О этот юг о эта ницца анализ кратко

Обновлено: 05.07.2024


Ответил я моим Сонетом 789:

Но есть и Север, есть Столица,
Пусть бывшая, и пусть – иная,
Ей Александр Невский снится,
Русь Новгородская, родная!

И Ленинград непобеждённый!
И Петрограда злоключенья!
В ночь Белую, мост разведённый,
И чаек радостное пенье!

Санкт-Петербург – основа края,
Где на болотах дух нежнейший
Впитал Россией радость Мая,
И город стал - наиважнейший!

Здесь - не Париж, не нёс здесь знамя
Ни разу враг, свой шаг чеканя!


Ответил я моим Сонетом 790:

Зачем переживаний столько?
К чему вся эта канитель?
Ведь раньше, лишь в Апреле только -
Встречали первую капель!

Так что, какие наши годы,
Ведь всё старо, как мир весь стар,
Ещё в Неве нагреют вОды,
Придёт и в Питер летний жар.

Так пусть пока у нас прохлада,
Жары ведь много нам не надо!


Ответил я моим Сонетом 791:

Представь, что ты – частица моря,
Что с детства бредишь глубиной,
Что ты шагнёшь чрез море горя,
Лишь очутится б под водой.

А под водой, тебе моргая,
Русалки ждут, Коньки привстав,
И ленточку Звезда Морская,
Вручает из подводных трав.

Путь в океан непрост и дОлог.
Трос батисферы – повреждён?
Но счАстлив ты, океанолог,
Частицей стать любимых волн!

Для этого учиться надо
До смерти самой, до упада.

Говорят, Карл Маркс,
учившийся всю жизнь
выучил русский язык
за три месяца
до своей смерти по старости.


Ответил я моим стихотвореньем-песней:

А я – ворОна, я стою на парапете.
Ищу объедки я на этом невском свете.
Вон там, на набережной, тряпочка у края.
Я подберу её, опасность презирая.

Бациллы ем я от зари и до зари!
И даже Белой ночью трудятся ворОны.
Ты, петербуржец, нас благодари,
ВорОн–солдат инфекционной обороны!

Автомобилем, скажем, раздавили кошку.
Нам тоже, может, жалко эту крошку.
Но в смерти кошки – наших братьев оболгали
За то, что дочиста останки подобрали.

Не хватит сил нам разорить всех птичьих гнёзд!
Ко лжи ведут энциклопедий ваших тропы!
На свой невидимый идут ворОны пост –
Спасать НАШ город, поедая, все микробы!

А я – ворОна, я стою на парапете.
Меня не любят тёти, дяди, деды, дети.
Но в Петербурге – хороши у нас дороги,
А вот в Москве, братва, спасайте нынче ноги.

Вы, петербуржцы, не будьте так жестоки,
Мы чистим чисто Вам помойки, урны, стоки!
Я – петербуржская ворона городская,
И пусть изменится о нас молва людская!

Все ваши БАСНИ о ворОнах – сущий стыд!
Литературный штамп о нас у Вас – бездарный!
Мы очищаем ваш инфекционный быт,
Без нас, для Вас он превратится – в ад кошмарный!


Ответил я моим стихотвореньем-песней:

Если дрянь настроение,
Если в сердце смятение,
Если гложет сомнение,
Красный свет впереди!
Всё с шипами-иголками,
Вкривь и вкось с кривотолками,
Если счастье с осколками,
Ты к Неве подойди!

Ничего, что голова кружится,
Ничего, что гонит жизнь волну.
Ни к чему тебе в руках синица.
Погляди,
Приятель,
На Неву!
Главное,
В себя поверить надо!
И Нева
Должна тебе помочь.
Ты поверил?
Вот тебе награда –
Будешь спать
Спокойно ты
Всю ночь!

Настроенье? Тревожное.
Положение? Сложное.
Но решенье возможное
У тебя в голове!
Ты прочисти извилины,
Не все скорбями спилены,
Чтобы были усилены –
Подойди ты к Неве!

Ничего, что голова кружится,
Ничего, что гонит жизнь волну.
Ни к чему тебе в руках синица.
Погляди,
Приятель,
На Неву!
Главное,
В себя поверить надо!
И Нева
Должна тебе помочь.
Ты поверил?
Вот тебе награда –
Будешь спать
Спокойно ты
Всю ночь!

В мышеловке сыр дёшево,
Но чего в нём хорошего?
Неприятности прошлого,
Что змея на груди.
Чтобы вспомнить занятное,
Задушевное, внятное,
Для тебя так приятное,
Ты к Неве подойди!

Ничего, что голова кружится,
Ничего, что гонит жизнь волну.
Ни к чему тебе в руках синица.
Погляди,
Приятель,
На Неву!
Главное,
В себя поверить надо!
И Нева
Должна тебе помочь.
Ты поверил?
Вот тебе награда –
Будешь спать
Спокойно ты
Всю ночь!


Ответил я моим стихотвореньем-песней:

А в ПИТЕРЕ на лужах – пузыри.
Гроза.
На остановке мокнут люди.
К стене прижались.
Что ни говори,
Грохочет с неба,
Словно гром орудий.

Пришёл троллейбус!
Брызги из-под шин.
Потенциальные дождались пассажиры.
Их поливал
Поток
Автомашин.
В троллейбус влезли.
Главное,
Что живы!

На потолке
Дрожит из капель круг.
Из-под плафона лампы
Льёт вода.
И держат поручни десятки мокрых рук,
Среди которых
Есть рука моя.

А было время –
Транспорт не ходил!
Замёрзло всё.
И из еды –
Ни крошки.
Зенитки били из последних сил.
С Невы тащили
Воду
Понемножку.

Бомбили так,
Казалось,
Навсегда!
Под артобстрелом
До работы бы добраться.
Вот – ДЕНЬ ПОБЕДЫ!
Вот – прошли года.
Теперь в троллейбусе чего нам опасаться?

Нам хорошо!
Пусть капли бьют в стекло.
Нам хорошо!
Ведь живы, слава Богу!
Нам хорошо,
Что всем нам повезло,
Что едем,
Подъезжаем понемногу.

В XXI веке практически все старые троллейбусы
Санкт-Петербурга были заменены,
в новых салонах с потолка капли дождя не протекают.

А вот с 9 декабря 1941 года
в домах Ленинграда погас свет,
остановились трамваи и троллейбусы,
кончилось топливо для автобусов,
вышел из строя водопровод…
Ленинградцам были уменьшены
нормы продовольствия.
Рабочие получали в день
по 250 граммов хлеба,
служащие, иждивенцы и дети –
по 125 граммов хлеба.
От истощения люди стали умирать.
За декабрь 1941 года
на улицах Ленинграда
было подобрано
около шестидесяти тысяч трупов…


Ответил я моим Сонетом 364:

Ленинградское небо, то - низко,
То - возносит куда-то к себе,
Вмиг былое становится близко
И колышется в Вечном огне!

На мосту вспоминаю о Невском:
Князь псов-рыцарей бил на Неве!
Тень Петра я встречаю на Невском.
Достоевский приходит ко мне.

Я ему говорю до упАда,
Ну, а он мне рыдает в плечо:
О защитниках, мол, Ленинграда,
Расскажи мне ещё и ещё!

Небольшая поэтическая зарисовка “О, этот Юг, о, эта Ницца. ” построена на контрасте двух образов: пышного ев­ропейского курорта Лазурного побережья и тленной жизни лирического героя, осознающего конечность бытия. Высоко­парная частица “о” с первой же строки стихотворения на­страивает читателя на романтический лад.

Ницца в XIX веке была традиционным местом отдыха русского дворянства. Это своеобразный символ шика, ком­форта, красоты и богатства южной природы.

Сравнение жизни лирического героя с подстреленной пти­цей передает

глубину трагедийного переживания кратковре­менности человеческого бытия, страха перед смертью и не­возможностью изменить свою судьбу. Стихотворение отражает состояние, в котором поэт находился после смерти его возлюбленной Е. А. Денисьевой. Известно, что Л. Н. Тол­стой, читая это стихотворение, сделал помету “Т. Ч.!” (Тютчев.

Фатализм вообще является характерной чертой мировоз­зрения Ф. И. Тютчева. Известно, что автор не считал себя про­фессиональным поэтом, и творенья его не были рассчитаны на широкую читательскую аудиторию. Может быть, поэтому так трогательно и сокровенно звучат

тютчевские размышления о жизни с поломанными крыльями, о судьбе человека, дрожа­щего в этом мире от боли и бессилия.

Это произведение было написано 21 ноября 1864 г. и входит в цикл стихов, посвященных памяти умершей жене Тютчева – Елены Денисьевой, а потому для поэта является вполне автобиографичным.

Говоря о верификационных особенностях произведения Тютчева, следует отметить, что, как уже было сказано, стихотворение на строфы не разбито, имеет следующую конфигурацию рифм: АБАБВГВГ. Рифмы в стихотворении использованы только женские, точные, среди них встречаются открытые (Ницца – птица, размаху – праху, крылья – бессилья) и закрытые (тревожит — может), применена традиционная перекрестная рифмовка.

Говоря о грамматике рифмы, следует отметить, друг с другом в стихотворении рифмуются глаголы разных спряжений (может – тревожит), существительные, которые, за исключением рифмы Ницца – птица (именительных падеж у обеих форм) находятся в разных грамматических формах: размаху (родительный падеж с измененным окончанием) – праху (дательный падеж), крылья (именительный падеж) – бессилья (винительный падеж).

В плане соотношения метра и ритма к полуударным могут быть отнесены следующие слоги: 1-й и 5-й в 1-м стихе (О, этот Юг, о, эта Ницца. ) и 1-й во 2-м и 5-м (О, как их блеск меня тревожит; Нет ни полета, ни размаху).

Однако все эти отступления от метрической схемы у Тютчева не только закономерны. Они прежде всего свидетельствуют о том, что, хотя, жизнь поэта и замолкла, но чувств его не сумела заглушить, и острота боли для него намного отраднее, чем полное омертвление эмоций и мыслей, равнодушие ко всему, даже к своей потере…

Небольшая поэтическая зарисовка “О, этот Юг, о, эта Ницца!.” построена на контрасте двух образов: пышного ев­ропейского курорта Лазурного побережья и тленной жизни лирического героя, осознающего конечность бытия. Высоко­парная частица “о” с первой же строки стихотворения на­страивает читателя на романтический лад. Ницца в XIX веке была традиционным местом отдыха русского дворянства. Это своеобразный символ шика, ком­форта, красоты и богатства южной природы.

Сравнение жизни лирического героя с подстреленной пти­цей передает глубину трагедийного переживания кратковре­менности человеческого бытия, страха перед смертью и не­возможностью изменить свою судьбу. Стихотворение отражает состояние, в котором поэт находился после смерти его возлюбленной Е. А. Денисьевой. Известно, что Л. Н. Тол­стой, читая это стихотворение, сделал помету “Т. Ч.!” (Тютчев. Чувство!).

Фатализм вообще является характерной чертой мировоз­зрения Ф. И. Тютчева. Известно, что автор не считал себя про­фессиональным поэтом, и творенья его не были рассчитаны на широкую читательскую аудиторию. Может быть, поэтому так трогательно и сокровенно звучат тютчевские размышления о жизни с поломанными крыльями, о судьбе человека, дрожа­щего в этом мире от боли и бессилия.

Читайте также: