Доклад о 6 симфонии чайковского

Обновлено: 03.07.2024

Премьера состоялась 16 октября (28 октября) 1893 г. в Петербурге под управлением автора, за девять дней до смерти композитора.

Содержание

Программа

По воспоминаниям певицы Александры Панаевой-Карцовой, после первого исполнения Шестой симфонии композитор, провожая свою кузину Анну Мерклинг, согласился с её предположением, что он описал ей свою жизнь:

Ты угадала. Первая часть – детство и смутные стремления к музыке. Вторая – молодость и светская веселая жизнь. Третья – жизненная борьба и достижение славы. Ну, а последняя, - это De profundis, то есть – молитва об умершем, чем всё кончаем, но для меня это еще далеко, я чувствую в себе столько энергии, столько творческих сил; я знаю, что создам ещё много, много хорошего и лучшего, чем до сих пор.

Племянник Чайковского Юрий говорил:

Шестая симфония, по моему глубокому убеждению, является произведением автобиографическим. Помню, что такого мнения придерживались Модест Ильич Чайковский и мой брат Владимир, которому Пётр Ильич посвятил эту симфонию.

Брат композитора Модест Ильич Чайковский писал в 1907 году чешскому музыковеду Рихарду Батке:

Вы хотели узнать программу Шестой симфонии, но я ничего не могу сообщить Вам, так как брат держал её в своих мыслях. Он унёс эту тайну с собой в могилу. Но если Вы всё-таки хотите, я сообщу Вам то немногое, что узнал от брата. Первая часть представляет собой его жизнь, сочетание страданий, душевных мук, с непреодолимым томлением по Великому и Возвышенному, с одной стороны, борьбу со страхом смерти, с другой — божественную радость и преклонение перед Прекрасным, перед Истиной, Добром, всем, что сулит вечность и небесное милосердие. Так как брат большую часть своей жизни прожил ярко выраженным оптимистом, он закончил первую часть возвращением второй темы. Вторая часть, по моему мнению, представляет собой ту радость жизни, которая не может сравниться с преходящими мимолётными радостями нашей повседневной жизни, радость, музыкально выраженная необыкновенным пятидольным размером. Третья часть свидетельствует об истории его развития как музыканта. Это не что иное, как шалость, игра, развлечение в начале его жизни до двадцатилетнего возраста, но потом всё это делается серьёзнее и кончается достижением мировой славы. Её и выражает триумфальный марш в конце. Четвёртая часть — состояние его души в последние годы жизни — горькие разочарования и глубокие страдания. Он приходит к мысли, что слава его как художника преходяща, что сам он не в силах побороть свой ужас перед вечным Ничто, тем Ничто, где всему, что он любил и что в течение всей жизни считал вечным, угрожает бренность.

Состав оркестра

Части

Первая часть. Adagio. Allegro non troppo

Вторая часть. Allegro con grazia

Третья часть. Allegro molto vivace

Четвертая часть. Финал. Adagio lamentoso. 3 Andante

К началу 1890-х годов его сочинения были известны повсюду, Чайковский совершил несколько гастрольных поездок по Европе, а весной 1891 года с огромным успехом выступил в США. Так, например, во время заокеанских гастролей Петр Ильич дирижировал Нью-Йоркским симфоническим оркестром на открытии знаменитого Карнеги-холла. На концертный сезон 1893–1894 года у него также были запланированы концерты в России и за рубежом.

Обстоятельства последних дней жизни Чайковского уже почти 130 лет будоражат умы слушателей, заставляя искать все новые и новые смыслы в его последней симфонии и раздумывать о мистических предчувствиях, посещающих гениев в конце земного пути.

С момента смерти Чайковского опубликовано огромное количество свидетельств как самого композитора, так и его современников. Однако вряд ли возможно до конца проникнуть в замысел автора. Каждый исполнитель и слушатель Шестой симфонии становится интерпретатором и переживает гениальную музыку Чайковского, опираясь на свой собственный опыт.

Вся жизнь в одной симфонии

Первая часть — самый протяженный раздел симфонии, в котором вместе с композитором мы проживаем целую жизнь. Волшебные в своей поистине моцартовской простоте музыкальные темы наполнены противоречиями, как и земной путь человека. В музыкальных образах первой части есть и трагедия, и радость жизни, и душевные муки, и надежда на светлое окончание земного пути.

Во второй части звучит легкий и грациозный вальс, написанный в необычном размере — не на три, а на пять четвертей. Легкость пятидольного вальса — как будто бы воспоминание о радостях юности, лишь немного омрачаемое отзвуками трагических мотивов первой части.

Программа третьей части нередко трактуется как образ светской жизни и восхождения к славе. Обрывки музыкальных тем, полные блеска и суеты, приводят к бравурному триумфальному маршу. Ярким контрастом по отношению к нему звучит скорбный финал.

По правилам, окончательно оформившимся еще в XVIII веке, финал симфонии непременно должен быть быстрым, но Чайковский революционно нарушил классические каноны. В четвертой части слышатся раздумья, сожаления и ожидание неминуемого конца земной жизни. Последние аккорды растворяются в тишине, оставляя каждого наедине с вечностью.

Какие записи послушать?

Евгений Мравинский. Ленинградский филармонический оркестр (1982)

Валерий Гергиев. Симфонический оркестр Мариинского театра (1995)

Клаудио Аббадо. Симфонический оркестр им. Симона Боливара (2010)

Состав оркестра: 3 флейты, флейта-пикколо, 2 гобоя, 2 кларнета, 2 фагота, 4 валторны, 2 трубы, 3 тромбона, туба, ударные, струнные.

История создания

Перед началом оркестровки наступил еще один перерыв — самый длительный. В эти дни композитор написал 15 пьес для фортепиано (ор. 72), побывал в Москве, Нижнем Новгороде и опять в Москве, успев между прочим написать шесть романсов на стихи Д. М. Ратгауза (ор. 73), а 5 мая через Петербург, где задержался на несколько дней, выехал в большую зарубежную поездку. В течение нескольких недель он побывал в Берлине, Лондоне, Париже, выступал с концертами, общался с музыкантами, присутствовал на различных торжественных приемах. Он был международной знаменитостью и должен был поддерживать связи с крупными деятелями культуры. Кстати, одной из причин его поездки за рубеж было подтверждение этого международного признания — в Кембридже, вместе с К. Сен-Сансом и Э. Григом, ему в торжественный обстановке было присвоено звание почетного доктора Кембриджского университета.

12 августа оркестровка была, наконец, закончена. Автор отдал расписывать партии — на 16 (28) октября была назначена премьера в Петербурге.

Музыка

Вторая часть симфонии — необычный вальс размером не на три, как обычно, а на пять четвертей. Его мелодия грациозна, изящна, порой даже кокетлива. Меланхолично капризное танцевальное движение с оттенком стилизации. В среднем разделе появляются скорбные от звуки первой части. А может быть, это — предчувствие финала? Но возвращается внешне безмятежный вальс. Лишь в его коду проникают грустные интонации.

Передышка кончилась. В третьей части, скерцо, сама жизнь с ее стихийной силой, с ее жестокой, неумолимой борьбой. Первоначальная суета, мелькание отдельных мотивов, красочная разноголосица по степенно кристаллизуются в марш — четкий, уверенный. Он все подчиняет себе, разрастаясь в колоссальную грозную и торжествующую силу.

Финал начинается как скорбная песнь о разбитых надеждах, может быть — о погибшей жизни. Удивительна главная тема. Это почти та же мелодия, что и в побочной партии первой части. Она начинается теми же звуками, в ней те же интервальные ходы, тот же взлет пассажа. Но изменилась тональность — си минор, мрачный, траурный вместо солнечного ре мажора. Мелодия не доводится до конца — она недопета, словно не хватает сил, и сникает трагически, уже не способная к великолепному распеву. Вторая тема, более светлая, на трепетном триольном фоне, также заимствована из побочной партии первой части, словно возвращает нас к другой ее стороне. Таким образом, весь финал основан на отдельных мотивах темы, символизировавшей в начале симфонии прекрасный и, как оказалось, недостижимый идеал. Лирическая и скорбная медленная заключительная часть симфонии несет в себе образы не только печали, но и сочувствия, протеста против несправедливости судьбы, тоски по недостижимому, недостигнутому идеалу, преклонение перед ним. Постепенно замирает, истаивает звучание. Завершился жизненный круг. Все растворилось в небытии.

Василий Сварог. Портрет П. И. Чайковского (1940)

Черт знает, что такое! С одной стороны, чувствую, что как будто моя песенка уже спета, а с другой — непреодолимое желание затянуть или все ту же жизнь, или, еще лучше, новую песенку…
Письмо П. И. Чайковского к А. К. Глазунову от 30 января 1890 г.

О Шестой симфонии Чайковского известно очень много. Известно, что композитор умер вскоре написания и буквально через девять дней после премьеры этой мрачной симфонии. Такое зловещее совпадение просто не могло не дать пищу для самых разных домыслов: порой увлекательных, порой нелепых, а порой нелепых, но вместе с тем увлекательных.

А главное, оно вызвало и продолжает вызывать дополнительный интерес к этому и без того необычайно интересному сочинению, считающемуся последним произведением композитора (что, формально говоря, неверно: Третий фортепианный концерт был завершён несколько позже).

Проклятие Шестой симфонии

Известно, что посвящение симфонии сопровождалось колебаниями: имя Давыдова несколько раз вычёркивалось автором из рукописи, а затем вписывалось вновь. Это во многом зависело от того, насколько внимателен был Боб к своему дяде, насколько регулярно отвечал на письма…

Но рискну предположить, что у колебаний Чайковского была и другая, более серьёзная, причина. Не исключено, что он понимал, какую тяжкую ответственность взваливает на плечи юноши, посвящая ему такое произведение.

В 1897 году, через четыре года после смерти Чайковского, 25-летний Владимир Давыдов, получивший по завещанию все доходы от музыкальных произведений своего великого дяди, оставил службу в лейб-гвардии Преображенском полку и вышел в отставку в чине поручика, с тем чтобы переехать в Клин и принять участие в организации там дома-музея Чайковского.

Год от года его мучили всё более и более тяжёлые депрессии, и в 1906 году, в возрасте 35 лет, всеобщий любимчик Боб застрелился. Он покончил с собой в том самом доме, ставшем музеем, куда теперь приезжают туристы со всего света. Но об этой трагедии, разыгравшейся в его стенах, экскурсоводы не рассказывают (мне, по крайней мере, ни словом не обмолвились, хотя трещали без умолку, переливая из пустого в порожнее).

К печальной судьбе Володи Давыдова вообще долгое время старались не привлекать лишнего внимания публики. Во-первых, не хотели углубляться в сущность такой пылкой привязанности композитора к своему племяннику, дабы не вызывать неудобных и очевидных вопросов.

Разумеется, ни о какой мистике речи тут нет и быть не может. Просто, думается мне, доверие и любовь великого человека оказались непосильным бременем для психики пусть хорошего, но обычного, в общем-то, паренька. А тут ещё эта симфония, оказавшаяся, как назло, такой значительной, такой знаменитой, такой гениальной! Посвящена ему… Почему? За что?

Итог или новая песенка?

– писал Чайковский Володе Давыдову вскоре после завершения Шестой симфонии.

Известно, что симфония эта занимает в наследии композитора особое и даже уникальное место произведения итогового. Так задумал он сам.

Вскоре после окончания своей Пятой симфонии Чайковский писал:

Он действительно написал её и, в самом деле, увы, его композиторская карьера на этом закончилась. Но значит ли это, что Чайковский намеревался оставить творчество, даже если бы не его преждевременная кончина?

Согласно одним мемуарам (впрочем, мемуары – вещь не самая достоверная), буквально в тот самый вечер, когда Шестая симфония была исполнена, Чайковский, признавшись в частной беседе, что в финале симфонии речь идёт о смерти, сказал:

Через девять дней его не стало.

О том же косвенно свидетельствует и едва начатый набросок концерта для флейты с оркестром – 53-летний композитор вознамерился вступить на совершенно незнакомую и, казалось бы, не очень подходящую для его громогласного таланта территорию.

Как уже упоминалось в этих заметках, творчество Чайковского делится на два хорошо различимых периода. И Шестая симфония оказалась, действительно, итогом, завершением второго из них, подобно тому как Четвёртая блистательно завершила первый. Но по моему мнению, которого я никому не навязываю, посколько не могу быть в нём уверен, наклёвывался и третий период. И не исключено, что он оказался бы и вправду ещё лучше двух предыдущих. Но не судьба…

Ответ на все вопросы

Вместо этой не удовлетворившей его симфонии композитор задумал совершенно новую. Вот как описывал он свой замысел в письме ко всё тому же Володе Давыдову:

Известно, что на премьере, которой дирижировал сам автор, симфония большого успеха не имела, а была встречена скорее с недоумением. А когда после смерти Чайковского на концерте, посвящённом его памяти, Шестой симфонией дирижировал Эдуард Направник, тут уж успех был полным и слушатели рыдали, не таясь.

В предыдущих двух симфониях Чайковский задавал вопросы. В Шестой он, наконец, приходит к ответу. В предыдущих двух симфониях лирического героя мучили сомнения. В Шестой он осознаёт, что они были обоснованными.

Отсюда и недоумение первых слушателей, уже привыкших к музыке Чайковского и полюбивших её. Шестая симфония оказалась для них неожиданной. А публика любит только такие неожиданности, которых она ожидает.

Сами собой напрашиваются параллели между Шестой симфонией Чайковского и Второй Малера, написанной всего-навсего год спустя. Если великий австриец начнёт свою симфонию траурным маршем, а финал её будет исполнен восторженного энтузиазма по поводу личного бессмертия и оттого, позволю себе так выразиться, несколько глуповат, то Пётр Ильич никаких иллюзий не строит и безосновательных надежд не питает – его герой приходит из небытия и в небытие уходит. Но именно поэтому его произведение пылает такой безоглядной любовью к жизни – не к какой-то там сказочной загробной, а к нашей, земной, пусть даже полной неутолённых страстей и болезненных разочарований.

Pathétique, но не Pathetic!

Возможно, кому-то это и покажется забавным, но я сильно сомневаюсь, что в таких случаях горе-переводчики искренне намереваются пошутить.

Однако как бы много ни было нам известно об этой симфонии, известнее всего она сама. Её запоминающиеся мелодии, вырванные из своего кошмарного контекста, находили и находят самое разное практическое применение: от эстрадных песен и звуковых дорожек американских фильмов и мультфильмов до церемоний закрытия Олимпийских игр.

Именно под музыку Шестой симфонии Чайковского проходило знаменитое московское выступление Айседоры Дункан в 1922 г. – то самое, после которого Ленин кричал:

У меня вызывает недоумение Альбан Берг, написавший как-то, что Шестая симфония Малера – это

Читайте также: