Профессия как призвание и профессия вебер краткое содержание

Обновлено: 05.07.2024

Тема научной увлеченности не на шутку взволновала собравшихся. Профессор ВШЭ Александр Гофман поинтересовался, может ли вобла обладать страстью. Речь идет о том, ответил докладчик, что страсть здесь есть. Но это не страсть лектора, увлекающего студентов, а страсть ученого, отдающего всего себя делу. Ученый — это аскет. Такая аскеза вызывала противоречивое, часто негативное отношение и в те годы. Но Вебер продолжал настаивать на том, что поглощенность предметом и, скажем, харизма, не только политическая, но и популярность, например, среди студентов, — вещи очень разные.

Провокативная декларация ортогональности демаркаций

Второй момент, отмеченный докладчиком как противоречивый: фиксация места социологии в системе наук. Выходит, что понять ее специфику, следуя веберовской логике демаркации, невозможно потому, что, по Веберу, социология неспецифична — у нее нет собственной ценностной рациональности. Провести эту линию демаркации между социологией и не-социологией можно только через описание практик социологического исследования.

Репортаж подготовил Иван Стерлигов, обозреватель экспертного канала ВШЭ-OPEC

Войти

Авторизуясь в LiveJournal с помощью стороннего сервиса вы принимаете условия Пользовательского соглашения LiveJournal

Анализ текста М.Вебера "Политика как призвание и профессия"

Внутренним основанием для оправдания господства служит легитимность, которую Вебер понимает, как процесс утверждения законности или правомочности власти в обществе. М. Вебер выделил три типа легитимности власти: традиционный, харизматический и легальный.

1. Традиционный тип легитимности заключается в вере людей в нормы и традиции, которые исторически сложились в данном обществе.

2. Харизматический тип легитимности основывается на преданности и личном доверии людей, вызванное наличием определенных качеств вождя (мужество, героизм, честность и т.д.) у какого-нибудь человека.

3. Легальный тип легитимности основан на правилах и законах, установленных и действующих в данном обществе.

Так же Вебер говорит о том, что любое господство, как предприятие нуждается:

Вебер предлагает различать государственные устройства по принципу, который лежит в их основе:

Вебер обнаруживает следующие тенденции:

Вебер на основе своего анализа делает вывод, что превращение политики в “предприятие”, послужило разделением общественных функционеров на две категории:

Отличаются эти две категории чиновников тем, что задачей “политических ” чиновников является внутреннее управление, в первую очередь сохранение порядка в стране, то есть существующих отношений господства. А перед чиновниками-специалистами стоит иная задача, они выступают в роли исполнителей. Таким образом, чиновник-специалист и в отношении всех обыденных потребностей оказывался самым могущественным.

В прошлом профессиональные политики появились в результате борьбы между князьями и сословиями, которые находились у них на службе. Из этой борьбы можно выделить основные типа:

2. Гуманисты - грамматики. (сословия, представляли, которого получили гуманистическое образование грамматики.)

3. Придворная знать. (лишение дворян политической силы и использование их на политической и дипломатической службе.)

4. Патрициат, включающий в себя мелкое дворянство и городских рантье.

5. Юристы, получившие университетское образование.

По Веберу политика не может быть подлинной профессией чиновника. Так как политический чиновник не должен делать именно того, что всегда и необходимым образом должен делать политик.

Так Вебер описывал становление партийной системы.

Вебер в своей работе рассматривает становление партийной системы на примере трех стран: Германия, Англия и США.

Создавались группы людей, которые были заинтересованы в политической жизни, создавали себе свиту, выставляя кандидатов на выборах, собирали денежные средства и начинали собирать голоса. Люди обладали добровольным избирательным правом.

По мнению Вебера политик должен обладать следующими качествами:

2. Чувство ответственности

Итак, можно сделать вывод, что политик по профессии становится политиком ради личной выгоды, а так же ради власти. Нередко он забывает об ответственности и ищет материальной выгоды для себя. Однако профессиональный политик может быть отличным руководителем, если только он будет честным, справедливым. В первую очередь будет думать не о себе, а о других. Но а если же он будет испытывать только жажду наживы и ничего больше, то из него навряд ли получится хороший политический деятель.

Максимилиан Карл Эмиль Вебер (Maximilian Carl Emil Weber; 1864–1920) — немецкий историк, социолог и социальный философ. Труды Вебера внесли крупный вклад в развитие социальной философии и социологической науки. Публикуемый текст представляет собой доклад, прочитанный Вебером зимой 1918 года в Мюнхенском университете с непосредственной целью — показать студентам, в чём состоит их призвание как будущих учёных и преподавателей. Однако, по существу, выступление Вебера вышло далеко за пределы намеченной задачи и превратилось в программную речь, подводящую итог его более чем тридцатилетней деятельности в области политической экономии, социологии, философии истории. 1

В настоящее время отношение к научному производству как профессии обусловлено прежде всего тем, что наука вступила в такую стадию специализации, какой не знали прежде, и что это положение сохранится и впредь. Не только внешне, но и внутренне дело обстоит таким образом, что отдельный индивид может создать в области науки что-либо завершённое только при условии строжайшей специализации. Всякий раз, когда исследование вторгается в соседнюю область, как это порой у нас бывает — у социологов такое вторжение происходит постоянно, притом по необходимости, — у исследователя возникает смиренное сознание, что его работа может разве что предложить специалисту полезные постановки вопроса, которые тому при его специальной точке зрения не так легко придут на ум, но что его собственное исследование неизбежно должно оставаться в высшей степени несовершенным.

И там и здесь человеку нужна идея, и притом идея верная, и только благодаря этому условию он сможет сделать нечто полноценное. Но ведь ничего не приходит в голову по желанию. Одним холодным расчетом ничего не достигнешь. Конечно, расчёт тоже составляет необходимое предварительное условие. Так, например, каждый социолог должен быть готов к тому, что ему и на старости лет, может быть, придётся месяцами перебирать в голове десятки тысяч совершенно тривиальных арифметических задач. Попытка же полностью переложить решение задачи на механическую подсобную силу не проходит безнаказанно: конечный результат часто оказывается мизерным. Но если у исследователя не возникает вполне определённых идей о направлении его расчётов, а во время расчетов — о значении отдельных результатов, то не получится даже и этого мизерного итога.

Идея подготавливается только на основе упорного труда. Разумеется, не всегда. Идея дилетанта с научной точки зрения может иметь точно такое же или даже большее значение, чем открытие специалиста. Как раз дилетантам мы обязаны многими нашими лучшими постановками проблем и многими познаниями. Дилетант отличается от специалиста, как сказал Гельмгольц о Роберте Майере, только тем, что ему не хватает надёжности рабочего метода, и поэтому он большей частью не в состоянии проверить значение внезапно возникшей догадки, оценить её и провести в жизнь. Внезапная догадка не заменяет труда. И с другой стороны, труд не может заменить или принудительно вызвать к жизни такую догадку, так же как этого не может сделать страсть.

Только оба указанных момента — и именно оба вместе — ведут за собой догадку. Но догадка появляется тогда, когда это угодно ей, а не когда это угодно нам. И в самом деле, лучшие идеи, как показывает Иеринг, приходят на ум, когда раскуриваешь сигару на диване, или — как с естественнонаучной точностью рассказывает о себе Гельмгольц — во время прогулки по улице, слегка поднимающейся в гору, или в какой-либо другой подобной ситуации, но, во всяком случае, тогда, когда их не ждешь, а не во время размышлений и поисков за письменным столом. Но конечно же, догадки не пришли бы в голову, если бы этому не предшествовали именно размышления за письменным столом и страстное вопрошание.

И тем самым мы приходим к проблеме смысла науки. Ибо отнюдь само собой не разумеется, что нечто, подчинённое такого рода закону, само по себе осмысленно и разумно. Зачем наука занимается тем, что в действительности никогда не кончается и не может закончиться? Прежде всего возникает ответ: ради чисто практических, в более широком смысле слова — технических целей, чтобы ориентировать наше практическое действие в соответствии с теми ожиданиями, которые подсказывает нам научный опыт. Хорошо. Но это имеет смысл только для практика.

Научный прогресс является частью, и притом наиболее важной частью, того процесса интеллектуализации, который происходит с нами на протяжении тысячелетий и по отношению к которому в настоящее время обычно занимают крайне негативную позицию.

Дикарь знает, каким образом он обеспечивает себе ежедневное пропитание и какие институты оказывают ему при этом услугу. Следовательно, возрастающая интеллектуализация и рационализация не означают роста знаний о жизненных условиях, в каких приходится существовать. Она означает нечто иное: люди знают или верят в то, что стоит только захотеть, и в любое время все это можно узнать; что, следовательно, принципиально нет никаких таинственных, не поддающихся учету сил, которые здесь действуют, что, напротив, всеми вещами в принципе можно овладеть путём расчёта. Последнее в свою очередь означает, что мир расколдован. Больше не нужно прибегать к магическим средствам, чтобы склонить на свою сторону или подчинить себе духов, как это делал дикарь, для которого существовали подобные таинственные силы. Теперь всё делается с помощью технических средств и расчёта. Вот это и есть интеллектуализация.

Кто сегодня так относится к науке? Сегодня как раз у молодёжи появилось скорее противоположное чувство, а именно что мыслительные построения науки представляют собой лишённое реальности царство надуманных абстракций, пытающихся своими иссохшими пальцами ухватить плоть и кровь действительной жизни, но никогда не достигающих этого. И напротив, здесь, в жизни, в том, что для Платона было игрой теней на стенах пещеры, бьётся пульс реальной действительности, всё остальное лишь безжизненные, отвлечённые тени, и ничего больше.

Рядом с этим открытием эллинского духа появился второй великий инструмент научной работы, детище эпохи Возрождения — рациональный эксперимент как средство надёжно контролируемого познания, без которого была бы невозможна современная эмпирическая наука. Экспериментировали, правда, и раньше: в области физиологии эксперимент существовал, например, в Индии в аскетической технике йогов; в Древней Греции существовал математический эксперимент, связанный с военной техникой, в Средние века эксперимент применялся в горном деле. Но возведение эксперимента в принцип исследования как такового — заслуга Возрождения. Великими новаторами были пионеры в области искусства: Леонардо да Винчи и другие, прежде всего экспериментаторы в музыке XVI века с их разработкой темперации клавиров. От них эксперимент перекочевал в науку, прежде всего благодаря Галилею, а в теорию — благодаря Бэкону; затем его переняли отдельные точные науки в университетах Европы, прежде всего в Италии и Нидерландах.

Что же означала наука для этих людей, живших на пороге нового времени?

Или возьмите такую дисциплину, как искусствоведение. Эстетике дан факт, что существуют произведения искусства. Она пытается обосновать, при каких условиях этот факт имеет место. Но она не ставит вопроса о том, не является ли царство искусства, может быть, царством дьявольского великолепия, царством мира сего, которое в самой своей глубине обращено против Бога, а по своему глубоко укоренившемуся аристократическому духу обращено против братства людей. Эстетика, стало быть, не ставит вопроса о том, должны ли существовать произведения искусства.

Или возьмите юриспруденцию. Она устанавливает, что является значимым: в соответствии с правилами юридического мышления, отчасти принудительно логического, отчасти связанного конвенционально данными схемами; следовательно, правовые принципы и определённые методы их толкования заранее признаются обязательными. Должно ли существовать право и должны ли быть установленными именно эти правила — на такие вопросы юриспруденция не отвечает. Она только может указать: если хотят определённого результата, то такой-то правовой принцип в соответствии с нормами нашего правового мышления — подходящее средство его достижения.

Будем говорить о наиболее близких мне дисциплинах — социологии, истории, политэкономии и теории государства, а также о тех видах философии культуры, которые ставят своей целью истолкование перечисленных дисциплин. Есть такое мнение — и я его поддерживаю, — что политике не место в аудитории. Студенты в аудитории не должны заниматься политикой. Если бы, например, в аудитории моего прежнего коллеги Дитриха Шефера в Берлине пацифистски настроенные студенты стали окружать кафедру и поднимать шум, то я счел бы такое поведение столь же примитивным явлением, как и то, что делали антипацифистски настроенные студенты в аудитории профессора Ферстера, воззрения которого я совсем не разделяю.

Конечно, возможен такой случай, когда человеку не удаётся полностью исключить свои субъективные пристрастия. Тогда он подвергается острейшей критике на форуме своей собственной совести. Но данный случай ничего ещё не доказывает, ибо возможны и другие, чисто фактические ошибки, и они не являются свидетельством против долга — искать истину. Я отвергаю субъективное пристрастие именно в чисто научных интересах. Я готов найти в работах наших историков доказательство того, что там, где человек науки приходит со своим собственным ценностным суждением, уже нет места полному пониманию фактов. 4 Но это выходит за рамки сегодняшней темы и требует длительного обсуждения.

Однако имеют ли научные достижения какой-нибудь смысл для того, кому факты как таковые безразличны, а важна только практическая позиция? Пожалуй, все же имеют.

И тем самым мы подошли к последнему акту, который наука как таковая должна осуществить ради достижения ясности, и одновременно мы подошли к границам самой науки.

Мы можем и должны вам сказать: практические установки с внутренней последовательностью и, следовательно, честностью можно вывести — в соответствии с их духом — из такой-то последней мировоззренческой позиции (может быть, из одной, может быть, из разных), а из других — нельзя. Если вы выбираете эту установку, то вы служите, образно говоря, одному Богу и оскорбляете всех остальных богов. Ибо если вы остаетесь верными себе, то вы необходимо приходите к определённым последним внутренним следствиям. Это можно сделать по крайней мере в принципе. Выявить связь последних установок с их следствиями — задача философии как социальной дисциплины и как философской базы отдельных наук. Мы можем, если понимаем своё дело (что здесь должно предполагаться), заставить индивида — или по крайней мере помочь ему — дать себе отчёт в конечном смысле собственной деятельности.

Сегодня наука есть профессия, осуществляемая как специальная дисциплина и служащая делу самосознания и познания фактических связей, а вовсе не милостивый дар провидцев и пророков, приносящий спасение и откровение, и не составная часть размышления мудрецов и философов о смысле мира. Это, несомненно, неизбежная данность в нашей исторической ситуации, из которой мы не можем выйти, пока остаёмся верными самим себе.

Всякая теология представляет собой интеллектуальную рационализацию религиозного спасения. Ни одна наука не может доказать свою ценность тому, кто отвергает её предпосылки. Впрочем, всякая теология для выполнения своей роли и тем самым для оправдания своего собственного существования добавляет некоторые специфические предпосылки. Они имеют различный смысл н разный объём. Для всякой теологии, в том числе, например, и для индуистской, остаётся в силе предпосылка: мир должен иметь смысл, и вопрос для неё состоит в тон, как толковать мир, чтобы возможно было мыслить этот смысл.

Кант в своей теории познания исходил из предпосылки: научная истина существует и имеет силу, а затем ставил вопрос: при каких мыслительных предпосылках возможно, то есть имеет смысл, такое утверждение? Точно так же современные эстетики (осознанно — как, например, Дьердь Лукач — или просто фактически) исходят из предпосылки, что существуют произведения искусства, а затем ставят вопрос: как это в конце концов возможно?

Примечания

    Данная работа представляет собой доклад (переведённый с небольшими сокращениями), прочитанный Вебером зимой 1918 года в Мюнхенском университете с непосредственной целью — показать студентам, в чём состоит их призвание как будущих учёных и преподавателей. Однако, по существу, выступление Вебера вышло далеко за пределы намеченной задачи и превратилось в программную речь, подводящую итог его более чем тридцатилетней деятельности в области политической экономии, социологии, философии истории. В центре доклада оказались проблема превращения духовной жизни в духовное производство и связанные с этим вопросы разделения труда в сфере духовной деятельности, изменения роли интеллигенции в обществе, наконец, судьбы европейского общества и европейской цивилизации, вообще.

Высокая оценка роли университета в Германии тесно связана с протестантским характером религиозности в этой стране: протестантизм настолько рационализировал здесь духовную жизнь, настолько лишил религиозные отправления культово-обрядового характера, что речь проповедника в протестантской церкви мало чем отличалась от речи профессора немецкого университета. Более того, именно протестантизм сделал возможным тот факт, что немецкая философия во многих отношениях смогла взять на себя роль, которую в католических странах играла церковь; отсюда и громадное значение воспитательной роли философии и науки вообще, то есть университета.

Публикации по теме

Новые статьи

Популярные статьи

Гуманитарный портал ISSN 2310-1792 About • Agreement • Terms of Use Гуманитарное пространство в рамках одного ресурса: гума­ни­тар­ные науки, рынки гума­ни­тар­ных зна­ний, методов и техно­ло­гий, обще­ст­вен­ное раз­ви­тие, госу­дар­ст­вен­ные и кор­пора­тив­ные стра­тегии, управ­ле­ние, обра­зо­ва­ние, инсти­туты, фаб­рики мысли. Гума­нитар­ные иссле­до­ва­ния и ана­ли­тика, рей­тинги, прог­нозы, энцик­ло­пе­дия, биб­лио­тека. Всё для изу­че­ния и про­ек­тиро­ва­ния гума­нитар­ного развития.

В идеале, студента, согласно Веберу, следует обучить способности находить удовлетворение в решении поставленной перед ним задачи, умению исходить из фактов, в том числе ему неприятных, и подавлять при изучении научной проблемы личные интересы и пристрастия.

2. ЭКЗИСТЕНЦИЯ КАК ПРИЗВАНИЕ

Политика как призвание и профессия

Политика как призвание и профессия В соответствии с вашим пожеланием я должен сделать доклад, который, однако, непременно разочарует вас в нескольких отношениях. От разговора о политике как призвании и профессии вы непроизвольно будете ожидать высказываний и оценок по

Наука как призвание и профессия[189]

Наука как призвание и профессия[189] В настоящее время отношение к научному производству как профессии обусловлено прежде всего тем, что наука вступила в такую стадию специализации, какой не знали прежде, и что это положение сохранится и впредь. Не только внешне, но и

ПРИЗВАНИЕ ФИЛОСОФА (вместо предисловия)

ПРИЗВАНИЕ ФИЛОСОФА (вместо предисловия) Насколько я понимаю этого уникального философа, его всегда волновал (в качестве именно философа) единственный вопрос: как можно помыслить то, чем мыслишь? Или подумать то, чем думаешь. Разумеется, это невозможно, хотя из этой

ПРОБЛЕМА СОЗНАНИЯ И ФИЛОСОФСКОЕ ПРИЗВАНИЕ

ПРОБЛЕМА СОЗНАНИЯ И ФИЛОСОФСКОЕ ПРИЗВАНИЕ Свое рассуждение, связанное с весьма сложной задачей — попыткой соединить теорию сознания (для чего потребуется, естественно, введение определенных постулатов) с моим отношением к философии, то есть с тем, что я о ней думаю и

Профессия – строитель

Профессия и характер

13. Профессия политика

14. Профессия воспитателя

14. Профессия воспитателя Рассмотрев абсолютное большинство современных профессий, мы поймем, особенно если принять во внимание непрерывную борьбу за существование, как много в них больших и малых соблазнов, как бессердечно они принуждают человека к тому, чтобы

15. Уход за больными как профессия

15. Уход за больными как профессия а) Духовные задачи ухода за больнымиОдухотворенный, идущий из глубины души уход за больными, без сомнения, относится к благороднейшим человеческим профессиям. Больницы – это высшие школы утешения и самоотверженности. И то

16. Профессия врача

16. Профессия врача а) Духовные основы искусства врачеванияВсе наши рассуждения о профессиях не имеют ничего общего с технической стороной дела, а касаются исключительно духовных позиций и установок человека, посвятившего себя этой работе. Что касается профессии врача,

ЛИЧНОСТЬ, ПРИЗВАНИЕ, БОГАТСТВО И СПАСЕНИЕ В ПРОПОВЕДИ БЕРТОЛЬДА РЕГЕНСБУРГСКОГО

ЛИЧНОСТЬ, ПРИЗВАНИЕ, БОГАТСТВО И СПАСЕНИЕ В ПРОПОВЕДИ БЕРТОЛЬДА РЕГЕНСБУРГСКОГО Каждая эпоха задает прошлому свои вопросы, которые волнуют ее, и поэтому историческая наука, представляющая собой одну из форм общественной саморефлексии, постоянно обращается к старым

Прерванное призвание

Прерванное призвание Названный так небольшой роман Клоссовского, опубликованный в 1950 году, безусловно автобиографический, рассказывающий о годах его религиозных метаний и выводящий под маской целый ряд весьма известных религиозных деятелей (и тем самым, естественно,

Читайте также: