Почему дети убивают в школах психология
Обновлено: 02.07.2024
…Большинство школьных стрелков, которых мы рассмотрим в этой книге, психиатрических препаратов не принимали. У таких лекарств действительно бывают серьезные побочные эффекты, но нет оснований думать, будто Эрик Харрис и Джеффри Уиз не смогли бы убивать без них. Выплеск насилия можно рассматривать как итог характера и личной предыстории. Тема лекарств интересна тем, что только двое из 10 стрелков, представленных в книге, принимали лекарства, но как минимум 8 из 10 употребляли алкоголь, марихуану и, возможно, другие наркотики. В беспорядочной стрельбе винили препараты, но мало кто обратил внимание на возможное влияние наркотиков, хотя они гораздо больше распространены среди школьных стрелков, чем рецептурные лекарства.
Короче говоря, образ школьных стрелков как отчужденных учеников безо всякой связи или участия в школьной жизни ошибочен. Многие интересовались учебой и участвовали в различных внешкольных занятиях.
Часто причиной беспорядочных школьных нападений называют насилие на телевидении, в кино, играх и книгах. Это сложный вопрос. С одной стороны, миллионы детей видят насилие в СМИ и не совершают массовых убийств. Насилие в СМИ не объясняет школьную стрельбу, потому что подавляющее большинство не превращается из-за него в убийц.
Насилие в СМИ может притуплять чувствительность людей. Кровь, убийство и членовредительство становятся развлечением. Мало того, многие фильмы намекают, что насилие — это способ заработать статус. Те, кем больше всего восхищаются, у кого больше всего престижа, убивают больше всего людей. Для мальчиков, чувствующих себя неполноценными, это сильный посыл.
Таким образом, простой связи между насилием в СМИ и убийством нет. А если бы была, то убийцами стали бы миллионы тех, кто играет в жестокие игры или смотрит жестокие фильмы. И все-таки жестокие образы и контент могут стать мощным влиянием на уже расшатанную и отчаянную психику молодых людей.
Это не значит, что опыт неприятия, неудачи или других стрессовых ситуаций не играет роль в школьной стрельбе. Например, в 1997 году в течение нескольких недель до нападения Эвана Рамси в Бетеле, штат Аляска (19 февраля он пришел в свою школу, убил двоих учеников и стольких же ранил, — прим. Enter), в его жизни произошло много стрессовых событий. Его девушка рассталась с ним и переехала. Позвонил отец, сам просидевший в тюрьме десять лет за вооруженное нападение, и сказал, что теперь он на свободе. Эвана разозлил конфликт со школьной администрацией. Вдобавок за пять дней до нападения арестовали старшего брата Эвана за вооруженное ограбление. Все эти события стали последними каплями в долгой истории травм и жестокого обращения. Таким образом, хотя не будет ошибкой сказать, что незадолго до стрельбы Эван столкнулся с отчуждением со стороны близких, совершенно неправильно проводить простую связь между расставанием с девушкой и бойней. Влияло и много других факторов.
Связь между школьной стрельбой и депрессией более очевидна. Из 10 стрелков, представленных в книге, 9 страдали от депрессии и суицидальных наклонностей. Многие считали себя неудачниками и завидовали сверстникам, которые казались им счастливее и успешнее. Эта зависть часто перерождалась в ненависть, гнев и мысли об убийстве. Сочетание тяги к убийству и самоубийству особенно опасно, потому что трудно предотвратить нападение, когда убийце все равно, выживет он или умрет. Это как пытаться остановить смертника с бомбой.
Впрочем, несмотря на наличие депрессии у школьных стрелков, одна она стрельбу не объясняет. Депрессия и суицидальные склонности — обычные явления у подростков, и все же подавляющее большинство не идут на насилие. Остальные дети справляются со своими трудностями, не совершая убийства или самоубийства. Депрессия — распространенный фактор у школьных стрелков, но не отличает их от других подростков с депрессией. Еще раз — здесь нужно учитывать много других влияний.
Популярный журналистский взгляд на школьных стрелков в том, что они одиночки — этот статус считается способствующим фактором в бойне. Но это не так. Тогда как в депрессии находились 9 из 10 стрелков, которых мы обсуждаем, одиночкой являлся только 1 из 10. У всех остальных были друзья и знакомые, вместе с кем они участвовали в различной социальной активности. Вместе гуляли, болтали по телефону, играли в видеоигры, хулиганили, играли в спортивных командах с друзьями и так далее. Может, они не имели того социального успеха, о котором мечтали, особенно с девушками, но одиночками их не назвать.
Хотя мнение, что обычно школьные стрелки — одиночки, неверно, многие стрелки действительно чувствовали себя крайне одинокими. Даже Дилан, общавшийся со многими сверстниками, чувствовал себя в изоляции. Отношения у него были, но не давали той эмоциональной отдачи, в какой он нуждался. Он верил, что никто не знает его на самом деле, а если узнают, то перестанут с ним общаться. Он чувствовал, что его не любят и что его нельзя полюбить. Кип Кинкл, Майкл Карнил, Джеффри Уиз и другие испытывали схожие чувства опустошительного одиночества. Они с завистью смотрели на сверстников, у кого, казалось, та самая жизнь, которой хотелось жить им самим. Таким образом, они не были одиночками, но переживали одиночество.
Изо всех причин школьной стрельбы больше всего внимания уделяется буллингу — травле. Если верить новостям, школьные стрелки — жертвы издевательств, которые хотят отомстить за жестокое обращение. Вполне понятно, почему люди в это верят. Мы легко понимаем и отождествляем себя с обидой и желанием возмездия. Если ученик нападает на одноклассников, логично подумать, что его до этого довели. Однако в действительности и это не так. Ситуация куда сложнее.
Прежде чем углубиться в подробный анализ отношений между издевательствами и школьной стрельбой, можно сделать пару замечаний в целом. Во-первых, мысль, что издевательство приводит к стрельбе, поставлена под сомнение географией беспорядочных школьных атак. Стрельба происходила в Ред-Лейке, штат Миннесота; Бетеле, штат Аляска; Эдинборо, штат Пенсильвания; Вест-Падаке, штат Кентукки; Джонсборо, штат Арканзас. Почему не Нью-Йорк? Не Чикаго? Лос-Анджелес? Детройт? Если мы виним травлю, то что делать с географией нападений? Бывают же издевательства и в школах крупных городов. И все же почти всегда беспорядочная стрельба гремела в маленьких городках, пригородах или сельской местности. Отсутствие нападений в больших городах предполагает, что стрельба — не просто реакция на издевательства.
Во-вторых, трудно согласиться с тем, что беспорядочные нападения совершаются в ответ на издевательства, потому что злоумышленники редко убивали тех, кто их мучил. Если и выбирались конкретные жертвы, то гораздо чаще ими были девушки, отвергнувшие стрелка, чем хулиганы, которые его били. Однако чаще всего стрелки открывали огонь по толпе, не целясь в кого-то конкретного. Как же нападение может быть местью за издевательства, если стрелки, как правило, убивали случайных людей?
Вдобавок к двум этим проблемам рассмотрим предполагаемую связь издевательств и школьной стрельбы с нескольких точек зрения. Для обсуждения следует определиться с терминами. Когда люди говорят о травле, они могут иметь в виду самые разные виды поведения: физическое насилие, угрозы и запугивания, враждебность на словах, распускание слухов или бойкот. Хотя все эти виды поведения ранят, я хочу развести насмешки и акты агрессии и запугивания. В моем понимании травля определяется тремя элементами.
1. Хулиган сильнее жертвы. Например, из-за крупного размера, силы, уверенности в себе или числа (то есть против жертвы объединяется много ребят, — прим. автора).
2. Травля означает физическое нападение или запугивание угрозами. Жертвы вынуждены опасаться за свою безопасность. А значит, дразнить человека из-за одежды — не травля.
3. Травля — это модель поведения. Если человека толкнули один раз, это еще не составляет целую модель физического насилия.
Одна из проблем выделения травли среди причин школьной стрельбы в том, что стрелков никто не травил. Напротив, в некоторых случаях стрелки сами являлись агрессорами. Например, Кип Кинкл и Эндрю Голден издевались над сверстниками. Они были источником угроз и оскорблений, а не жертвами. Их считали страшными и опасными подростками, с которыми лучше не связываться.
И все же иногда стрелки, в том числе издевавшиеся над другими, сами подвергались оскорблениям или насмешкам. Это могло укрепить их депрессию и гнев. Впрочем, нельзя сказать, что одни насмешки вызывают школьную стрельбу. Будь так, убийства происходили бы в школах каждый день.
Точно так же чувствовал себя жертвой Майкл Карнил, потому что его дразнили и доставали ровесники. Впрочем, другие видели ситуацию иначе. И ученики, и учителя говорили, что Майкл — скорее зачинщик, чем жертва. Говорили, что часто его поведение становилось настолько раздражающим и заносчивым, что сам провоцировал ровесников на грубость.
Вдобавок у обоих был горячий нрав: Эрик часто взрывался, бил по стенам и напрашивался на драки, а Дилан мог выругаться на учителей, швырнуть что-нибудь в классе и хлопнуть за собой дверью. Они угрожали и запугивали одноклассников и создали себе репутацию задир, отпугивая одних друзей и вынуждая других обходить их стороной. Они могли закидать дома одноклассников туалетной бумагой, собирали и взрывали взрывчатку. Они отпугивали сверстников своим преклонением перед Гитлером и нацистами, разговорами об убийстве черных и евреев, увлечением оружием и взрывчаткой, воинственным, враждебным поведением. Тот факт, что Эрика и Дилана дразнили или мучили, необходимо рассматривать в контексте их характера, того, что они делали в школе и своем районе, репутации, которую они за собой закрепили.
Это не значит, что Эрик и Дилан никогда не становились невинными жертвами насмешек. За год до нападения в школе была компания спортсменов с весьма трудным поведением, попортившая жизнь многим ученикам. Они могли задирать и Эрика с Диланом, как и многих других, но нет свидетельств, что их выделяли особо. Более того, многие ученики говорили, что вообще ни разу не видели, чтобы над Эриком или Диланом издевались. Таким образом, если насмешки и имели место, то не в таком масштабе, как сообщали СМИ.
Эти аргументы — не попытка занизить влияние насмешек и травли. Скорее суть в том, что простой взаимосвязи издевательств и школьной стрельбы нет. Если какое-то пересечение и существует, то это сложные отношения, разные от случая к случаю. А нам нужно понимание, почему некоторые дети настолько хрупкие и уязвимые, что издевательство — среди прочих факторов — может укрепить их решение устроить стрельбу в школе.
Наконец, если сфокусировать внимание на одной травле, можно упустить много других вопросов. Стрелки, описанные в книге, не всегда злились из-за издевательств. Иногда они злились на учителей или администрацию из-за наказания. Иногда — на девушек, которые их отвергли. И часто — на сверстников, которым завидовали. Кроме этого на стрелков влияли семейная история, особенности личности, проблемы душевного здоровья и характер.
Часто в разговоре о школьных стрелках не хватает глубокого изучения самих преступников. Что они за люди? Что у них за проблемы? Что творится у них в голове? Более того, если нападения — не месть за издевательства, то как понять подростков, совершающих массовые убийства? Что ими движет?
Вот еще одна причина триумфа новостей. Проще говоря, мы все понимаем идею мести. Возмездие за виктимизацию кажется правдоподобным объяснением стрельбы в школе. В конце концов, зачем еще убивать людей? На поверхности все вполне логично. Конечно, это еще не говорит, почему миллионы других учеников не совершают убийство в ответ на насмешки или травлю. Тем не менее желание отомстить близко всем.
Казанская трагедия
Первый учебный день после майских праздников в Казани обернулся трагедией. Утром 11 мая в гимназию № 175 ворвался ее бывший ученик, 19-летний Ильназ Галявиев, и открыл стрельбу из ружья. Жертвами Галявиева стали семь детей и две учительницы — начальных классов и английского языка.
Автомобили скорой помощи и правоохранительных органов у школы № 175
Еще 23 человека попали в больницу с огнестрельными ранениями и травмами, полученными при эвакуации из здания — перепуганные дети выпрыгивали из окон, чтобы спастись. Двое школьников находятся в крайне тяжелом состоянии.
Напавшего на гимназию Галявиева задержали на месте преступления. На записи, сделанной силовиками, видно, что молодой человек ведет себя неадекватно: кричит, что ненавидит людей, и считает себя избранным.
Портрет стрелявшего
Для того чтобы понять, из-за чего произошла трагедия, нужно составить портрет напавшего на школу и выяснить мотивы, сподвигнувшие его на преступление, объясняет клинический психолог Игорь Дар.
В конце апреля Галявиев был исключен из колледжа, где учился на четвертом курсе, и три дня спустя приобрел оружие для совершения атаки. Пока неизвестно, какие отношения у него были в школе и подвергался ли он травле, но, скорее всего, молодой человек таил в себе большую злость и обиду, считает психолог.
Ильназ Галявиев, устроивший стрельбу в школе № 175, во время избрания меры пресечения в Советском районном суде
Сломанная психика
По утверждению психолога Ксении Аверс, 90% людей, совершающих подобные преступления, — это слабые люди со сломанной психикой и подавленной агрессией. Насилие в их картине мира — единственный способ заявить о своем существовании миру, занять значимую позицию и подчеркнуть важность собственной личности. Оставшиеся 10% — осознанные агрессоры со стертой гранью вседозволенности и безнаказанности.
Во время избрания меры пресечения в Советском районном суде, Ильназу Галявиеву, устроивший стрельбу в школе № 175
Для того чтобы ребенок не стал жертвой травли, родителям необходимо укреплять его самооценку и независимость от чужого мнения, обеспечивать принятие и доверие в семье и напоминать о том, что класс и школа — это не весь мир, считает Ксения Аверс.
— Научите ребенка избегать конфликтов с агрессорами, поскольку они хотят одного — подтверждения своей значимости. Агрессору важно объяснить, что ему не нужно причинять кому-то вред, чтобы утвердиться в коллективе, потому что его и так все видят и принимают, — говорит психолог.
Распознать агрессора
Лучший способ предотвратить трагедию — вовремя выявить проблему (травлю, проявления агрессии, психические расстройства) и оказать человеку помощь, считают психологи. Правда, распознать агрессора и догадаться о его намерениях может быть непросто.
— Такие люди очень плохо социализированы, а для того чтобы разглядеть подобные настроения, нужно хотя бы быть с ними на связи, — говорит медицинский психолог и судебный эксперт-психолог Олег Долгицкий. — В анамнезе таких подростков часто встречается насилие со стороны близкого окружения, случаи пиромании, издевательств над животными, но об этом никто не догадывается просто потому, что не общается с ними.
— Склонность к насилию можно разглядеть по замкнутому поведению человека и его интересам, например литературе, культу оружия или людей, доказывающих всё силой, — добавляет психолог Игорь Дар. — Потому родителям нужно чаще беседовать со своими детьми, знать, чем они увлекаются, что их беспокоит.
Сенаторы указали на необходимость совершенствовать систему выдачи справок и проверок в психоневрологических диспансерах
Работа психолога
— Необходимо восстановить практику работы школьных психологов, которой сейчас практически нет. Профессионал не пойдет на эту должность из-за низкой оплаты труда. Но именно наличие психолога помогло бы избежать очень многих суицидов, стрессов, которым подвергаются наши дети, — считает клинический психолог Игорь Дар.
В частности, такие специалисты могли бы проводить различные тестирования, например диагностику агрессивности или реализовывать проективные методики, добавляет психолог Элена Гамаюн. Периодические исследования позволяли бы выявлять подростков, склонных к проявлению насилия, а затем с ними проводилась бы отдельная работа.
— Многие проблемы можно было бы выявлять на раннем этапе. Агрессия не возникает за пять минут, она копится в течение долгого времени, человек затаивает обиду, — говорит эксперт. — Кроме того, психологи могли бы работать с жертвами и источниками травли, которые могут быть в классе.
По мнению Игоря Дара, подросткам могла бы помочь информационная онлайн-платформа, где каждый школьник смог бы почитать о том, что ему интересно: о профориентации, половом воспитании и агрессии со стороны окружающих.
— Там бы предлагались и доступные анонимные онлайн-консультации. Только так мы сможем работать на опережение, — считает психолог.
По словам эксперта, очень важно не допускать романтизации личности преступника среди подростков. Лучше донести до них, что из любой ситуации есть мирный выход, а люди, которые идут на такие поступки, губят не только жизни других людей, но и свою собственную.
Кроме того, по ее мнению, психологи в школах должны работать не только с детьми, но и с учителями, проверяя, нет ли у тех профессионального выгорания, и как они на самом деле обращаются с подростками.
Плохая новость — многие дети еще стоят на грани насилия. Кроме предотвращенных нападений, освещенных в СМИ, многие не доходят до общественности. Поэтому нужно делать все от нас зависящее, чтобы поддерживать безопасность в школах.
Чему нас могут научить произошедшие и предотвращенные атаки? Пересматривая эти события, мы видим ряд выделяющихся моментов, которые могут сориентировать нас в будущем.
Урок 1: Границы частной жизни
Сильно достается родителям школьных стрелков. Их винят в том, что они воспитали злых детей. Винят, что они не разглядели тревожные признаки. Винят за сотворение чудовищ-убийц. Это ошибка. Ни один родитель не подстрекал своего ребенка совершать убийства и не помогал планировать нападения. Задним числом легко критиковать за то, что они сделали или не сделали. Однако это непродуктивно. Куда полезнее учиться на прошлых трагедиях в надежде предотвратить трагедии будущие.
Какова роль родителей в предотвращении школьных нападений? Чтобы снизить риск не только нападений, но и опасного поведения в целом, родители могут сделать следующее. Возможно, самая важная задача — знать своего ребенка. Конечно, это легче сказать, чем сделать, особенно с тинейджерами. Подростки умеют вести свою отдельную жизнь, которую их родители никогда не увидят. Тем не менее важно сохранять поддерживающие и заботливые отношения. Открытое общение позволит вам быстро реагировать при возникновении проблем. Знать друзей своего ребенка, куда он ходит, чем занимается, какие сайты смотрит, что постит на своих страницах и так далее — это может предотвратить массу неприятностей.
А как же частная жизнь? Часто родители хотят давать подросткам больше свободы по мере взросления.
Потребность в наблюдении за детьми зависит от их поведения
У большинства не нужно осматривать комнату на регулярной основе. Но если вы застали сына с самодельной бомбой, то регулярные осмотры обязательны. Если знаете, что ваша дочь злится на мир и одержима оружием, что она посещает сайты на тему оружия и поглощена мыслями о смерти и насилии, стоит присматривать за ней и обратиться за профессиональной помощью.
Кип Кинкл тоже делал устный доклад о сборке бомбы. Он сам их собирал и взрывал. Умолял и выпрашивал у родителей больше оружия. Пушки, пушки, пушки. Больше ему ничего было не надо. Родители понимали, что дела неладны, но отец продолжал покупать Кипу оружие в надежде, что сможет проследить за сыном и, возможно, укрепить их отношения. Задним числом легко разглядеть тревожные звоночки. Если сегодня школьники или студенты кажутся увлеченными оружием, открыто говорят о сборке бомб и отчаянно мечтают о пушках, это еще не значит, что они потенциальные убийцы, но критически важно не давать доступ к огнестрелу и изучить ситуацию.
И Кип, и Эрик мастерили и хранили дома большое количество бомб
Еще в их комнате и по дому было спрятано много оружия. Когда дети увлекаются такой темой, родителям нужно следить за их поведением и личным пространством, чтобы знать, что происходит. В случае Шализы из последней главы родители озаботились и отправили ее в больницу. Обыскали ее комнату и нашли нож и пистолет.
Не всем родителям нужно обыскивать свой дом, но когда есть повод для беспокойства, это обязательно. А если есть повод думать, что дома могут храниться бомбы, лучше известить правоохранительные органы и дать провести обыск им. Во-первых, они умеют распознавать бомбы, а, во-вторых, взрывчатка может представлять угрозу. После школьной бойни Кипа полиция обыскивала его дом. Они обнаружили не только тела родителей, но и столько сложных бомб, что пришлось эвакуировать район, прежде чем их выносить.
Родители должны быть настороже из-за признаков потенциального насилия. Если они прочитают рассказ или дневник своего ребенка и обеспокоятся содержимым, они должны знать, как поступить. В зависимости от повода для беспокойства нужно сообщить в школу, специалисту по психическим заболеваниям или полиции. О непосредственных угрозах насилия следует сообщать в правоохранительные органы. Гнев и депрессия в отсутствие явной угрозы должны привести к приему у специалиста. Другие угрозы могут потребовать известить школьную администрацию. Если ваш ребенок говорит, что его знакомый планирует нападение, немедленно передайте об этом в школу и в правоохранительные органы.
Урок No 2: Не врите, чтобы защитить ребенка
За день до бойни Кипа задержали за то, что он пришел в школу с оружием, и забрали в полицейский участок. Когда за ним приехал мистер Кинкл, он обещал офицеру, что дома сын будет в безопасности. Заверил, что больше дома оружия нет. Это была неправда, и мистер Кинкл об этом знал. Он сам покупал сыну оружие — очевидно, он знал, что оно есть. Видимо, мотивацией мистера Кинкла было минимизировать скандал. Хоть у Кипа и нашли в шкафчике заряженный пистолет, отец больше беспокоился об оценках Кипа и о том, чтобы он закончил учебный год. Он не осознал тяжесть ситуации, а если и осознал, то первым делом задумался об учебе Кипа, а не о безопасности окружающих. Умалчивание об оружии стоило жизни мистеру и миссис Кинкл и двум школьникам.
Задолго до убийств миссис Кинкл тоже лгала с опасными последствиями. Она достаточно беспокоилась о Кипе, чтобы отвести его к психологу. Однако когда психолог спросил, есть ли у них семейная история психических болезней, она сказала, что нет.
Серьезных болезней хватало с обеих сторон семьи; были буйные родственники, многих из них помещали в больницы
Психологи спрашивают о семейной истории, потому что у многих психологических проблем генетическое происхождение. Возможно, знай психолог об опасном психологическом фоне семьи, он бы действовал иначе. Возможно, он бы внимательней отнесся к Кипу или посоветовал родителям пристально наблюдать за поведением мальчика. От лжи профессионалам, когда ребенок в кризисе, бывает только хуже.
Урок No 3: Действуйте в установленном порядке, о ком бы ни шла речь
В истории Кинкла есть еще один момент. Его родители были учителями, отец много лет преподавал в школе Кипа. Тот факт, что в школе знали семью мальчика, изменил ход событий. Никто не следовал необходимым процедурам, к Кипу относились не так, как положено относиться к ученикам, когда они приносят в школу заряженное оружие.
Урок No 4: Обратите внимание, если в школе беспокоятся о вашем ребенке
Родителям не всегда просто выслушивать отрицательные отзывы о своем ребенке. Их можно понять. И все же если из школы звонят и сообщают, что его поведение может представлять угрозу, родителям следует отнестись к этому серьезно. Тревога может быть ложной, а может оказаться и вопросом жизни и смерти.
Родители на этом все и оставили, потому что повода для волнений у них не было. Откуда им было знать, что Дилан планирует воплотить рассказ в жизнь?
Та же ситуация повторилась, когда Кип Кинкл выступил на уроке с докладом о сборке бомб. Об этом узнал школьный психолог и просил миссис Кинкл найти для сына профессиональную помощь. Миссис Кинкл обиделась и потребовала назначить Кипу другого психолога. Урок здесь в том, что родители должны доверять школе.
Учителя читают тысячи сочинений, ни о чем не извещая родителей
Если учитель все-таки связался из-за того, что написал их ребенок, для этого может быть уважительный повод. Это еще не значит, что в отсутствие существенной угрозы ребенка надо отчислить или арестовать, но какие-то последствия наступить должны. Если родители не знают, как поступать в такой ситуации, можно обратиться за помощью к школе или отвести ребенка на психологическое обследование.
Учителей здесь касается то, что им стоит прислушиваться к собственной реакции. Они работают с сотнями учеников и читают тысячи работ. Если конкретная работа выглядит настораживающей или угрожающей, это может быть неспроста. Учительница Дилана Клиболда правильно озаботилась рассказом о бойне среди школьников. К сожалению, ее никто не послушал.
— Шесть лет назад Америку потрясла стрельба в начальной школе Сэнди Хук. Что побуждает молодых людей и подростков браться за оружие и почему подобные трагедии продолжают происходить? Если говорить о случаях стрельбы в школах, они становятся всё более частыми, всё больше жертв. Можно ли сказать, что это тенденция в США? И чем это вызвано?
— Трудно сказать наверняка. Официальная статистика обычно на пару лет отстаёт от реальности. Но, разумеется, проблема остаётся крайне серьёзной — независимо от того, выросло за последние годы число случаев или осталось на прежнем уровне. Мы очень обеспокоены этими нападениями.
— Джесси Осборн, открывший в 2016 году стрельбу на территории школы в Южной Каролине, признался, что хотел убить больше человек, чем Адам Ланза, который в 2012-м устроил бойню в начальной школе Сэнди Хук. Как вы думаете, масштабы подобных массовых убийств могут увеличиться, если теперь стрелки пытаются превзойти друг друга?
— Иногда стрелки действительно ориентируются на предыдущие нападения — как в случае с Джесси Осборном. Они знают, сколько жертв было раньше, и порой стремятся превзойти своих предшественников. Но большинство преступников не имеют никакой связи с прошлыми случаями. Их действия вызваны собственными чувствами острой тоски и гнева и никак не соотносятся с другими убийствами. Они не пытаются кого-то имитировать или кому-то подражать. Не следует относить всех школьных стрелков к одной категории. Не все из них идут по стопам своих предшественников. Не все пытаются таким образом прославиться или убить больше человек, чем другие.
— Какова главная причина таких поступков? Есть то, что их объединяет? Помимо того, что они, скорее всего, страдают психическими расстройствами.
— Есть мнение, что СМИ не следует называть имя стрелка при освещении нападения. Это правильно?
— Разные типы выделяют и среди террористов. Есть те, кто связан с некими организациями. А есть одиночки или агрессивные экстремисты, которые действуют самостоятельно. Даже здесь сложно делать обобщения: разные типы террористов совершают разные нападения по разным причинам. Но если говорить главным образом о тех, кто действует в одиночку и не связан ни с какими группировками, то, по данным моих исследований, у них и у школьных стрелков действительно прослеживаются некоторые схожие черты.
— Есть какие-то коренные различия между стрельбой в школах и массовыми расстрелами в общественных местах, как, например, на концерте в Лас-Вегасе?
— Массовые расстрелы, происходящие в школах и в других местах, зачастую похожи. Если нам сообщают достаточно информации о преступниках (а такое происходит не всегда), зачастую их можно отнести к тем категориям, которые я выделил. Я имею в виду типы школьных стрелков, в частности психопатический и психотический. То есть массовые расстрелы не только в школах, но и в других местах устраивают люди с такими расстройствами.
— Некоторые из стрелков, о которых вы пишете, например молодой человек из Финляндии, а также Брейвик объясняли свои действия политическими мотивами. Следует ли нам уделять больше внимания политической стороне дела? Или это лишь катализатор для человека с расстройством?
— Да, норвежец Андерс Брейвик утверждал, что у него есть политический мотив. И всё же, если мы изучим его как личность, то увидим, что у него долгое время наблюдались некоторые явные странности. Думаю, поступок Брейвика — это не просто политический мятеж. У него были серьёзные психологические проблемы, сложности личностного характера.
— Зачастую сигналы опасности и тревожные признаки довольно очевидны. Люди в открытую будут сообщать о своих планах, писать об этом в интернете, в соцсетях, обсуждать с друзьями. Порой они довольно откровенно рассказывают о намерении совершить акт насилия. Но бывают и ситуации, когда это не совсем понятно. Вам может казаться, что человек просто проявляет чрезмерный интерес к случаям стрельбы в школах или к какому-то убийце из прошлого. Таких людей чрезвычайно увлекает тема насилия, они уделяют слишком большое внимание огнестрельному и другому оружию. Это может быть не такой очевидный, но всё же серьёзный тревожный сигнал.
— Как отличить реальную угрозу от надуманной, от глупых шуток и лжи?
— В поведении человека следует искать признаки, которые указывают на то, что готовится нападение. Предпринимает ли он какие-то действия, чтобы осуществить план? Кто-то может выдать угрозу, рассердившись. Кто-то может шутить или даже фантазировать на тему того, как совершит атаку. Но если никаких шагов на практике нет, значит, нет и непосредственной угрозы. Но совсем другое дело, если люди запасаются оружием, делают взрывные устройства или рисуют план школы, чтобы решить, какие входы и выходы использовать, откуда вести стрельбу. Если они собирают данные и детально планируют нападение, в таком случае это не просто мысль или фантазия, всё серьёзно. Поэтому важно обращать внимание на поведение, характерное для готовящегося нападения.
— Вы говорите, что шаблонного портрета стрелка не существует, это разнородная группа. Некоторые школы пытаются при помощи искусственного интеллекта выявлять тревожные признаки в поведении учащихся в интернете, особенно в соцсетях. Может ли это стать решением? Есть некие общие алгоритмы, полезные для определения угрозы?
— Вы говорили, что наказание — не лучший вариант в случае с учеником, который проявляет склонность к насилию. Это может лишь ожесточить его. Как школам следует вести себя с теми, кого подозревают в намерении совершить преступление?
— Если школа ограничивается наказанием, таким как отстранение от занятий на два-три дня или даже исключение, значит, она не проводит надлежащее расследование, это увеличивает риски. Простая попытка убрать ученика из школы не помешает ему вернуться и совершить преступление — в тот же день или на следующий, или через неделю, или даже через месяц. Так что, если вы опасаетесь стрельбы в школе, простое отстранение от учёбы или исключение проблему не решит. Без детального анализа угрозы вы можете даже не осознавать глубины проблемы. Это не значит, что к школьнику никогда не следует применять вышеупомянутых мер. Но если не провести оценку угрозы и не установить, насколько реальна опасность, вы не помешаете ему совершить нападение. Так что в действительности это не решит никакой проблемы.
— При работе с потенциальными школьными стрелками у вас бывает ощущение, что вы сумели предотвратить трагедию, отговорили кого-то от преступления?
— С такими подростками я работаю уже 12 лет, и никто из них не устраивал стрельбы в школе. Выходит, если выявлять таких учеников достаточно рано, оказывать им необходимую поддержку и проводить лечение психических расстройств, они смогут выйти из кризиса и жить нормально. Они уже не станут проявлять насилие, которое, собственно, и встревожило окружающих и побудило оказывать помощь. Я считаю, что психотерапевтическое вмешательство может сыграть важную роль, уберечь наших детей от беды, и они будут спокойно жить дальше.
— Знаете, сейчас в школах регулярно отрабатывают порядок действий в той или иной экстренной ситуации — так же, как вот уже много лет детей готовят к поведению в случае пожара. Так что по-своему отработка мер безопасности — это элемент культуры.
— В одной из своих работ вы отмечаете, что нет прямой связи между расстрелами в школах и тем, что в том или ином округе так много оружия у жителей. Иначе все подростки, имеющие лёгкий доступ к нему, совершали бы преступления. Вы хотите сказать, что проблема не связана главным образом с вопросами контроля над огнестрельным оружием? Как же так? Ведь если бы не было возможности легко достать его, не было бы и случаев стрельбы!
— Если мы говорим о малолетних преступниках, то они, как правило, берут то оружие, которое есть дома. Их родители владеют им на законных основаниях. И здесь в большей степени речь идёт о том, чтобы научить людей лучше обеспечивать надлежащее хранение оружия дома. Более чем в 90% изученных мною случаев подростки попросту берут оружие, принадлежащее их родственникам. Иными словами, требуется не столько ужесточать законы, сколько добиваться от людей, чтобы они правильно его хранили.
— Вы отмечали, что СМИ, рассказывая о событиях по горячим следам, зачастую допускают много неточностей. А затем, когда ситуация проясняется, журналисты и общественность успевают переключиться на другие вопросы. Насколько хорошо мы в действительности знаем эту тему?
— По вашим словам, если говорить о связи между насилием на экране и стрельбой в школах, здесь не так всё просто. С одной стороны, большинство тех, кто играет в GTA или Call of Duty, не склонны затем идти и убивать людей в реальности. Но с другой стороны, потенциальные преступники видят тут примеры для подражания и своеобразную легитимизацию насилия. Как думаете, есть основания пересмотреть то, как насилие представлено в культуре?
— Нам определённо стоит обращать внимание на то, чем заняты наши дети. И это, пожалуй, больше вопрос родительского воспитания, чем чего-то ещё. Между насилием на экране и в жизни трудно проследить прямую зависимость, потому что подавляющее большинство тех, кто посмотрит жестокий фильм или сыграет в видеоигру, никогда не пойдёт убивать реальных людей. Возможно, в редких случаях (когда человек уже на пути к преступлению) какая-то связь существует. Но в целом сцены жестокости в фильмах или играх к насилию не приводят.
— После стрельбы в феврале 2018 года в одной из школ Флориды Дональд Трамп предложил вооружать учителей. С точки зрения психологии, если человек намерен устроить в классе бойню, присутствие вооружённого педагога его остановит?
— А как присутствие огнестрельного оружия на занятиях может повлиять на атмосферу в классе? Как думаете, школьники будут чувствовать себя в большей безопасности? Или есть риск, что это будет подстёгивать педагога или учеников к агрессивному поведению?
— Разные ученики могут реагировать по-разному. Сейчас во многих школах есть полицейские, которые дежурят там с огнестрельным оружием. Но это профессионалы. Их также готовят к тому, как общаться с детьми, налаживать взаимоотношения и так далее. И думаю, что их присутствие в школе — это благоприятный фактор.
— Опираясь на свой профессиональный опыт, скажите, возможно ли искоренить подобную проблему раз и навсегда?
— Не знаю, можно ли её искоренить, но точно надо постараться свести подобные нападения к минимуму. Как я уже говорил, необходимо рассказывать людям о тревожных сигналах, развивать системы оценки угроз и другие технологии. Всё это поможет выявить потенциальных преступников и остановить их до того, как они совершат нападение.
Кирилл Хломов
– Трагедия в Керчи, бойня сразу после Нового года в Перми, под Новосибирском в Улан-Удэ. Что происходит? Почему подростки идут убивать? Что мы вообще про это знаем?
– Если возьмем не всю широту ситуацию, когда подростки убивают, а происходит это регулярно не только в нашей стране, но и во всем мире, то причина у этого явления в том числе в биологической агрессивности, которая присуща человеку, как виду. Сославшись на нейрофизиолога Вячеслава Альбертовича Дубынина, мы можем говорить: чрезмерная агрессивность присуща молодым видам. Если иметь в виду, что человек – молодой биологический вид, то определённого рода агрессивность будет присуща и ему тоже.
– Какие закономерности существуют?
– Большую часть нападений совершают мальчики и в одиночку. Чаще это подростки из национального большинства, в двух третях случаев из полных семей. Они хорошо учатся, больше 60% из них достаточно успешны. Часть из них ходят в кружки и секции, вовлечены в общение со сверстниками, но у больше половины из них есть опыт травли или бойкота в классе, то есть они были жертвами. И хотя 45% испытывают трудности с общением, у 12% из них есть близкие друзья.
То есть на первый взгляд это обычные подростки с трудностями в общении.
Мы знаем, что те, кто совершают нападения на школы — это подростки, у которых давно существуют фантазии о нападении. Большая часть из них после нападения готова либо к суициду, либо к тому, что они будут застрелены полицией. Они идут убивать не только других, но и убивать себя.
Для таких подростков могут быть характерны симптомы депрессии, их примерно 60-70%. Это не очень большая выборка, поэтому проценты условны. Всего изучено 30 случаев нападений на школы и в 17 случаях были отсылки к истории с Колумбайном, то есть к одной из первых, сильно прозвучавших трагедий.
Мы знаем, что после нападения, в течение двух недель возможны повторные и аналогичные случаи. Поэтому психологами и журналистами предлагаются некоторые ограничения и особенности освещения подобного рода ситуаций, чтобы не провоцировать волну повторений.
Не только депрессия играет роль. Всегда играют роль и осложненные отношения со сверстниками.
В 80% случаев подростки предупреждают близких, в основном сверстников и друзей, которых они хотят обезопасить. Предупреждают либо через соцсети, либо записками. Благодаря именно такому явлению удалось предотвратить нападение в 2014 году, кажется, в штате Алабама, в США.
– Есть ли еще какие-то очевидные признаки?
– Очень высокий процент, до 90% ситуаций, когда перед тем, как подросток совершает атаку, он переживает ситуацию потери и утраты. Например, это может быть разрыв отношений, чья-то смерть. Исследователи из США утверждают: акт потери является триггером, который размораживает ярость, боль и отчаяние подростка. Потеря работает как разморозка заблокированных переживаний.
Специалисты отмечают, что у подростков, совершивших нападения на школы, имели место многолетние фантазии нападения на школы. Они могут посвящать этому странички в соцсетях и делать сайты в интернете.
Например, один из нападавших рассуждал на своей странице о том, а что будет, если подсыпать яд в еду.
В целом, на протяжении определённого количества лет, такие дети интересуются темами насилия и их медиа-контент подтверждает такой давний интерес.
– Ну а как же психические заболевания?
– Да, исследования подтверждают, часть нападавших могут быть людьми с серьезными психиатрическими нарушениями. Их выделяют в психотический тип нападающих, тех, кто нападает в состоянии психоза, безумия и потери связи с реальностью. Но это лишь небольшая часть. Сошлюсь здесь на идеи коллеги и эксперта психолога Дениса Давыдова о том, что с точки зрения профилактики и изучения этого явления будет неправильно (возможно даже выгодно обществу, государству) маркировать нападавших, как безумцев. В этой ситуации стигма помогает избавить от необходимости разбираться с содержательной частью проблемы. Но с точки зрения планирования работы и деятельности в этой сфере, лучше отдавать себе отчет – нападавшим может быть любой человек. Закономерностей и способов однозначного выявления нападавших нет. Нет однозначного понимания механизма этого явления.
– Почему же подростку не страшно убивать?
– Тут есть три фактора. Во–первых, играет роль сами специфические особенности подросткового возраста. Для подростков характерно отношение к смерти как к такому событию, которое не заканчивает твою жизнь. Они воспринимают ее как акт передышки, способ выразить себя, что-то сообщить, как часть коммуникации с миром.
Во-вторых, роль играют накопленные чувства или состояние близкое к аффекту.
Третий фактор – романтизация и героизация. Ощущение себя героем, про которого снимают фильм, также характерно для подросткового возраста. Довольно высокий процент детей представляют и воспринимаю себя героями, про которых рассказывают везде и всюду. Они так себя переживают.
– Как распознать, что мой ребёнок собрался убивать? Можно ли это распознать по внешним признакам, поведению и реакции?
Но есть еще один важный признак: до 80% подростков, участвовавших в нападениях на школы, считали, что отношение к ним сверстников и учителей несправедливо. Они ощущали себя обиженными! И совершая убийство, были уверены, что становятся чем-то большим и значимым для этого мира. Они восстанавливают справедливость и даже вершат Божью волю, являются носителем и вершителем судеб. Акт насилия давал им ощущение собственного могущества.
– То есть человек внешне агрессивный менее опасен, чем тихоня, затаивший злобу?
– Скажу иначе. Мы привыкли на внешне агрессивного обращать внимание, учитывать его, реагировать и подстраиваться под него. Его нужды больше замечаются. В случае с тихоней нападения оказываются неожиданным. Окружающие недооценивают высказываний такого человека, даже если он делится своими соображениями по поводу несправедливости бытия, или фантазий о массовых убийствах. Да многие ничем обычно не делятся и о фантазиях не рассказывают.
– Что же делать со всем этим?
– В тех случаях, когда подростки нападали на школы, практически ни одному из них них вовремя не была оказана психологическая помощь. Ни одному она не была ни только не оказана, но даже не предложена. Это значит несколько вещей.
Во-первых, если говорить о России, то у нас в стране практически полностью отсутствует система социально-психологического сопровождения, как выстроенная система, а не набор отдельных элементов. Не уверен, что и в США такая помощь оказывается должным образом, во всяком случае, сомневаться вынуждает регулярность инцидентов. В России отсутствует система сопровождения, механизмы помощи и заботы не только в отношении подростков, но и тех, кто находится в депрессивном состоянии и малозаметен. Хотя сейчас у нас появились специалисты психологи по подростковому возрасту, в целом уровень их квалификации стал выше, но системных решений помощи все еще нет.
В ряде европейских стран понимают как взаимосвязаны элементы системы, им ясны алгоритмы взаимодействия. Исходя из этого они дают определенную нагрузку на специалиста и она адекватна и достаточна. А у нас тот же специалист КДНиЗП один может обслуживать более 300 семей на участке. Школьный психолог может быть один на 7 зданий на 5000 детей. Можно ли с таким количеством что-то сделать? Словом, нужны реальные нормативы и реальные цели, выстроенные алгоритмы.
– У нас ничего толком не меняется, потому что не такая пугающая статистика?
– Статистика пугающая. Почему у нас ничего не происходит, мне сказать трудно. Предположу, что у нас все еще действует система социально-психологического сопровождения, которая была ориентирована на государственную поддержку, но сейчас государство полностью не справляется с своей ролью.
Мы говорим о том, что КДНиЗП не работает, работает недостаточно, что школьная система не справляется, и ведь есть же у нас трагические эпизоды. Есть концепция психологической помощи, она разработана хорошими специалистами, больше года назад, но почему-то не внедряется в систему. Здесь можно много рассуждать, но дальше разговоров дело, увы, не идет.
Читайте также: