Почему рост религиозной нетерпимости ставит индию на грань распада кратко

Обновлено: 31.05.2024

Распад империи сопровождался мощными антимогольскими движениями в Пенджабе, Махараштре, Раджпутане, Центральной Индии, столичной области Агра - Дели . Об этих движениях написано много, а в отечественной индологии им посвящен, в частности, вышеназванный классический труд И. М. Рейснера. Ряд положений и выводов в этой книге не устарел по сей день, хотя новые материалы, ставшие ныне доступными исследователям, прежде всего богатейшая литература самих антимогольских движений, позволяют составить более ясное представление о народных выступлениях и определить их характер. Если восстания в Махараштре и Раджпутане имели четко выраженный освободительный

характер, хотя местные феодальные элиты использовали народное сопротивление Моголам в своих целях, то движение сикхов сочеталось с религиозной Реформацией, имевшей общие черты с такими ранними проявлениями Реформации в Европе, как гуситские войны.

В отличие от других средневековых империй на территории Индии, а прежде всего непосредственного предшественника — Делийского султаната, Могольская империя пала под ударами не только и не столько обычного феодального сепаратизма, сколько мощных народных движений, имевших четко выраженную идеологию, антиимперский характер которой нередко сочетался с социальным протестом.

Борьба против могольской власти практически нигде не выливалась в бунт индусов против мусульман и не велась под антиисламскими лозунгами. Империя Аурангзеба оказалась чуждой и многим мусульманам Махараштры, Пенджаба и Центральной Индии. Они чувствовали свою общность с индусским населением региона и боролись плечом к плечу вместе с ним против Моголов. Напротив, немало феодалов-индусов воевало под могольскими знаменами против своих единоверцев.

В отличие от рассыпавшегося на мелкие и средние княжества Делийского султаната, Могольская империя разделилась на крупные государства, население каждого из которых состояло из близких по языку и культуре народов. После дезинтеграции Делийского султаната и значительных государств индийского Юга общество не успело пережить феодальную раздробленность и исчерпать ее исторические возможности, чтобы в перспективе отвергнуть расчленение колосса, создавая взамен предпосылки к объединению этнически и культурно близких земель. Этот процесс был насильственно прерван могольским завоеванием, а затем, несмотря на усилия правителей превратить империю в централизованное государство , проявился вновь, уже на более высоком уровне развития.

Распад империи Моголов явился результатом объективного процесса. Он был необходим для дальнейшего развития индийского общества в рамках феодализма, еще не исчерпавшего там своих потенций. Трудно судить, как могло бы вообще осуществляться это развитие на девственной почве, ибо реально оно пришлось на XVIII столетие — резко поворотный и трагический век в истории Индии, когда наложила на нее свой отпечаток европейская колониальная экспансия, увенчавшаяся превращением страны в британскую колонию.

На протяжении многих десятилетий, если не столетия, в индийской историографии сохраняется традиция считать послемогольское время эпохой всеобщего упадка, экономического и морального кризиса Индии, деградации и распада. По мнению ряда историков, в тот период на субконтинент опустился мрак невежества, кровавых распрей, всеобщего обнищания и крушения идеалов20). Действительно, в пользу такой теории свидетельствуют многие источники, особенно относящиеся к концу XVIII в., а местная беллетристика того времени блестяще отразила чувства горечи, растерянности и ностальгии по былому величию. Возник даже специфический жанр поэзии — плач по разоренным и обнищавшим городам. Однако ныне и индийские, и западные исследователи опубликовали ряд работ, основанных на недавно открытых источниках, и рисуют иную картину послемогольского общества.

Выясняется, что упадок имперского центра сопровождался развитием бывших провинций, возвышением других городов, ростом сельскохозяйственного и ремесленного производства и торгового обмена. Государства, возникшие на обломках империи, были достаточно жизнеспособными. Они творчески использовали могольское наследие в хозяйственной, административной, военной и культурной сферах. Это относится к Хайдарабаду, который традиционно рассматривался ранее как самое отсталое и консервативное политическое образование; к Ауду вместе с его столицей Лакхнау , не только шокировавшему европейцев роскошью и распутством своих правителей, но и создавшему неповторимый стиль поэзии, искусства, общественной жизни — лакхнавият, интереснейший феномен местной культуры. Маратхи, традиционно описываемые как разбойничья вольница, терроризировавшая Индию бандитскими набегами, оказались неплохими хозяевами, сумевшими на подвластных территориях и в самой Махараштре, и в Центральной Индии наладить эффективную административную систему. С представлением о духовном регрессе и торжестве невежества не соотносятся ни богатство и разнообразие литературы XVIII в., которую в самой Индии реабилитировали и переоценили сравнительно недавно, ни активная деятельность религиозно-реформаторских сообществ, ни достижения науки и культуры того периода21).

В целом ситуация в Индии после распада империи Моголов была сложной и противоречивой, порой трагической. Но ее общество, с которым столкнулись колонизаторы в XVIII в., обладало жизненной силой и потенциалом развития. Самой мощной и передовой капиталистической державе той эпохи — Англии потребовалось более века для того, чтобы утвердиться в раздираемом смутами Индостане. И едва там успели отгреметь финальные аккорды последней колониальной войны, как победителям был брошен новый вызов — великое народное восстание 1857—1859 гг., которое, между прочим, имело в качестве одного из лозунгов реставрацию власти могольских императоров. Трудно было ожидать от последнего могола Бахадур-шаха II, неплохого поэта, но абсолютно бездарного политика , равно как от всей его деградировавшей семьи сколько-нибудь позитивного вклада в антиколониальную борьбу. Но тот факт, что англичане , подавив восстание, убили сыновей последнего императора и юридически ликвидировали его к тому времени уже номинальную власть, доказывает, что могольское наследие даже спустя полтора века после распада империи воспринималось индийцами вовсе не как архаика или простая декорация.

Еще в XVIII в. общественная мысль Индии интенсивно анализировала причины и уроки распада империи и творчески перерабатывала могольское наследие. Интерес к этой проблематике в колониальные времена не только не угас, но усилился. С собственных позиций его поддерживали сами англичане; претендуя на роль преемников Моголов, они изучали опыт их империи, публиковали в переводе на английский могольские хроники и использовали в своих интересах многое из могольской традиции: административное деление, сохранение в составе колонии формально независимых княжеств, элементы налоговой системы, стиль взаимоотношений с местными феодальными элитами.

Гораздо важнее могольское наследие оказалось для общественной мысли и культуры Индии XIX— XX веков. Его анализировали с разных позиций национальные школы литературоведения и историографии. При этом одни идеализировали империю и ее культуру, заявляя, что при Моголах народ жил не в пример лучше, чем под властью белых сахибов. Другие обличали развратных и жестоких деспотов-падишахов и подчеркивали деградацию общества на закате империи. Это позволяло обозначить благодетельность британского правления для Индии. Даже в историко-приключенческих романах и поэтических произведениях, описывавших события могольской эпохи, явственно ощущается кипение политических страстей нового и новейшего времени.

В современной Индии о Могольской империи напоминают не только грандиозные памятники той эпохи. Улицы городов, отели , парки , общественные центры и учебные заведения носят имена как могольских падишахов, так и тех, кто боролся против них. История примирила былых противников. Языки и литература, искусство и архитектура , стиль одежды и кулинария, традиции и мировосприятие, индо-мусульманский культурный синтез носят яркий и неповторимый отпечаток могольского наследия. Без малого уже четыре столетия индийцы рассказывают легенды и анекдоты о падишахе Акбаре и его придворном острослове и хитреце Бирбале. Элита во многих крупных городах нередко отодвигает видео , телевидение и прочие современные развлечения ради музыкальных, танцевальных и поэтических вечеров, которые устраиваются по правилам, принятым некогда при дворах могольских падишахов и эмиров. Из могольских времен пришла и доныне популярна традиция мушаир-поэтических состязаний.

18) НЕРУ ДЖ. Открытие Индии. М. 1955, с. 284.
19) АНТОНОВА К. А. Советские индологи о причинах падения Могольской империи. В кн.: Очерки экономической и социальной истории Индии. М. 1973, с. 174-176.
20) SARKAR J. History. Vol. V, p. 455-469; CHAND T. History of Freedom Movement in India. Vol. 1. Delhi. 1965, p. 5; RAGHUVANSHI V. P. Indian Society in the Eighteenth Century. Delhi. 1969, p. 24.
21) СУВОРОВА А. А. Ностальгия по Лакхнау. M. 1995, с. 13-63, 105-144; STEWART G. Op. cit., p. 42-47; GOPAL M. H. Tipu Sultan's Mysore — an Economic Study. Bombay. 1971, p. 16-24; NAYEEM M. A. Mughal Administration of Deccan under Nizamul Mulk Asaf Jah. Bombay. 1985, p. 229-232.
22) Национально-освободительное движение в Индии и деятельность Б. Г. Тилака. М. 1958, с. 65, 80-85; Новая история Индии. М. 1961, с. 382.

"Вы также в курсе того уважения, которые мы, индуисты испытываем ко всем религиям и их основателям" - из письма Ачария Гирирадж Кишор – главного советника Вишва Хинду Паришад (Всемирный индуистский совет) к архиепископу Уфимскому и Стерлитамакскому Никону (2006).

Выше приводимые факты свидетельствуют, что не миролюбие и веротерпимость, а крайняя религиозная нетерпимость в Индии является характерной чертой современного индуизма. В августе - сентябре 2008 года представители индуизма очередной раз показали свое настоящее БЕСОВСКОЕ ЗВЕРИНОЕ лицо - христиан сжигали, вешали, насиловали, сожжены церкви, монастыри, дома верующих - и все это происходило при полнейшем бездействие властей и полиции, хуже того - полицейские сами участвовали в насилии.

Раздел повлек за собой разрыв традиционных экономических и торговых связей в южноазиатском регионе: производственной и сы­рьевой базы промышленности, производящих сельскохозяйственных районов и потребляющих сельскохозяйственную продукцию круп­ных городских агломераций, единой ирригационной системы и транспортной сети. Взаимные финансовые претензии, трудности с разделом валютных резервов и урегулированием проблемы имуще­ства беженцев наслаивались на недовольство обеих сторон установ­ленными границами доминионов и остающимися территориальными претензиями. Сокращение производства, вызванное политическим и экономическим хаосом, обострило проблему занятости, привело к росту безработицы и накалило и без того взрывоопасную ситуацию.

Массовое переселение индусов и сикхов из Пакистана в Индию и мусульман в Пакистан привело к нарастанию индо-мусульманской розни в обоих доминионах и к всплескам насилия: грабежам, погромам, разрушению жилищ беженцев, массовым убийствам. Кровавые столкновения на конфессиональной почве происходили повсеместно. Кульминационным моментом этих трагических событий стало убий­ство в 1948 г. национального лидера Индии Мохандаса Карамчанда Ганди, осуждавшего раздел и продолжавшего выступать за налажи­вание единства индусов и мусульман, индусскими коммуналистами.

Идея противопоставления индусов и мусульман, нашедшая за­крепление в создании двух самостоятельных государств, продолжи­ла свое существование в условиях развития независимой Индии, на территории которой оставалось 45 млн мусульман, что составляло 12% населения страны (данные на 1947—1948 гг.). Почва для даль­нейшего развития как индусского, так и мусульманского коммуна-лизма устранена не была. При решении одного вопроса о судьбах мусульманского меньшинства Британской Индии посредством создания Индии и Пакистана в 1947 г. были созданы три новые про­блемы: статуса индусского меньшинства в Пакистане, сохранив­шегося мусульманского меньшинства в Индии, а также взаимоотношений двух образовавшихся государств, которые разви­вались конфликтно и были чреваты периодическими военными стол­кновениями. Раздел привел к возникновению двух уровней противостояния индусов и мусульман в Южной Азии: межгосудар­ственного и внутригосударственного. Однако раздел Британской Индии на два доминиона был, очевидно, исторически предрешен не только конкретными действиями заинтересованных сторон, вклю­чая англичан, но и объективно нараставшими на протяжении веков противоречиями между двумя крупнейшими конфессиями на тер­ритории Индостана, а также процессами становления этноконфес-сиональных общностей с закономерно возникающим стремлением к обособлению и самоопределению, процессами формирования различных моделей политических культур.




Оставшееся в Индии мусульманское население имело несколько ареалов концентрации, однако значительная его часть была терри­ториально распылена и не могла претендовать ни на отделение, ни на автономию.

Однако мусульманские лидеры, безусловно, одержали победу в неравной схватке как с англичанами, так и с конгрессистами: они сумели не только достичь независимости, но и создать самостоятель­ное государство индийских мусульман. Джинна достиг желанной цели, а Неру и Ганди вынуждены были отказаться от долго вынаши­ваемой идеи сохранения целостности и неделимости бывшей Бри­танской Индии.

Вместе с тем конфликт между индусами и мусульманами содействовал ускорению процессов межэтнической интеграции среди индусского большинства и подготовил почву для создания централизованной федерации. Решение индо-мусульманского кон­фликта путем раздела в определенной степени стало предпосылкой как обеспечения единства Индии, так и стабильности ее демократиче­ского режима. История последующего развития Индии с ее устойчивыми традициями парламентаризма и Пакистана с часты­ми переменами власти и склонностью к военно-диктаторским режимам позволяет говорить о разности, а возможно, и несовмести­мости двух типов политических культур: преимущественно секу-лярной индийской и исламизированной пакистанской.

Религиозно-общинный принцип, положенный в основу раздела Британской Индии, привел к тому, что в состав Пакистана были включены территориально разобщенные области субконтинента с абсолютным преобладанием мусульманского населения, разделен­ные 1600 км индийской территории: Западный Пакистан и Восточ­ный Пакистан, различавшиеся по своему этническому составу. Важнейшими факторами, обусловившими особенности развития стра­ны были общая социально-экономическая и.культурная отсталость, слабость промышленного сектора экономики, устойчивость традици­онных социальных структур и отсутствие четкой социальной стра­тификации преимущественно аграрного населения, низкий уровень политического самосознания и слабая подключенность масс к учас­тию в общественной жизни, огромное влияние патриархальных и ре­лигиозных представлений во всех сферах жизни государства.

Пакистан отличался не только этнической неоднородностью, но и значительными различиями в уровнях развития отдельных регио­нов, начиная от Белуджистана и Северо-Западной пограничной про­винции с архаичными политическими структурами, основанными на принадлежности к определенному племени, роду или клану, и кон­чая Восточной Бенгалией с ее давними традициями функционирования развитой политической системы, созданной на рубеже XIX — XX вв. Особенностью политического развития Пакистана было пре­валирование в общественной жизни религиозно-общинных партий и группировок, выдвигавших лозунги исламизации государства. Слабость и аморфность политических партий не способствовали ус­тановлению стабильной гражданской власти и вели к развитию тен­денции скатывания в сторону диктаторских военных режимов.

Раздел повлек за собой разрыв традиционных экономических и торговых связей в южноазиатском регионе: производственной и сы­рьевой базы промышленности, производящих сельскохозяйственных районов и потребляющих сельскохозяйственную продукцию круп­ных городских агломераций, единой ирригационной системы и транспортной сети. Взаимные финансовые претензии, трудности с разделом валютных резервов и урегулированием проблемы имуще­ства беженцев наслаивались на недовольство обеих сторон установ­ленными границами доминионов и остающимися территориальными претензиями. Сокращение производства, вызванное политическим и экономическим хаосом, обострило проблему занятости, привело к росту безработицы и накалило и без того взрывоопасную ситуацию.

Массовое переселение индусов и сикхов из Пакистана в Индию и мусульман в Пакистан привело к нарастанию индо-мусульманской розни в обоих доминионах и к всплескам насилия: грабежам, погромам, разрушению жилищ беженцев, массовым убийствам. Кровавые столкновения на конфессиональной почве происходили повсеместно. Кульминационным моментом этих трагических событий стало убий­ство в 1948 г. национального лидера Индии Мохандаса Карамчанда Ганди, осуждавшего раздел и продолжавшего выступать за налажи­вание единства индусов и мусульман, индусскими коммуналистами.

Идея противопоставления индусов и мусульман, нашедшая за­крепление в создании двух самостоятельных государств, продолжи­ла свое существование в условиях развития независимой Индии, на территории которой оставалось 45 млн мусульман, что составляло 12% населения страны (данные на 1947—1948 гг.). Почва для даль­нейшего развития как индусского, так и мусульманского коммуна-лизма устранена не была. При решении одного вопроса о судьбах мусульманского меньшинства Британской Индии посредством создания Индии и Пакистана в 1947 г. были созданы три новые про­блемы: статуса индусского меньшинства в Пакистане, сохранив­шегося мусульманского меньшинства в Индии, а также взаимоотношений двух образовавшихся государств, которые разви­вались конфликтно и были чреваты периодическими военными стол­кновениями. Раздел привел к возникновению двух уровней противостояния индусов и мусульман в Южной Азии: межгосудар­ственного и внутригосударственного. Однако раздел Британской Индии на два доминиона был, очевидно, исторически предрешен не только конкретными действиями заинтересованных сторон, вклю­чая англичан, но и объективно нараставшими на протяжении веков противоречиями между двумя крупнейшими конфессиями на тер­ритории Индостана, а также процессами становления этноконфес-сиональных общностей с закономерно возникающим стремлением к обособлению и самоопределению, процессами формирования различных моделей политических культур.

Оставшееся в Индии мусульманское население имело несколько ареалов концентрации, однако значительная его часть была терри­ториально распылена и не могла претендовать ни на отделение, ни на автономию.

Однако мусульманские лидеры, безусловно, одержали победу в неравной схватке как с англичанами, так и с конгрессистами: они сумели не только достичь независимости, но и создать самостоятель­ное государство индийских мусульман. Джинна достиг желанной цели, а Неру и Ганди вынуждены были отказаться от долго вынаши­ваемой идеи сохранения целостности и неделимости бывшей Бри­танской Индии.

Вместе с тем конфликт между индусами и мусульманами содействовал ускорению процессов межэтнической интеграции среди индусского большинства и подготовил почву для создания централизованной федерации. Решение индо-мусульманского кон­фликта путем раздела в определенной степени стало предпосылкой как обеспечения единства Индии, так и стабильности ее демократиче­ского режима. История последующего развития Индии с ее устойчивыми традициями парламентаризма и Пакистана с часты­ми переменами власти и склонностью к военно-диктаторским режимам позволяет говорить о разности, а возможно, и несовмести­мости двух типов политических культур: преимущественно секу-лярной индийской и исламизированной пакистанской.

Религиозно-общинный принцип, положенный в основу раздела Британской Индии, привел к тому, что в состав Пакистана были включены территориально разобщенные области субконтинента с абсолютным преобладанием мусульманского населения, разделен­ные 1600 км индийской территории: Западный Пакистан и Восточ­ный Пакистан, различавшиеся по своему этническому составу. Важнейшими факторами, обусловившими особенности развития стра­ны были общая социально-экономическая и.культурная отсталость, слабость промышленного сектора экономики, устойчивость традици­онных социальных структур и отсутствие четкой социальной стра­тификации преимущественно аграрного населения, низкий уровень политического самосознания и слабая подключенность масс к учас­тию в общественной жизни, огромное влияние патриархальных и ре­лигиозных представлений во всех сферах жизни государства.

Пакистан отличался не только этнической неоднородностью, но и значительными различиями в уровнях развития отдельных регио­нов, начиная от Белуджистана и Северо-Западной пограничной про­винции с архаичными политическими структурами, основанными на принадлежности к определенному племени, роду или клану, и кон­чая Восточной Бенгалией с ее давними традициями функционирования развитой политической системы, созданной на рубеже XIX — XX вв. Особенностью политического развития Пакистана было пре­валирование в общественной жизни религиозно-общинных партий и группировок, выдвигавших лозунги исламизации государства. Слабость и аморфность политических партий не способствовали ус­тановлению стабильной гражданской власти и вели к развитию тен­денции скатывания в сторону диктаторских военных режимов.

Когда Махатма Ганди писал эти слова, религия в Индии была действительно неотделима от политики. Национально-освободительное движение, одним из лидеров которого стал Ганди, помимо лозунга индийской независимости начертало на своих знаменах и лозунг защиты индуизма. Еще в XIX веке в Индии существовали тайные индуистские общества, которые пытались уберечь народ от зловредного влияния западной культуры и религии; разница между этими организациями и Ганди была в том, что многие из них применяли тактику террора, а Махатма призывал к ненасилию.

Ганди умер в 1948 году. Его преемник, Джавахарлал Неру, и его сподвижники из Индийского национального конгресса (ИНК) восприняли многие из идей Махатмы. Но на религиозный вопрос они смотрели совершенно иначе: Индия должна быть светским государством, где гарантирована свобода вероисповедания, но ни одна конфессия не имеет господствующего положения.

По прошествии нескольких десятилетий могло показаться, что все так и сложилось. Но впечатление это было обманчивым: с 1960‑х роль религии в обществе непрерывно росла, хотя властям удавалось поддерживать баланс между различными религиозными общинами. Но чем дальше, тем больше между ними усиливалось напряжение.

Разделяй и властвуй


Лишение населенного преимущественно мусульманами штата Джамму и Кашмир всех привилегий вызвало протесты представителей этой религии

Tauseef Mustafa / AFP / East News 000

В отличие от Пакистана, который с самого начала строился как исламское государство, Индию правительство Джавахарлала Неру пыталось сделать общим домом для всех религий. В том числе для последователей Пророка, отказавшихся переселяться в Пакистан и готовых служить новой Индии. Альтернативы у Неру, в общем, не было: в стране, где бок о бок живут представители 12 религиозных течений, сосуществуют сотни каст и тысячи подкаст, а люди говорят на сотнях языков и диалектов, пакистанский путь мог привести только к большой крови и дальнейшему распаду государства.

На первый взгляд создать приемлемые условия для приверженцев всех конфессий удалось. Бережное отношение к мусульманским обычаям выразилось в том, что они сохранили собственные нормы гражданского права. Некоторые мусульмане достигли высокого положения в политике – ислам исповедовали три индийских президента, причем последнего из них, Абдул Калама, отца индийской ядерной бомбы, индусские националисты чтут едва ли не больше, чем его единоверцы.

При этом в целом на госслужбе и в армии мусульман не очень много – всего несколько процентов, при том, что по стране их около 15%. И дело тут не в том, что в условиях, когда главный враг Индии – Исламская Республика Пакистан, их лояльность вызывает сомнения. Индийская умма в значительной степени геттоизировалась, замкнулась в себе: мусульмане занимаются в основном торговлей, их дети в среднем хуже образованны, они не стремятся интегрироваться в индуистское общество, опасаясь ассимиляции. При этом роль, которую они до последнего времени играли во внутренней политике, была несоразмерно велика.

Опасные игры

Так написано в статье 123 Закона о народном представительстве Индии от 1951 года. Все четко и ясно: использование религиозной символики в предвыборной кампании или призывы голосовать по религиозному признаку категорически запрещены. Но это на бумаге, а как на самом деле?

Модель секулярного государства, которую исповедовал Неру, начала потихоньку давать трещины в 1960‑х. Высшие слои индийской политической элиты всегда были в значительной степени вестернизированы: сам Неру окончил Харроу и Кембридж, его дочь Индира Ганди училась в Оксфорде. Но независимая Индия изначально строилась как демократическая страна, и если первое поколение ее лидеров могло удерживать власть благодаря той роли, которую оно сыграло в освободительном движении, то следующему уже пришлось искать новые подходы.

Время жечь мечети

Город Айодхья в штате Уттар-Прадеш издавна считался у индуистов священным – по преданиям, там родился Рама (аватара Вишну). В XVI веке император Бабур построил там мечеть. Индуистские националисты уверены, что перед этим он разрушил храм в честь Рамы, возведенный в незапамятные времена. Моголы больше не правят Индией, и, значит, решили индуистские радикалы, пора восстановить историческую справедливость, снеся мечеть и заново отстроив храм Рамы.

Обеспокоенные власти попытались остановить ее неумолимое движение: сперва остановили Адвани, а затем начали отбивать от процессии и отправлять в кутузку активистов. Но это не помогло: после 150 тысяч задержанных в тюрьмах закончились места, а толпа все шла и шла.

Вам здесь не рады

БДП активно использует в своей кампании религиозный фактор, формально не преступая рамки дозволенного. Как это происходит, дают представление выборы в легислатуру штата Уттар-Прадеш в 2017 году. От этого голосования зависело очень многое: Уттар-Прадеш – самый населенный штат Индии, он отправляет в высшую палату парламента больше всего представителей.

Традиционно ключевую роль там играли три категории населения: мусульмане (19% населения штата), далиты, или неприкасаемые (21%) и группа каст ядавов – скотоводов, которые вплоть до конца XIX века находились вне формальной кастовой системы и с большим трудом выбили себе в ней место. Их насчитывается около 10%.

Традиционно местные партии строили политику с опорой на эти три силы: с ними заигрывали, им давали все больше привилегий. БДП построила свою кампанию от противного: почему, спросили националисты своих единоверцев‑фермеров, меньшинство в штате благоденствует, в то время как индуистское большинство еле сводит концы с концами? Этот простой вопрос принес БДП 312 мест из 384 возможных.

Как же живется мусульманам в стране уверенно побеждающего индуизма, где на министерских постах нет ни одного мусульманина? Как ни парадоксально, в целом пока достаточно неплохо. Трагические инциденты случаются регулярно: за последние пять лет от рук индусских кау-ракшаков (защитников священных коров) погибли 42 мусульманина, которых заподозрили в том, что они везут коров на бойню, 142 человека стали калеками.

Но в Индии, привычной к погромам с числом жертв, исчисляемым тысячами, такие цифры никого не впечатляют. Тем более что реформы Нарендры Моди, как признают даже его противники, пока идут довольно успешно, и благосостояние населения растет. Стоит ли менять Индию, где шанс пострадать от рук индуистских фанатиков минимален, особенно если соблюдать правила игры, на Пакистан или Бангладеш, где придется начинать жизнь с нуля, а экономическая ситуация куда хуже?

Пока большинство мусульман в Индии полагают, что не стоит. Что будет дальше, зависит от того, какое место уготовано им в новой Индии Нарендры Моди, в которой индуизм становится фундаментом национального самосознания.

Читайте также: