Стандарты доказывания в арбитражном процессе доклад

Обновлено: 02.07.2024

Это конспект моего выступления на "интенсиве" FinTaxTop по процессуальным вопросам банкротства. Это часть целой серии мероприятий, инофрмацию о которых можно найти по ссылке.

Проблема в том, что чаще всего в российской литературе и судебных актах термин используется во втором, неточном смысле. Давайте для начала попробуем разобраться, в чём состоит истинный смысл термина.

Стандарт доказывания — это критерий, который должны применить присяжные (а в современную эпоху — судья) для оценки доказательств, чтобы из них установить факты дела. Необходимость явной формулировки стандартов доказывания в англо-американском праве связана именно с использованием для установления фактов присяжных, которым судья должен был объяснить правила оценки доказательств.

Обратите внимание: применение такого асимметричного стандарта означает, что значительное число дел будет решаться объективно неправильно: обвиняемый скорее всего виновен, но его нужно выпустить, поскольку остались некоторые сомнения в его виновности. Такой поход связан с высокой социальной ценой осуждения невиновного. Лучше отпустить десять виновных, чем казнить одного невиновного!

Как всё это работает на практике? Прежде всего сторона, заинтересованная в разрешении вопроса факта (истец) должна представить первичные доказательства (prima facie evidence) своей версии событий. Лишь при наличии таких доказательств вопрос может быть передан на разрешение присяжных.

Если же, скажем, ответчик в ответ на первичные доказательства истца не представил никаких доказательств, то, вероятнее всего, прав истец, и присяжные наверняка решат вопрос в его пользу, даже если истец к своим доказательствам ничего не добавит. Особенно это так в том случае, когда ввиду специфики дела основные доказательства находятся в руках ответчика (например, он директор компании, сделка которой оспаривается миноритариями). В этом случае молчание ответчика — само по себе весьма убедительное доказательство!

Фактически это означает автоматический переход бремени доказывания с истца на ответчика в ситуации информационной асимметрии.

Однако убеждения у разных судей могут быть разные, и вопрос унификации правил доказывания стоит довольно остро. Де-факто в российском гражданском и арбитражном процессе стихийно сложился весьма высокий стандарт доказывания, близкий к уголовному, при котором истец долен приложить весьма значительные усилия, чтобы добиться своего, не оставив у судьи сомнений в совей правоте.

Как ясно из вышеизложенного, такой стандарт неоптимален, поскольку ведёт к объективно ошибочному разрешению множества гражданско-правовых споров (истец прав, но не смог преодолеть сомнений судьи). Между тем цена ошибки в пользу истца в таких спорах в точности равна цене ошибки в пользу ответчика — и равна той денежной сумме, о которой идёт спор.
Высшие суды и законодатели предпринимали некоторые усилия для исправления этой неприятной ситуации.

В 2015 году это правило было кодифицировано законодателем в п. 5 ст. 393 ГК.

Размер подлежащих возмещению убытков должен быть установлен с разумной степенью достоверности. Суд не может отказать в удовлетворении требования кредитора о возмещении убытков, причиненных неисполнением или ненадлежащим исполнением обязательства, только на том основании, что размер убытков не может быть установлен с разумной степенью достоверности. В этом случае размер подлежащих возмещению убытков определяется судом с учетом всех обстоятельств дела исходя из принципов справедливости и соразмерности ответственности допущенному нарушению обязательства.

В 2012 году в деле Кировского завода, где рассматривался спор миноритариев с директором завода (о предполагаемом выводе активов директором), Президиум ВАС РФ сформулировал правило о переходе бремени доказывания на директора после предоставления первичных доказательств миноритариями.

Дело в том, что аффилированные с должником кредиторы нередко предъявляют фиктивные требования в банкротстве должника с целью перехватить контроль над процессом банкротства и оставить ни с чем независимых кредиторов. А независимые кредиторы, соответственно, оспаривают такие требования.

Именно в таких делах выше всего степень информационной асимметрии. Независимые кредиторы, по сути, лишены возможности получить какую-либо информацию о компании-банкроте и аффилированных с нею кредиторах. Между тем именно независимым кредиторам приходится доказывать фиктивность требований. Если применять к их доказательствам традиционный для России завышенный стандарт доказывания, независимые кредиторы точно не смогут ничего доказать!

Каков же выход из этой неприятной ситуации? С точки зрения выбора оптимальных правил решения споров, мыслимы как минимум три разных подхода.

Наконец, третий вариант — установить асимметричный стандарт доказывания, в соответствии с которым аффилированный кредитор должен не просто убедить суд, что его требование скорее реально, чем фиктивно, а не оставить в этом никаких разумных сомнений. Этот стандарт также обеспечит необходимое перемещение бремени доказывания на аффилированных лиц. Однако подчеркну, что в этом случае суд, даже полагая, что аффилированный кредитор, скорее всего, прав, во многих случаях должен будет решать дело против него (ввиду наличия небольших сомнений). Это выглядит аномалией. Вряд ли такой результат можно назвать оптимальным.

Стоит заметить, что вопрос о доказывании реальности или фиктивности требований аффилированных кредиторов отличен от вопроса о том, следует ли субординировать (понижать в очерёдности) реальные требования аффилированных кредиторов по отношению к требованиям независимых кредиторов. Первое — вопрос процессуального права, второе — вопрос материального права, решаемый по-разному в разных странах.

Как же эта проблема решалась российскими судами?

Пленум пояснил эту мысль следующим образом.

Что касается стандарта доказывания в строгом смысле, я бы сказал, что, исходя из фабулы дела требование офшорной компании скорее фиктивное, чем реальное, а потому разрешение спора в пользу независимых кредиторов вовсе не требует применения асимметричного стандарта доказывания. (Хотя, конечно, ситуация может измениться, если офшорная компания представит дополнительные доказательства реальности требования.)

Приведённая правовая позиция после упразднения ВАС неоднократно повторялась практически дословно в определениях Коллегии по экономическим спорам ВС РФ, а также в обзорах судебной практики Президиума ВС РФ.

См.: п. 32 Обзора судебной практики Верховного Суда РФ № 3 (2017 г.) (утв. Президиумом ВС РФ 12.07.2017); п. 10 Обзора судебной практики Верховного Суда РФ № 1 (утв. Президиумом ВС РФ 13.04.2016).

Примерно то же относится не только к банкротству, но и к любым ситуациям информационной асимметрии (спор миноритариев с директором компании и т. п.). В таких делах правила доказывание тоже имеет смысл модифицировать подобным образом. Однако в российском праве эта проблема решается судами почти исключительно в банкнотных делах.

Что почитать?

Будылин С.Л. Внутреннее убеждение или баланс вероятностей? Стандарты доказывания в России и за рубежом // Вестник ВАС РФ. 2014. N 4. С. 34 — 66.

Смольников Д.И. Мифы о стандартах доказывания // Закон. 2015. N 12. С. 199 — 205.

Будылин С.Л. Стандарты доказывания в банкротстве // Вестник экономического правосудия РФ. 2018. N 11. С. 130 — 158.

Смола А.А. Стандарты, доказывание и Верховный Суд // Вестник экономического правосудия Российской Федерации. 2018. N 8. С. 129 - 165.

Глушков А.Н. Судебная практика применения стандартов доказывания в России // Арбитражный и гражданский процесс. 2019. N 5. С. 38 - 43.

Читайте также: