В какие годы в странах африки и азии начался процесс демократизации кратко

Обновлено: 04.07.2024

Важнейшей особенностью стран Ближнего Востока и Северной Африки является стойкость авторитарных режимов. Кроме Турции и Израиля в регионе нет демократических стран, учитывая, что будущее Ливана и Ирака все еще очень неопределенно. Выживаемость авторитарных режимов не должна, однако, приводить нас к выводу о том, что политии региона за последние десятилетия не претерпели изменений. Верно как раз обратное: последствия неолиберальных рыночных реформ, влияние новых технологий и значимые международные события привели к радикальным изменениям этих политий с социальной и экономической точек зрения. Но эти преобразования не вылились в эффективную демократизацию. При том что большинство стран региона начали проведение частичных либеральных реформ, правящие элиты смогли избежать решения ключевого вопроса смены власти и участия населения в политике. Заимствуя внешние атрибуты демократических обществ, режимы Ближнего Востока и Северной Африки в большинстве своем все еще имеют в центре политических систем неподотчетных руководителей, принимающих решения. Поэтому неудивительно, что значительная часть современных исследователей сосредоточилась на попытке дать объяснение выживаемости авторитарных режимов. Хотя акцентирование роли ислама как фактора, препятствующего демократизации, представляется ошибочным, равно как и акцент на авторитарной природе арабской политической культуры, существует ряд факторов, которые могут способствовать пониманию того, каким образом правящие элиты региона смогли эффективно противостоять требованиям демократизации со стороны обществ. Без сомнения, внушительная внешняя рента, получаемая режимами, способствует укреплению аппарата безопасности и приобретению определенной степени политической поддержки, однако рантьеризм не может быть единственным объяснением сохранения авторитаризма. Существует один фактор, который отличает этот регион от остальных. В отличие от многих других контекстов транзита оппозиционные организации с наибольшей поддержкой здесь не имеют ни внутреннего, ни международного авторитета демократической оппозиции. Исламистов воспринимают как изначально враждебных демократии и либерализму, что заставляет международное сообщество и либеральные слои общества вынужденно поддерживать авторитарные режимы. Это блокирует дальнейшее развитие демократии, давая возможность появлению бескомпромиссных оппозиционных групп, которые угрожают стабильности государства и мирового сообщества применением насилия. Слабый потенциал региона по части демократизации сам по себе не связан с исламом или арабской политической культурой, однако неоднозначная роль политического исламизма, несомненно, является главным камнем преткновения из-за кажущейся непримиримости ислама и установок либеральной демократии. Исламизм – это ответ бедности патримониальному давлению правящих групп и доминированию Запада в международной системе. И хотя, возможно, ошибочно считать отсутствие демократических изменений главной причиной политического насилия в регионе, недостаточность институционализированных возможностей для выражения подобного несогласия, несомненно, способствует дискурсу экстремизма. Учитывая предельно высокую напряженность региональной ситуации, когда конфликты в Палестине и Ираке негативно отражаются на политических режимах региона, достаточно сложно понять, откуда могут исходить демократические реформы. Авторитарные режимы или, в лучшем случае, авторитарные режимы с либеральными признаками[982] 982
Brumberg, 2002b

[Закрыть] , вероятно, будут оставаться отличительной чертой региона в обозримом будущем.

1. Каково влияние международного измерения на авторитарные режимы в странах арабского мира?

2. Какие последствия для политических систем арабских стран имеет рантьеризм?

3. Как можно охарактеризовать взаимоотношения ислама и демократии?

4. Как можно объяснить отсутствие эффективных коалиций между исламистами и светскими оппозиционными группами?

5. Почему активизм гражданского общества, как представляется, не обладает тем же способствующим демократии воздействием в арабском мире, как в других региональных контекстах?

6. Какие шаги необходимо предпринять оппозиционным группам, чтобы ограничить доминирование исполнительной власти в политической системе?

Посетите предназначенный для этой книги Центр онлайн-поддержки для дополнительных вопросов по каждой главе и ряда других возможностей: .

Дополнительная литература

Saikal A., Schnabel A. Democratization in the Middle East. N.Y. (NY): United Nations University Press, 2003. Представление дискуссии об отношениях секуляризации и демократии. Дополнительно имеются описания опыта демократии в отдельных странах и регионах.

Schwedler J. Faith in Moderation. Islamist Parties in Yemen and Jordan. Cambridge: Cambridge University Press, 2006. Описываются исламистские движения в Йемене и Иордании, кроме того содержится полезная информация по более широкой проблеме включения исламистских движений в демократический процесс.

Wiktorowicz Q. Islamic Activism. A Social Movement Theory Approach. Bloomington (IN): Indiana University Press, 2004. Содержится подробный обзор интерпретации деятельности исламистских движений в регионе через призму теории социальных движений, анализируются различные исламистские движения и очень подробно объясняются их активизм и методы действий.

Volpi F., Cavatorta F. Democratization in the Muslim World. Changing Patterns of Power and Authority. L.: Routledge, 2007. Разбирается, каким образом происходят процессы либерализации и демократизации, и как они проявляются в разных странах арабского мира и за его пределами.

Schlumberger O. Debating Arab Authoritarianism: Dynamics and Durability in Nondemocratic Regimes. Stanford (CA): Stanford University Press. 2007. Рассматриваются факторы, определяющие сохранение авторитаризма в арабском мире. Предлагая подробный анализ взаимоотношений общества и государства, политической экономики региона, международного измерения и ресурсов, доступных элитам, этот труд представляет собой один из лучших обзоров дискуссий на тему выживаемости недемократических режимов в арабском мире.

Полезные веб-сайты

Глава 22. Африка южнее Сахары

Майкл Браттон

Обзор главы

В главе рассматриваются усилия по введению политики, основанной на многопартийности, в странах Африки южнее Сахары в 1990‑е годы. Результатом этих усилий стало возникновение разнообразия режимов – от либеральной демократии (как в Южной Африке), электоральной демократии (например, в Гане) до электоральной автократии (Нигерия и Зимбабве, а также другие страны). Другие автократии в Африке не претерпели никаких изменений. При том что определенные структурные условия способствовали политическим изменениям (такие как окончание холодной войны, экономический кризис, культура национализма), переходы к демократии произошли только там, где ключевые политические акторы (такие как протестующие оппозиционеры или восприимчивые лидеры) проявили инициативу. Лишь нескольким из немногих демократических режимов Африки удалось с тех пор стать консолидированными. В то время как граждане стран Африки приветствуют введение конкурентных выборов, сильные президенты с большим объемом исполнительной власти (executive presidents) все еще избегают подотчетности, и эта ситуация усугубляется неискоренимой нищетой, присущей континенту, и слабостью институтов.

[Закрыть] . Почти все африканские правительства осуществили политическую либерализацию, освободив политических заключенных, допустив больше свободы прессы и повторно легализовав оппозиционные политические партии. Но важнее то, что сейчас многопартийные выборы являются основным методом выбора лидеров африканских государств.

Этот разворот в политике является настолько резким, что позволяет выдвинуть неожиданное утверждение: начиная с 1990 г. скорость демократизации в Африке южнее Сахары была выше, чем в каком-либо другом регионе мира, за исключением стран бывшего коммунистического блока. На рис. 5.1 (см. с. 124 наст. изд.) указаны средние значения уровня демократии для всех регионов мира в период с 1972 по 2004 г. Два региона особенно выделяются сильными восходящими траекториями развития демократических свобод в 1990‑е годы – бывший Советский Союз и страны Центральной и Восточной Европы, а также Африка южнее Сахары. По общему признанию, к 2004 г. бывшие коммунистические государства достигли более высокого среднего уровня демократии и демонстрировали более высокую скорость демократизации, чем страны Африки. Однако в обоих регионах процесс демократизации начинался с чрезвычайно низкого уровня, и Африка южнее Сахары в этом отношении развивалась относительно более высокими темпами, чем Северная Америка, Западная Европа, Латинская Америка, Азия и Ближний Восток. В связи с тем что в государствах Африки исправлять надо было существенно больше недостатков, средняя скорость демократизации в них была выше мировых стандартов недавнего прошлого.

В свою очередь, большая часть наблюдаемых процессов демократизации в Африке имеет отношение скорее к форме, чем к содержанию. При том что большинство режимов в настоящее время проводят выборы, качество избирательных процедур – являются ли они свободными и честными – сильно различается от страны к стране. Например, в то время как в Южной Африке и Гане проходят образцовые конкурентные выборы, качество выборов в Нигерии и Зимбабве резко снизилось. Выборы в Кении в декабре 2007 г. отличались успешным голосованием на парламентских выборах, в результате которых многие действующие политики потерпели поражение, и провалом неконкурентных президентских выборов, явные фальсификации итогов которых привели к вспышке насилия на этнической почве.

В настоящей главе предпринята попытка объяснить эти факты. В первом разделе рассматриваются режимные переходы и делаются следующие утверждения. Причиной транзитов является совпадение действия различных факторов (см. гл. 4 наст. изд.). Некоторые из них являются структурными, такие как упадок экономик стран Африки, окончание холодной войны, однако политические акторы ответственны за возникновение других причин, таких как уступки инкумбентов, протесты оппозиции, отказ военных от участия в политике. На примере некоторых африканских стран будет показано, что определенные структурные условия были необходимы для проведения демократических транзитов в 1990‑е годы, однако их исходы чаще зависели от намеренных политических действий. Во втором разделе рассматривается качество новых африканских режимов. При том что лишь немногие африканские режимы являются консолидированными демократиями, спектр остальных африканских режимов чрезвычайно широк. Для того чтобы показать широту этого спектра, мы рассматриваем различия в качестве демократических изменений, замечая, например, что выборы в Африке пользуются более широким признанием и глубже укоренены, нежели остальные политические институты. В заключении указано несколько фундаментальных ограничений для дальнейшей демократизации, включая характерную для региона нищету и слабость государств.

Демократическая волна в Африке Период транзита

1990‑е годы стали десятилетием демократизации в странах Африки южнее Сахары. Волна переходов к многопартийному правлению началась с деколонизации Намибии в 1990 г. и спала только после возвращения Нигерии к гражданскому правлению в 1999 г. На пике этой волны мир стал свидетелем исторического перехода Южной Африки от расовой олигархии к мультирасовой демократии в 1994 г. Политические изменения, произошедшие в странах Африки в 1990‑е годы, были наиболее масштабными с момента обретения независимости этими государствами около 30 лет назад. К концу 1980‑х годов в большинстве стран Африки у власти находились однопартийные или военные режимы; многопартийные выборы были разрешены фактически только в шести из 47 государств региона. И только два из них – Ботсвана и Маврикий – оценивались Freedom House[984] 984
Freedom House, 1989

Что же произошло? Почему целый ряд закрытых политических систем стал переходить к электоральной конкуренции? И почему некоторые из этих осуществляющих либерализацию режимов идут дальше, переходя к демократическому транзиту посредством свободных и честных выборов? Основной довод, приводимый в настоящей главе, состоит в том, что демократизация произошла главным образом потому, что простые африканцы начали требовать от своих политических лидеров большей подотчетности. В период независимости отцы-основатели, придерживавшиеся националистических позиций, обещали своим последователям не только освобождение от колониализма, но и более высокий уровень жизни. Ни одно из данных обещаний не было выполнено. Вместо этого после 30 лет постколониального правления африканцы оказались в худших экономических условиях, лишенные базовых свобод – свободы слова, собраний и объединений. В результате они вышли на улицы с требованиями смещения коррумпированных и невосприимчивых лидеров.

Хотя политические изменения замедлились после 2000 г., демократическая волна не была обращена вспять, по крайней мере вплоть до 2006 г.

Недавние режимные транзиты в Африке характеризуются несколькими особенностями. Во-первых, континент имеет весьма скромный опыт демократии. В доколониальную эпоху (до 1885 г.) африканцы управляли собой на основе патримониальных обычаев, предполагавших концентрацию власти в руках наследных вождей, старост и старейшин. Эти системы обладали некоторыми демократическими чертами: в рамках местных сообществ допускалось всеобщее обсуждение каких-то вопросов и приветствовался консенсус при принятии решений группой. Однако мужчины-старейшины находились у власти до самой смерти. Их стиль управления (governance) не предполагал различения между семейными и политическими ролями, поскольку правители воспринимали свою политию так, как если бы она была сетью родственных связей.

Колониальный опыт (1885–1960 гг.) не привел к существенному разрушению этих далеких от демократии практик. Европейские правители открыто демонстрировали свою авторитарность, будучи более обеспокоенными вопросами эффективного администрирования, нежели политического представительства. Они осуществляли либо прямое правление посредством принуждения (армии, полиции и судов), либо косвенное, внедряя европейские законы поверх существующих систем традиционной власти. Только накануне ухода с континента колониальные власти, запоздало реагируя на массовый африканский национализм, попытались учредить институты парламентской (по образцу Великобритании) или президентской (по образцу Франции) демократии. В этом качестве обретшие независимость молодые африканские страны кратко поучаствовали во второй глобальной волне демократизации, которая сопровождала распад европейских колониальных империй в середине XX в.[988] 988
Huntington, 1991

Неудивительно, однако, что западные институты, поспешно трансплантированные в страны региона из-за рубежа, не прижились в Африке. В течение десятилетия после обретения независимости местные лидеры либо заменили многопартийные системы на однопартийные режимы, объявившие вне закона оппозиционные организации, либо были сметены военными переворотами. Вне зависимости от того, были ли они гражданскими или военными, высшие африканские лидеры использовали законы и ресурсы государства для укрепления собственной политической власти. С этой точки зрения постколониальный период в Африке (1960–1989 гг.) характеризовался распространением неопатримониальных форм правления, в рамках которых лидеры приспосабливали формальные институты государства для удовлетворения личных нужд[989] 989
Clapham, 1982

Во-вторых, режимные транзиты в Африке в 1990‑е годы были стремительными. Продолжительность любого транзита может быть измерена с момента первых требований установления нового политического порядка до установления режима, который заметно отличается от предыдущего. Для африканских государств, впервые испытавших смену режима, среднее значение интервала от начала политических протестов и прихода к власти нового правительства составляло всего 35 месяцев, а в случае Кот-д’Ивуара – только 9 месяцев[990] 990
Bratton, van de Walle, 1994, р. 5

[Закрыть] . По сравнению с траекторией Польши, где протесты профсоюзов начались за 10 лет до падения Берлинской стены, или Бразилии, где военные проводили реформы постепенно и весьма неспешно, смены режимов в Африке казались лихорадочно быстрыми. В некоторых странах Африки более поздние транзиты были растянутыми по времени, как, например, в Нигерии, где военные неоднократно изменяли мнение по поводу отказа от власти, или в Демократической Республике Конго (ДРК), где смерть диктатора Мобуту Сесе Секо повлекла за собой период вооруженного конфликта, который отсрочил проведение выборов. Однако поскольку демократизация требует институционализации правительства, пользующегося поддержкой народа, и в случае африканских транзитов у граждан было очень мало времени, для того чтобы научиться использовать новые политические процедуры. Вследствие этого необходимо много времени, прежде чем произойдет консолидация демократических институтов в Африке.

[Закрыть] региона завершили демократические транзиты[992] 992
Эритрея, самое молодое (и 48‑е по счету) государство в Африке южнее Сахары, обрела независимость от Эфиопии в 1993 г.

[Закрыть] . Более того, в связи с тем что демократические транзиты были преимущественно успешны в государствах с малой численностью населения, менее 15 % всех африканцев к 2006 г. могли считаться политически свободными (менее 10 %, если исключить Южную Африку). В большинстве случаев транзиты не привели к установлению демократии: или так и не были проведены конкурентные выборы, или выборы не были честными и свободными, или же проигравшие на выборах отказывались признать их итоги.

[Закрыть] . Африканские электоральные автократии являются несколько более либеральными, чем однопартийные или военные режимы, на смену которым они пришли, не в последнюю очередь благодаря тому, что теперь разрешены оппозиционные партии. Но в основе режимных транзитов в Африке была политическая преемственность. Например, на континенте относительно редки случаи смены правящих партий посредством выборов: по 2006 г. включительно только 20 выборов из 96 в посттранзитный период привели к такой смене[994] 994
Lindberg, 2006

[Закрыть] . Хотя частота подобных мирных смен власти возросла по сравнению с периодом до 1989 г., в посттранзитном периоде они все еще происходят только в одном случае из пяти. Вместо того чтобы оказаться смещенными по результатам голосования, доминирующие партии в Африке чаще могли добиться переизбрания в условиях многопартийности, даже если они не могли выполнить обещания добиться экономического развития.

22.1. Ключевые положения

• Хотя откаты и задержки были менее частыми, чем успехи в продвижении к демократии, они тем не менее были распространены настолько, чтобы продемонстрировать – транзиты в Африке по направлению к открытой и конкурентной политике являются в лучшем случае незавершенными.

• Смены режимов посредством свободных и честных выборов не гарантировали последующего выживания демократических институтов высокого качества, не говоря уже об их консолидации.

• Демократизация во многих бедных и нестабильных государствах Африки остается непростым делом.

Понятие, объединяющее многообразные по форме процессы перехода от одного общественного и политического состояния (та или иная разновидность недемократии) к другому, причем в качестве конечного пункта перехода вовсе не обязательно (и даже редко) выступает именно консолидированная демократия

Волны демократизации (периоды, особенности).

Первая, длинная, волна 1820—1926. На её поднятие повлияли американская и французская революции, появление национальных государств и демократизация британских доминионов. Характерными чертами являются: 50 % взрослого мужского населения должны иметь право голоса; ответственный глава исполнительной власти должен либо сохранять за собой поддержку большинства в выборном парламенте, либо избираться в ходе периодических всенародных выборов.

Первый откат 1922—1942. В этот период на политической арене появились такие персоны, как Муссолини и Гитлер; были установлены тоталитарные, фашистские и милитаристские режимы.

Второй откат 1958—1975. Почти на всем континенте Латинской Америки установился авторитарный режим. Многие ранее демократические страны восстанавливают или переходят в авторитарный режим. Деколонизированной Африкой управляют авторитарные правительства.

3. Посткоммунистическая Россия как демократический транзит.

России перемен в категориях демократического транзита предполагает, как мы уже говорили, выявление общих и специфических элементов, необходимое для последующих теоретических обобщений. При всех отличиях российской посткоммунистической трансформации от южноевропейских и латиноамериканских переходов от правого авторитаризма к демократии она по крайней мере на начальных этапах подчинялась некоторым аналогичным последовательностям, которые можно проследить на примере различных фаз горбачевской перестройки.

Нередко, говоря о том, что в данном случае аналогии не работают, обращают внимание на то, что приход М. Горбачева к власти не был результатом раскола в советской элите на реформаторов и консерваторов и что он начал реформы чисто советским аппаратным способом (сверху-вниз). В действительности, даже если свой путь к власти М. Горбачев и проделал традиционным номенклатурным способом, именно его реформаторские действия вызвали последующий раскол в советской элите на консерваторов и реформаторов.

В самом деле, инициатива вначале либерализации, а затем и частичной демократизации режима пришла, как и в большинстве других демократических транзитов, сверху - от лидера-реформатоpa. Реформатор-центрист Горбачев, склонный к постепенным и эволюционным методам в рамках системы, для укрепления своих позиций в противоборстве с консерваторами и фундаменталистами, как и многие другие лидеры-реформаторы, обратился за поддержкой к радикальным демократическим силам вне режима, одновременно стараясь не потерять контроль над ситуацией. Легализация, а затем и институциализация радикальной демократической и реформаторской оппозиции (прежде всего в виде движения "Демократическая Россия" и Межрегиональной группы депутатов Верховного Совета СССР) вызвали ответную реакцию консерваторов, которые сомкнули свои ряды и тоже институциализировались в виде депутатской фракции (а затем всесоюзного политического движения) "Союз" и Компартии РСФСР.

В течение определенного времени Горбачеву удавалось балансировать между теми и другими, проводя политику зигзагов. Однако разрыв между двумя политическими полюсами, приобретающими собственную инерцию и логику развития, постоянно увеличивался. В результате политический центризм как метод реформирования системы потерпел полный обвал. На неудачную попытку консервативного переворота ради спасения системы радикальные демократы ответили своим успешным контрпереворотом.

Вместе с тем, несмотря на целый ряд аналогий, во многих смыслах российский демократический транзит стоит все же особняком в отношении не только классических южноевропейских и латиноамериканских переходов от авторитаризма, но и переходов к демократии в странах Центральной и Восточной Европы. Если суммировать эти специфические особенности, их можно условно сгруппировать в две категории: первая относится к общему контексту и условиям, в которых сначала в СССР, а затем в России начинались и протекали процессы реформ и преобразований; вторая - к внутренним особенностям самих этих процессов.

К первой категории можно отнести следующие:

1 Взаимообусловленность политических и экономических преобразований.

Стало уже едва ли не тривиальным говорить о беспрецедентной задаче одновременного осуществления в посткоммунистической России демократических преобразований политической системы и проведения рыночных реформ, предполагающих слом командной системы управления экономикой и формирование основ рыночных отношений. Считается, что в идеале обе задачи не только взаимообусловлены, но и в конечном счете взаимно подкрепляют друг друга - демократизация способствует продвижению к рынку, а рынок создает экономическую и социальную базу демократии. При этом в классических поставторитарных транзитах проблема одновременности политических и экономических реформ, строго говоря, не возникает, поскольку рыночная экономика в тех или иных формах уже существует. Однако в Советском Союзе, а затем в России эти две задачи во многом стали взаимными препятствиями друг для друга.

Не следует при этом думать, что экономические - и весьма болезненные - структурные преобразования, включая разгосударствление собственности, вообще не стояли в повестке дня других демократических транзитов. Другое дело, что успешные политические и экономические реформы, в том числе в странах Центральной и Восточной Европы, осуществлялись как раз не одновременно. Причем, и не так, как в Китае, где экономические реформы не только предшествуют, но фактически заменяют политические.

2 Отсутствие адекватной социальной базы демократии.

Строго говоря, с точки зрения задач политической демократизации, переход к рыночной экономике - не самоцель, а средство для создания среднего класса в качестве массовой социальной базы демократии. Подспудно шедшие в советском обществе процессы модернизации, по крайней мере, с 60-х гг., создавали некий эмбриональный аналог среднего класса, который, в конечном счете, и стал могильщиком коммунизма21. Однако в отличие от среднего класса на Западе образующей основой советского "старого среднего класса" стала не собственность, а профессиональная и институциональная позиция в государственной системе.

С распадом советского государства, углублением экономического кризиса и началом рыночных реформ этот эмбриональный советский "старый средний класс" подвергся фактическому вымыванию при расколе общества на два (типичных для стран "третьего мира") полюса - зону массовой нищеты и узкую прослойку богатства с социально аморфной стихией между ними. Что же касается "нового среднего класса", то он в России пока что так и не появился. Тем самым, проблема формирования адекватной и достаточно массовой, основанной не на отношении к государству, а на отношениях частной собственности, социальной базы демократии остается в посткоммунистической России нерешенной.

3 Центробежные силы национализма и кризис национальной идентичности.

Другой специфической особенностью российского демократического транзита явился политэтнический состав СССР и России и подъем под лозунгами демократии центробежных сил национализма, в конечном счете, приведших к распаду СССР и остающихся угрозой для России. В условиях прогрессирующего распада советского общества национальные идеи стали попыткой придать некую позитивную и содержательную форму антикоммунизму. Однако в посткоммунистическом контексте объяснимое стремление к национальному возрождению стало приобретать формы, трудно совместимые с демократией, а то и прямо противоречащие ей - от откровенно этнократических до имперско-государственнических.

Ко второй группе особенностей самих процессов преобразований в посткоммунистической России можно отнести следующие:

1. Особенности формирования демократической оппозиции в СССР и России, в конечном счете повлиявшие на характер ее взаимоотношений с новой российской властью.

2. Отсутствие пакта, предварительной договоренности между радикалами и консерваторами.

3. Отсутствие первых "учредительных" выборов, легитимизирующих новый баланс общественных и политических сил.

4. Сохранение основных элементов старой номенклатуры на властных позициях в составе нового правящего класса.

5. Традиционный административный способ осуществления политических и экономических реформ, сохраняющий и углубляющий раскол между властью и обществам.

6. Сохраняющееся влияние авторитарных сил и тенденций.

Тема 3. Право и демократический транзит

Демократический транзит: определение.