Религиозные учения о сущности любви 8 класс доклад
Обновлено: 31.05.2024
Миссионерский факультет, заочное отделение, 2007-2008уч.г.
ОБЩЕЕ И СРАВНИТЕЛЬНОЕ РЕЛИГИОВЕДЕНИЕ.
Библия о любви
Выполнила студентка III курса
Дата выполнения работы: 13.06.2008г.
Любовь присуща всем людям и поэтому слова, выражающие это понятие, существуют у всех народов, во всех языках и наречиях. Философия всех народов вообще много и постоянно раздумывала над смыслом любви в человеческих отношениях. Но ни в одном языке, ни у одного народа и ни в одной философской системе понятие о любви не достигало такой всеобъемлющей глубины и полноты, как в Библии.
Для обозначения любви в греческом языке есть три слова: эрос (чувственная любовь), филия (любительство, как например, в слове философия - любовь к мудрости) и агапе (высшая, духовная любовь). Хотя в русском языке для обозначения любви есть только одно слово, очевидно, есть те же три ее разновидности. Но первые две ничтожны в сравнении с последней, ибо первые две - человеческие, и только последняя -Божественная.
Бог через Иеремию возвещает Своему народу, терпящему бедствие: "Любовью вечною Я возлюбил тебя и потому простер к тебе благоволение" (Иер 31:3). В НЗ Божья любовь торжествует над человеческой неверностью благодаря спасительному подвигу Иисуса Христа.
Оно занимает среднее положение между аллегорическим и буквальными толкованиями, развито отчасти Гуго Гроцием и Боссюэтом, а главным образом Гофманом, Деличем и Коссовичем, по которому, изображаемая в Песни Песней любовь есть действительный факт из истории Соломона, но изображение этой любви не имеет цели само в себе, а служит образцом высшей духовной любви и отношений человека к Богу. При таком понимании, по мнению Делича, Песнь Песней является высокоценным священным произведением в трех отношениях: 1) в религиозно-нравственном, как изображение высокой идеи брака, 2) в церковно-историческом - как изображение судьбы еврейского народа и церкви во время Соломона и 3) наконец, в преобразовательном, поскольку в браке прообразует союз Христа с церковью.
Под образом невесты следует понимать обетованную землю с ее богоизбранным народом, с ее роскошным и обильным царством животных, растений и неорганическим миром. В образе жениха соединены черты солнца, как физической силы, царя, как государственной силы, и Мессии, как благодетельной духовной и божественной силы. Соединение в один образ Мессии, царя и солнца и сопоставление их встречаются как в Священном Писании, так и в богослужении.
Соломон возвышенным языком поэзии в описании отношений невесты и жениха предначертал характер будущих отношений между Христом и Церковью. Образ жениха на всем протяжении повествования не изменяется. Он сразу признан невестой прекрасным. Невеста же вначале черна, хотя и прекрасна.
Зарождающееся чувство любви невесты и жениха символизирует отклик человеческой души на зов Божий. Невеста – древнее языческое общество, обращаясь с евреями, хранителями веры в истинного Бога, заимствует у них начало истинной религии.
Теперь обратимся к Новому Завету.
О Божьей любви к людям и о любви , вызываемой Богом в людях, в Новом Завете говорится гораздо чаще, чем в Ветхом Завете. Центром здесь является перенесенная из ветхого Завета заповедь Л. к Богу и Л. к ближнему "На сих двух заповедях утверждается весь закон и пророки" (Мф,22:40), т.е. в них полностью выражена воля Божья в отношении людей.
Любовь Бога к отчужденному от Него, погрязшему в грехе человечеству потребовала жертвы - смерти Его Сына, которая принесла спасение человечеству и даровала ему новую жизнь. Следовательно, движущей силой этой любви является воля Бога, "Который хочет, чтобы все люди спаслись и достигли познания истины" (1Тим 2:4);благодаря любви Отца к Сыну Иисусу было поручено дело спасения ; Божья любовь к людям проявляется в том, что Иисус сердечно, с любовью относится к ним: Он любит богатого юношу , Лазаря и его сестер , грешников и "Своих, сущих в мире" (Ин 13:1). Своим самопожертвованием Иисус доказал Свою любовь к грешным людям. Цель исполненного любви. служения Иисуса - искупление человечества от рабства зла . Каждый человек должен возлюбить Иисуса. Если мы любим Его, то Бог Отец любит нас .
Любовь Христова, проистекающая от Отца, "объемлет" учеников и последователей Христа так, что они всё более руководствуются ею и становятся свидетелями своего Господа. Эта Любовь долготерпит, милосердствует; она не знает зависти, не превозносится, не гордится, не бесчинствует, не ищет своей корысти, не раздражается, не мыслит зла; не радуется неправде, а сорадуется истине. Она ведет учеников за Учителем, заставляя их порой жертвовать своими жизнями по примеру их Господа .
Апостол Иоанн Богослов ясно учит еще об одном качестве христианской любви. «В любви нет страха,- говорит он, - но совершенная любовь изгоняет страх, потому что в страхе есть мучение. Боящийся не совершенен в любви. « (! Ин. 4,18).Страх т любовь- понятия несовместимые. Апостол говорит здесь о рабском страхе пред наказанием. Такой страх уже в самом себе заключает муку. Совершенная же любовь освобождает человека от этого рабского страха, вселят в него мир, спокойствие в ощущение единства с любимым, но не исключает бдительного внимания к себе и благоговейного опасения, как бы не сделать неугодного Богу и как бы не нанести ущерба ближнему. Эта внимательная заботливость очищает саму любовь и тем умножает плоды ее- мир и радость в Боге
Иная мотивация отношений в Церкви ведет к заблуждению. Не следует, однако, забывать, что любовь не должна означать терпимости к греху и злу внутри Церкви . Благодаря христианской любви происходит и внутреннее обновление всего обществ. устройства: изменяются отношения между мужем и женой , отношения между родителями и детьми , отношения между господами и рабами и т.д.
1. Митроп. Николай. Любовь по учению нового завета.//ЖМП.1956, февраль, с. 47-53
2. Мысли святых отцов о любви. //ЖМП, 1956, май, с 33-37.
3. Свящ. И.Гиляшев. Христианская любовь по писаниям св.апостола Иоанна Богослова. //ЖМП, №5, 1965. с.74-77.
4. Слово препод. Ефрема Сирина. О любви к ближним. //ЖМП, №10, 1981.
6. Григорий Дьяченко, протоиерей. Вера, Надежда, Любовь. Катехизические поучения. Ч.3.Москва, Донской мон-рь, 1993.
7. Костюк С.М. Священное писание Ветхого Завета(учительные книги).М, 2006
8. СD:/ Электронная библиотека. Лопухин А.П. Толковая Библия.
9. СD:/Вихлянцев В.П. Библейский словарь.
10. CD:/Брокгауз. Библейский словарь.
11. Милеант, Александр, еп. Ключ к Библии. М., 2005.
12. Феофилакт Болгарский, блаж. Благовестник. Токование на Святое Евангелие. СПб.,1994.
Христианство, хотя и не отбрасывает естественных отношений между людьми, но проповедует не ограничивать любви семьей или даже государством, а изливать ее на все человечество. Христианское учение о любви осветило и развило эту заповедь, положило в основание ее самоотречение и самопреданность как главные причины, благодаря которым хриcтианство стало быстро распространяться. Христианство облагораживает жизнь, просвещает человека, обновляет его, уничтожая в нем исконное самолюбие – причину всех зол. Почва, на которой возрастает учение о любви, есть Божественная жизнь любви как первопричина жизни человеческой.
Правда, иногда и самолюбивые христиане возражают, что любить врага неестественно, что нельзя быть другом человека, отталкивающего нас от себя. Но нам необходимо помнить, что проявлять Божественную любовь в жизни значит жить, а потому, не справляясь о том, примут ее или нет, мы должны делать свое дело: принявший блажен, а непринявший несчастен. Проявление любви в нашей жизни должно быть совершенно бескорыстно, чисто. Выставлять свое великодушие, льстить себе, подобно язычникам, будет несогласно со святой Божественной любовью. Христианская любовь не ищет одобрения, расположения других и похвалы; она должна быть смиренна, ибо, делая добро врагу, мы делаем только должное (см. Лк. 17:7–10 ). Корыстную любовь и добродетель Спаситель строго порицал в фарисеях.
Из сказанного выше видно, что христианская любовь к врагам не есть льстивая, заискивающая, доказывающая слабость характера. Напротив, она проявляет добро ради самого добра, ибо христианство само есть источник всякого добра как жизнь богочеловеческая. Христианин должен благословлять врага в сердце своем и любить его не для себя, но в подражание Христу, во славу Ему, ибо любовь есть совокупность Божественных совершенств.
Бог, возвещенный в Евангелии, Тот же, Кто открыл Себя в Ветхом Завете; однако в Новом Завете в лице Сына Своего Иисуса Христа Он является приближенным к человеку, добрым, любвеобильным Отцом раскаявшихся грешников, Богом прощающим и спасающим. Бог именуется строгим Судьею, но только для тех, кто упорно и сознательно не хочет принимать любовь Его и отвергает Его Самого, стремящегося воссоединиться с ними жизнью Своей. Внушаемый народу страх был временным средством к вразумлению народа во младенческом состоянии, когда еще любовь заглушена была в душах людей самолюбием. Как только разовьется любовь, страх будет не нужен.
На любовь человеческую Бог всегда готов ответить Своей Божественной любовью и приобщить жизнь его к Своей жизни.
Любовью Христос призывал к Себе народы, привлекал блудницу припадать к стопам Своим, мытаря – отдавать нищим половину имения. Любовь Христа спасла Петра от совершенного отпадения от Бога после отречения. Любовь Божественная пробуждает человека от сна самолюбия и плотских страстей, призывая на путь покаяния. А без любви Христа человек сам не мог и не может восстать от своего падения и обратиться к Нему.
Любовь всегда вмещает в себе всякое добро и исключает зло с его последствиями, что и служит фактическим доказательством ее Божественного свойства и высшего значения ее в жизни человека. Уклонение с этого пути всегда влечет общественное зло и бедствия, поскольку является нарушением закона Божественной жизни. Все лучшее, все благородное и высокое принадлежит любви. Она заключает в себе все виды добродетелей. Нет ни одного доброго дела, которое бы так или иначе не входило в понятие любви. И наоборот, нет ни одного злого помысла и дела, которое бы не имело в основе своей самолюбия.
Любовь есть знак того, находимся ли мы в свете и истине или во тьме и лжи, как говорит апостол Иоанн. Любовь есть вместе и правда Божия, ныне часто языком проповедуемая, но не исполняемая; а между тем она есть жизнь Божества и человечества. Любовь есть влечение людей друг к другу, она же побуждает радоваться с радующимися и плакать с плачущими (см. Рим. 12:15 ). Все счастье наше или благо жизни зиждется на любви. Только в благожелательной деятельности человек может преодолеть отчужденность от всего остального мира; только дружественные отношения связывают нас с миром и дают силы нашему существованию.
Само собой разумеется, что здесь имеется в виду чистая нравственная любовь, а не самолюбивая, отражающая самолюбивый инстинкт, и не пропитанная чувственными удовольствиями. По слову апостола Павла (см. Гал. 5:22 ), христианская любовь, как кристалл, отражает в себе все виды добродетелей: терпение, благость, милосердие, великодушие, смирение, уступчивость, бескорыстие, благодушие, простоту, чистосердечие, всепрощение, искренность, самоотвержение.
Современные ученые, точнее, неверие и маловерие, во всяком вероучении – христианском, языческом, мусульманском и других – стараются видеть религиозную мораль, совершенно забывая, что всякая истинная мораль заключается в любви, проповедуемой только христианством: «кто любит Меня , заповеди Мои соблюдет" ( Ин. 14:23 ). А потому любой религиозный закон, определяющий идеал и цель жизни, есть и должен быть только законом любви, в которой заключается всякое совершенство жизни (см. Кол. 3:14 ).
Если человек есть сын Божий, то Божественная воля и жизнь для него не чужие, не внешние, основывающиеся на принуждении, страхе или надежде на награду. Но он видит себя в союзе жизни с Богом, чувствует в себе Его жизнь как истинное внутреннее определение своего существа; так что, исполняя волю Божию, он осуществляет свою собственную волю. Поэтому всегда так хорошо человеку, сделавшему доброе дело. Сын знает, что он – предмет любви и заботы Отеческой. А это сознание доставляет не только радость и блаженство, но вызывает необходимо благородную ответную любовь со стороны самого человека, которая побуждает его свободно служить Богу и стремиться к постоянному пребыванию в единении с Ним, а в случае падения искать Его помощи и безграничной любви. Даже при искреннем сознании своих слабостей и грехов, благодатный сын Божий не боится лишиться царства небесного, потому что Отец любит его, даже когда он грешит, и верен слову Своему. Потому что он есть наследник царства Отца и блаженства в единении с Богом и в участии всех благ духовных, как в сем мире, так и в будущем.
Человек только непременно сам должен стремиться всеми силами души к союзу любви с Отцом своим Небесным. Таков закон истинной религии, истинной жизни. Нравственная обязанность человека, сына Божия, состоит не только в стремлении к Богу, но и в постоянном пребывании в союзе с Ним, порывать который человек не имеет права. Этот союз не может стеснять людей или лишать их свободы, заключающейся не в самовольном уклонении от Бога, а в понимании цели такого единения и в самостоятельном желании сохранить его. Быть нравственно свободным – значит иметь постоянное стремление к добру, а потому все, что содействует подобному настроению, содействует и свободе.
Свобода не ограничивается тем, что ставит перед человеком самый высший идеал. Этот идеал дает жизнь и силу человеку (см. Ин. 15:4 ), т.е. средства приблизиться к Богу самой жизнью. А кроме сего, голос совести содействует нам в стремлении к сохранению единства жизни с Богом; он указывает нам наши уклонения от союза любви, состоящие в делах самолюбия. Совесть – это не что иное, как сама божественная жизнь, которая хотя и омрачена самолюбивыми проявлениями, однако не уничтожена, а потому она постоянно напоминает человеку о его неправильных поступках и обличает его в самолюбии – во всем, что не свойственно Божественной жизни любви.
Источник: Любовь – сущность христианства : Православие и другие религии / священномученик Александр Миропольский – Москва : Издательство Сестричества во имя святителя Игнатия Ставропольского, 2003. – 223 с.
В Новом Завете это любовь-агапэ утверждается в отличие от чувственной эгоистической любви-эроса.
Христианские заповеди любви к Богу и любовь к ближнему были даны в единстве, почти как одна (этический смысл такой вариации мы рассмотрим ниже). И в качестве ближнего был указан не соплеменник только или сосед в буквальном смысле этого слова, или единоверец, а каждый человек, даже враг и гонитель [57].
При том, что в новозаветных текстах заповедь любви предлагалась в качестве фундаментальной и универсальной заповеди, содержащей в себе и требования моисеевых заповедей, в паулинизме зарождается и развивается понимание глубокого различия между Законом Моисея и Заповедью Любви. Это различие у ап. Павла внешне имеет чисто теологический характер: Закон был дан людям не самим Богом, а ангелами (потому и понадобился Моисей: Один мог бы передать Закон многим и без посредников, а вот для передачи Закона от многих к многим потребовался посредник); смерть же Христа сделала Закон недействительным - Бог через Христа освободил людей от клятвы Закона ангелов (Гал. 4:1-5), и Павел рассматривал это как первый признак наступления Царства Мессии. И в позднеиудейских апокалипсисах предполагалось, что Закон потеряет свою силу в грядущем Царстве, где не будет существовать зла (этот взгляд существенным образом отличался от ветхозветных представлений о Царстве Божием, в котором сверхприродные люди под руководством то ли Моисея, то ли самого Господа Бога изучают Тору). Но Павел привносит в это различие и существенное этическое содержание, а именно то, что по Заповеди Христовой от человека требуется не скрупулезное соблюдение правил, нередко формальных, которые установлены Законом, - а праведность, покоящаяся на непосредственном движении души, и зове сердца [59].
Беспристрастный анализ заповеди показывает, что она отнюдь не отворачивает человека от других людей, от действительности. Правда, в Новом Завете говорится: "Не любите мира, ни всего, что в мире" (1 Ин, 2:15), и это повеление, конечно, может быть абсолютизировано сверх-пиетистским сознанием. Но ведь его смысл, подтверждаемый текстами Библии же, совсем иной: не любите низменного, плотского, суеты и тщеславия; но возлюбите высшее, нравственное, духовное. Апелляция к Богу в заповеди любви по своему нормативному содержанию этически вполне достоверна. В чистом виде альтруизм - это принцип приоритета другого человека, то есть это антиэгоистический принцип, и заповедь любви эту антиэгоистичность выдвигает на первый план: возлюби другого, как самого себя. Однако для обоснования морали недостаточно довольствоваться лишь этим акцентом заповеди - доброжелательность и благотворительность должны быть направлены на другого человека, но лишь осененные высшим принципом, они будут иметь нравственный смысл. Этим объясняется двойной характер, или сдвоенность заповеди любви В евангелистике не раз указывалось на характерную деталь: Христа не спрашивали о второй заповеди, но он сам указал на нее (Мф. 22:37-40), и притча о добром самаритянине, расказанная Христом, призвана была, в частности, показать, что любовь к человеку есть лишь видоизменная любовь к Богу.
В то же время, сама сдвоенность заповеди задает возможность различных акцентаций внутри ее содержания. Так "фундаменталистская" версия заповеди любви предполагает, что моральность человека обнаруживается в полной его отрешенности от земных дел, от себялюбия, от "утилитаризма". Возможность самой любви к человеку изначально предопределяется Божьей любовью к человеку, его милостью в отношении человека, она - результат божественного дара; без божественной любви не было бы у человека силы любить несимпатичных, чужих или врагов. Именно любовь к Богу располагает человека к добру и служит опорой его добродетели, возвышает все человеческие устремления до божественной высоты. Вплоть до ХIХ в. ортодоксальная теология усматривала в естественной любви человека возможное препятствие религиозному чувству, а в любимом - соперника Богу.
Такая позиция чревата ригоризмом в отношении людей: отрешенность от мира в устремленности к Богу, или к совершенству чревата равнодушием и горделивым упованием на то, что любовь к Богу и просветленность как будто освобождают нас от специальной заботы о человеке. Возможность такой позиции осознавалось всегда. Именно против нее предостерегал новозаветный мыслитель: "Кто говорит: `Я люблю Бога', а брата своего ненавидит, тот лжец; ибо не любящий брата своего, которого видит, как может любить Бога, которого не видит?" (1 Ин. 4:20).
Подобная позиция без каких-либо моралистических соотнесений представлена в гетевском Фаусте. Герой знаменитой поэмы оказался готовым на крайность: он вступил в союз с дьяволом ради осуществления вожделенной цели - познания законов природы, обретения власти над ними и употребления этой власти во имя блага людей. И он прошел почти полностью избранный путь. Последнее, что как будто мешало исполнению замысла, это чета стариков, живущих у маяка и ветхой часовенки в том месте, где должно было пройти, по замыслу Фауста, завершающее строительство. Они погибают, почти случайно (при сопротивлении выселению), но ослепший Фауст уже не замечает случайной потери, ему мнится, что он близок к цели, он полон торжества и тем самым дает Мефистофелю решающий шанс для овладения своей душой. Устремленность к высшей цели, к идеалу без заботы о ближних, по простой мысли Гете, чревата падением.
"Фундаменталистской" версии противостоит прагматическая, или утилитаристская трактовка заповеди любви, согласно которой добродеяние и благотворительность ценны сами по себе, независимо от того, в силу каких мотивов они были совершены. Однако этическая рефлексия показывает, что милосердие невозможно или бессмысленно при отсутствии принципиальных намерений. И дело не только в том, что мораль, в особенности мораль любви, не укладывается в рамки обычного порядка человеческих отношений, - необходимо сознательное усилие, направленное на содействие благу другого человека, и этим усилием обычный, то есть рутинный, обыденный порядок вещей разрушается. Иными словами, любовь к человеку покоится на некоторых трансцендентных основаниях. Именно поэтому сама любовь и казалась загадочной, мистичной по своему источнику.
Делая добро человеку, следует помнить о высшем, более того, добро следует делать именно во имя высшего. В некоторых притчах Христа, например, об отделении овец от козлов (Мф. 25:31-46) прямо указывается на то, что делая добро и зло человеку, делаешь это Богу.
В связи с этим показательна интерпретация Гегелем христианского понимания любви. Приведем соответствующий фрагмент полностью:
"Субстанционально отношение человека к Богу - это прощение грехов. Основу любви составляет осознание Бога и его сущности как любви, вот почему любовь есть вместе с тем и высочайшее смирение. Не я должен быть для себя объективностью в любви, а Бог, но, познавая его, я должен забыть о самом себе. Прощение греха не есть нечто временное, не является следствием внешнего наказания, а представляет собой внутреннее, вечное прощение, существующее в духе и душе. В уничтожении своей ничтожности и заключается величие любви. Субстанциональное отношение человека к Богу кажется в своей истине чем-то потусторонним, но любовь Бога к человеку и человека к Богу устраняет отделенность посюстороннего от того, что представляется потусторонним, и означает вечную жизнь"
Христианство целиком вписывается в одно слово – Христос. Но что это значит? Это жертва, которую совершил Христос ради рода человеческого. Это восприятие на себя всего естества человеческого, всего нашего повреждения, всего искажения, которое постигло Адама, а затем всех его потомков в силу отпадения от Бога. Христос за нас стал клятвою и грехом (см.: 2 Кор. 5, 21). В этом самое существенное, что отличает христианство от всех прочих религий.
В других религиях основатель являлся не кем иным, как проповедником учения нового или старого и давно забытого. Поэтому во всех других религиях основатель не имеет того исключительного значения, какое имеет Господь Иисус Христос в христианстве. Там основатель – учитель, провозвестник Бога, возвещающий путь спасения. И не более. Учитель – только труба Бога, главное же – то учение, которое он передает от Бога. Поэтому основатель в других религиях всегда находится на втором плане по отношению к возвещаемому им учению, основываемой им религии. Существо религии от него не зависит, он, так сказать, заменим. Религия нисколько не пострадала бы, если бы ее возвестил другой учитель или пророк. Например, буддизм спокойно мог бы существовать, если бы было доказано, что Будды никогда не было, а был другой его основатель. Ислам спокойно мог бы существовать, если бы вместо Мухаммеда оказался кто-то другой. Это касается всех религий, потому что функции основателей этих религий заключались в их учении, которое они предлагали людям. Учение составляло существо их служения.
А христианство мог бы основать, например, святой Иоанн Креститель? Он мог бы сказать о нравственном учении, о некоторых истинах веры, но не было бы самого главного – Жертвы! Без Крестной Жертвы Богочеловека Иисуса Христа нет христианства! Можно понять теперь, почему весь огонь отрицательной критики был направлен на упразднение Христа как реально существовавшей личности! Если Его не было, если не было Того, Кто пострадал за нас. Кто принял смерть крестную – христианство рассыпается тут же. Идеологи атеизма это прекрасно понимали.
Итак, если мы хотим выразить существо христианства не просто одним словом – Христос, то скажем так: оно состоит в Кресте Христовом и Его Воскресении, через которые человечество наконец получило возможность нового рождения, возможность возрождения, восстановления того падшего образа Божия, носителями которого мы являемся. Поскольку по так называемой естественной природе мы не способны к единению с Богом, ибо ничто поврежденное не может быть причастно Богу, то для единения с Богом, для осуществления Богочеловечества необходимо соответствующее воссоздание человеческой природы. Христос восстановил ее в Самом Себе и дал возможность сделать подобное каждому из людей.
Другой важнейший аспект, составляющий существо христианства, – это правильное духовное устроение человека. И здесь христианство предлагает то, что принципиально отличает его от учения всех других религий. Во первых, учение о Боге, во-вторых, понимание существа и цели духовной жизни человека, далее – учение о Воскресении и многое другое.
Насколько несходно христианство с другими религиями! До чего близоруки те, которые говорят об общем религиозном сознании, о том, что все религии ведут к одной и той же цели, что все они имеют единую сущность. Как наивно звучит все это! Только человек, совершенно не понимающий христианства, может говорить об этом.
Может быть, самым важным, о чем говорит христианство и что отличает его от других религий и без чего христианству невозможно быть, является его величайший догмат, выраженный в главнейшем христианском празднике, Пасхе, – догмат Воскресения. Христианство говорит не просто о том, что христианская душа соединяется с Богом, что душа будет испытывать те или иные состояния. Нет, оно утверждает, что человек – это душа и тело, это единое духовно-телесное существо, и обожение присуще не только душе, но душе и телу. В обновленном человеке все изменяется, не только душа, ум, чувства, но и само тело.
Христианство говорит о воскресении как факте, который последует вследствие Воскресения Христова. Каждый Христов не может не воскреснуть! Вспомните, насколько вызывающе прозвучала проповедь апостола Павла в ареопаге о Воскресении. Мудрецы восприняли ее как сказку, фантазию. Но христианство утверждает это в качестве одного из центральных своих догматов. Весть о Воскресении пронизывает все христианское сознание на протяжении всех 2000 лет. Величайшие святые, достигшие озарения Божия и просвещения ума, утверждали со всей силой и категоричностью эту истину. Она уникальна в истории религиозного сознания человечества.
В человеческом сознании постоянно идет борьба между ветхим и новым человеком. Какого Бога выберет человек: Бога Христа или бога антихриста? Один Бог спасет и исцелит меня, даст возможность стать истинным сыном Божиим в единении с Сыном Словом воплощенным. Другой лживо обещает мне все блага земные на миг времени. Что изберешь, человек?
Читайте также: