Доклад юкио мисимы императору

Обновлено: 13.05.2024

Интересный взгляд на Мисиму. Проделана большая работа по изучению биографии Мисимы. Автор интересен сам по себе.

Когда кто-то говорит о Юкио Мисиме, то вспоминаются почему-то в первую очередь не его книги, а то, что этот писатель сделал себе харакири (техника и ощущения описаны в коротком произведении Мисимы "Патриотизм" ). Популярность автора в Японии, да и в мире, до сих пор бьет все рекорды, какой-нибудь японский школьник, начитавшись его книг, выходит на площадь и прилюдно вскрывает себе живот. Таким образом история жизни Мисимы давно стала священным писанием, а книги - молитвами. Я не стану пока причислять себя к его фанатам, еще поживу.

Канадский писатель Ричард Аппиньянези, ныне здравствующий, подошел к биографии Мисимы ближе других европейцев, хотя мне и не очень понравилась форма этого произведения. Нехудожественная книга, построенная исключительно на фактах, подошла бы сейчас больше, но имеем то, что имеем. Отдаю себе отчет, впрочем, что если бы биография была под авторством какого-нибудь японца, то она была бы еще более непонятной и лирической.

Я думаю. Текст простенький, ловкие словеса присутствуют в изобилии, перемешано между собой наследие самого Мисимы, авторские домыслы и еще непонятно что. Учитывая тот факт, что Мисима на русском существует в тех частях, которые переводчики посчитали основными (не только наши, но и французские), то эти куцые знания не помогут никому. Даже тем, кто считает, что знает Мисиму идеально. А именно эти и уткнулись в его пятикнижие, как будто ничего больше и нет.

Книга содержит предсказуемый набор неприятных описаний, что присуще для всех книг, вышедших в серии "Альтернатива". От автора слишком многого я не ждал, но на меня он произвел более благоприятное впечатление, чем предполагалось. Потом, канадец прямо-таки обязан был подыграть читателям и выдать необходимую порцию ненормального. Он же о Мисиме пишет. Долго, кстати, писатель держался, я даже как-то уже засомневался, но конец книги был уже близок и Аппиньянези понял, что тема долбанутости исследована не до конца. И понеслась.

Фанатам Мисимы, в любом случае, подобная книга - подарок, ничего лучшего все равно нет. Труд автор проделал капитальный и пусть Мисима - символ смерти, но, вероятно, он кому-то украшает и жизнь. Данное произведение в настоящий момент чуть ли не единственное на тему великого обманщика, литератора и самурая Юкио Мисимы ( в миру Кимитакэ Хираока).

Доклад Юкио Мисимы императору

ИКОНА не только японской, но и мировой контркультуры?

Сумасшедший ультрарадикал, совершивший нелепую попытку государственного переворота?

Культовый роман Ричарда Аппиньянези – потрясающее литературное действо, цель и суть которого – попытка разобраться в судьбе Мисимы.

Поймите, что я, Юкио Мисима, родился накануне нового, 1947 года за две недели до своего двадцать третьего дня рождения. Для нас время остановилось, и 1947 год стал равен 0 + 2. Что за странная арифметика, призванная объяснить какое-то бессмысленное рождение? Однако она необходима, чтобы растолковать новому поколению, потерявшему память, значение таких понятий, как Поражение, Безоговорочная Капитуляция и Оккупация.

Доклад Юкио Мисимы императору скачать fb2, epub бесплатно

Папа в моей жизни

Папа в моей жизни

Однажды я был приглашен к папе. Не лично меня позвали, а группу русских писателей, но ограниченную. Это было в Риме, в 1988 году, я делал доклад на тему "Христианство и коммунизм" и начал его рассказом о том, как хоронили коммуниста сердобольные старушки. Просят в церкви отпеть и говорят: "Всю жизнь с нами боролся, пусть хоть на том свете отдохнет".

Пригласили. Нагоняли трепета. "Будьте в номере до девяти". Без пяти девять звонят: "Просим быть в номере во столько-то". Без пяти во столько-то звонят: "Примет тогда-то". Потом отбой. И так далее. Пафос встречи сбила, спасибо ей, экстрасенска Джуна. Он с ней час беседовал. Час. И на нас, на всех остальных, -- час. Мы же все-таки властители дум и чаяний, а она бесовка, каково вынести? Еще и анекдот добавился, сами итальянцы-католики рассказали. Как к папе рвется на прием сатана, его охранники не пускают. Но вот он уже в приемной. Там отношение другое, обещают записать на прием. Тут сам папа выскакивает, просит пройти. "Это же сатана". -- "Нет, нет, это анжело сепарато", то есть ангел отделившийся, сепаратный.

СПб & т п

Плохой дым провисал как гамак, учитывая и промежутки между нитками; вдоль все же было длиннее, чем поперек, и это было хорошо.

Номер раз был по жизни в форме вольноопределяющегося, учитывая, что, бывает, эта свобода требует от человека ползти по глине или, при удаче, по чернозему. Вдоль лица лежало какое-то правильное затемнение, оканчивающееся на краях скул тенью от лампы, висящей несколько сбоку и выше, примерно на уровне роста, прикрепленной к кухонной полке - это было на кухне.

Наедине со временем

H А Е Д И H Е С О В Р Е М Е H Е М

Виктоp посмотpел на чаcы. Было без пяти девять. Скоpо за ним должны пpийти. Белые стены палаты уныло смотpели на него. Поднявшись с кpовати он взглянул в окно. Мимо больницы пpоходили люди. Одни куда-то опаздовали и поэтому шли очень быстpо, дpугие не спеша пpоходили мимо его взоpа, где-то слышался детский смех. Hикому сейчас до него не было дела. Для всех это был обычный день. Hо не для него. В гpуди что-то закололо. - Hадо успокоиться - подумал он; все должно быть в поpядке, опеpация должна пpойти успешно - успокаивал он себя. Hо спокойствия на душе не было. Он опять посмотpел на часы: девять, как долго тянется вpемя. Ожидание угнетало его еще больше. Его взгляд скользнул на pаскpывшуюся двеpь, в котоpую входила мед.сестpа. Она подошла к Виктоpу деpжа в pуке шпpиц. Легкий холодок почувствовал он от вводимой инъекции. Его положили на коталку и повезли по длинному коpидоpу.

Когда наступает "еврейский Новый Год", а если точнее - праздник Рош га-Шана (может на идиш, а может на ашкеназите это звучит несколько по-иному - "Рашашонем"), по традиции в синагогах читают окончание главы "Ваера" книги "Брейшит", которые христиане называют 21 и 22 главами "Бытия". Среди прочих событий, речь в основном здесь идет о рождении Ицхака и о том, как Абрахам, по слову Всемогущего, едва не принес в жертву любимого своего сына, который чудесным образом появился на свет у четы прародителей нашего народа.

Г,Л,Л

Сегодня Антон покpасил волосы в сиpеневый цвет, потомy что сиpеневой была маечка Вички. А Вичка подаpила Антонy свою маечкy еще вчеpа. Веpнее как было дело - Антон зашел к Вичке, посмотpеть на нее, поговоpить, погладить мягкий ковеp и шеpшавый диван, а Вичка взяла и сказала: "Завтpа от тети съезжаю. Бyдy жить с Андpеем. Уже все pешено. Он за мной пpиедет вечеpом на машине, и пеpевезет пожитки к себе." Антон вцепился в стyл, на спинке котоpого висела эта маечка, и сказал: "Hе надо." "Hо-но!" пpикpикнyла как бы шyтя Вичка, - "Я тpи года об этом мечтала. Я его добивалась всеми пpавдами и непpавдами."

Алиса аккуратно снимает со стены календарь с изображением кролика. За ним - нора.

Алиса нервно смеётся, тушит сигарету и керосиновую лампу, лезет в нору.

Банка с вареньем по-прежнему стоит на полке.

Алиса грустно улыбается банке, как старой знакомой. Каждый раз, когда она пролезает сквозь дырку в стене в комнату старшего брата, когда видит на полке эту банку с этим вареньем, ей снова кажется, что ничего на самом деле не произошло.

Шесть авторов в поисках стиля

Шесть авторов в поисках стиля

Такое иногда случается. Когда старый литературный стиль медленно, но верно себя изживает, а новый ещё и не думает зарождаться, авторы, которым небезразлична судьба мировой литературы, организуют кружок и с поспешностью и тщательностью, достойными лучшего применения, начинают вырабатывать новый стиль. Hаши герои - шесть молодых литераторов (от 19 до 36) жили (и по сей день живут) в городе Санкт-Петербурге, в юности Ленинград, в отрочестве Петроград, в детстве Петербург. Свой кружок они организовали случайно. Однажды автор Галушкин, а, быть может, его талантливый эпигон Чекушкин сейчас этого уже никто не может сказать наверняка - ударил молодецким кулаком по столу, отчего задребезжали гранёные стаканы, а пепел, лёгким облачком вылетев из консервной банки, заменявшей отсутствующую по неуважительным причинам пепельницу, осел на прошлогоднем бутерброде. - Так жить нельзя! - веско сказал Галушкин (или Чекушкин), оглаживая пострадавший кулак. Поскольку его собутыльники - дружок-прозаик и начинающая поэтесса Марфуша Пушкина - уже приняли вовнутрь достойную дозу, возражений не последовало. Hа следующее утро все трое отчётливо помнили: "Так жить нельзя!" Искали автора сей многозначительной фразы, но так и не доискались. Известно было лишь одно: Марфуша кулаком по столу стучать не станет. Опохмелившись как следует и опохмелив собратьев по перу, Галушкин заявил: - Hегоже в сей трудный для Родины час отсиживаться по каморкам и пьянствовать в одиночку! Даёшь новое, молодое, крепкое литературное сообщество! В молодёжную газету было дано объявление о том, что сходка начинающих литераторов и творчески мыслящих людей состоится в таком-то скверике, в такое-то и такое-то время. К сожалению, злодейка-осень, так благоволившая Марфушиному однофамильцу, преподнесла троим энтузиастам неприятный сюрприз в виде проливного дождя и довольно порывистого и шквального ветра. - И никто не придёт! И лучше бы нам домой пойти! - брюзжала Марфуша, стуча зубами о горлышко бутылки. Однако, она как всегда ошибалась. Сначала к честной компании подвалил бомж, промышлявший бутылки. ("Сами сдадим", мрачно сообщил Чекушкин, которого уже два месяца нигде не печатали.) Следом за бомжом появился милиционер, поинтересовавшийся, не приезжие ли они и проверил у всех документики, причём у Марфуши обнаружились неизвестно как оказавшиеся в её аккуратной сумочке водительские права на имя популярного автора Скользкого. Милиционер ушёл, а Галушкин с Чекушкиным ещё долго корили боевую подругу за неразборчивость в связях. Дождь усилился. Hа скамейку к честной компании приземлился благоухающий юноша с восторженными карими глазами, оттенёнными для красивости коричневым карандашом. - Вы случайно не видели тут молодых творчески мыслящих людей? - обратился он к Галушкину, вежливо погладив его по плечу. - А тебе зачем? - ласково поинтересовался Чекушкин, у которого в этот момент как раз зачесались кулаки. - Ой, вы весь промокли! - воскликнул юноша, пытаясь прикрыть Чекушкина своим трогательным зонтиком в сиреневый и розовый цветочек. В этот ответственный момент, когда Чекушкин уже готовился засучить рукава и приступить к знакомству с обладателем зонтика, к скамейке подлетела очень сильно накрашенная юная особа. - Это вы подавали объявление? - осведомилась она у Галушкина - Так это вы подавали объявление? - удивился кареглазый незнакомец с зонтиком - Мы, - гордо объявила Марфуша, отшвыривая пустую бутылку далеко за пределы газона. Знакомство состоялось. Сильно накрашенная девушка оказалась молодой, но подающей надежды авторшей эротических рассказов из какой-то бульварной газеты. Девушка представилась своим псевдонимом - Лолита-Карлита, отчего её рейтинг среди Галушкина с Чекушкиным необыкновенно возрос. Кареглазый незнакомец отрекомендовался как Серёженька Витгенштейн, писатель, невостребованный временем. Как выяснилось позже, Серёженька писал удивительно закрученными сложными предложениями, перед которыми побледнел бы даже сам Марсель Пруст. Кроме того, практически в каждой своей работе(назвать его творчество рутинным словом "рассказ" было бы уж и вовсе несолидно), Серёженька доказывал преимущества однополой любви перед всякой другой. Серёженька учился в институте и мечтал о красном дипломе. Последней к литераторской скамейке подплыла дама без возраста, облачённая в одежды явно не от секонд-хэнд. - Это вы будете творчески мыслящие? - бросила она честной компании. Получив утвердительный ответ, дама позволила себе улыбнуться и представилась, - В светских тусовках я известна как Пальмира Дюруа. Hадеюсь, слышали? Увидав пять пар очень удивлённых глаз, и сообразив, что их обладатели явно впервые слышат её имя, Пальмира не обиделась, а ласково произнесла: "Куда уж вам." Пальмира была литературным и театральным критиком. Кроме того, она писала прозу и считала себя первой представительницей стиля пост-постмодернизм. Поскольку участники литературной сходки слышали о таком стиле первый раз, общим голосованием зонтиков было решено развивать и культивировать именно его. - Ознакомиться бы с ним, - вежливо высказал Серёженька общую мысль. Для ознакомления со своими текстами Пальмира пригласила всех к себе. Hо не сегодня, потому что сегодня она идёт на премьеру немого спектакля.

Выбрав категорию по душе Вы сможете найти действительно стоящие книги и насладиться погружением в мир воображения, прочувствовать переживания героев или узнать для себя что-то новое, совершить внутреннее открытие. Подробная информация для ознакомления по текущему запросу представлена ниже:

Ричард Аппиньянези Доклад Юкио Мисимы императору

Доклад Юкио Мисимы императору: краткое содержание, описание и аннотация

Ричард Аппиньянези: другие книги автора

Кто написал Доклад Юкио Мисимы императору? Узнайте фамилию, как зовут автора книги и список всех его произведений по сериям.

Ричард Аппиньянези: Доклад Юкио Мисимы императору

Доклад Юкио Мисимы императору

В течение 24 часов мы закроем доступ к нелегально размещенному контенту.

Юкио Мисима: Жажда Любви

Жажда Любви

Юкио МИСИМА: Весенний снег

Весенний снег

libclub.ru: книга без обложки

libclub.ru: книга без обложки

Юкио Мисима: Запретные цвета

Запретные цвета

Юкио Мисима: Исповедь маски

Исповедь маски

Григорий Чхартишвили: Жизнь и смерть Юкио Мисимы, или Как уничтожить храм

Жизнь и смерть Юкио Мисимы, или Как уничтожить храм

Доклад Юкио Мисимы императору — читать онлайн бесплатно полную книгу (весь текст) целиком

Доклад Юкио Мисимы императору

СДЕЛАНО В ЯПОНИИ

Поймите, что я, Юкио Мисима, родился накануне нового, 1947 года за две недели до своего двадцать третьего дня рождения. Для нас время остановилось, и 1947 год стал равен 0 + 2. Что за странная арифметика, призванная объяснить какое-то бессмысленное рождение? Однако она необходима, чтобы растолковать новому поколению, потерявшему память, значение таких понятий, как Поражение, Безоговорочная Капитуляция и Оккупация.

Безоговорочная Капитуляция – мое истинное начало. Тот факт, что это могло явиться началом также для миллионов других безоговорочно капитулировавших людей, меня не волновал, так как я сам тогда никого не волновал. Короче говоря, я еще не был знаменит. А стать знаменитым было в ту пору моим заветным желанием.

Впервые я использовал свой литературный псевдоним Юкио Мисима, когда мне исполнилось пятнадцать лет. В этом возрасте ученики в театре Но, по обычаю, меняют детские одежды на облачение взрослых актеров. Однако я вынужден был отступить от избранной мной еще в подростковом возрасте профессиональной идентичности, так как в 1947 году сменил студенческую форму на маскарадный костюм-тройку солидного банкира.

В соответствии с желанием отца и традициями сыновнего благочестия я окончил Токийский (бывший Императорский) университет и получил степень в области права. Понижение статуса университета, перевод его из разряда императорских учебных заведений в разряд более скромных гражданских явилось лишь еще одним последствием оккупации США, рвением новых властей добиться демократизации Японии. Я рассматривал себя тоже как жертву новой демократии.

Окончив университет, я сдал трудный экзамен, чтобы иметь право занять высокий пост на государственной службе. Успешно прошел испытание, но при этом попрал свою истинную природу. Меня взяли на службу в министерство финансов, а в сочельник 1947 года назначили в Отдел народных сбережений Управления банков. Мой отец был очень доволен тем, что я работал в самом престижном министерстве и занимал завидный бюрократический пост, войдя в элиту государственных чиновников. Будучи в прошлом государственным служащим, он никогда не имел таких перспектив для карьерного роста, как я.

Однако я не гордился своими очевидными успехами. Я считал, что мое продвижение несправедливо и произошло в силу сложившихся обстоятельств. Частично меня приняли на государственную службу из-за того, что после войны не хватало компетентных дипломированных специалистов, а частично – и это главное – мои услуги оказались востребованы из-за того, что я являлся чиновником в третьем поколении. Теперь у меня были все причины чувствовать себя подавленным, так как отныне я вел двойную жизнь. По ночам я был Юкио Мисима и писал, прячась от отца, который ненавидел литературу, а днем шел, словно на маскарад, на работу и занимался бюрократической рутиной. Я старался не задумываться над тем, как влияют мои бессонные, освещенные лунным светом ночи на исполнение должностных обязанностей.

Доклад Юкио Мисимы императору - Аппиньянези Ричард

Все книги на сайте размещаются его пользователями. Приносим свои глубочайшие извинения, если Ваша книга была опубликована без Вашего на то согласия.
Напишите нам, и мы в срочном порядке примем меры.

Доклад Юкио Мисимы императору - Аппиньянези Ричард краткое содержание

ИКОНА не только японской, но и мировой контркультуры?

Сумасшедший ультрарадикал, совершивший нелепую попытку государственного переворота?

Культовый роман Ричарда Аппиньянези – потрясающее литературное действо, цель и суть которого – попытка разобраться в судьбе Мисимы.

Доклад Юкио Мисимы императору читать онлайн бесплатно

Доклад Юкио Мисимы императору

СДЕЛАНО В ЯПОНИИ

Поймите, что я, Юкио Мисима, родился накануне нового, 1947 года за две недели до своего двадцать третьего дня рождения. Для нас время остановилось, и 1947 год стал равен 0 + 2. Что за странная арифметика, призванная объяснить какое-то бессмысленное рождение? Однако она необходима, чтобы растолковать новому поколению, потерявшему память, значение таких понятий, как Поражение, Безоговорочная Капитуляция и Оккупация.

Безоговорочная Капитуляция – мое истинное начало. Тот факт, что это могло явиться началом также для миллионов других безоговорочно капитулировавших людей, меня не волновал, так как я сам тогда никого не волновал. Короче говоря, я еще не был знаменит. А стать знаменитым было в ту пору моим заветным желанием.

Впервые я использовал свой литературный псевдоним Юкио Мисима, когда мне исполнилось пятнадцать лет. В этом возрасте ученики в театре Но, по обычаю, меняют детские одежды на облачение взрослых актеров. Однако я вынужден был отступить от избранной мной еще в подростковом возрасте профессиональной идентичности, так как в 1947 году сменил студенческую форму на маскарадный костюм-тройку солидного банкира.

В соответствии с желанием отца и традициями сыновнего благочестия я окончил Токийский (бывший Императорский) университет и получил степень в области права. Понижение статуса университета, перевод его из разряда императорских учебных заведений в разряд более скромных гражданских явилось лишь еще одним последствием оккупации США, рвением новых властей добиться демократизации Японии. Я рассматривал себя тоже как жертву новой демократии.

Окончив университет, я сдал трудный экзамен, чтобы иметь право занять высокий пост на государственной службе. Успешно прошел испытание, но при этом попрал свою истинную природу. Меня взяли на службу в министерство финансов, а в сочельник 1947 года назначили в Отдел народных сбережений Управления банков. Мой отец был очень доволен тем, что я работал в самом престижном министерстве и занимал завидный бюрократический пост, войдя в элиту государственных чиновников. Будучи в прошлом государственным служащим, он никогда не имел таких перспектив для карьерного роста, как я.

Однако я не гордился своими очевидными успехами. Я считал, что мое продвижение несправедливо и произошло в силу сложившихся обстоятельств. Частично меня приняли на государственную службу из-за того, что после войны не хватало компетентных дипломированных специалистов, а частично – и это главное – мои услуги оказались востребованы из-за того, что я являлся чиновником в третьем поколении. Теперь у меня были все причины чувствовать себя подавленным, так как отныне я вел двойную жизнь. По ночам я был Юкио Мисима и писал, прячась от отца, который ненавидел литературу, а днем шел, словно на маскарад, на работу и занимался бюрократической рутиной. Я старался не задумываться над тем, как влияют мои бессонные, освещенные лунным светом ночи на исполнение должностных обязанностей.

В канун Нового года я сидел в ночном клубе в Акасака и размышлял над своим отчаянным положением. В превращенном в руины Токио в то время существовало едва ли полдюжины подобных ночных злачных мест. Они существовали исключительно для удовольствия офицеров оккупационной армии и их японских проституток обоего пола. Но изредка эти места посещали также богатые молодые аристократы из Школы пэров. Я ходил в ночные клубы на правах бывшего питомца Школы пэров – основанной императором академии для никчемных сынков аристократов и отпрысков нуворишей. Я был из числа тех немногих учеников этого учебного заведения, которые не принадлежали к высшему сословию.

Я вменил себе в обязанность посещать ночные клубы каждую субботу, хотя не переваривал шумных праздных аристократов. Ни кошелек мой, ни желудок не позволяли мне пить виски с черного рынка, а сексуальная разнузданность армейского образца оскорбляла мои чувства. Я был посторонним на празднике этих канзасских гаргантюа и их шлюх и казался сам себе жалким слабым ростком, который легко могут затоптать разбушевавшиеся плотоядные твари. Будучи ниже среднего роста (пяти футов и четырех с половиной дюймов), я обладал еще и плохим здоровьем – страдал хроническим гастроэнтеритом и постоянными мигренями. Другими словами, я представлял собой образец побежденного японца, прежде внушавшего страх врагу, неукротимого азиатского демона, оказавшегося на поверку низкорослым болезненным существом.

Часто я брал с собой моего младшего брата Киюки – самодовольного крепкого пария, которого считал своим талисманом. Бессонница, изнурительные головные боли и постоянные колики делали субботние вечера еще более неприятными. В тот роковой вечер я отважно отправился в ночной клуб один и заставил себя выйти на танцевальную площадку, чтобы под джазовую музыку продемонстрировать некоординированные движения.

Пытаясь скрыть отсутствие чувства ритма и быть непосредственным, зажигательным и грациозным, я сумел убедительно изобразить экстаз, движимый ницшеанским желанием проникнуться дионисийским началом, но в конце концов встретился лицом к лицу со своей врожденной неуклюжестью. Любое мое достижение в области физического мастерства – будь то танец, боевые искусства или бодибилдинг в мои более поздние годы – суть не что иное, как триумф расчетливой имитации. Я всегда оставался трезвым и так никогда и не испытал чистого самозабвенного экстаза. Притворство преследует меня даже тогда, когда я стараюсь уйти в область естественного, физического, нормального. Все мои физические занятия несут на себе следы щипцов, с помощью которых при родах извлекают плод. Все мои действия и поступки являются противоестественно совершенными актами отчаяния.

Читайте также: