Почему пилат задает вопрос об истине какую истину открывает иешуа пилату кратко
Обновлено: 06.07.2024
В ершалаимских сценах романа Михаила Афанасьевича Булгакова “Мастер и Маргарита” два главных героя – пятый прокуратор Иудеи, римский всадник Понтии Пилат и нищий бродяга Иешуа Га-Ноцри, не помнящий своих родителей. Между собой они ведут спор об истине. Иешуа утверждает, что все люди – добрые. Дабы опровергнуть это утверждение, Пилат демонстрирует ему злого человека – кентуриона Марка Крысобоя, который избивает подследственного.
Однако Га-Ноцри все равно остается при своем прежнем убеждении. Когда прокуратор вновь спрашивает
Иешуа: “А теперь скажи мне, что это ты все время употребляешь слова “добрые люди”? Ты всех, что ли, так называешь?” – Иешуа спокойно отвечает: “Всех… злых людей нет на свете”.
И Крысобоя он тоже считает добрым, добавляя при этом: “…Он, правда, несчастливый человек. С тех пор как добрые люди изуродовали его, он стал жесток и черств”.
Пилату Иешуа признается, что толпе на ершалаимском базаре “говорил о том, что рухнет храм старой веры и создастся новый храм истины”. Прокуратор, страдающий жуткой головной болью, раздраженно возражает: “Зачем же ты, бродяга, на базаре смущал
народ, рассказывая про истину, о которой ты не имеешь представления? Что такое истина?” И слышит в ответ опять спокойный, ровный голос: “Истина прежде всего в том, что у тебя болит голова, и болит так сильно, что ты малодушно помышляешь о смерти.
Ты не только не в силах говорить со мной, но тебе трудно даже глядеть на меня. И сейчас я невольно являюсь твоим палачом, что меня огорчает. Ты не можешь даже и думать о чем-нибудь и мечтаешь только о том, чтобы пришла твоя собака, единственное, по-видимому, существо, к которому ты привязан.
Но мучения твои сейчас кончатся, голова пройдет”.
Здесь Иешуа как бы предрекает последующие муки совести, которые после казни будет испытывать прокуратор. Пока же чудо исцеления, которое продемонстрировал Га-Ноцри, заставляет Пилата по-другому отнестись к безвестному бродяге-проповеднику. Он приказывает развязать арестованному руки и начинает с ним вместо допроса обыкновенный разговор двух интересующихся друг другом людей Прокуратор уже склонен доверять заявлению Иешуа, что тот не призывал толпу разрушить ершалаимский храм, но просит его поклясться, что таких призывов действительно не было – ” – Чем хочешь ты, чтобы я поклялся? – спросил, очень оживившись, развязанный.
– Ну, хотя бы жизнью твоею, – ответил прокуратор, – ею клясться самое время, так как она висит на волоске, знай это
– Не думаешь ли ты, что ты ее подвесил, игемон? – спросил арестант – Если это так, ты очень ошибаешься. Пилат вздрогнул и ответил сквозь зубы:
– Я хочу перерезать этот волосок.
– И в этом ты ошибаешься, – светло улыбаясь и заслоняясь рукой о г солнца, возразил арестант, – согласись, что перерезать волосок уж наверно может лишь тот, кто подвесил?”
Понтий Пилат признает красноречие своего собеседника. И уже надеется, что не придется брать греха на душу, поскольку обвинение против симпатичного прокуратору Иешуа Га-Ноцри рассыпалось и можно с чистой совестью выносить оправдательный приговор. Но вдруг выясняется, и об этом с сожалением говорит тоже успевший проникнуться симпатией к арестанту секретарь, что над подследственным нависло еще одно, гораздо более страшное обвинение в нарушении “закона об оскорблении величества”, за что полагалась смертная казнь. И Иешуа с готовностью подтверждает, что действительно говорил крамольные речи, заключающие, по его убеждению, истину, поскольку “правду говорить легко и приятно”: “В числе прочего я говорил… что всякая власть является насилием над людьми и что настанет время, когда не будет власти ни кесарей, ни какой-либо иной власти.
Человек перейдет в царство истины и справедливости, где вообще не будет надобна никакая власть”. Прокуратор, после повторного, в ответ на вопрос, уже в беседе один на один, утверждения Га-Ноцри, что царство истины все-таки настанет, кричит, стараясь самого себя, а не подследственного, убедить этим криком: “Оно никогда не настанет'” Тем самым он пытается хоть немного оправдать ту несправедливость, которую собирается свершить, утвердив смертный приговор невиновному. Раз в мире принципиально недостижимо царство справедливости, раз все равно нет в мире правды, собственный грех может показаться на первый взгляд не таким уж значительным, даже если цена ему – жизнь человека. К тому же прокуратор тешит себя надеждой, что удастся добиться от первосвященника Иосифа Каифы помилования для Иешуа.
Но в глубине души Пилат должен понимать, что надежда эта неосновательна. Ведь прокуратор успел понять, что ловушку для Га-Ноцри с помощью предателя Иуды из Кириафа устроил сам Кайфа. Пилат просто оправдывает свою трусость, давая совести обманчивую надежду, что казни не будет.
И неслучайно Иешуа перед казнью, как передал прокуратору начальник тайной стражи Афраний, заявил, что худшим из человеческих пороков считает трусость. Напрасно Пилат уже после казни пытается убедить являющеюся ему во сне Иешуа, что объем его, прокураторской, власти ограничен и явно недостаточен для того, чтобы воспрепятствовать осуществлению несправедливой казни. Себя же самого прокуратор безуспешно уверяет, что казни не было, но, проснувшись, отчетливо сознает, что она была, что философа, проповедовавшею, будто все люди добрые, не вернешь, И доспорить с ним никогда не удастся. Чтобы утешить свою совесть, а заодно и опровергнуть доводы Иешуа, Пилат организует убийство Иуды.
Но убийство – это, по учению Га-Ноцри, безусловное зло, какими бы благими целями оно ни оправдывалось и каких бы преступлении ни совершил убитый прежде. И смерть предателя из Кириафа не успокоила совесть Пилата. Прошение же прокуратор заслуживает только в финале романа, когда признает трусость худшим из пороков, выражает в душе готовность любой ценой воспрепятствовать несправедливой казни, пожертвовать не только карьерой, ко и самой жизнью, и, главное, принимает этическую сторону учения об абсолютном добре. И встреча-ется наконец с Иешуа Га-Ноцри, идущим по лунному лучу
Человеческая слабость не позволила Понтию Пилату свершить добро и освободить Иешуа. Все его доводы в споре с Га-Ноцри в конечном счете служат целям самооправдания. Пилат стремится доказать невозможность изменить существующий не-справедливый порядок вещей и тем самым успокоить отягощенную казнью невинного совесть.
Однако избавления от душевных мук так и не находит. Его может дать только следование провозглашенному Иешуа этическому идеалу, который разделял и сам Михаил Булгаков.
"– А вот что ты все-таки говорил про храм толпе на базаре?
Голос отвечавшего, казалось, колол Пилату в висок, был невыразимо мучителен, и этот голос говорил:
– Я, игемон, говорил о том, что рухнет храм старой веры и создастся новый храм истины. Сказал так, чтобы было понятнее.
– Зачем же ты, бродяга, на базаре смущал народ, рассказывая про истину, о которой ты не имеешь представления? Что такое истина?
И вновь он услышал голос:
– Истина прежде всего в том, что у тебя болит голова, и болит так сильно, что ты малодушно помышляешь о смерти. Ты не только не в силах говорить со мной, но тебе трудно даже глядеть на меня. И сейчас я невольно являюсь твоим палачом, что меня огорчает. Ты не можешь даже и думать о чем-нибудь и мечтаешь только о том, чтобы пришла твоя собака, единственное, по-видимому, существо, к которому ты привязан. Но мучения твои сейчас кончатся, голова пройдет. "
Потому что этот вопрос задал Пилат Иисусу в Евангелии от Иоанна (в главе 19). Булгаков пересказал библейскую историю:
29.Пилат вышел к ним и сказал: в чем вы обвиняете Человека Сего?
30.Они сказали ему в ответ: если бы Он не был злодей, мы не предали бы Его тебе.
31.Пилат сказал им: возьмите Его вы, и по закону вашему судите Его. Иудеи сказали ему: нам не позволено предавать смерти никого, —
32.да сбудется слово Иисусово, которое сказал Он, давая разуметь, какою смертью Он умрет.
33.Тогда Пилат опять вошел в преторию, и призвал Иисуса, и сказал Ему: Ты Царь Иудейский?
34.Иисус отвечал ему: от себя ли ты говоришь это, или другие сказали тебе о Мне?
35.Пилат отвечал: разве я Иудей? Твой народ и первосвященники предали Тебя мне; что Ты сделал?
36.Иисус отвечал: Царство Мое не от мира сего; если бы от мира сего было Царство Мое, то служители Мои подвизались бы за Меня, чтобы Я не был предан Иудеям; но ныне Царство Мое не отсюда.
37.Пилат сказал Ему: итак Ты Царь? Иисус отвечал: ты говоришь, что Я Царь. Я на то родился и на то пришел в мир, чтобы свидетельствовать о истине; всякий, кто от истины, слушает гласа Моего.
38.Пилат сказал Ему: что есть истина? И, сказав это, опять вышел к Иудеям и сказал им: я никакой вины не нахожу в Нем.
39.Есть же у вас обычай, чтобы я одного отпускал вам на Пасху; хотите ли, отпущу вам Царя Иудейского?
40.Тогда опять закричали все, говоря: не Его, но Варавву. Варавва же был разбойник.
Йешуа сказал еще одну фразу об истине, которая испугала Пилата, тк была произнесена при свидетелях. "Настанет царство истины.. "
Оно никогда не настанет, самое справедливое царство-Тиберия, вынужден был ответить Пилат.
Господь ничего не ответил. Он молчал. Почему Он не ответил на вопрос Пилата?
Потому, что вопрос был поставлен неверно. В чем ошибка Пилата? В том, что он спросил: что есть истина? – а не Кто есть истина?
Истина – это Кто, а не что.
Истина – это личность, а не предмет.
Бог есть истина. Как абсолютная, не подлежащая сравнению личность, Бог есть истина.
Неужели мы упрекнем в этой ошибке одного только Пилата? Посмотрите: этот важнейший вопрос не умели верно поставить и многие неоязыческие европейские мыслители: пантеисты 37 , материалисты 38 , эпикурейцы и стоики 39 . Всем им свойственно мыслить по образу мышления Пилата, потому-то они спрашивают, как Пилат: что есть истина, а не Кто есть истина.
Вечен и неизменен только Бог. Следовательно, только Бог – истина. А Бог – личность. Кроме Бога, личностями являются люди и Ангелы. И они, как личности, предназначены для вечности, будучи чадами Бога истинного.
Всеобъемлющее значение этого переворота глубоко понял Апостол, восхищенно воскликнувший: «древнее прошло, настало новое" ( 2Кор. 5, 17 ). Иными словами, порабощение человека мраком лжи и тирания твари миновали и пришли свобода и величие личности.
А для того, чтобы знать, необходимо понять, насколько вопрос Пилата был неверным и недостойным ответа Христа.
Материалисты – приверженцы воззрения, которое видит основание всех сторон действительности – как материальной, так и душевной и духовной – в материи.
За Иешуа же шел лишь один Левий Матвей. Похоже, что прообразом Левия Матвея служит апостол Матфей, автор первого Евангелия (до встречи с Иисусом он был мытарем, то есть, также, как и Левий – сборщиком податей). Иешуа встретился с ним впервые на дороге в Виффагии. А Виффагия – небольшое поселение у Елеонской горы близ Иерусалима. Отсюда началось, согласно Евангелиям, торжественное шествие Иисуса в Иерусалим. Кстати с этим библейским фактом тоже есть различия: Иисус в сопровождении своих учеников въезжает на осле в Иерусалим: «И когда он ехал, постилали одежды свои по дороге.
Похожие материалы:
С древнейших времен человек задумывается над тем, что же такое истина, да и есть ли она вообще? Зачем человеку дана жизнь и в чем ее смысл? Это вечные вопросы философии. Некоторые считают, что истина в знании, другие — в вере. Где ложь? Где правда? В жизни или в искусстве? Есть те, кто утверждает, что истина — в чувствах людей. И каждый из них будет по-своему прав.
Кому как не Булгакову, всю свою нелегкую жизнь страдавшему от беззакония власти, задумываться над этим философским вопросом. С конца двадцатых годов писатель обдумывает замысел
Наконец, из него ушел даже Воланд со своей свитой, который, как это ни странно, также является героем истинной жизни, ведь именно он разоблачает ложь и притворство жителей Москвы. Что же в результате остается в городе? Люди, живущие обыденной, лишенной каких-либо чувств, неистинной жизнью. Людишки, обреченные на общение только с материальной стороной жизни…
Читайте также: