О справедливости как выгоде сильнейшего кратко
Обновлено: 30.06.2024
опросы о справедливости и несправедливости всегда очень сложны для рассмотрения в силу своей субъективности. Равно как в физике для того, чтобы проследить движение, следует выбрать систему координат и точку отсчета, относительно которой будут проводиться наблюдения, в философии нужно определиться с субъектом, в отношении которого будут действовать упомянутые два понятия. Ведь абсолютной, общей справедливости просто не существует в нашем многоликом мире, на его разных уровнях личного, социального и гражданского бытия.
Файлы: 1 файл
платон справедливость и несправедливость.doc
Другая интересная дилемма, расширяющая горизонты обсуждения, касается вражды и дружбы. Ведь справедливый человек, помимо того, чтобы воздавать благо праведнику и наказывать подлеца, должен делать другу добро, а врагу зло. На что Платон резонно замечает, что человеку свойственно ошибаться, впадать в заблуждения и вводить в заблуждение окружающих. Т.е. совсем не очевидно, что друг не окажется негодяем, а враг – достойным человеком. И не всегда все происходит по словам философа, когда друг кажется хорошим. Вполне можно замечать, что он ужасный человек, но продолжать общаться по ряду причин. И как же тогда быть со справедливостью? Поскольку Платон не разбирает такой ситуации, рискну предположить, что дружба является добродетелью сама по себе и не зависит от остальных добродетелей, которых в ней может и вовсе не быть. Человек обязан подобающе относиться к другу, каким бы он ни был, пока он считает его своим другом. По отношению к добродетельному врагу человек также не должен проявлять справедливую злость, если он видит достоинства этого человека и уважает его.
Еще более дискуссионны мысли и воззрения Платона по поводу справедливых и несправедливых явлений в государственном масштабе. Здесь я по этическим соображениям не могу отдать победу ни Фрасимаху, ни Сократу, и не могу согласиться ни с кем из них без существенных оговорок. В своих умозаключениях Платон как обычно использует тезис и антитезис, которые непримиримо противостоят друг другу. В речи Фрасимаха, отдающего власти ничем не ограниченное господство над людьми, проявляется критический реализм – попытка узаконить то, что происходит на самом деле только на основании того, что так происходит. Но ведь так быть не должно, и цель философии, на мой взгляд, не в том, чтобы описывать действительность (этим занимается история) и принимать ее как данность, а в том, чтобы эту действительность моделировать и совершенствовать. Ответ Фрасимаху из уст Сократа отдает народу первенство над властью и так же не является достойным примером для подражания, являя нежизнеспособную идеалистическую концепцию, которая не может и не будет существовать. Ровно настолько, насколько речь Фрасимаха привязана к неприглядной действительности, утверждение Сократа держится формализма. Оно скорее – гениальный трюк, пример того, как можно опровергнуть тезис оппонента, искусно сводя его к собственной противоположности, - нежели попытка отыскать настоящую справедливость. Спорящие, перекидываясь между делом более или менее дружелюбными репликами, кажется, отклонились от главной задачи.
Фрасимах считает справедливость сущностью, которая пригодна сильнейшим людям в государстве – его правителям – и находится у них на службе. Это резонное замечание, с которым можно согласиться в том смысле, что правители обычно устанавливают законы, являющиеся мерилом справедливого / несправедливого в их государстве, и поэтому оказываются причастны к справедливости. Но с чем согласиться невозможно – так это с тем, чтобы правители таким образом ставили справедливость себе на службу и по средствам нее правили в своих интересах. Фрасимах считает естественным это явление и даже высказывает беспокойство, что когда власть определяет, что для нее лучше, она может ошибиться в некоторых законах и, напротив, нанести себе вред. Лично я этого беспокойства не разделяю, как и не считаю справедливость исконно пригодной лишь сильным мира сего. Последние скорее ею злоупотребляют, нежели облекают ее в надлежащий вид. Они могут отнять ее, вырвать, но как только они это делают, справедливость превращается в свою противоположность. Справедливость оказалась бы в действительности таковой, если бы властители установили ее не по своей прихоти и необходимости, а руководствуясь искренним внутренним соображением того, что могло бы быть по-настоящему справедливо. И к тому же, если бы они при этом были добродетельны и умны. Тогда справедливость все же не была бы достигнута в полной мере, ведь человеческий разум субъективирует все проходящее сквозь него, но наиболее приблизилась бы к истинной справедливости миропорядка, которая известна только высшим существам.
Рассуждение Сократа так же идеалистично и нереально, как и мое последнее утверждение. Он утверждает, что единственная цель и занятие правителя – беспокойство о благе народа. Хорошо опровергает это мнение пример, приведенный в самом диалоге. Ведь пастух, пасущий стадо и откармливающий овец, заботится не о благе овец, а о том, как бы доставить пользу их хозяевам и получить вознаграждение. То есть, конечно, он бережет свое стадо, но ровно настолько, насколько это приносит выгоду. И если выгода потребует состричь их шерсть или и вовсе зарубить для пира, он выполнит все это, не задумываясь.
Интересны рассуждения Платона о бытии несправедливого и справедливого человека. Философ резонно указывает на то, что люди склонны осуждать несправедливость лишь постольку, поскольку опасаются от нее пострадать. И вовсе не осуждают, а напротив – испытывают благоговение и уважение к тем, кто сумел осуществить несправедливость сполна – правителям и сильным мира сего. Да и вообще любая форма воплощения несправедливости (включая ремесло воров-карманников и прочее) хороша до тех пор, пока она не обнаружена и не раскрыта. Подобные соображения, вложенные автором в уста Фрасимаха, на этот раз не вызывают возмущения и резкого отторжения, потому что это так естественно и очевидно для природы человека. А вот опровержение Сократа снова построено на исключительном формализме. Он указывает, что несправедливый человек стремится превзойти и себе подобного, и справедливого, а справедливый – только несправедливого человека. Также и невежда рад превзойти и глупца, и мудреца, а мудрый человек – только свою противоположность. Поэтому, заключает Сократ, справедливость тождественна мудрости, а несправедливость – невежеству. Скорее всего, в этом есть зерно истины, но абсолютно никто из государственных деятелей не был до конца справедлив. Но называть их невеждами для меня не представляется целесообразным. Что же касается дальнейших выводов – что бытие мудрого и добродетельного человека (справедливого) не может быть хуже бытия невежды (несправедливого), который считается жалким, никчемным и неспособным к сотрудничеству, для меня так же сомнительно. Во-первых, если обратиться к истории, ни один мудрец не благоденствовал так, как говорит об этом Сократ, а даже напротив – терпел бедствия и лишения, которые приписываются на долю невежд. И, во-вторых, сотрудничество между несправедливыми людьми вполне имеет место, если оно скреплено общей выгодой и интересами. А для того, чтобы возненавидеть и начать друг другу вредить, необязательно быть несправедливыми – такими, как по Платону.
Продолжают тему человеческой природы рассуждения Главкона и Адиманта. Несмотря на свой нарочитый характер, имеющий целью вызвать сократово опровержение , это, пожалуй, самое убедительное из всего сказанного. Один из братьев замечает, что не существует идеально справедливого человека, который останется таким в любых обстоятельствах. Справедливость – это нечто, связанное с принуждением и невозможностью вести себя иначе в силу собственного жалкого положения, робости, недугов или каких-либо других немощей. Несомненно, что и справедливый, и несправедливый человек при равных условиях сотворили бы тождественное количество несправедливостей, потому что человек не в силах устоять перед таким соблазном. И не последним фактором в таком неутешительном, но очевидном выводе становится общественное мнение и воспитание, установившиеся в социуме взгляды. Тот, кто не вершит несправедливостей, имея такую возможность, безмолвно порицается людьми и становится в их глазах безумцем или слабаком. Для общества важна не справедливость, а лишь ее видимость, и благоденствовать будет любой, кто ее создает. Оратор говорит, что самый подлый и несправедливый делец почитается в обществе больше, нежели презренный порядочный нищий. Не могу не поддержать эту позицию, потому что считаю естественным симпатизировать не рефлексирующему бездельнику, который сам виноват в своем тягостном положении, а человеку деятельному и активному. Ведь все, что он приобретает путем обмана и уловок, является прямым подтверждением его незаурядных способностей в области коммуникации, которые достойны похвалы не меньше, нежели любые другие таланты. Такой человек угоднее богам и людям, потому что, отнимая у одних, он может наделить других и этим загладить свою вину.
Справедливость возникала как нечто среднее между тем, чтобы творить несправедливость и терпеть ее. Она появилась тогда, когда люди устали и от того, и от другого. Справедливость иногда все же бывает вознаграждена – славой, почестями и дарами. Правда, как я уже говорила, для того, чтобы все это получить, необязательно (а иногда и вредно) быть подлинно справедливым. Достаточно сохранять благопристойную видимость и пожинать плоды обеих крайностей. Для этого не помешает быть умнее и хитрее в жизни.
Справедливость в государстве представляется как нечто целое, не могущее содержать все частности в одинаковом сос тоянии. По-моему, вполне целесообразно утверждать, что государь не должен стремиться всем угодить и содержать всех своих подданных в счастье, ведь это невозможно и даже губительно для самого государства. Ведь, как справедливо замечает Платон, если позволить сапожнику или портному обитать в достатке, беспробудно пьянствовать и предаваться чревоугодию на пирах, а также наслаждаться всеми остальными увеселениями, о которых в реальной жизни он и понятия не имеет, тогда он станет выполнять свою работу лишь время от времени, а вскоре вовсе откажется от нее. Таким образом, он сразу же нарушит справедливость, установленную в обществе, где каждый должен заниматься своим делом и ничем другим. Платон четко делит государство на три сословия: властвующие (философы), воины-стражи и ремесленники (простой люд). Каждое из них обладает своими профессиональными качествами и доминирующими чертами характера. Весьма нежелательно перемещение из одного сословия в другое, ведь это может повредить равновесию и справедливости. Преследуя повсюду золотую середину, Платон делал ставку на средний класс. Он говорил, что в идеальном государстве не должно быть нищеты и богатства, ведь и в том, и в другом случае люди не смогут надлежащим образом существовать и служить обществу. В первом случае у них не будет надлежащих условий и средств осуществления труда, а во втором их неизбежно растлит праздность. Поэтому нужно бороться с крайними проявлениями того и другого. Стоит заметить, что Платон был прав, и государство, в котором есть бедные и богатые, и впрямь нельзя назвать единым. В нем существует несколько государств, которые ведут непримиримую борьбу. Государства же, где появился многочисленный средний класс, отличаются устойчивостью и благоприятной обстановкой.
Остроумную аналогию проводит Платон между государством и индивидом как его частью. Подобно тому, как существует три типа людей, отправляющих потребности государства и занимающих разное положение, человеческая душа также состоит из трех начал. Речь идет о разуме, присущем философам, ярости, присущей стражам и чувственности, характерной для простого люда. Справедливость заключается в поддержании душевной гармонии и качеств души в их первоначальных пропорциях. Недопустимо, чтобы какое-то из них возобладало и начало подавлять другие – так среди справедливых людей появляются несправедливые, скверные люди.
Если концепция несправедливости по Платону представлена как самые житейские и бытовые выводы, которые отражают точку зрения большинства и не являются новшеством – во всяком случае, для наших дней - , то его видение справедливости – это целый миропорядок, переходящий от целого к частному и наоборот. Он собирает все это в компактную систему, в которой все определенно и обусловлено. Лично меня очень привлекает его идея гармоничной справедливости, ведь она является отличным примером рациональной, размеренной жизни индивидуума. Что же касается модели справедливого государства, то она отдает утопией, ведь в настоящем государстве постоянно происходят скрытые процессы, которые неизбежно нарушат отлаженную систему. Как бы то ни было, Платону удалось защитить справедливость как специфическое свойство жизни и ее право на существование, впрочем, одержав победу только в половине раундов, посвященных государственной справедливости. Справедливость как личное качество по Платону все еще кажется мне неубедительной.
Высшая и самая характерная черта нашего народа – это чувство справедливости и жажда ее (Ф. М. Достоевский).
В философии Древнего Востока и Древней Греции справедливость рассматривается как внутренний принцип существования природы, как физический, космический порядок, отразившийся в социальном порядке.
Справедливость – одна из важнейших категория философской мысли, морально-правового и социально-политического сознания. Понятие справедливости связано с исторически изменяющимися представлениями о неотъемлемых правах человека.
Справедливость содержит требование соответствия между реальной значимостью различных индивидов (социальных групп) и их социальным положением, между их правами и обязанностями, между деянием и воздаянием, трудом и вознаграждением, преступлением и наказанием. Несоответствие в этих соотношениях оценивается как несправедливость.
Несправедливость не всегда связана с каким-нибудь действием; часто она состоит именно в бездействии (Марк Аврелий).
Несправедливость относится к отсутствию или противоположности справедливости. Термин может быть применен относительно отдельного случая или ситуации и обычно соотносится с плохим обращением, злоупотреблением, пренебрежением или должностным преступлением, которое осталось безнаказанным либо санкционированным правовой системой.
Обычная добродетель может быть ложной – вплоть до порочности. Это обусловлено тем, что она основана на представлении, на мнимой истине, правильном мнении.
В поведении человека добро может быть соединено со злом – по ошибке зло может быть принято за добро. Добрые деяния могут совершаться не ради добра, а ради других целей.
Платон выделяет четыре добродетели – мудрость, мужество, рассудительность и справедливость.
Мудрость (знание, разум) присутствует во всех добродетелях, определяет их содержание. В ряду других добродетелей ее можно назвать высшей добродетелью.
По мнению Платона, наибольшая эффективность в осуществлении социально полезных функций, может быть достигнута только в том случае, когда каждый гражданин будет заниматься тем делом, к которому он наиболее приспособлен.
Понятие справедливости более раскрывается при сравнении с несправедливостью.
Несправедливость ослабляет и разрушает любое общество. Несправедливость ослабляет и отдельного человека.
Несправедливость проявляется в обществе, т.е. в отношениях между людьми. В любом обществе есть люди, поступающие несправедливо по отношению к своим ближним. Если большинство людей живет по принципам справедливости, то общество в целом не скатится в хаос взаимного недоверия и ненависти.
Самая редкая вещь, какую только можно найти на земле, – это по-настоящему справедливый человек (Д. Ф. Купер).
" сильнейший " надо брать в действующем праве , что не сила " действующего " лица, а значит сильнейший тот, кто занял признаваемую всеми [ толпа ] позицию , и как сильную , и где не было права гражданского , а было личное . Когда правителя убивали , демонстрировалось, что позиция могла резко изменяться в пользу иных сильнейших . Толпа правит , но сильного выбирает случай , Платон такого конечно не мог представить в то время, идиотизма . Путина выбрал случай , а не толпа вовсе, и если толпа к нему подтянулась, то это к предпочтению относится. Политики идиоты , и думают что россияне выбрали Путина, но в праве нет выбора, и политики не ведают этого. Фрасимах точно обозначил понятие справедливости , где гражданин станет в праве , там и станет сильнейшим . Совпадает ли " действующее " лицо с правом личным , нет разумеется, иначе бы его не могли убить, а убивают, и значит полномочия данные ему правят, но даже не в государстве , а в его голове если только, правит же толпа. " Действующее " лицо не имеет границ в своих решениях, а личное право ограничено толпой, и нуждами толпы, и подобное расхождение уже не даёт политику или правителю свободного решения из-за детерминации в толпе . Путин поэтому регулярно щупает толпу , на пригодность к своему очередному решению , чтобы не обмишуриться . Почему Фрасимах считал что гражданин есть в полисе, вера его была такая, как у всех древних греков, но надо понимать что название не даёт точного значения, а только общепринятое , и не учитывающее специфики права, отсюда у него фраза замысловатой получилась, и Сократ возражал не по существу , а по названиям . Что граждане могут быть " равными " в свободном полёте и Платон сомневался рисуя свои утопии , а современные идиоты , особенно либерального толка , верят в реальность равного гражданина вне всякого правового решения . Когда всё больше в Европе походят на дикарей , никто не связывает это с правовыми проблемами , это культура , хотя это очевидно в отношении брака также, и понимания половых проблем , где дикари даже цивилизованнее. Либерализм начался с торжества разума , и учёные поверили что человек разумный , но это и ведёт его в тупик, значит определение сего существа было изначально неверное, человека можно только религиозным считать, и это подтвердилось именно при возникновении фашизма , который сумел организовать толпу под безликий закон. Либерализм помог и в части политэкономии фашизму , внедрившему в свою очередь идею чёрного тела в толпу . Платон опередил время, и разбирался в праве , понимая что искусственно можно только организовать право , и закон тут помочь не сможет, поэтому его утопия " Законы " великое творение, и по сей день не имеющее равного. Поппер идиот в философии, связывал " Законы " с идеей фашизма, понятно что притянул за уши, бездельник , что до фашизма идиоты выдумали, фашизм просто умело использовал для выживания если только, а не господства, а господствует толпа всегда только, тут открытие фашизма, конечно случайное, по ходу развития и выживания. Утопия " Государство " важна как введение, хотя идиот Лосев считал " Законы " помрачением разума у Платона, и творе ния древних не стоит читать как-будто это сейчас написано , иначе с ума можно действительно съехать. Лично и я понял, что при фашизме живу, только благодаря чтению в 80-е Платона, и прочитав его " Законы ", и сейчас конечно далеко до понимания права, как и при комуняках , и если право также приравнивается к закону . Существует ли внешняя политика , нет, так как политика подразумевает равных , а их нигде нет, но внутренняя политика есть. если потенциально равные возможны в государстве, а если их нет, то политика их может найти. Если Путин и его холуи всё время говорят и пишут о внешнем окружении и опасности , это внутренняя политика . Война всех выравнивает превращая в идиотов , сейчас и такое равенство годное для употребления политикам .
сейчас и не надо уже преследовать, холуи кругом работают на систему , за жалование и привилегии , Путин до автоматизма довёл систему , и даже если его не будет, то продолжат его дело , холуи готовы зайти в должности. Институты вторичны, автор и этого также не понимает, а о собственности и идеологии даже смешно говорить. Песков в одном конечно прав , политических убеждений и не может быть, где нет равных , хоть в чём-то одном , но если нет политических убеждений , то граждане сидят по выдуманным законам, о чём Песков не упоминает. Дуракам политикам надо было бы почитать " Законы " Платона, чтобы хоть понять какие они преступники сами. Политические убеждения сейчас могут быть только у идиотов , как исходящих от случайных и спонтанных идей у граждан, но так как нет равных в чём-то, то и убеждения политические остаются фиктивными , случайными. Когда Платон писал свои " Законы ", то сама логика заводила мыслителя в тупик, и из которого не было выхода, а сейчас платонов просто нет, кто смог бы хоть два варика раскинуть и подумать о законах , и их роли в праве .
— А как, по-твоему, прежнее определение справедливого, гласящее, что справедливо делать добро другу и зло врагу, нужно ли теперь дополнить тем, что справедливо делать добро другу, если он хороший человек, и зло — врагу, если он человек негодный?
— Конечно. Это, по-моему, прекрасное определение.
— Значит, справедливому человеку свойственно наносить вред кое-кому из людей?
— Да, конечно, надо вредить плохим людям и нашим врагам.
— А кони, если им нанести вред, становятся лучше или хуже?
— В смысле достоинств собак или коней?
— И собаки, если им нанести вред, теряют достоинства собак, но не коней?
— А про людей, друг мой, не скажем ли мы, что и они, если им нанесен вред, теряют свои человеческие достоинства?
— Но справедливость разве не достоинство человека?
— Это уж непременно.
— И те из людей, друг мой, кому нанесен вред, обязательно становятся несправедливыми?
— А разве могут музыканты посредством музыки сделать кого-либо немузыкальным?
— А наездники посредством езды отучить ездить?
— А справедливые люди посредством справедливости сделать кого-либо несправедливым? Или вообще: могут ли хорошие люди с помощью своих достоинств сделать других негодными?
— Но это невозможно!
— Ведь охлаждать, я думаю, свойство не теплоты, а того, что ей противоположно.
— И увлажнять — свойство не сухости, а противоположного.
— И вредить — свойство не хорошего человека, а наоборот.
— Между тем справедливый — это хороший человек.
— Значит, Полемарх, не дело справедливого человека вредить — ни Другу, ни кому-либо иному; это дело того, кто ему противоположен, то есть человека несправедливого.
— По-моему, Сократ, ты совершенно прав.
— Значит, если кто станет утверждать, что воздавать каждому должное — справедливо, и будет понимать это так, что справедливый человек должен причинять врагам вред, а друзьям приносить пользу, то говорящий это вовсе не мудрец, потому что он сказал неправду, — ведь мы выяснили, что справедливо никому ни в чем не вредить.
— Я согласен с этим, — отвечал Полемарх.
— Я готов, — сказал Полемарх, — принять участие в такой битве.
— А знаешь, — сказал я, — чье это, по-моему, изречение, 336утверждающее, что справедливость состоит в том, чтобы приносить пользу друзьям и причинять вред врагам?
— Чье? — спросил Полемарх.
— Ты совершенно прав.
— Прекрасно. Но раз выяснилось, что справедливость, то есть [самое понятие] справедливого, состоит не в этом, то какое же другое определение можно было бы предложить?
Фрасимах во время нашей беседы неоднократно порывался вмешаться в разговор, но его удерживали сидевшие с ним рядом — так им хотелось выслушать нас до конца. Однако чуть только мы приостановились, когда я задал свой вопрос, Фрасимах уже не мог более стерпеть: весь напрягшись, как зверь, он ринулся на нас, словно готов был нас растерзать.
Мы с Полемархом шарахнулись в испуге, а он закричал, бросив нам:
— Что за чепуху вы несете, Сократ, уже с которых пор! Что вы строите из себя простачков, играя друг с другом в поддавки? Если ты в самом деле хочешь узнать, что такое справедливость, так не задавай вопросов и не кичись опровержениями — ты знаешь, что легче спрашивать, чем отвечать, — нет, ты сам отвечай и скажи, что ты считаешь справедливым. Да не вздумай мне говорить, что это — должное, или что это — полезное, или целесообразное, или прибыльное, или пригодное, — что бы ты ни говорил, ты мне говори ясно и точно, потому что я и слушать не стану, если ты будешь болтать такой вздор.
Ошеломленный словами Фрасимаха, я взглянул на него с испугом и мне кажется, что, не взгляни я на него прежде, чем он на меня, я бы прямо онемел; теперь же, когда наша беседа привела его в ярость, я взглянул первым, так что оказался в состоянии отвечать ему, и с трепетом сказал:
— Хватит, — сказал Фрасимах, — ты опять за прежнее.
— А почему бы нет? — сказал я. — Прежнее или не прежнее, но так может подумать тот, кому ты задал свой вопрос. А считаешь ли ты, что человек станет отвечать вопреки своим взглядам, все равно, существует ли запрет или его нет?
— Значит, и ты так поступишь: в твоем ответе будет как раз что-нибудь из того, что я запретил?
— Я не удивлюсь, если у меня при рассмотрении так и получится.
— А что, если я укажу тебе на другой ответ насчет справедливости, совсем не такой, как все эти ответы, а куда лучше? Какое ты себе тогда назначишь наказание?
— Какое же другое, как не то, которому должен подвергнуться невежда! А должен он будет поучиться у человека сведущего. Вот этого наказания я и заслуживаю.
— Само собой, когда они у меня появятся.
— Но они уже есть, — воскликнул Главкон, — за деньгами дело не станет, Фрасимах, ты только продолжай — все мы внесем за Сократа.
— Чтобы, как я полагаю, Сократ мог вполне отдаться своей привычке: не отвечать самому, а придираться к чужим доводам и их опровергать?
— Но как же отвечать, многоуважаемый Фрасимах, — сказал я, — если, во-первых, и ничего не знаешь и не притязаешь на знание, а затем если и имеешь кое-какие соображения по этому поводу, так на них наложен запрет, да еще со стороны человека незаурядного, так что вообще нельзя сказать ничего из того, что думаешь? Скорее тебе следует говорить: ведь ты утверждаешь, что обладаешь знанием и тебе есть что сказать. Так не раздумывай, будь так любезен, отвечай мне и не откажи наставить уму-разуму Главкона да и всех остальных.
Вслед за мной и Главкон и все остальные стали просить его не раздумывать. У Фрасимаха явно было горячее желание говорить, чтобы блеснуть: он считал, что имеет наготове великолепный ответ, но все же делал вид, будто настаивает на том, чтобы отвечал я. Наконец он уступил и затем прибавил:
— Вот она, мудрость Сократа: сам не желает никого наставлять, а ходит повсюду, всему учится у других и даже не отплачивает им за это благодарностью.
— Что я учусь у других, это ты правду сказал, Фрасимах, но что я, по-твоему, не плачу благодарностью, это — ложь. Я ведь плачу как могу. А могу я платить только похвалой — денег у меня нет. С какой охотой я это делаю, когда кто-нибудь, по моему мнению, хорошо говорит, ты сразу убедишься, чуть только примешься мне отвечать: я уверен, что ты будешь говорить хорошо.
[О справедливости как выгоде сильнейшего]
Читайте также: