О чем мы молчим с моей матерью краткое содержание

Обновлено: 03.07.2024

Автор-составитель

О ЧЕМ МЫ МОЛЧИМ С МОЕЙ МАТЕРЬЮ

16 очень личных историй, которые знакомы многим

What My Mother and I Don’t Talk About:

15 Writers Break the Silence

New York London Toronto Sydney New Delhi

Издано с разрешения SIMON & SCHUSTER, Inc.

Все права защищены.

Никакая часть данной книги не может быть воспроизведена в какой бы то ни было форме без письменного разрешения владельцев авторских прав.

Copyright © 2019 by Michele Filgate

All rights reserved. All rights reserved, including the right to reproduce this book or portions thereof in any form whatsoever.

Потому что очень горько так никогда и не рассказать, что чувствуешь.

Я уверена, что матери отравляют нас. Мы их идеализируем, относимся к ним как к данности. Мы их ненавидим, и обвиняем, и превозносим больше, чем кого-либо в нашей жизни. Мы смотрим на все сквозь призму их любви, уверяем себя в их нежности и в том, что так задумано природой. Мы можем красть, лгать, уходить от них — но они все равно будут любить нас.

Стоя у плиты, я ощущаю мамино присутствие. Я всегда думаю о ней на кухне — в ее родной стихии. Добавить говяжий бульон и свежий тимьян… немудреные действия вселяют в меня уверенность. Если точно соблюдать рецепт, потом пальчики оближешь. Но ближе к ночи, несмотря на плотный ужин, у меня от голода будет ныть желудок.

Мы с мамой редко разговариваем. Готовить по рецепту мне ничего не стоит. Другое дело — общаться с мамой и тем более писать о ней.

Чего я тогда не осознавала, так это того, что пишу не про отчима. В жизни все сложнее, и порой трудно смотреть правде в лицо. На то, чтобы осмыслить и сформулировать все, что я хотела выразить, ушли годы. Желание (и потребность) писать пробудили разрушенные отношения с матерью.

Сокровенные признания порождают в душе болезненное одиночество. Хотя я не была одинока. У каждого человека есть мать, пусть даже недолго. Отношения между матерью и ребенком не всегда идеальные. При этом в обществе подразумевается, что праздники все проводят в семейной идиллии. Перед каждым Днем матери я морально готовлюсь к лавине постов о сильных, любящих женщинах, воспитавших замечательных отпрысков. Я рада за них, но все-таки мне немного больно. И не только мне — многим в этот день напоминают о том, чего они лишены. Одни оплакивают преждевременную кончину матери, а другие никогда не знали ее. А кто-то думает, что, хотя его мать жива, она ничего не сумела дать своему ребенку.

Мы всегда рады честным, конструктивным рецензиям. Лабиринт приветствует дружелюбную дискуссию ценителей и не приветствует перепалки и оскорбления.

Признаюсь честно, от этой книги я ожидала многого, но не получила ничего, и виной тому не самые подробные отзывы.

Как гласит аннотация, это сборник из шестнадцати историй о матерях.
Я почему-то решила, что в книге будет уклон в психологический научпоп на тему взаимоотношения поколений, но вместо этого я две сотни страниц читала очень тяжёлые, неструктурированные, иногда бессвязные и непонятные стороннему читателю воспоминания разных людей.

Да, в книге поднимаются очень важные темы, такие как домашнее насилие, наркомания, взросление лгбт-подростков, трудные отношения с родителями, но! Они поднимаются настолько поверхностно, настолько "вскользь", что у меня не получилось проникнуться ни одним рассказом.

Правда, у нескольких текстов получилось, это "Ты слушаешь?" про мать с глухотой, "Её плоть – моя плоть" про мать с пограничным расстройством личности и последний рассказ авторства Кристины Гептинг. Я была приятно удивлена увидеть здесь российскую писательницу, говорящую и про насилие в семье, и про мизогинию, и про многие другие значимые вещи.

Эта книга раскрывает взаимоотношения детей и их родителей с тех сторон, о которых обычно не принято говорить. Лично меня эта книга задела и заставила задуматься о многом, заново пережить некоторые моменты из собственной биографии и переосмыслить их. Не со всеми героями я согласна и это хорошо, потому что это заставляет размышлять о ситуации с разных позиций. Обладая достаточной эмпатией можно поставить себя не только на сторону рассказчика, но и на сторону тех, о ком он говорит.

Книга написана довольно простым, я бы сказала, журналистским языком. Тем не менее, ее интересно и приятно читать. У меня она ушла за два дня. Советую к прочтению.

Я не люблю делать обзоры на книги, которые не прочитала полностью. Но если такие обзоры и бывают, то я всегда честно об этом предупреждаю. Последней детской книгой, которую я не дочитала, был "Лунный Том". И вот сегодня я представляю еще одну книгу, которую не смогла осилить: "О чем мы молчим с моей матерью". Книга эта не детская, но она в том числе и об отношении детей и родителей. И я думала, что узнаю из неё что-то новое и полезное, что автор покажет понятные и действительно распространённые ситуации, разберёт какие-то интересные случаи. Я предполагала, что это может быть похоже на книгу Гиппенрейтер "Общаться с ребенком. Как?" или книгу "Братья и сестры. Как помочь вашим детям жить дружно" зарубежных авторов Фабер и Мазлиш.

И что я нашла? Какие-то дикие истории в стиле передачи "Пусть говорят": совращение малолетних, однополые отношения, антидепрессанты, мысли о суициде, наркотики, тюремное заключение. Читаешь, и думаешь: неужели есть люди, которые действительно вот так живут? Неужели для кого-то это - рядовые будни, норма? Неужели и в самом деле это "истории, которые знакомы многим".

Или дело в том, что я уже не современна во взглядах и живу в провинции? Все эти истории, которые по мнению автора "знакомы многим", мне не знакомы совершенно. Для меня это как сценарии фильмов, а не эпизоды настоящей жизни.

Да, читая, веришь, что авторы историй откровенны, что они пытаются передать свои чувства, свою картину мира, высказать свои обиды. И рассказано всё это неплохо - придраться особо не к чему: неплохой ровный текст, пусть и "не мой".

И всё равно я разочарована. Эту книгу я реально ждала, она была мне интересна. Но получила я совсем не то, чего хотела бы.

Поэтому рекомендовать книгу не могу. Но допускаю, что она может быть интересна тем, кто смотрит разные "ток-шоу" на острые и скандальные темы.

Из всей книги мне более-менее понятно именно это последнее эссе. Все остальные меня как-то не тронули. И в целом, книга скорее разочаровала.

С одной стороны, я была готова к очень откровенным рассказам. И ожидала, что герои будут по большей части жертвы физического насилия. А эссе тяжелые и местами не приятные. На деле все оказалось несколько иначе.

Среди авторов эссе есть несколько мужчин. И вот именно их истории наиболее откровенные. Среди них были жертвы сексуального насилия.

Возможно, книга не откликнулась, потому что мне не близки описываемые проблемы. Я не страдала от ожирения, зависимостей, у меня не было отчима, хотя родители мои были в разводе, и я сильно стрессовала из-за этого. Меня не выгоняли из дома, и я не была вынуждена уйти оттуда по каким-то обстоятельствам. Ну и нам, как мне кажется, не до конца понятна расовая дискриминация по цвету кожи.

Приобрела книгу "О чем мы молчим с моей матерью" на свой день рождения. Если бы не такая красивая обложка и большая скидка, наверное, не купила бы.
Качество печати, белые странички, обложка, - действительно, прекрасно.
Что касается, содержания, я ожидала чего-то более приземлённого (для меня). Из-за того, что я не сталкивалась с такими проблемами, как у героев рассказов, книга для меня немного далёка. И, кажется, что в ней описаны типичные проблемы, которые можно увидеть в американских кино и сериалах.
Но к плюсам могу отнести качество перевода. И красивые сравнения, и речевые обороты можно найти, и читается легко и быстро.
Ставлю 3,9 из 5.

Возлагала большие надежды на книгу. На самом деле,в большинстве своем эссе- косноязычные , множественные "он" "она" не дают проследить сюжет, понять смысл.Читать трудно, нудно, зато очень красивая обложка, реклама и бумага.

О книге
Проговаривание всего, что мы не могли сказать так долго, - один из способов исцелить наши отношения с другими и, самое главное, с самими собой.

На страницах книги шестнадцать талантливых писателей делятся переживаниями и мыслями, которые они так и не решились обсудить со своими матерями, и какое значение это имело для них в итоге.

Автор книги, Мишель Филгейт, еще студенткой начала писать сочинение о своем отчиме. Ей потребовалось более десяти лет, чтобы понять, что на самом деле ей хотелось рассказать и объяснить: как его поведение повлияло на ее отношения с матерью. Сразу после публикации эссе стало вирусным, им поделились в социальных сетях Энн Ламотт, Ребекка Солнит и многие другие. Именно это натолкнуло автора на идею сборника искренних эссе об отношениях с матерями.

В то время как некоторые из авторов этой книги не общаются со своими матерями, другие, наоборот, очень близки. Лесли Джеймисон пишет о попытке выяснить, кем была ее, казалось бы, идеальная мать, прежде чем стать мамой. В веселом рассказе Кэти Ханауэр, наконец, получает шанс поговорить со своей матерью, которую постоянно прерывает ее властный (но милый) отец. Андре Асиман пишет о том, как меняется взгляд на мир, если мама глухая. А Джулианна Багготт рассказывает о маме, которая делится с ней абсолютно всем.

Филгейт пишет: "Мама - это наш первый дом, и поэтому мы всегда пытаемся вернуться". Тема, которая слишком долго была окружена молчанием, наконец обрела голоса.

Для кого эта книга
Для всех, кто интересуется психологией человеческих взаимоотношений, особенно между матерями и детьми. Для тех, кому важен опыт творческих людей, преодолевших детские травмы и сумевших стать успешными.

От автора
Предполагалось, я напишу очерк о том, чего я не могу высказать матери, чего я никогда ей не говорила. Когда меня об этом попросили, я поначалу испытала волнующее побуждение вынести наружу все то, чем она меня так возмущает и выводит из себя. Однако в том, что я о ней думала, уже не было ни чего-то нового, ни праведного гнева, ни давно сидевшей внутри обиды. Я и так уже высказала ей едва ли не все, что думала. Я и так успела ее обидеть, а она, в свою очередь, обидела меня. Ничто из этого не было для нас тайной.

На следующий день я вела занятия по гендерологии перед девятью девушками-подростками, которые сидели за расставленными вокруг меня кружком столами и очень старались говорить правильные вещи. Мы со студентками обсуждали матерей. Говорили о том немыслимо трудном положении, в котором наши матери находятся. О том, как они являются для нас моделями поведения. О том, что им тоже необходимо и желательно иметь личное пространство. Студентки этого не заметили, но меня вдруг пробрал плач. Я придержала выступившие слезы, а когда закончилось занятие, отправилась в туалет и просидела там в кабинке, пока не перестала плакать. В последнее время мы вообще не разговаривали с матерью. Да и вообще не часто с ней общались. Мне даже трудно было припомнить, что я чувствовала, когда мы разговаривали в последний раз. Выплакавшись тогда в туалете, я еще несколько часов думала, что непременно наберу ее номер, что обязательно скажу ей, как люблю ее.

Чего я никак не могу сказать своей матери - так это все то, что я собиралась ей произнести в тот несостоявшийся телефонный разговор, да и во все прочие разы, когда я брала в руки сотовый, "пролистывала" до ее имени, глядела на него. и снова выключала экран. Возможно, мы все в такой момент чувствуем перед собой огромную зияющую пропасть - когда наша мать совершенно не соотносится с тем, что, на наш взгляд, должно подразумевать понятие матери и со всем тем, что это, по идее, должно бы нам давать.

Чего я никак не могу ей сказать - так это все то, что обязательно бы ей сказала, если б научилась не огорчаться и не злиться из-за этого несоответствия.

Об авторе
Мишель Филгейт - писатель и редактор, ее работы были опубликованы во многих периодических изданиях, включая The Washington Post, The Los Angeles Times, The Boston Globe, The People и многие другие. Она преподает творческую публицистику в "Мастерской писателей Сакетт-стрит" и работает над созданной ею серией литературных бесед о женщинах-писателях "Красные чернила". В 2016 году журнал Brooklyn Magazine назвал ее одной из "100 самых влиятельных людей в бруклинской культуре". Мишель - бывший член правления "Национального кружка книжных критиков". Эта книга - ее первый сборник.

Также данная книга доступна ещё в библиотеке. Запишись сразу в несколько библиотек и получай книги намного быстрее.

Перейти к аудиокниге

Посоветуйте книгу друзьям! Друзьям – скидка 10%, вам – рубли

По вашей ссылке друзья получат скидку 10% на эту книгу, а вы будете получать 10% от стоимости их покупок на свой счет ЛитРес. Подробнее

  • Объем: 280 стр.
  • Жанр:б иографии и мемуары, з арубежная публицистика, с емейная психология
  • Теги:в заимоотношения в семье, в оспоминания, м атеринство, э ссеРедактировать

Издано с разрешения SIMON & SCHUSTER, Inc.

Все права защищены.

Никакая часть данной книги не может быть воспроизведена в какой бы то ни было форме без письменного разрешения владельцев авторских прав.

Copyright © 2019 by Michele Filgate

All rights reserved. All rights reserved, including the right to reproduce this book or portions thereof in any form whatsoever.

Потому что очень горько так никогда и не рассказать, что чувствуешь.

Вирджиния Вулф. Волны

Я уверена, что матери отравляют нас. Мы их идеализируем, относимся к ним как к данности. Мы их ненавидим, и обвиняем, и превозносим больше, чем кого-либо в нашей жизни. Мы смотрим на все сквозь призму их любви, уверяем себя в их нежности и в том, что так задумано природой. Мы можем красть, лгать, уходить от них – но они все равно будут любить нас.

Меган Мейхью Бергман. Птицы меньшего рая

Вступление

Стоя у плиты, я ощущаю мамино присутствие. Я всегда думаю о ней на кухне – в ее родной стихии. Добавить говяжий бульон и свежий тимьян… немудреные действия вселяют в меня уверенность. Если точно соблюдать рецепт, потом пальчики оближешь. Но ближе к ночи, несмотря на плотный ужин, у меня от голода будет ныть желудок.

Мы с мамой редко разговариваем. Готовить по рецепту мне ничего не стоит. Другое дело – общаться с мамой и тем более писать о ней.

Чего я тогда не осознавала, так это того, что пишу не про отчима. В жизни все сложнее, и порой трудно смотреть правде в лицо. На то, чтобы осмыслить и сформулировать все, что я хотела выразить, ушли годы. Желание (и потребность) писать пробудили разрушенные отношения с матерью.

Сокровенные признания порождают в душе болезненное одиночество. Хотя я не была одинока. У каждого человека есть мать, пусть даже недолго. Отношения между матерью и ребенком не всегда идеальные. При этом в обществе подразумевается, что праздники все проводят в семейной идиллии. Перед каждым Днем матери я морально готовлюсь к лавине постов о сильных, любящих женщинах, воспитавших замечательных отпрысков. Я рада за них, но все-таки мне немного больно. И не только мне – многим в этот день напоминают о том, чего они лишены. Одни оплакивают преждевременную кончину матери, а другие никогда не знали ее. А кто-то думает, что, хотя его мать жива, она ничего не сумела дать своему ребенку.

Такое несоответствие – это нормальный и необходимый опыт познания жизни, но иногда оно оставляет неизгладимый след. Наш общий инстинкт – избежать боли любой ценой. Мы закапываем ее глубоко в себя, пока не перестанем чувствовать и не забудем о ее существовании. Мы делаем так, чтобы выжить. Но это не единственный способ.

Если выговориться, станет легче. Это по-взрослому. Признавшись в том, о чем вы по какой бы то ни было причине долго молчали, вы улучшите отношения с окружающими, а главное – с собой. И вместе это делать проще, чем в одиночку оказаться в лучах прожекторов.

Надеюсь, моя книга станет путеводной звездой для всех, кто не смел открыть правду о себе или своей матери. Чем чаще мы сталкиваемся с тем, чего не можем, не хотим или не знаем, тем лучше понимаем друг друга.

Я скучаю по маме, которую знала до ее встречи с отчимом, и даже немножко по той, которая вышла за него замуж. Иногда я представляю себе, что дам ей прочитать эту книгу. Вручу за обедом, приготовленным в ее честь. И скажу: вот почему мы никогда не говорили по душам. Вот что я думаю. Я все написала. Это тебе.

О чем мы молчим с моей матерью (Мишель Филгейт)

Лакуна: незаполненное пространство или интервал, промежуток

Наши матери – наш первый дом, и поэтому мы всегда стараемся вернуться к ним. Чтобы вспомнить, каково это – иметь место, которое некогда было нашим. В которое мы идеально вписывались.

Мою маму сложно узнать поближе. Точнее, я ее знаю и в то же время совершенно не знаю. Так и вижу ее длинные каштановые с проседью волосы, которые она отказывается обрезать, в руке – стакан водки со льдом. Но если я попытаюсь вызвать в памяти ее лицо, я тут же вспоминаю ее смех, деланый смех, которым она словно пытается доказать что-то, вспоминаю ее натужную жизнерадостность.

Несколько раз в неделю она публикует на своей страничке в Facebook соблазнительные фото еды. Такос со свининой и маринованным красным луком, полоски вяленой говядины только что из коптильни, стейки, которые она подает с овощами на пару. Всё это блюда моего детства; иногда вычурные, иногда простые, но сытные. Но все они вызывают у меня в памяти образ отчима: красноту его лица, красную кровь на тарелке. Он использует кухонное полотенце, чтобы отереть пот со щек; его рабочие сапоги покрыты древесными опилками. Его слова ранят меня; они словно зубцы вилки, застрявшие в наполовину сдувшемся воздушном шарике.

– Ты – единственная причина всех проблем в моем браке, – говорит он. – Ты, чертова сука. Я тебя прихлопну.

И я боюсь, что так он и сделает, когда я буду лежать в постели, навалится на меня всем телом, вдавливая меня в матрас, пока тот не разверзнется и не поглотит меня.

Теперь мама бережет свои кулинарные умения для мужа. Она сервирует ему ужин в их доме на ферме или в городской квартире. Теперь моя мама больше не готовит для меня.

Моя комната – типичная комната подростка. Она обклеена журнальными разворотами Teen Beat [2] и выцветшими портретами Леонардо Ди Каприо и Джейкоба Дилана, сделанными на струйном принтере. Клочки собачьей шерсти взмывают в воздух, стоит легкому ветерку подуть в открытое окно. И неважно, как часто мать пылесосит, эта шерсть повсюду и ее становится все больше.

На моем письменном столе разбросаны учебники, едва начатые письма, ручки без колпачков, высохшие фломастеры и огрызки карандашей. Я пишу, сидя на деревянном полу, спиной упираясь в жесткие ручки комода красного цвета. Мне неудобно, но что-то в этой позе, заставляющей меня находиться в постоянном напряжении, дает мне ощущение покоя.

Пока я пишу, отчим сидит за своим письменным столом прямо возле входа в мою комнату. Он работает за ноутбуком, но всякий раз, когда раздается скрип его кресла или он начинает двигаться, мой желудок сжимается от ужаса, который поднимается выше, к самому горлу. Я держу дверь в комнату закрытой, но это не важно, потому что мне все равно запрещено запираться.

Вскоре после того, как отчим женился на матери, он сделал для меня простую шкатулку для украшений, теперь она стоит на моем комоде. Дерево гладкое на ощупь, блестящее. На поверхности нет ни одной вмятины или бороздки. В этой шкатулке я храню поломанные ожерелья и безвкусные браслеты. Те вещи, о существовании которых я хочу забыть.

Подобно этим безделушкам в шкатулке, в своей комнате я тоже могу притворяться, что существую или не-существую; я могу быть собой и не-собой. Я исчезаю, погружаясь, как в черные дыры, в мир книг. А когда мне не удается сфокусироваться, я часами лежу на двухъярусной кровати, надеясь, что мне позвонит мой бойфренд и спасет меня от моих мыслей. Спасет меня от мужа моей матери. Но телефон не звонит. И эта тишина угнетает. У меня окончательно портится настроение. Я внутренне сжимаюсь, укладывая грусть поверх беспокойства, а его – поверх своих грез.

– Назови две вещи, которые заставляют вращаться земной шарик. – Отчим задает мне свой излюбленный вопрос. Мы с ним в его слесарной мастерской в подвале, на нем рабочие сапоги, старые джинсы и потертая футболка. От него несет виски.

Я знаю ответ. Знаю, но не хочу ничего говорить. Он пристально смотрит на меня в ожидании, я вижу морщины вокруг его полуприкрытых глаз, он дышит мне в лицо перегаром.

– Секс и деньги, – бросаю я. Слова словно горячие уголья у меня во рту, тяжелые, постыдные.

– Верно, – отвечает он. – Если ты будешь со мной особенно, особенно мила, я, возможно, устрою тебя в ту школу, в которую тебе так хочется.

Он знает, что я мечтаю обучаться актерскому мастерству в SUNY Purchase [3] . Когда я на сцене, я совершенно преображаюсь, оказываюсь в какой-то другой, не своей жизни. Я становлюсь кем-то, у кого проблем еще больше, но все их можно разрешить к концу вечера.

Мне хочется выбраться из подвала. Но я не могу просто так оставить отчима. Мне не разрешено так просто уходить.

Свет лампочки, не прикрытой абажуром, превращает меня в персонажа фильма нуар. Воздух здесь, в подвале, холоднее, тяжелее. Помню, как-то раз в прошлом году отчим припарковал свой грузовик на берегу океана и положил мне руку на внутреннюю поверхность бедра, проверяя, как далеко можно зайти. Я попросила, чтобы он отвез меня домой. Он не отреагировал, заставив томиться полчаса в тягостном ожидании. Когда я рассказала о случившемся матери, она не поверила.

И вот он возвышается надо мной, его руки змеятся у меня за спиной. Снова вспоминаются зубцы вилки, но на этот раз они протыкают шарик и воздух выходит полностью. Отчим мягко шепчет мне на ухо:

– Пусть это останется между нами. Матери ни слова. Поняла меня?

Но я не понимаю. Он щиплет меня за задницу. Обнимает меня так, как отчимы не должны обнимать своих падчериц. Его руки словно черви, а мое тело – грязь.

Мне удается вырваться, и я убегаю наверх. Мама на кухне. Она все время на кухне.

– Твой муж лапал меня за задницу, – выпаливаю я.

Она медленно кладет деревянную ложку, которой мешает еду, и идет вниз. Ложка вся перемазана красным соусом для спагетти.

Позже она заходит ко мне в комнату, где я лежу, свернувшись клубочком.

– Не переживай, – говорит она. – Он просто пошутил.

Как-то раз – дело было несколько лет назад – я выхожу из школьного автобуса. Дорога от остановки до моего дома всегда вызывает у меня напряжение. Если я вижу красный, цвета спелого помидора, пикап, принадлежащий моему отчиму, это означает, что он дома и мне придется быть там с ним вдвоем.

Но сегодня грузовика нет. Я одна. Какая роскошь! На столе в кухне стоит кофейный торт, который испекла мама. При виде крошек коричневого сахара у меня текут слюнки. Я набрасываюсь на него – каких-то пара секунд, и половины божественного десерта как не бывало.

И тут мой язык начинает пощипывать – первый признак анафилактического шока. Я к этому уже привыкла и знаю, что нужно делать: взять жидкий бенадрил и позволить искусственному вишневому сиропу покрыть язык, который раздувается, как рыба, блокируя мне дыхательные пути. Я начинаю задыхаться.

Но у нас дома есть только таблетки. А они рассасываются гораздо дольше. Я их проглатываю, и меня тут же выворачивает. Я могу делать лишь крошечные сиплые вдохи. Бегу к бежевому телефону на стене и набираю 911. Скорая приезжает через несколько минут, но мне они кажутся длиннее тех тринадцати лет, что я живу на этой земле. Я смотрю в зеркало на свое залитое слезами лицо, пытаюсь перестать реветь, потому что дышать мне от этого только сложнее. Но слезы катятся сами собой.

В карете скорой помощи по дороге в больницу мне дают игрушечного медвежонка. Я прижимаю его к себе, словно новорожденного.

Мама хмурится, но в то же время испытывает облегчение.

– Торт был посыпан колотым грецким орехом. Я испекла его для коллеги, – говорит мама. Она смотрит на медвежонка, которого я обнимаю. – Я забыла оставить тебе записку.

Я провела достаточно времени в католических соборах, чтобы знать, что значит закрывать на что-то глаза. Моя семья в этом преуспела, хотя, может, и нет. Иногда наши тщательно скрываемые секреты высовываются наружу. И тогда очень легко о них споткнуться.

Тишина в церкви не всегда умиротворяет. Она подчеркивает даже самый незначительный звук – приглушенный кашель или скрипящее колено, – эхом разносящийся по храму Божьему. Здесь нельзя оставаться полностью самим собой. Приходится вылущивать себя, как стручок.

В школе же все ровно наоборот. Я как раз слишком предоставлена сама себе, потому что эта чрезмерность – мой способ заявить, что я все еще здесь. Та я, которая настоящая, а не та я, которой он хочет меня видеть.

Меня может стошнить от чего угодно. Я по несколько раз в неделю выбегаю из кабинета биологии, и учительница идет за мной в женский туалет и протягивает мне салфетки, которые скребут по моим щекам, как наждачная бумага. Я отсиживаюсь в кабинете медсестры, когда мне невмоготу быть в окружении людей.

Она звучит как яйцо, которое разбивают о краешек фарфоровой миски. Она звучит как кожура апельсина, которую отрывают от фрукта. Она звучит как приглушенный чих в тишине церкви.

Хорошие девочки ведут себя тихо.

Плохие же вынуждены стоять, преклонив колена, на рисовых зернах, и жесткие зернышки впиваются им в колени. Во всяком случае, так мне рассказывает бывшая коллега, которая ходила в католическую школу для девочек в Бруклине. Монахини предпочитали именно такой вид телесного наказания.

Хорошие девочки не срывают занятий.

Плохих же вызывают к директрисе так часто, что она завела для них специальную коробку с бумажными платками. Плохие девочки разговаривают с полицейским, патрулирующим школу. Они крутят платок в руках до тех пор, пока тот не начинает крошиться, как кекс.

Тишина – это то, что заполняет пространство между мамой и мной. Все то, что мы не сказали друг другу, потому что это слишком болезненные вещи, чтобы говорить о них вслух.

Что я говорю: ничего.

Ничего, пока я не скажу всего. Но проговорить все, что случилось, недостаточно.

Она по-прежнему замужем за ним. И пропасть между нами становится только больше.

Моя мать видит призраков. И всегда видела. Мы в Мартас-Винъярд [4] , и я торчу дома с младшим братом; де-факто я работаю его нянькой, пока взрослые уехали в город поесть жареных моллюсков и чего-нибудь выпить. Сегодня непривычно прохладный августовский вечер, и воздух такой неподвижный, как будто он задержал дыхание. Я сижу рядом с братом на кровати, пытаясь уложить его спать. И вдруг я слышу какой-то звук, в комнате кто-то есть, и этот кто-то дышит мне в ухо. Окна при этом закрыты. Здесь никого нет. Я вскрикиваю и отпрыгиваю от кровати.

Когда мама заходит в комнату, я ей тут же все рассказываю.

– У тебя всегда было хорошо развито воображение, Миш, – говорит она весело, своим смехом смывая мой страх, как волна, набегающая на берег, уносит щербатые ракушки в море.

Но через несколько дней после того, как мы уехали с острова, она доверительно сообщает мне:

– Однажды ночью я проснулась от того, что кто-то сидел у меня на груди. Я не хотела тебе рассказывать, пока мы были там. Не хотела тебя пугать.

В тот вечер я сижу на полу в своей комнате, устроившись в своем писательском уголке, красные ручки комода упираются мне в спину, я думаю о маминых призраках, о ее лице, о доме. Доме, где с утра до вечера работает телевизор, а на столе всегда ждет еда. Где семейный ужин всегда идет коту под хвост, если я сажусь вместе со всеми за столом, и поэтому отчим требует, чтобы я ела отдельно. Где бросаются вазами – разбиваясь, они с таким грохотом падают на деревянный пол, что это звучит как музыка, мягкая и в то же время резкая. Я думаю о доме, где ружья моего отчима выставлены на всеобщее обозрение за стеклом, а его пистолет спрятан под грудой рубашек в шкафу. Доме, вокруг которого я ползаю на корточках между сосен, подбирая собачье дерьмо. Где есть бассейн, хотя мы с мамой умеем плавать только по-собачьи. Где отчим делает мне шкатулку своими руками, а мать учит хранить все мои секреты при себе.

Теперь я сама покупаю себе бенадрил и всегда ношу его с собой. В последнее время мы с матерью общаемся преимущественно через наш семейный групповой чат, в котором помимо нас двоих есть еще моя старшая сестра: она делится фотографиями моей племянницы и племянника. Джоуи сидит в своем детском автомобиле Cozy Coupe и улыбается в камеру, не выпуская руль из рук.

И вот однажды я все же делаю попытку достучаться до мамы.

– В эти выходные я еду к бабушке. Может, ты сможешь приехать ко мне, пока я здесь?

Она не отвечает.

Я жду от нее ответа; может, какого-то объяснения, почему она не может выбраться на встречу со мной. Когда бабушка забирает меня со станции, я втайне надеюсь, что мама с ней в машине – устроила мне приятный сюрприз.

Ферма моей матери, находящаяся в двух часах езды от моего родного города, была построена солдатом, воевавшим за независимость США. Конечно же, в этом доме живут призраки. Несколько лет назад мама разместила на Facebook фотографию заднего двора, утопающего в зелени: на ней видны небольшие шары, похожие на внеземные объекты.

3. SUNY Purchase (State University of New York at Purchase) – один из тринадцати общеобразовательных колледжей Нью-Йорка с уклоном в гуманитарные науки. Прим. перев.

4. Мартас-Винъярд (Martha's Vineyard – Виноградник Марты) – остров недалеко от штата Массачусетс. Благодаря сохранившемуся здесь патриархальному укладу и нетронутой природе стал излюбленным местом отдыха нью-йоркцев и бостонцев. Прим. перев.


Наши матери — наш первый дом, и поэтому мы всегда стараемся вернуться к ним. Чтобы вспомнить, каково это — иметь место, которое некогда было нашим. В которое мы идеально вписывались.

Это сборник из 15 историй о взаимоотношениях матери и ребёнка от разных авторов, каждая из которых предлагает взглянуть на уникальные сложные отношения. Более половины рассказов связаны с неблагополучными семьями или жестокими/нерадивыми/неадекватными матерями.

Мне нравится эмоциональная глубина каждой истории.

Материнство - это, пожалуй, самая эмоционально сложная работа в мире. Иногда матери придерживаются невероятно высоких стандартов. Для ребёнка его мать - это целый мир, но для самой матери она всего лишь человек.


Сначала по какой-то причине я думала, что это сборник о дочерях, разговаривающих со своими матерями, но это не так. Это люди самых разных рас, сексуальных ориентаций и полов, говорящие не только со своими матерями, но и о своей основной семейной жизни в целом. Данные истории так богаты и имеют так много различных точек зрения и отношений, и все они прекрасно проанализированы.

Огромный, яркий, красивый список участников, рассказывающих такие сложные, вдумчивые истории о своих матерях.
У меня в голове вертелись мысли о моей маме, о тех историях, которые она должна рассказывать, и историях, которые я предпочитаю рассказывать о ней.


Рассказы охватывают широкий спектр тем - от отрывков, объясняющих ужасное сексуальное и эмоциональное насилие, до отрывков о бессмертной и преклонной любви к своей маме. От неразрывности отношений матери и ребенка до полного отчуждения одного человека. Книга предназначена для всех, у кого есть мать. Это душераздирающе и прекрасно одновременно.

Это самое сложное в сборниках от разных писателей - я действительно находила отклик у некоторых авторов и их стиля, тогда как у других я не могла найти ничего цепляющего.


Книга заставляет задуматься, сможете ли вы когда-нибудь уловить и понять эти эмоции, если сами не станете родителем. Или заставит вас задаться вопросом, насколько мало вы знаете о людях, к которым вы ближе всего, судя по вашей ДНК:

Я верю, что истории могут нас спасти. Наши истории - наша лучшая валюта. То, чем один человек готов поделиться с другим, является испытанием близости, подарком.

Наши матери — наш первый дом, и поэтому мы всегда стараемся вернуться к ним. Чтобы вспомнить, каково это — иметь место, которое некогда было нашим. В которое мы идеально вписывались.

А последняя история заставляет задуматься о том, что было бы, если бы каждая мать пришла с уже готовым романом для своих детей, написанным о её жизни до того, как стать матерью.


Правда в том, что независимо от того, насколько хороши ваши отношения с родителями, всегда будут возникать разногласия.

Отношения с матерью - одни из первых, которые формируются у ребёнка, но нам редко выпадает шанс узнать, насколько разными могут быть отношения других по сравнению с нашими собственными. Конечно, вы слышите маленькие урывки от своих друзей, но эти 16 историй позволят вам получить интимное и вуайеристическое представление о непримиримо реальных отношениях.

Именно из-за этого факта, зная, что это 16 реальных писателей, которые готовы поделиться некоторыми из самых грубых деталей своей личной жизни, эти истории заставляют вас проглотить их, как можно быстрее и прочитать книгу почти за 1 присест.

Они душераздирающи, они глубоко трогают вас и удивительно разнообразны, написаны как мужскими, так и женскими авторами, иллюстрируя опыт семей самого разного происхождения.


Это идеальный пример книги, чтобы доказать, почему я так люблю читать больше, чем смотреть сериалы или фильмы. Точно так же, как упоминает один из авторов:

В детстве я погрузился в книги, и всё вокруг меня, включая моё тело, исчезло. Это был очень осознанный поступок. Мне очень повезло, что рано и по незнанию я нашёл книги, а не какой-либо другой наркотик.

Дословно не помню, но как-то так.

Я настоятельно рекомендую эту книгу, но предупреждаю - имейте в виду, что она, вероятно, повлияет на вас так, что вы сильно удивитесь. На вас могут нахлынуть давно забытые воспоминания, и не только о ваших отношениях с матерью; вы вспомните всю семейную жизнь.

Читайте также: