Государственность построенная на утопии доклад
Обновлено: 18.05.2024
Утопический социализм – теория общественного устройства, зародившаяся в начале XVI века, в основе которой лежит равенство (материальных благ, объема прав и обязанностей) и общность собственности. Социалистическое течение ставило целью достижение счастливой и справедливой жизни общества. Утопический социализм видел первоочередную задачу общественного преобразования в создании крупного общественного производства, основанного на свободном труде и планомерно применяющего достижения науки и техники. Он изобразил будущее общество как общество изобилия, обеспечивающее удовлетворение человеческих потребностей и расцвет личности. Утопические изображения идеального общественного строя впервые представлены в произведениях XVI и XVII столетий – Т. Мора (“Утопия” (Utopia), издано в 1516 г.) и Т. Кампанеллы (“Город Солнца” (Civitas Solis), издано в 1623 г.).
Общество утопийцев состояло из городских и сельских жителей. Городов в Утопии – 54, каждый из которых состоял примерно из 6 тыс. семейств, объединенных в 200 сифогрантий. Все жители сифогрантии, т.е. 30 семейств, находились под началом выборного должностного лица – сифогранта, во дворце которого была расположена общественная трапезная. В любой из общественных трапезных питалось человек 800. Готовили пищу женщины “из каждого семейства поочередно”. Для граждан его идеального государства физический труд – “телесное рабство”. Поэтому многие тяжелые и непривлекательные работы выполняют религиозные подвижники, видящие смысл своей жизни в непрестанном труде и услужении близким. “Чем более несут они рабский труд, тем больший почет получают от остальных”. Мор сохраняет в идеальном государстве институт рабства, пополняемый из числа преступников (“вывезенных из-за границы злодеев”). Это своеобразный рецепт от этого зла, который заключался в использовании преступников на всех неприятных и черных работах с целью перевоспитания. Таким образом, идея пользы восторжествовала над идеей возмездия и Мор, отказавшись от заточения преступников в темницах, предпочел занять их на нужных обществу работах.
Джерард Уинстэнли (1609-1661) – руководитель и идеолог диггеров в период Английской революции XVII века, автор сочинения – коммунистической утопии “Закон свободы”.
Свои идеи социалисты-утописты излагали и в жанре эпистолярной литературы: они распространяли их путем отправления писем. Сторонниками утопического социализма на рубеже XVIII-XIX вв. были К. А. Сен-Симон, Ш. Фурье, Р. Оуэн.
Клод Анри де Сен-Симон (1760-1825), основными произведениями которого являются “Письма женевского обитателя”, “Взгляды на собственность”.
К.А. Сен-Симон видел смысл истории в постепенном переходе от одной формации к другой (от рабовладельческой к феодальной, а от последней к промышленной) под воздействием роста знаний и развития экономики. Считал, что будущее принадлежит крупному индустриальному производству и промышленному классу (предприниматели, рабочие, ученые). Отстаивал организованный труд, в основе которого лежит принцип: от каждого - по способностям, каждому - по его делам. Для создания общества будущего, с точки зрения К. А. Сен-Симона, необходимо перестроить не только материальные условия жизни, но и развивать духовные качества людей.
В период с 1828 по 1830 гг. перед избранной аудиторией публично читались лекции, которые позднее были опубликованы в двух томах под заглавием "Изложение доктрины Сен-Симона". Второй том посвящен главным образом философии и морали. Первый том содержит социальную доктрину школы и составляет, по справедливому замечанию Менгера, "один из замечательнейших памятников современного социализма".
По мнению сенсимонистов, недостаточно развернуть перед современным человечеством картину его будущего социального строя; нужно, говорят они, заставить его полюбить этот строй, создать между людьми то единство действия и мысли, которое может исходить лишь из общего религиозного убеждения. Сенсимонизм становится религией с культом, с моралью, с организованными проповедями, с церквами, основывающимися в разных пунктах территории, с апостолами, уходящими в далекие страны с благовестным словом. Анфантен и Базар были первосвященниками нового культа. Но Базар скоро устранился, и Анфантен остался один "верховным отцом". Уединившись с сорока учениками в одном доме Менильмонтани, он вел с ними с апреля по декабрь 1831 г. нечто вроде монастырской жизни. Эта своеобразная жизнь была прервана судебными преследованиями, закончившимися осуждением Анфантена судом присяжных на один год тюремного заключения за организацию незаконного общества. Это было сигналом к разброду школы.
Сенсимонизм как религия затмил и отодвинул на некоторое время на задний план сенсимонизм как социальную доктрину, подобно тому, как впоследствии позитивистская религия вытеснит в умах общества позитивную философию. Это совершенно новое учение. Его можно рассматривать как оригинальное исследование, а не только как итог идей Сен-Симона. Оно принадлежит, вероятно, в равной мере Базару и Анфантену. Но экономические идеи были выработаны последним; впрочем, в создании их ему должна была много помочь работа Сисмонди.
Доктрина Сен-Симона целиком сводится к критике частной собственности. Экономист может критиковать частную собственность с двух различных точек зрения: с точки зрения распределения или производства богатств, иначе говоря, с точки зрения справедливости или полезности. "Доктрина" нападает с двух сторон и группирует воедино большинство тех аргументов, которые в течение XIX столетия будут направлены против собственности. Выполняя эту свою двойную задачу, она, впрочем, опирается на идеи Сен-Симона.
а) Сен-Симон противопоставлял в новом обществе бездельников трудящимся. Сен-Симон рассматривал капитал как личное "положение", оправдывающее особое возмещение. Революция уничтожила преимущества касты, право старшинства, которое освящало в семье неравенство детей. Но она сохранила индивидуальную собственность, собственность, которая освящает самую несправедливую из привилегий - право собственника "взимать премию с труда других". Ибо этим правом получать доход, не трудясь, определяется собственность у сенсимонистов. Рабочий вследствие ограничения собственности узким кругом нескольких лиц вынужден отдавать собственнику часть плодов своего труда. Такое принуждение есть не что иное, как "эксплуатация человека человеком".
У сенсимонистов, наоборот, эксплуатация является органическим недостатком, пороком социального строя. Она присуща частной собственности и образует ее необходимое следствие. Эксплуатация - не простое злоупотребление, а самая характерная черта всей системы, поскольку основным атрибутом частной собственности является как раз право получать продукт, не трудясь. Таким образом, эксплуатация не ограничивается рабочими. Она распространяется на всех тех, кто платит дань землевладельцу. Промышленник тоже является ее жертвой, платя процент за деньги, взятые на предприятие.
Зато прибыль предпринимателя происходит не от эксплуатации рабочего, она есть просто плата за труд управления. Конечно, хозяин может злоупотреблять своим положением, чтобы свести до крайней степени заработную плату рабочего. Наоборот, сенсимонизм предвидит в будущем индустриальном обществе широкую практику вознаграждения за исключительные способности. И в этом замечательная черта его теории.
Частная собственность с присущим ей доходом становится законной в глазах растущего числа экономистов благодаря тому стимулу, который она сообщает производству и накоплению богатств. Это самая прочная почва, на которую можно встать для защиты. На нее, между прочим, встали физиократы. Но сенсимонисты с самого начала устраняют такую аргументацию и нападают на частную собственность во имя социальной полезности так же горячо, как во имя справедливости. Интересы производства, равно как и интересы распределения, требуют, по их мнению, ее исчезновения.
б) Тут мы подходим ко второй точке зрения сенсимонистов. Капиталы передаются наследованием. "Случайность рождения" избирает лиц, которые являются хранителями и исполнителями наитруднейшей функции - наилучшего использования орудий производства. В интересах общества было бы поручить их наиболее способным людям, распределить их между местностями и производствами, где чувствуется в них наибольшая нужда. А ныне слепая судьба назначает людей для выполнения этой задачи. Критика права наследования становится, таким образом, излюбленным пунктом, на котором сенсимонисты сосредоточивают все свои усилия.
Негодование сенсимонистов вполне объяснимо. В указываемом ими факте есть кое-что парадоксальное. Если вместе с Адамом Смитом допустить, что "гражданское правительство учреждено для того только, чтобы защитить собственников против несобственников", то институт наследования вполне естествен. Но если встать на точку зрения Сен-Симона, т.е. если рассматривать богатство в индустриальном обществе не как цель, а как средство, не как источник частных доходов, а как орудие социального труда, то покажется совершенно недопустимым предоставлять распоряжение им первому встречному. Можно примириться с институтом наследования, видя в нем могущественный стимул для отцов к накоплению капиталов или допуская, что за недостатком всякого другого рационального способа случайность рождения является методом распределения, не более несостоятельным, чем всякий другой. Но такой скептицизм был бы не во вкусе сенсимонистов. Они именно раздроблению частной собственности, оставленной на произвол случайностей, связанных со смертью и рождением, приписывают кажущийся или действительный беспорядок в производстве.
Сенсимонисты не знают иного средства, кроме коллективизма. Государство становится единственным наследником. Сделавшись обладателем всех орудий труда, оно будет распределять их, сообразуясь с общественными интересами. Они представляют себе правительство наподобие огромного центрального банка, хранителя всех капиталов, с многочисленными отделениями, снабжающего самые отдаленные местности необходимыми средствами, выбирающего самых способных людей для приложения капиталов к делу и вознаграждающего их сообразно с их работой. Таким образом, "общественное учреждение" было бы облечено теми же самыми функциями, которые ныне так плохо выполняются отдельными лицами. Кто, например, будет облечен ответственной функцией судить о способностях людей и вознаграждать за работы? "Главные лица", отвечают они, т.е. высшие лица, "освободившиеся от оков специальности". Инстинктивное чувство будет естественно понуждать их руководствоваться лишь общими интересами. Главой будет, пишут они в другом месте, "тот, кто больше всего интересуется судьбой общества". Это не особенно успокоительно, ибо даже у величайших людей иногда происходит досадное смешение личного интереса с общественным.
Но допустим, что верховная власть будет в руках у "главных людей". Но как же будет установлено подчинение? Силой ли будут принуждены к этому низшие или они добровольно согласятся повиноваться? "Доктрина" останавливается на этой последней гипотезе, ибо разве религия сенсимонистов не готова внушать низшим постоянную преданность высшим и любовью и верой обеспечить обязанность постоянно и с радостью повиноваться? Но, может быть, спросят: разве религия сенсимонистов наделена исключительной привилегией не насаждать еретических учений?
Система сенсимонистов является прототипом всех коллективистских измышлений на протяжении всего XIX столетия. Это зрелая и законченная система. Она покоится на критике частной собственности.
в) Наконец, критики частной собственности не ограничиваются осуждением ее с точки зрения распределения и производства богатств. Почти всегда к этим двум аргументам они прибавляют третий, который можно было бы назвать историческим аргументом. Им хотят доказать, что частная собственность - институт подвижный, меняющийся, постоянно эволюционирующий и что ныне она стремится к преобразованию в том именно направлении, в каком они желают. Но здесь важно отметить, что сенсимонисты сумели целиком использовать эту аргументацию. В пользу проповедуемого ими коллективизма они призывают всю прежнюю историю частной собственности. Они, таким образом, наперед использовали против нее то оружие, которым будут пользоваться последующие школы.
"Согласно общему предрассудку, - говорит "доктрина Сен-Симона", - выходит так, что, какие бы революции ни происходили в обществах, они не могут отражаться на частной собственности, что частная собственность - неизменное явление". Но в действительности нет ничего более неправильного: "Собственность есть социальное явление, подверженное подобно всем другим социальным явлениям закону прогресса, следовательно, в разные эпохи она может быть понимаема, определяема и регулируема различным образом". Так сформулирован принцип, на который впоследствии будут опираться все реформаторы.
Рассматривая эту эволюцию в прошлом, прибавляют сенсимонисты, мы как раз констатируем то, что частная собственность стремится принять такую форму, какую мы предлагаем. В самом начале благодаря институту рабства частная собственность распространяется даже на людей. Затем право хозяина на раба постепенно претерпевает ограничения и в конце концов совершенно исчезает. Сведенное к вещам право частной собственности передается сначала по усмотрению собственника. Но затем вступается общественная власть и указывает отцу старшего сына в качестве наследника. Наконец, французская революция обязывает делить собственность между детьми поровну и умножает таким образом собственников орудий производства. Ныне падение нормы процента постепенно уменьшает доход собственника производственного фонда, обеспечивая таким образом рабочему все большую часть в продукте. Остается сделать последний шаг, а именно тот, о котором возвещают сенсимонисты: обеспечить за всеми рабочими равное право на пользование орудиями труда и, сделав государство единственным наследником, превратить всех в собственников.
Роберт Оуэн (1771-1858) в отличие от других утопистов свои теоретические воззрения осуществлял на практике. Основным врагом общества Р. Оуэн считал частную собственность. Деньги предлагал заменить квитанциями, в которых указано количество труда, затраченного работником. По этому принципу он намеревался организовать рынок справедливого обмена.
В 1800 году Р. Оуэн стал управляющим прядильного предприятия в Нью-Ленарке (Шотландия), где и осуществил свои идеи на практике. Он постарался создать на этом предприятии так называемую идеальную промышленную общину, гарантирующую, по его убеждению, как благополучие трудящихся и высокую производительность, так и высокие прибыли. Р. Оуэн приучал рабочих к организованности и порядку, сократил рабочий день до 10,5 часов. Под его руководством строились детские сады, культурный центр и т. д. Предприятие процветало и в условиях экономического кризиса 1815-1816 гг., но после ухода Роберта Оуэна в 1829 году его экономический эксперимент потерпел крах.
Характерные черты утопии, ее функции. Классический утопический социализм XIX века (Фурье, Сен-Симон, Оуэн). Религиозные и этические концепции и идеалы. Утопизм как способ мышления. Декабристская утопия А. Улыбышева и сатирическая утопия Г. Данилевского.
| Рубрика | Государство и право |
| Вид | реферат |
| Язык | русский |
| Дата добавления | 07.12.2013 |
| Размер файла | 29,5 K |
Студенты, аспиранты, молодые ученые, использующие базу знаний в своей учебе и работе, будут вам очень благодарны.
АВТОНОМНАЯ НЕКОМЕРЧИСКАЯ ОБРАЗОВАТЕЛЬНАЯ ОРГАНИЗАЦИЯ
ВЫСШЕГО ПРОФЕСИОНАЛЬНОГО ОБРАЗОВАНИЯ
Кафедра теории и истории государства и права
Реферат по дисциплине
декабристский сатирический утопический социализм
Выполнил студент 1 курса
Группы Юм - II - 12
Проверил: Емелин А.С.
Утопическому типу сознания противостоит реализм, опирающийся на научный подход к действительности, соотнесение революционно-критической позиции с объективными законами общественного развития, гуманизм, в основе которого лежат общечеловеческие ценности. В социализме это - традиция К. Маркса, Ф. Энгельса, В. И. Ленина.
Среди различных по социальному содержанию и литературной форме утопий значительное место занимает утопический социализм. Классический утопический социализм XIX века (Фурье, Сен-Симон, Оуэн) явился одним из теоретических источников марксизма.
С появлением научной теории общественного развития утопизм как способ мышления не умирает. Дело в том, что никакое развитие теории не может само по себе устранить социальные потребности в утопии, а эта потребность в виде таких социальных механизмов, как надежда, мечта, предвидение будущего, все еще остается актуальной и для современной социальной мысли.
Конечно, в наше время утопии существенно изменяются, порождают новые жанры и виды утопической литературы. Начиная с XIX века особое значение приобретают негативные утопии, или антиутопии, которые описывают не столько желаемое, сколько нежелаемое будущее, предупреждая о возможных нежелаемых последствиях научного и технического прогресса. Но сами по себе антиутопии, как бы критичны они ни были по отношению к позитивным утопиям, не означают конец или вырождение утопического сознания. Современные антиутопии широко используют методы и приемы утопического мышления и представляют собою не отрицание, а утверждение, только в новых формах, потребности в утопической литературе.
Подобные идеи высказываются и сегодня. В одном из своих выступлений М. С. Горбачев сказал, что нас часто называют утопистами, но в утопиях нет ничего плохого, если они преследуют прогрессивные цели и делают повседневную жизнь лучше.
В сравнении с возрождением революционной политической традиции, происшедшим почти в то же время, обновление утопии характеризовалось удивительной и своеобразной свободой при рассмотрении объекта. Пройдя через период сомнений или критики (не имеет значения, откуда они исходили - от марксизма или анархизма, от Прудона или Со-реля либо от сюрреализма), этот возврат к утопии удачно избежал подводных камней наивности и догматизма.
Бесполезно требовать аргументов, анализа, основанного на истории, проводить различие между старой и современной утопией, смешно (если не возмутительно?) стремиться провести разграничение между утопиями, основанными на скудости и на изобилии, между государственными и антигосударственными утопиями. Все эти нюансы интересуют лишь близоруких и заумно рассуждающих эрудитов. Для тех же, кто проницателен и умеет охватить взглядом все пространство утопии, существо вопроса можно резюмировать тремя постулатами:
- Через всю историю - от Платона до наших дней, - через множество цивилизаций проходит, в сущности, лишь одна идея утопии - вечная утопия.
- Действительно, во всех своих разнообразных произведениях утописты пишут и переписывают один и тот же текст. Отсюда и принцип чтения: ознакомившись с одной утопией, вы ознакомились со всеми. Поэтому не удивительно, что знатоки утопии появляются как грибы после дождя, не приходится удивляться и качеству результата.
- Утопия, вечная утопия неизменно тоталитарна. Доказывается это тем, что утопия - творение математиков, геометров общественного порядка, а не поэтов. Разве Платон не изгнал поэтов из идеального города? В утопии все до крайности серьезны; отсюда изгоняется фантазия, беспорядок, все оригинальное; здесь душат свободу. Будучи закрытой, основанной на автаркии системой, утопия уподобляется обезумевшей машине, которая фабрикует симметричность, служит для производства и воспроизводства одного и того же.
Утопическое государство функционирует как огромная казарма. Это триумф системы, организованности, искусственности и артефакта в противовес всему органическому и жизненному. Очевидны основы этого государственного деспотизма: подчинение индивида, приоритет равенства над свободой, наконец, разрушение семьи, которая, как каждому известно со времен О. Конта и Ле Пле, является очагом свободы.
Отсюда скудость и несостоятельность реалистического прочтения тяжеловесных идеологических схем. Обвинение в тоталитаризме, основанное на прочтении, полностью не соответствующем предмету, отпадает само собой. А к тому же могильщики утопии разбираются в тоталитаризме не больше, чем в самой утопии. Нужно ли предупреждать этих новоявленных приверженцев свободы, что о тоталитаризме не легче судить, чем об утопии; совместный же анализ этих двух понятий - дело еще более сложное, даже проблематичное.
Каков же смысл этих выступлений? Они прежде всего продиктованы ненавистью, неизменной ненавистью, словоохотливой, злобной ненавистью к себе, к истории, к жизни. Это натиск, несущий смерть: Маркс умер, утопия умерла, анархизм стал трупом. Кто же выживет? Нет, это не мощное живительное очищение от прошлого, открывающее новые горизонты. Это больше походит на уборку квартиры, когда на виду у всех выбрасывают в окно свои иллюзии. Это горькое время подведения итогов перед тем, как обосноваться здесь всерьез и надолго, время, осененное крылом глупости. Такая позиция проникнута злопамятством, ее пафос - лишь оборотная сторона революционной серьезности и реакция на нее. Это - позиция зашедших в тупик интеллектуалов, уставших быть идеологами партии и превратившихся в пророков, чтобы надежнее уберечь привилегии мыслящей корпорации.
ИССЛЕДОВАНИЕ УТОПИИ ТОМАСА МОРА КАК ИДЕАЛЬНОГО СОЦИАЛИСТИЧЕСКОГО ГОСУДАРСТВА
Текст работы размещён без изображений и формул.
Полная версия работы доступна во вкладке "Файлы работы" в формате PDF
Отчасти зарождения идей утопического коммунизма в Англии составляет наиболее яркую страницу культуры Возрождения. Новое мировоззрение образовалось неслучайно, оно было связано с глубокими социально-политическими изменениями в 15-16 веках в Европе. В этот момент зарождается особый класс – буржуазия.
Именно в этот период, с переходом от традиционного общества к индустриальному, от земледелия к мануфактуре, от натурального хозяйства к заводам, связано появление гуманистический идей Томаса Мора, появившихся благодаря проблеме социального неравенства.
Томас Мор был сыном зажиточного горожанина и дочери местного шерифа. Начальное образование юный Томас получил в школе св. Антония, где учили читать и говорить на Латыни. Затем он обучался в Оксфордском университете, но его отец по примеру старшего сына (Джон Мор стал успешным юристом и получил дворянский титул), отправил юного Томаса Мора обучаться юриспруденции в одну из частных школ Англии.
Томас Мор был необычайно добросовестным адвокатом, в 26 лет его избрали в парламент, но его карьера завершилась очень быстро – Мор не хотел вводить новые налоги и после королевских репрессии ему пришлось покинуть парламент.[2]
Поэтому, разрабатывая новый общественный строй, Томас Мор уделил особое внимание частной собственности. По мнению гуманиста, частная собственность порождает прежде всего жажду наживы, что влечет за собой угнетения одно класса людей, другим классом людей. Следовательно, частную собственность и деньги стоит упразднить.
На острове Утопия располагается 54 города, причем у каждого города есть свой земельный надел, где граждане занимаются земледелием- тяжелым трудом. Расстояние между городами составляет 24 мили, люди спокойно могут перемещаться между городами пешком.
Города не ведут завоевательную политику, потому что они не имеют в этом потребности. Все необходимое в деревню поставляется из города в деревню, стоит только деревне сделать запрос на нужные ей вещи.
Политическая система государства представляет собой представительную демократию. Система выборов правителей делится на несколько уровней, сначала выбирают из 30 –хозяйств ( 1 хозяйство напоминает округ, в котором живут около 40 человек) себе должностное лицо –филарха (сифогрант). Всего их 200 человек. Затем над десятью филархами стоит человек, именующий себя транибором, он выбирается из класса ученых.
Но ведь это же должно привести к неограниченной власти монарха, но Томас Мор. Видя ошибку и брешь в рассуждении, сразу говорит о возможности отставки правителя, если его заподозрят в тирании, мне кажется такое устройство немного нелогичным, ведь находясь постоянно на руководящей должности рано или поздно человек станет тираном или начнем плести заговор.
Законодательная власть устроена весьма просто. В первый день вносится закон на рассмотрение. В течении двух дней рассматривает сенат, состоящий из траниборов и двух постсифогрантов, на третий принимают. Томас Мор утверждает, что сделано это было для того, чтоб помешать заговору между правителем и траниборами. Но мне кажется, что если правитель находится на своем посту до конца жизни, то сговор с траниборами осложняется лишь тем, что они меняются раз в год, но не более того.
Мне кажется, что именно решение, принятое через определенный промежуток времени является правильным и разумным, но пожизненный срок правителя может перерасти сначала в ограниченную монархию (пример – Великобритания), а затем в абсолютную монархию и тиранию.
Войны утопийцы ведут с помощью наемных военных, постоянной армии нет, но любопытен следующий момент:
Томас Мор был ярым противником частной собственности, именно в ней он видел главную проблему человечества. Поэтому в романе у людей все одинаковое: дома, города, одежда, расстояние между городами.
Таким образом, схожесть и одинаковость порождает согласие, нет тех, у кого-то было бы больше имущества. Можно заметить, что утопийцы ведут крайне аскетичный образ жизни, раз одежда у них из шкур животных, причем меняют они свое платье раз в год, одежда сшита из хорошей и качественной шерсти, поэтому не грязнится сильно, как полотно [2].
Но Томас Мор наоборот подчеркивает, что равенство во всем позволяет людям не только жить хорошо, но и при этом не желать большего, довольствоваться минимумом и заниматься только наукой, культурой и искусствами.
Поэтому я твердо убежден в том, что распределение средств равномерным и справедливым способом и благополучие в ходе людских дел возможны только с совершенным уничтожением частной собственности; но если она останется, то и у наибольшей и наилучшей части человечества навсегда останется горькое и неизбежное бремя скорбей.Я, правда, допускаю, что оно может быть до известной степени облегчено, но категорически утверждаю, что его нельзя совершенно уничтожить.
Утопийцы работают всего 6 часов в день, три до полудня и три после. К ним приставлены сифогранты, которые следят за тем, чтобы люди работали столько, сколько им положено.
Казалось бы это должно привести к ряду проблем, ведь работая всего 6 часов в день тяжело прокормить все население. Но Томас Мор уверен, что когда работает все население (правители в том числе), нет нужды работать больше, ведь всем всего хватает, а ввиду того, что нет частной собственности, то и нужды в накоплении и умножении своего имущества тоже не существует.
А Наука в обществе Утопии, имеет место в промежутках между работай:
В то же время, за успехи в науке можно перейти в другой класс жителей Утопии, которым заменяют ремесло на науку:
И, наоборот, нередко бывает, что какой-нибудь рабочий так усердно занимается науками в упомянутые выше свободные часы и отличается таким большим прилежанием, что освобождается от своего ремесла и продвигается в разряд ученых. В свою очередь выборные должности, как было написано выше выбираются строго из ученых.
В утопии существуют рабы, они же могут быть бывшими гражданами, нарушившими закон или же гражданами других государств, к ним относятся мягче и спокойнее. Рабов не много, в каждом хозяйстве не более 2-х человек
Причем, главное отличие от Платона в его теории государства состоит в том, что здесь существуют семьи, заключаются браки, нет хаотичных и беспорядочных связей, все всем не принадлежат.[2]
Свободное перемещение между городами запрещено. Если же утопиец хочет посетить близких и друзей, то должен запросить разрешение на это. Ведь благодаря постоянному движению населения, города равны по численности.
Духовная свобода и занятие наукой— счастье и смысл жизни для жителя Утопии.
Первый метод: они стараются вывести из равновесия политическую систему государства-противника. Они стремятся подкупам обеспечить себе сторонников, которые уничтожат противников Утопийцев, главу государства и его соратников (согласно списка).
Второй метод: нарушения целостности общества, создание конфликтов внутри государства между отдельными общественными группами
Заполет — воинственное племя, которое наилучшим образом подходит для наемничества в армию Утопийцев.Утопицы — используются в бою в последнюю очередь.
«Редкая война начинается без того, чтобы в войске обеих сторон не было значительной доли заполетов.
Таким образом можно сделать вывод, что Томас Мор сторонник медленного роста государства за счет пустующих земель. Причем нет нужды содержать постоянную регулярную армию и терпеть убытки, если есть возможность нанять людей за деньги, Мор беспокоится о сохранности жизни граждан Утопии, но при этом, если содержать больного дорого, предлагает эвтаназию, ведь человек, который поистине любит свое государство, откажется от своей жизни. Идеология создания прочного государства с развитой экономикой и политикой не возможна с помощью капитализма, только большая любовь к человеку и создание открытого правового общества позволит создать сильное государство без регулярной армии.
В труде средневекового философа прослеживается и революционное высказывание на тот момент по поводу эвтаназии. По поводу добровольной эвтаназии до сих пор не утихают споры в мировом сообществе врачей, кто-то считает это вынужденной мерой, а кто-то считает, что человеческая жизнь бесценна.
Иногда, чтоб понять вектор развития как страны, так и человечества в целом, имеет смысл сделать шаг назад и проанализировать парадигму развития общества и человека в целом с момента накопления, передачи человеком информации.
Мне кажется неразумно прибегать к наемной армии, ведь сегодня они их союзники, а завтра враги. Кто-то всегда может подкупить армию наемников большим количеством денег.
К сожалению, Томас Мор не уделяет внимание научно-техническому прогрессу и обходит стороной. А ведь именно наука и постоянное ее развитие позволяет создать сильное и крепкое государство. Здесь же по поводу ученых было мало конкретики. Уровень орудий труда очень низкий, население занимается пряжей шерсти и примитивными ремеслами.
Хорошая законодательная система, все решения принимаются обдуманно. Система выбора правителя поэтапная, что полностью способствует грамотному и осознанному выбору.
Впоследствии Карл Марк и Энгельс будут обращаться к труду Томаса Мора, чтоб понять, как построить развитое и сильное государство.
СПИСОК ИСПОЛЬЗОВАННЫХ ИСТОЧНИКОВ:
Морган О. Кеннет . История великобритании. [Текст]- Москва Весь Мир 2008 г.-666 с.
Зарождение утопии
Религии и утопии
Весенний цветок персика
Весенний цветок персика — басня китайского поэта Тао Юаньмина, написанная в 421 году нашей эры, описывает идеальное общество, в котором люди ведут идеальное существование в гармонии с природой, не устанавливая никаких внешних контактов.
Новая гармония и утопические эксперименты
Утопические технологии
Научные и технологические утопии, которые пышным цветом расцвели в начале 19-го века породили множество фантазий по поводу удивительной техники будущего. Эти утопические летающие машины были изображены на французской открытке, выпущенной в 1890-е годы.
Ville Radieuse
Ville Radieuse — нереализованный проект, разработанный французско-швейцарским архитектором Ле Корбюзье в 1924 году. Ле Корбюзье идеализировал саму идею города, заполнив его высотными жилыми домами и обилием зеленых зон.
Broadacre City
В 1932 году, американский архитектор Фрэнк Ллойд Райт увидел планы Ville Radieuse и замыслил собственную утопию, с аграриями и открытыми пространствами. В своей утопии он эксплуатировал идею смешения городских и сельскохозяйственных пространств. Город Ллойда Райта был рассчитан на проживание 10 000 человек и использовал только те ресурсы, которые производил сам. Broadacre так и не был построен, но использовал перспективные принципы местного производства продуктов питания и по сей день является источником вдохновения для архитекторов.
Нацистская утопия Шпеера
Видение Бакминстера Фуллера о плавающем городе
Бакминстер Фуллер, изобретатель и архитектор, разработал ряд футуристических проектов городов на протяжении всей своей карьеры. Самым заметным из них была концепция города, который бы располагался на гигантских плавучих платформах в океане.
Успех Сьюарда
Читайте также: