Почему результаты экономических реформ 1990 до сих пор вызывают ожесточенные споры кратко
Обновлено: 02.07.2024
Нравственно-этические факторы анализа
Странная приватизация
По мнению части экономистов, наполнение бюджета было той актуальной задачей младореформаторов, которой и объяснялась быстрая приватизация. Однако это наполнение было во многом условным. Даже Венгрия, отмечается в книге, с несопоставимо меньшей государственной собственностью, получила доход от ее приватизации в 1,6 раза больше, чем Россия. Автор приводит подробную таблицу доходов от приватизации государственной собственности 1990–1998 гг., в которой даны характеристики приватизации в 15 странах мира. Согласно этим данным, доходы от приватизации на душу населения в РФ были в 4 раза меньше, чем, к примеру, в Польше, и 7,5 раз меньше, чем в 162-миллионной Бразилии.
Контраргументы с выключенным звуком
Что делать?
Те, кто занимаются не только историей 90-х годов, но и историей ХХ века, найдут у этого периода очень много аналогий с периодом 1917-1920 годов и увидят, что у людей, которые тогда пришли к власти, было большевистское сознание. Они хотели как можно быстрее до основания разрушить СССР, чтобы затем попытаться сделать совершенно новую Россию. На самом деле, конечно, тогда происходили процессы, совершенно противоположные тем, которые внедряли большевики в 1917 году. Но методы и идеи были абсолютно теми же, просто с другим знаменателем.
При этом не очень понятно, почему же люди, которые были у власти — на самом деле очень умные и образованные, не понимали, насколько сложным будет то, что им предстоит сделать. Почему они не учитывали вещи, которые нам, гуманитариям (историкам, в частности) в общем понятны? Конечно, нужно делать скидку на то, что времени на принятие решений было очень мало, и страна находилась на грани распада. Но все же, можно ли было сделать по-другому, и что для этого необходимо было учесть?
Национальная специфика
В ходе радикальных экономических преобразований наиболее тяжелой их составляющей была массовая безработица, которая на протяжении многих десятилетий не существовала в СССР — в 1930 году была закрыта последняя биржа труда. Люди полностью утратили память о том, как выживать в таких условиях. В 90-е годы в стране появились миллионы безработных, которые попадали в крайне сложное положение, им нечем было кормить семью. Многие ломались, теряли имущество, жилье, становились бомжами.
Когда люди оказывались на краю голода, у них включалась память о голоде. Она была, потому что, как ни парадоксально, советский дефицит и память о войне трансформировались в социокультурные практики. Люди знали, как обрабатывать землю. Они понимали, что если есть нечего, надо идти на свой приусадебный участок, где ты сможешь вырастить элементарные продукты, чтобы не умереть от голода.
Но нужно же было понимать, что в условиях радикальных реформ необходимо было создавать какие-то подушки безопасности для общества, проводить определенные государственные программы! Например, по профориентации, когда есть излишек рабочей силы в какой-то профессии и недостаток в другой. Да, открывались биржи труда, но были такие законы, согласно которым для того, чтобы доказать, что ты безработный, приходилось проходить семь кругов ада. В результате, согласно официальной статистике, в 90-е годы было 1,5 миллиона безработных, а профсоюзы утверждали, что их 5-6 миллионов.
Если говорить о макропроцессах — неужели нельзя было понять специфику и структуру советской экономики? В Советском Союзе она была абсолютно рациональной и предусматривала (в особенности, к концу советской эпохи) вымывание мелких и средних производств, монополизацию многих отраслей и гигантоманию, когда на базе и без того крупных предприятий создавались супергиганты и становились практически монополистами своей отрасли. Советская экономика вообще противоречила идее о конкуренции, она считала конкуренцию нерациональной. И тут сразу эти гигантские производства оказывались в ситуации рыночной экономики.
Мне довелось участвовать в интересном проекте, посвященном истории Волжского автомобильного завода в 90-х годах. На его примере мне очень четко стала видна специфика перехода от советской системы к рыночной. Волжский автозавод был самым крупным по количеству сотрудников предприятием в СССР, на нем работали 100 тысяч человек.
Специфика разделения функции власти на советском предприятии (таком, к примеру, как ВАЗ) между ним и государством заключается в том, что последнее финансирует завод. От него предприятие получает и зарплату для рабочих, и перспективное финансирование. Дальше государство забирает автомобиль, само его продает и распоряжается выручкой от продажи. Заводу остается организовать производство, и все. Поставщиков материалов для него тоже определяет государство, часть из которых из Советского Союза, а часть — из СЭВ.
Как только СССР разрушился, ВАЗ практически одномоментно оказался — как и другие предприятия — в ситуации, когда государство отстранилось от финансовых вопросов, обеспечения поставщиками и комплектующими. Часть из них теперь находилась в других странах — Чехии, Польше и так далее. Другая часть — в Прибалтике, Белоруссии. В результате завод практически в один миг потерял 80 процентов своих поставщиков, и где их искать, не знал. У него не было никакого опыта даже самостоятельной продажи автомобилей.
Фото: Юрий Набатов / ТАСС
ЛогоВАЗ Березовского — эта та структура, к которой руководство ВАЗ стало ходить на поклон. И не только туда, но вообще к любым дилерам, готовым продавать автомобили, ведь их просто некуда было девать, а площадки для хранения продукции были ограничены. Вскоре выходец из структур ЛогоВАЗа Николай Глушков стал финансовым директором завода. Представляете, какая лафа? Он является и топ-менеджером предприятия, производящего автомобили, и в то же время их продает.
Это хорошо иллюстрирует, в какую тяжелую ситуацию попала страна. Система советского монополизма не предусматривала никакой конкуренции. Если загибался один поставщик, альтернативы не было, и ВАЗ начинал сам искусственно создавать конкурентную среду, на что уходили годы, потому что никто другой за него это делать не собирался.
Политика и экономика
Другая концепция исходила из ультралиберального взгляда на преобразования, и именно она была выбрана российским руководством. Почему это произошло? Дискуссия об этом уходит корнями в спор между сторонниками кейнсианских и ультралиберальных подходов. Конечно, ее суть упирается в главный вопрос о роли государства в рыночной экономике. Сторонники ультралиберальной концепции, которая была реализована у нас, считают, что государство должно самоустраниться от экономических процессов и отдать все на волю рынка, который сам расставит все на свои места.
Сторонники альтернативного подхода, когда-то разрабатывавшегося Кейнсом и впоследствии его сторонниками, считают, что государство, напротив, должно иметь здесь важную регулирующую функцию. Например, с помощью налоговых преференций стимулировать реальное производство, не допуская то, что было у нас, когда реальное производство оказалось за бортом, задушенное налогами. Зато сырьевая и банковская сферы экономики развивались очень успешно и никакого налогового гнета со стороны государства не испытывали.
Можно ли было по-другому? Можно, но тут сыграл важную роль политический момент. Сторонники реформ связывали концепцию Кейнса в некоторой степени с возвратом к социализму. В результате, по политическим причинам более подходящая нашему государству концепция была отложена и выбрана другая, которая оказалась намного более болезненной для российской экономики.
Кем были зарубежные экономические советники, часть из которых мы пригласили сами, а часть приехала вместе с МВФ, Экономическим банком реконструкции, организациями, которые помогали нам проводить реформы? Я не знаю среди них ни одного сторонника кейнсианского подхода. Они исповедовали исключительно ультралиберальные концепции реформ в России. Понятно, что по идеологическим причинам были выбраны люди, придерживающиеся только одной точки зрения.
А ведь на самом деле, как рассказывал мне Филатов, когда велись дискуссии о том, какой подход выбрать, и целые делегации Верховного совета ездили в Америку, там проводились мозговые штурмы, в которых участвовали экономисты совершенно разных взглядов. Многие из них высказывали очень правильные и рациональные идеи относительно перевода российской экономики на рыночные рельсы. Их мнение не было учтено. Все связанное с советским прошлым было проклято. Вот в чем заключалась проблема — в идеологизации экономических реформ.
Если посмотреть на специфику западных стран, в том числе и Америки, опыт которой мы пытались копировать к тому времени, когда выбирался проект экономических реформ в России, эти государства были социальными, и государство в них играло очень большую роль в регулировании процессов в экономике. Мы говорили о необходимости избавления сельского хозяйства от государственного финансирования. Но во всех развитых западных странах — это норма.
Власти много не бывает
После начала радикальных экономических реформ разгорелся политико-конституционный кризис 1992-1993 годов, приведший к расстрелу Белого дома, кануну гражданской войны. В чем его причина? Обратите внимание на то, что эта проблема выходит на проблему разделения властей, за что на рубеже 80-90-х годов активно критиковали советскую систему. На практике получилась крайне сложная и запутанная ситуация.
Верховный совет и Съезд народных депутатов обладали одновременно и законодательными, и исполнительными функциями. Когда президент и его команда приступали к экономическим реформам, они обратились к депутатам за чрезвычайными полномочиями и осенью 1991 года получили их. В результате сложилась ситуация, в которой Верховный совет и Съезд — с одной стороны, а президент и правительство — с другой. И те, и другие получили одновременно и законодательные, и исполнительные функции.
В правительстве положение было еще более сложным, поскольку оно само разрабатывало законопроекты, затем в виде президентских указов они получали форму законов, спускались в правительство, которое реализовало законопроекты им же и разрабатывавшиеся. Вроде бы, оно должно было отчитываться за свои действия перед депутатами. Но как только депутаты, которые отражают мнение общества, оказавшегося в условиях шоковой терапии и безработицы, начинают критиковать правительство, между ними возникает конфликт, усугубляющийся проблемой того, что у обеих ветвей власти есть и законодательные, и исполнительные функции. Началась война законов, приведшая к путчу в конце 1993 года.
Достижения Ельцина
В результате реформ очень сильно изменилась социальная структура общества. В конце советской эпохи в результате целенаправленной политики основную часть населения СССР составлял советский средний класс. Это были представители самых разных профессиональных слоев общества: и интеллигенция, и квалифицированные рабочие, и представители сельскохозяйственного сектора.
Проблема состояла не только в этом, но и в резкой поляризации доходов населения, разница между бедными и богатыми стала катастрофической. Это продолжает быть наследием 90-х годов не только в экономическом, но и в политическом плане, поскольку именно государство допустило такой уровень неравенства. Как и структуризация экономики — никогда у нас не было такого, чтобы экономика делилась на эти сектора: топливно-энергетический, реальный и банковский. До сих пор сохраняется разделение на бюджетную и коммерческую сферы, чего нет ни в одной стране (по крайней мере, такого четкого разделения). В советские времена, конечно, тоже была теневая экономика, но в 90-е годы, по разным оценкам, доля черного рынка в национальном доходе составляла чуть ли не 50 процентов, соответственно государство не получало налоги и не имело возможности реализовывать социальные программы в разных областях.
Подводя итоги тому, что я говорил, хотелось бы сделать несколько выводов. Первый заключается в том, что в начале реформ никто не знал, как это делать, потому что в мировой практике не было ничего подобного. Поэтому многие вещи неминуемо делались путем проб и ошибок, и иначе было нельзя. Другое дело, на мой взгляд, степень радикальности, идеологизированности, отсутствие учета российской специфики и упование на то, что за образец нужно взять западную модель, — вот это было безусловной ошибкой реформаторов.
Я бы не стал так однозначно говорить, что экономические реформы начала 90-х провалились. Большинство экономических проблем 90-х было вызвано не реформами, а ужасным состоянием советской экономики на момент распада СССР.
Простая аналогия: если у самолета в полете отказывают все двигатели из-за того, что их неправильно обслуживали на земле, и пилоту приходится совершать аварийную посадку, то в аварийной посадке виноват не пилот, а техники, проводившие обслуживание. Пилоту же надо сказать спасибо за спасение пассажиров в критической ситуации. Правительство 90-х было как раз в роли такого пилота: им достался неисправный самолет (т.е. прогнившая экономика), который хоть как-то надо было спасти, и с этой задачей они успешно справились (в России не было гражданской войны, голода и прочих катастроф).
Еще не стоит забывать, что цены на нефть в 90-е годы держались на уровне 15-20 долларов за баррель и стали расти только в 2000-е годы, после прихода Путина к власти (но это совпадение, рост цен на нефть никак с приходом Путина не связан). Поэтому экономический рост России 2000-х во многом объясняется везением: Путину повезло, что цены на нефть выросли и Россия безо всяких усилий получила огромное количество денег. У реформаторов 90-х такой роскоши не было.
Более того, несмотря на все сложности, экономические реформы 90-х заложили в России основы рыночной экономики, которые сохранились и по сей день. Именно благодаря этим реформам у вас есть возможность покупать иностранные автомобили и бытовую технику, ходить в Икею и Макдональдс, покупать хлеб и колбасу без очередей.
Критика реформ 90-х со стороны таких экономистов, как Стиглиц и Сакс, мне кажется необоснованной: критиковать реформы после их проведения легко, но вот на момент начала реформ никто не знал, как правильно проводить реформы (впрочем, думаю, не знает и сейчас). Ни в одной стране мира рыночная экономика не выстраивалась за один день; как правило, формирование рыночной экономики занимало несколько столетий. Поэтому ни один экономист не может дать идеальный рецепт того, как быстро и без проблем рыночную экономику построить.
У реформаторов не было ни теоретической или исторической базы, подсказывавшей, как правильно проводить реформы и строить рыночную экономику, ни времени на то, чтобы такую базу создать. И в этих условиях им удалось главное: избежать катастрофы и заложить основы рыночной экономики в России. Ну а те экономические проблемы, которые мы наблюдаем сейчас, вызваны не провалом экономических реформ 90-х, а прежде всего политическими проблемами (и, в частности, катастрофической ошибкой Ельцина с выбором преемника).
Итоги реформ 1990-х
Мы пережили социально-экономическую катастрофу — резкое падение производства и уровня жизни, рост преступности (убийств, теневой экономики, коррупции), уменьшение ожидаемой продолжительности жизни, разочарование в демократических ценностях. Построен капитализм, но весьма неэффективный: низкая производительность труда, высокий уровень неравенства, слабая защита прав собственности, не видно перспектив на успех догоняющего развития.
Но теперь мы лучше знаем, чего не надо делать и как искать решения. Понимание совершенных ошибок — это и есть основной результат реформ. Впрочем, Правительство РФ этот результат еще не восприняло полностью, значит, нам есть над чем работать.
Резкое обесценение средств на счетах предприятий и неразвитость кредита привели к лавине неплатежей и росту объема бартерных сделок. Это способствовало углублению спада производства. В результате все меньшее количество произведенной продукции обменивалось за деньги, а поэтому сдерживание темпов роста денежной массы не давало должного эффекта; в принципе, оно могло даже приводить к росту цен!
Чтобы заимствовать институт из более развитой институциональной среды и трансплантировать его в среду менее развитую, следует начинать с института, приспособленного к среде страны-реципиента, стремясь ослабить существующие культурные, институциональные, технологические и другие ограничения. По мере их ослабления следует переходить к новым промежуточным институтам, пока конечная цель не будет достигнута.
Результат ошибки: за 1992 год индекс потребительских цен в России вырос в 26 раз. Существовали ли альтернативные способы либерализации цен? Несомненно, причем ряд предложений были выдвинуты до реформы. Один из подходов реализовали китайцы еще в 1989 г. В Китае процесс либерализации цен длился 15 лет и сопровождался бурным экономическим ростом.
В условиях падения спроса на продукцию, недостатка денежных средств, избытка производственных мощностей директора российских приватизированных предприятий шли на всевозможные ухищрения, чтобы не увольнять своих работников. Некоторые из них даже нанимали дополнительных работников, как обычно поступают западные менеджеры в периоды бума.
В СССР при перерасходе средств директора могли поругать, но долги, как правило, списывали. Янош Корнаи назвал такие финансовые ограничения мягкими. Очевидно, мягкость финансовых ограничений не способствует эффективному расходованию средств. Отсюда и возникло повсеместное убеждение, что уже в начале реформы следует финансировать предприятия через банки, которые, как предполагалось, всегда заинтересованы в жестких бюджетных ограничениях. Опыт реформ и последовавшие теоретические разработки показали, что при плохих институтах ужесточение ограничений может быть невыгодным для общества, поскольку приведет к слишком большому числу банкротств.
Поразительно, насколько изменилась политическая мода в 2000-х: сотни статей пропагандируют различные формы взаимодействия частного бизнеса и государства: частно-государственное партнерство, технологические платформы, и т.п. Да и традиционная промышленная политика перестала быть табу.
В 1990-е гг. нам повторяли непрерывно, что надо продолжать реформы, а об издержках никто даже не упоминал. Сегодня мы знаем, что любая реформа сопровождается отвлечением ресурсов из традиционных сфер инвестирования, дезорганизацией и интенсификацией процессов поиска ренты (лоббирования, коррупции, теневой деятельности, и т. п.). Реформа — это проект, прежде чем начинать его, следует сопоставить ожидаемые выгоды и издержки. И следует быть готовым изменить план реформы или даже отказаться от нее, как только обнаружится, что ее продолжение не дает положительного эффекта. К сожалению, эта ошибка слишком часто повторяется и в наше время.
Ошибка 8: неверное понимание комплементарности институтов
Нередко для эффективного изменения одних институтов требуется изменить другие. В этом смысле говорят о комплементарности институтов. Например, либерализация внешней торговли и либерализация внутреннего рынка — две реформы, которые, будучи завершены, усиливают положительные эффекты друг друга. Отсюда, однако, нельзя заключить, что обе реформы надо проводить одновременно: будучи положительно комплементарны в статике, они могут быть отрицательно комплементарны в динамике.
Если, например, либерализована внешняя торговля, а цены еще не успели прийти к равновесным значениям, как это было в России в 1992 г., то создаются колоссальные рентные возможности по использованию разницы внутренних и внешних цен, возникает мощный стимул к рентоизвлекающей деятельности. В 1992 г. цены на цветные металлы были у нас в десятки раз ниже мировых, а мировые цены на топливо превосходили внутренние на два порядка. Громадная и постепенно уменьшающаяся рента заставляла предпринимателей стремиться к получению права на вывоз наличного запаса этих ресурсов любой ценой. При этом не только задача обеспечения внутренних потребностей, но и наращивание производства самих экспортных ресурсов (требующее времени) теряет смысл. Интересно отметить, что приблизительно в то же время аналогичные реформы проводила Новая Зеландия, и один из экспертов ( Bollard , 1992) прямо указал: нельзя либерализовать внешнюю торговлю до либерализации внутреннего рынка.
В Китае обе реформы шли постепенно c 1979 г. и к 1992–1993 гг. завершились под контролем государства.
Это еще один лозунг 1990-х гг. За ним стояла типичная для многих реформаторов прошлого идея о том, что темный народ не в состоянии оценить, как много он получит от реализации предлагаемых ими реформ, а потому его мнение надо, по возможности, игнорировать.
Этот тезис был центральным в идеологии реформирования, господствовавшей в 1980-х и в начале 1990-х гг. На самом деле, он противоречил уже имевшемуся (но недостаточно осмысленному) мировому опыту: наиболее яркими примерами шоковой терапии были социалистические революции во многих странах, а также китайские Большой скачок (1958–1961) и Культурная революция (1966–1970). Популярности шоковой терапии способствовали первоначальные оценки реформ, проведенных Аугусто Пиночетом в Чили в 1974–1983 гг. и Маргарет Тэтчер в 1980-х гг.
Я вовсе не собираюсь предложить исчерпывающий перечень ошибок. Но эта ошибка, тесно связанная с предыдущей, заслуживает упоминания, поскольку повторяется особенно часто. Вот лишь некоторые из российских реформ, неудачи которых стали ее результатом:
Читайте также: