце нашего урока, думаю, уместно поставить не точку, а многоточие. Потому что хорошая книга, и жизнь неразрывно связаны. Я уверена, что автор этого рассказа помог вам задуматься над тем, каким должен быть настоящий человек, а каким он быть не должен…

Шли мы тогда из Владивостока в порт Ванино. Рейс был последний в сезоне. Шансов успеть до ледостава почти не оставалось. Из Ванино сообщили, что у них на рейде уже появились льдины. Я недоумевал: зачем послали так поздно? Однако надеялся, что зима припозднится и удастся проскочить. Тихая и тёплая погода в Японском море давала основания для таких надежд.

И был среди монахов мальчик Алёша, послушник, лет двенадцати от роду.

Наш замполит, Яков Наумыч Минкин, в прошлом циркач, восхищался Пушком: уникальная собака, с удивительными способностями, цены ей нет. Пытался прикармливать пса, но тот почему-то к нему не шёл и корма не брал. Однажды на прогулке наш старпом подарил Алёше свой старый свитер. С каждым днём заметно холодало. Мальчик зяб в своей вытертой ряске. Алёша только посмотрел Пушку в глаза – и пёс, подойдя к старпому, лизнул его в руку. Старик так растрогался.

Вот так мы и шли пять суток.

Что я мог поделать – приказ есть приказ! Помня о долге капитана, я спустился в каюту, умылся, переоделся во всё чистое, облачился в парадный китель, как требует того морская традиция. Внутри у меня было, как на покинутой площади… Долго не выходил из каюты, находя себе всякие мелкие заботы, и всё время чувствовал, как из зеркала на меня смотрело бескровное, чужое лицо.

Когда поднялся на мостик, прямо по курсу увидел дымы эсминца. Собрал команду и объявил приказ. Повёл взглядом: кто. Моряки молчали, потупив глаза, а Минкин неловко разводил руками. Во мне что-то натянулось: все, все они могут отказаться, все – кроме меня.

- В таком случае я сам.

Спустился в машинное отделение – машина уже стояла, и лишь слышно было, как она остывает, потрескивая, - и со звоном в затылке отдраил кингстоны. Под ноги хлынула зелёная, по-зимнему густая вода, промочила ботинки, но холода я не почувствовал.

Поднявшись на палубу – железо прогибалось, - увидел растерявшегося замполита, тот бегал, заглядывал под снасти и звал:

В ответ – ни звука. Из машинного отделения был слышен гул бурлящей воды. Я торжественно шёл по палубе, весь в белом, видел себя самого со стороны и остро, как бывает во сне, осознавал смертную важность момента. Был доволен тем, как держался, казался себе суровым и хладнокровным. Увы, не о людях, запертых в трюмах, думал, а о том, как выгляжу в этот роковой миг. И сознание, что поступаю по-мужски, как в романах – выполняю ужасный приказ, но вместе с тем щепетильно и тщательно соблюдаю долг капитана и моряка, - наполняло сердце трепетом и гордостью. А ещё в голове тяжело перекатывалось, что событие это – воспоминание на всю жизнь, и немного жалел, что на судне нет фотоаппарата…

Из трюмов донеслось:

- Вода! Спасите! Тонем!

И тут мощный бас перекрыл крики и плач:

- Помолимся, братия! Простим им, не ведают, что творят. Свя-тый Бо-о-же, Свя-тый Кре-епкий, Свя-тый Бес-с-смерт-ный, поми-и-илуй нас! – запел он торжественно и громко.

За ним подхватил ещё один, потом другой, третий. Тюрьма превратилась в храм. Хор звучал так мощно и так слаженно, что дрожала, вибрировала палуба. Всю свою веру вложили монахи в последнюю молитву. Они молились за нас, безбожников, в железном своём храме. А я попирал этот храм ногами…

В баркас спускался последним. Наверное, сотня крыс прыгнула вместе со мной. Ни старпом, ни матрос, стоявшие на краю баркаса, не подали мне руки. А какие глаза были у моряков. И только Яков Наумыч рыскал своими глазами-маслинами по палубе, звал собаку:

- Пушок! Пушок! Чтоб тебя.

- Подождите! – закричал замполит. – Ещё чуть-чуть. Сейчас он прибежит. Ах, ну и глупый же пёс.

Подождали. Пёс не шёл. Пароход опускался. Уже прямо на глазах. И слабели, смолкали один за другим голоса монахов, и только в носовом трюме звенел, заливался голос Алёши. Тонкий, пронзительный, он звучал звонко и чисто, серебряным колокольчиком – он звенит и сейчас в моих ушах!

- О мне не рыдайте, плача, бо ничтоже начинах достойное…

А монахи вторили ему:

- Душе моя, душе моя, восстань.

Но всё слабее вторили и слабее. А пароход оседал в воду и оседал… Ждать больше было уже опасно. Мы отвалили.

И вот тогда-то на накренившейся палубе и появился пёс. Он постоял, посмотрел на нас, потом устало подошёл к люку, где всё ещё звучал голос Алеши; скорбно, с подвизгом, взлаял и лёг на железо.

Вот вода сомкнулась. Ушли в пучину тысяча три брата, послушник Алёша и верный Пушок…

Понравилась статья? Подпишитесь на канал, чтобы быть в курсе самых интересных материалов

  • Для учеников 1-11 классов и дошкольников
  • Бесплатные сертификаты учителям и участникам

Шли мы тогда из Владивостока в порт Ванино. Рейс был последний в сезоне. Шансов успеть до ледостава почти не оставалось. Из Ванино сообщили, что у них на рейде уже появлялись льдины. Я недоумевал: зачем послали так поздно? Однако надеялся, что зима припозднится и удастся проскочить. Тихая и теплая погода в Японском море давала основания для таких надежд.

Наш замполит, Яков Наумыч Минкин, в прошлом циркач, восхищался Пушком: уникальная собака, с удивительными способностями, цены ей нет. Пытался прикармливать пса, но тот почему–то к нему не шел и корма не брал. Однажды на прогулке наш старпом подарил Алеше свой старый свитер. С каждым днем заметно холодало. Мальчик зяб в своей вытертой ряске. Алеша только посмотрел Пушку в глаза — и пес, подойдя к старпому, лизнул его в руку. Старик так растрогался.

Что я мог поделать — приказ есть приказ! Помня о долге капитана, я спустился в каюту, умылся, переоделся во все чистое, облачился в парадный китель, как требует того морская традиция. Внутри у меня было как на покинутой площади… Долго не выходил из каюты, находя себе всякие мелкие заботы, и все время чувствовал, как из зеркала на меня смотрело бескровное, чужое лицо.

Когда поднялся на мостик, прямо по курсу увидел дымы эсминца. Собрал команду и объявил приказ. Повел взглядом: кто. Моряки молчали, потупив глаза, а Минкин неловко разводил руками. Во мне что–то натянулось: все, все они могут отказаться, все — кроме меня.

— В таком случае я сам. Спустился в машинное отделение — машина уже стояла, и лишь слышно было, как она остывает, потрескивая, — и со звоном в затылке отдраил кингстоны. Под ноги хлынула зеленая, по–зимнему густая вода, промочила ботинки, но холода я не почувствовал.

Поднявшись на палубу — железо прогибалось, — увидел растерянного замполита, тот бегал, заглядывал под снасти и звал:

— Пушок! Пушок!В ответ — ни звука. Из машинного отделения был слышен гул бурлящей воды. Я торжественно шел по палубе, весь в белом, видел себя самого со стороны и остро, как бывает во сне, осознавал смертную важность момента. Был доволен тем, как держался, казался себе суровым и хладнокровным. Увы, не о людях, запертых в трюмах, думал, а о том, как выгляжу в этот роковой миг. И сознание, что поступаю по–мужски, как в романах — выполняю ужасный приказ, но вместе с тем щепетильно и тщательно соблюдаю долг капитана и моряка, — наполняло сердце трепетом и гордостью. А еще в голове тяжело перекатывалось, что событие это — воспоминание на всю жизнь, и немного жалел, что на судне нет фотоаппарата…

Из трюмов донеслось:— Вода! Спасите! Тонем!И тут мощный бас перекрыл крики и плач:— Помолимся, братия! Простим им, не ведают, что творят. Свя–тый Бо–о–же, Свя–тый Кре–епкий, Свя–тый Бес–с–смерт–ный, поми–и–илуй нас! — запел он торжественно и громко.

За ним подхватил еще один, потом другой, третий. Тюрьма превратилась в храм. Хор звучал так мошно и так слаженно, что дрожала, вибрировала палуба. Всю свою веру вложили монахи в последнюю молитву. Они молились за нас, безбожников, в железном своем храме. А я попирал этот храм ногами…В баркас спускался последним. Наверное, сотня крыс прыгнула вместе со мной. Ни старпом, ни матрос, стоявшие на краю баркаса, не подали мне руки. А какие глаза были у моряков. И только Яков Наумыч рыскал своими глазами–маслинами по палубе, звал собаку:

— Подождите! — закричал замполит. — еще чуть–чуть. Сейчас он прибежит. Ах, ну и глупый же пес. Подождали. Пес не шел. Пароход опускался. Уже прямо на глазах. И слабели, смолкали один за другим голоса монахов, и только в носовом трюме звенел, заливался голос Алеши. Тонкий, пронзительный, он звучал звонко и чисто, серебряным колокольчиком — он звенит и сейчас в моих ушах!

— О мне не рыдайте, плача, бо ничтоже начинах достойное… А монахи вторили ему:

— Душе моя, душе моя, восстань.

Но все слабее вторили и слабее. А пароход оседал в воду и оседал… Ждать больше было уже опасно. Мы отвалили.

И вот тогда–то на накренившейся палубе и появился пес. Он постоял, посмотрел на нас, потом устало подошел к люку, где асе еще звучал голос Алеши; скорбно, с подвизгом, взлаял и лег на железо.

Вот вода сомкнулась. Ушли в пучину тысяча три брата, послушник Алеша и верный Пушок…


Шли мы тогда из Владивостока в порт Ванино. Рейс был последний в сезоне. Шансов успеть до ледостава почти не оставалось. Из Ванино сообщили, что у них на рейде уже появлялись льдины. Я недоумевал: зачем послали так поздно? Однако надеялся, что зима припозднится и удастся проскочить. Тихая и теплая погода в Японском море давала основания для таких надежд.

Наш замполит, Яков Наумыч Минкин, в прошлом циркач, восхищался Пушком: уникальная собака, с удивительными способностями, цены ей нет. Пытался прикармливать пса, но тот почему-то к нему не шел и корма не брал. Однажды на прогулке наш старпом подарил Алеше свой старый свитер. С каждым днем заметно холодало. Мальчик зяб в своей вытертой ряске. Алеша только посмотрел Пушку в глаза - и пес, подойдя к старпому, лизнул его в руку. Старик так растрогался.

Вот так мы и шли пять суток.

Что я мог поделать - приказ есть приказ! Помня о долге капитана, я спустился в каюту, умылся, переоделся во все чистое, облачился в парадный китель, как требует того морская традиция. Внутри у меня было как на покинутой площади. Долго не выходил из каюты, находя себе всякие мелкие заботы, и все время чувствовал, как из зеркала на меня смотрело бескровное, чужое лицо.

Когда поднялся на мостик, прямо по курсу увидел дымы эсминца. Собрал команду и объявил приказ. Повел взглядом: кто. Моряки молчали, потупив глаза, а Минкин неловко разводил руками. Во мне что-то натянулось: все, все они могут отказаться, все - кроме меня.

- В таком случае я сам.

Спустился в машинное отделение - машина уже стояла, и лишь слышно было, как она остывает, потрескивая, - и со звоном в затылке отдраил кингстоны. Под ноги хлынула зеленая, по-зимнему густая вода, промочила ботинки, но холода я не почувствовал.

Поднявшись на палубу - железо прогибалось, - увидел растерянного замполита, тот бегал, заглядывал под снасти и звал:

В ответ - ни звука. Из машинного отделения был слышен гул бурлящей воды. Я торжественно шел по палубе, весь в белом, видел себя самого со стороны и остро, как бывает во сне, осознавал смертную важность момента. Был доволен тем, как держался, казался себе суровым и хладнокровным. Увы, не о людях, запертых в трюмах, думал, а о том, как выгляжу в этот роковой миг. И сознание, что поступаю по-мужски, как в романах - выполняю ужасный приказ, но вместе с тем щепетильно и тщательно соблюдаю долг капитана и моряка, - наполняло сердце трепетом и гордостью. А еще в голове тяжело перекатывалось, что событие это - воспоминание на всю жизнь, и немного жалел, что на судне нет фотоаппарата. Из трюмов донеслось:

- Вода! Спасите! Тонем!

И тут мощный бас перекрыл крики и плач:

- Помолимся, братия! Простим им, не ведают, что творят. Святый Бо-о-же, Свя-тый Кре-епкий, Святый Бес-с-смерт-ный, поми-и-илуй нас! - запел он торжественно и громко.

За ним подхватил еще один, потом другой, третий. Тюрьма превратилась в храм. Хор звучал так мощно и так слаженно, что дрожала, вибрировала палуба. Всю свою веру вложили монахи в последнюю молитву. Они молились за нас, безбожников, в железном своем храме. А я попирал этот храм ногами.

В баркас спускался последним. Наверное, сотня крыс прыгнула вместе со мной. Ни старпом, ни матрос, стоявшие на краю баркаса, не подали мне руки. А какие глаза были у моряков. И только Яков Наумыч рыскал своими глазами-маслинами по палубе, звал собаку:

- Пушок! Пушок! Чтоб тебя.

- Подождите! - закричал замполит. - еще чуть-чуть. Сейчас он прибежит. Ах, ну и глупый же пес.

Подождали. Пес не шел. Пароход опускался. Уже прямо на глазах. И слабели, смолкали один за другим голоса монахов, и только в носовом трюме звенел, заливался голос Алеши. Тонкий, пронзительный, он звучал звонко и чисто, серебряным колокольчиком и он звенит и сейчас в моих ушах!

- О мне не рыдайте, плача, бо ничтоже начинах достойное. А монахи вторили ему:

- Душе моя, душе моя, восстань.

Но все слабее вторили и слабее. А пароход оседал в воду и оседал. Ждать больше было уже опасно. Мы отвалили.

И вот тогда-то на накренившейся палубе и появился пес. Он постоял, посмотрел на нас, потом устало подошел к люку, где все еще звучал голос Алеши; скорбно, с подвизгом, взлаял и лег на железо.

Вот вода сомкнулась. Ушли в пучину тысяча три брата, послушник Алеша и верный Пушок.

ВОПРОСЫ

1. Почему не боялись выпускать заключенных гулять на палубу?

2. Как вы считаете, соответствует ли поступок капитана моральным нормам? Как бы вы поступили на его месте?

3. Подробно опишите, как вели себя заключенные во время погружения парохода. Как вы думаете, если бы на месте заключенных оказался ваш класс, смогли бы ребята вести себя достойно?

5. Собака могла спастись, если бы послушала замполита, но она осталась у люка, где все еще звучал голос Алеши. Можно ли сказать, что она совершила подвиг? Смогли бы вы в подобной ситуации оставить друга?

Читайте также: