Литература как общественный институт кратко

Обновлено: 05.07.2024

Научное приложение. Вып. CCIX

Издание 2-е, дополненное

Лев Гудков, Борис Дубин

Литература как социальный институт: Сборник работ / Лев Гудков, Борис Дубин. — М.: Новое литературное обозрение, 2020.

К ИСТОРИИ ОДНОГО НЕЗАВЕРШЕННОГО ПРОЕКТА

С этой книгой, которая для нас с Борисом Дубиным стала первым более или менее систематическим изложением теории этой дисциплины, связан большой кусок нашей жизни — больше 15 лет интенсивной и веселой работы, споров с историками литературы, вдохновений, разочарований, надежд, уныния и т. п., что обычно сопровождает общее дело. Но с тех пор, как она вышла, я редко открывал ее, занимаясь другими научными предметами, и, готовя ее сегодня к печати, перечитывая старые тексты, переживал самые противоречивые чувства — иногда удивления, иногда досады.

За несколько последних бурных для нашей страны лет прошли — не очень замеченными — два события, для прошлого, настоящего и будущего нашей культуры немаловажных. Это — конец книжного дефицита и спад журнального бума. Фактически оба этих исторических финала сошлись на пространстве одного 1990 г. Таким образом, в пределах активной жизни одного поколения — последних пятнадцати — двадцати лет — мы стали свидетелями трех революций.

Газета — журнал — книга в их социальной специфике

Грамотный человек никогда не спутает журнал, газету и книгу: разницу их функций он чувствует, так сказать, автоматически. Исследователю же этого безоговорочного знания мало: это знание нужно сначала осознать как проблему, чтобы потом зафиксировать в понятиях. Обойдемся минимумом, приняв два простых постулата.

Представим общество как сложное целое, включающее по меньшей мере три уровня: саму большую целостность (этот уровень обычно называют социетальным) в совокупности соответствующих действующих лиц, действий, символов; ансамбль относительно дифференцированных по ценностям, интересам и сферам действия институтов и групп — от политики и науки до семьи, дружеского кружка или образующейся партии; самоуправляющегося полноценного индивида в совокупности его мотивов и ценностей.

Договоримся, что взаимодействие этих уровней — их независимость и связь — обеспечивают особые культурные устройства, коммуникативные посредники, причем в соответствии с уровнем и характером взаимодействия посредники эти разнятся. Исторически сложилось так (по крайней мере на Западе), что уровень социального целого обслуживают оперативные средства массовой коммуникации (радио, телевидение, из печатных средств — ежедневная газета); журнал консолидирует институты и группы, вместе с тем вынося их идеи и ценности на общий суд и обеспечивая этим межгрупповое и межинституциональное взаимодействие; построение наиболее сложного целого — самостоятельного и ответственного индивида — прерогатива книги, приобщающей к самым глубоким или, иначе говоря, долговременным значениям, образцам и традициям.

Итак, через динамику взаимоотношений между коммуникативными средствами (установление доминанты), с одной стороны, и их аудиториями (признание социальной эффективности), с другой, можно увидеть процессы формирования, ускорения и распада общественных групп, социальных институтов, культурных систем, прослеживая темпы и траектории распространения и усвоения тех или иных смысловых образцов, селекции и обобщения традиций. Это, собственно, целый проект социологии, понятой как социология культуры. Попытаемся увязать лишь несколько линий развития нашего общества и одновременно его книжной (печатной) культуры в некую достаточно наглядную и схватываемую мыслью картину.

От динамичного общества к управляемой массе

Главной формой приобщения к печатному слову становится массовая библиотека. Характерно, что до Первой мировой войны к такого рода единообразным по составу литературы и воспитательным функциям относилось лишь 18 % всех библиотек, тогда как к 80-м годам — 85 % библиотек и две трети библиотечных фондов.

Обособление и консервация: подавленные формы динамики

Растиражированное подполье и узаконенный черный рынок

Прежде всего и повальная републикация в журналах созданного много раньше, и единовременный спрос на эти новинки широкой читающей публики воспроизводили фактически прежние особенности и издательской системы (тиражирование готового), и читательского поведения (массовая мобилизация). Зачатки новых форм жизни по-прежнему уходят корнями в прежний уклад, несут на себе его следы. Принципиальная структура производимой тем самым книжной культуры сохранялась, в том числе в главном своем звене: скудости репертуара изданий и наращивании их тиражей. Сравним данные 1985 и 1989 гг. Количество изданных книг и брошюр упало на 9 %, газет выросло на 1 %, журналов — на 5 %, но тираж увеличился соответственно на 5, 21 и 47 % (!).

Вместе с тем за этим централизованным фасадом и усредненными данными по валу и в расчете на Союз идут процессы иного масштаба, содержания и направленности (подчеркну только, что они опять-таки не отменяют прежних, а пристраиваются к ним как частичные).

В перспективе многообразия

Пришло время осознать, что и усредненные статистические данные по стране, и материалы общесоюзных социологических опросов ориентированы на получение средних сведений по массе. Говоря социологическим языком, они схватывают лишь воспроизводство нормы в распределении тех или иных характеристик, свойств, процессов и т. д. Между тем собственно культуротворческие группы и даже слои их первичной поддержки исчисляются в лучшем случае десятками и сотнями тысяч людей — долями процента от всего населения.

Еще заметнее это при снижении точки обзора до уровня республик: ведь осевым процессом истекшего года стал именно переход социально-политических инициатив на республиканский уровень, рост доверия к республиканским парламентам при спаде его к союзным органам. Тут, если брать книги на национальных языках, процесс накопления и расширения культурного капитала (рост числа названий и совокупного тиража) шел в 1985–1989 гг. в республиках Средней Азии, Белоруссии и на Украине. Активное группообразование и укрепление авторитетности вновь возникающих инициативных групп (рост числа и тиражей журналов на национальных языках) наблюдались в Латвии (названия — на 81 %, тиражи — на четверть), Эстонии (66 % и 33 %), Таджикистане (55 % и 32 %), а массовое приобщение к групповым культурным образцам — среди русских (рост тиражей на 58 %) и азербайджанцев (на 30 %). Возникновение же новых общественных движений и партий, равно как и расширение их влияния (рост числа и тиражей газет на национальных языках), наблюдалось в эти годы в Эстонии (рост числа газет на 114 %, тиражей — на 28 %), Литве (83 % и 40 %), Латвии (22 % и 17 %), Азербайджане (рост числа газет на 16 %); в России несколько массовизируется поддержка новых движений — растут газетные тиражи (плюс 18 %). Иначе говоря, фаза инициатив характерна для Прибалтики, Таджикистана, отчасти Азербайджана, фаза подхвата — прежде всего для России (а также перечисленных республик). Пассивность печати характерна для Киргизии, но особенно для Грузии, где все перечисленные показатели падают: общественные процессы минуют печатную форму и литературно образованную интеллигенцию.

Ясно, что все перечисленное предполагает цивилизованность, некатастрофичность экономического, политического и культурного развития страны и составляющих ее пока что частей в ближайшие годы, равно как и последовательную демонополизацию и децентрализацию системы коммуникаций в обществе, включая печатные способы. Но хотелось бы заметить, что намеченные перспективы не просто требуют всех этих гарантий, но сами являются ключевыми моментами их подготовки и реализации, — они способны двинуть дальше начатый демонтаж исчерпавшего себя порядка, обеспечивая разумные и грамотные формы опосредования скопившихся в обществе противоречий и сил.

Журнальная культура постсоветской эпохи

Динамика журнальных тиражей 1981–1993 гг.

Как представляется, сохранять компоненты прежнего, патерналистско-просветительского миссионерства — в нынешнем самопонимании и адресации к другим группам — издателям и авторам сегодняшних толстых журналов можно лишь в глазах все более рутинной по вкусам аудитории и в достаточно узких масштабах. Не исключено, что сегодняшние тиражи — при сохранении редакционной политики в изданиях этого типа — по итогам первого полугодия и подписке на второе еще сократятся. Но в любом случае существовать им придется дальше на иных правах и в других условиях, чем раньше — и в годы перестройки, и до нее. От трезвого осознания этого обстоятельства для самих журналов будет зависеть все.

Литературные журналы в отсутствие литературного процесса

Практически для всех — как пишущих, так и читающих — стерлись, казалось, неистребимые разграничительные черты между:

4. Понятно, что эти процессы, напоминающие известный сюжет с учеником чародея, прежде всего и наиболее остро поставили под вопрос две главные формы социального существования гуманитарно образованного слоя: толстый журнал с идейной платформой и литературоцентристскую школу, а говоря шире — весь спектр ролей от ангажированного (хотя бы и в форме противостояния официозу) критика и публициста до редакционных и библиотечных работников и педагогов высшей и средней школы. То есть обнаружила свою ограниченность, а может быть, и исчерпанность основополагающая, чисто репродуктивная (классикализирующая) функция массовой интеллигенции в социальной системе советского типа.

— далее, наличие функционального оппонента, форм критической дискуссии, постоянного коллективного испытания на прочность;

— и, наконец, заинтересованность в более широких кругах, группах подхвата выдвинутых идей (кружку как бы достаточно его самого).

(к социологии книгособирательства)

Как и в предыдущих работах, опирающихся на традиции социологии идеологии и социологии знания, меня здесь будет интересовать заключенный в представлениях о книге и библиотеке образ человека и общества, соотносительное понимание себя и других. Значимыми в этом плане характеристиками (осями для фиксации в группировки материала исследуемых оценок) изберем следующие:

— замкнутость/открытость (целостность/дробность) домашнего книжного собрания;

— способы его временной организации (в соотнесенности времени создания, издания и собирания текстов);

— печатные и изобразительные компоненты образа книги.

Иначе говоря, мы попробуем реконструировать, как в перечисленных элементах оценки книг и книжных собраний находят выражение процедуры социального самоотождествления, сравнения и противопоставления — господствующие в различных социальных группах и средах представления о личности и социуме, образ общества в форме домашней библиотеки, источники формирования и предназначение этого образа (инстанции его удостоверения и структуры проектируемой адресации).

Этому идеологическому комплексу противостоит разомкнутая конструкция смыслового мира, условно организованного вокруг самореферирующейся субъективности. Важно подчеркнуть, что индивид здесь творец и носитель не только различных значений и традиций, но и модусов отношения к ним, способов обращения с ними — границ их значимости, условий применимости. Поскольку значения адресованы себе самому, снимается проблематика их нормативной адресности, а тем самым и социальная нагрузка — воплощать воображаемые отношения с ролевыми партнерами. Формы коммуникации носят фикциональный, сугубо культурный характер и опираются на универсальные символы и нормы культуры.

Однако, снимая в своей форме структуру времени (историчность как гетерогенность общества и прерывность культуры с вытекающей отсюда проблематикой культуротворчества и культурного синтеза), серия вместе с тем проблематизирует, заставляет переживать его процессуальность. Больше того, в ней кумулируются знаки временности: дата выхода нового выпуска отмечает передвигающуюся точку современности и в этом смысле границу прошлого. Тем самым стимулируется переживание самой процедуры назначения времени, его разбиения и синтеза. Иными словами, индивид сознает, как в процессе ожидания нового тома он осуществляется в качестве субъекта. И вот это-то ощущение разрыва между уже полученным и планируемым томами реконструирует само принципиальное устройство субъективности — презумпцию и модус ее существования, волевого собирания себя. Серия в этом смысле двузначна, как двузначна дата издания книги. Точнее, она прочитывается с позиций разных групп по-разному.

Таким образом, накоплением прошлого (в том числе — в виде библиотеки) гарантируется будущее. Очевидно, здесь в действительности реально только прошлое: ведь именно оно — как известное и готовое — есть в этом смысле разведанное, обеспеченное, запрограммированное будущее. Собиратель заранее осознает (и создает) себя первооснователем. Время, как бы говорит он, начинается с меня. Социальный и культурный возраст книговладельца, стаж его дееспособности в качестве взрослого равен возрасту его книжного собрания (но еще и квартиры, мебели, телевизора и т. п.), они — сверстники. Показательно, что собираются при этом только что изданные книги: моменты их издания и включения в библиотеку (смыслового отождествления) синхронизированы, как день выхода в свет газеты и ее покупки, время трансляции телепередачи и ее просмотра. Характерно, добавим, что собственная дееспособность понимается именно как право на общее — то, что есть или будет у всех.

Принципиальным для характеристики домашних собраний является, далее, соотношение собственно печатного (текстового, коммуникативного, содержательного) и изобразительного (визуально-фигуративного, относящегося к оформлению). Это соотношение различно как в самой структуре домашней библиотеки, так и в балансе идеологических оценок книги и книжного собрания.

Суммируя проведенный разбор, можно сказать, что анализировавшийся комплекс оценок представляет собой формулу соотнесения передовой, инновационной группы тех, кто вырабатывает значения и распоряжается в этом смысле всем многообразием культурных традиций, с группами и слоями их последователей, принимающих в качестве символов самоопределения лишь строго отобранные, все более жестко упорядоченные и репрезентативные образцы. Можно сказать, что в этом оценочном комплексе содержится формула самого процесса культурной динамики — ввода, передачи и освоения новых значений, ценностей и символов.

Важно отметить, что, вследствие вытеснения культуропроизводящих и социально динамичных групп на периферию общественной жизни, однородные и консервативные массы становились и единственной средой рекрутирования для структур власти, где все более последовательно и все более упрощенно воспроизводился вполне определенный человеческий тип с его представлениями об обществе, культуре, себе и других.

В сборник вошли не публиковавшиеся прежде работы, представляющие проект социологии литературы как самостоятельной дисциплины. В книге изложены основы социологического понимания литературы и ее места в обществе, функции устного и письменного в трансляции культуры, значения литературных канонов и традиций для существования литературы как социального института, основные роли в системе бытования литературных текстов (писатель, критик, литературовед, издатель, книготорговец, читатель и их специфические трактовки литературы).

Особое внимание уделено таким формам социальных коммуникаций, как журнал, научная и беллетристическая книга. Описаны функциональные типы построения и восприятия литературных текстов массовой популярности (мелодрама, детектив, фантастика, роман-эпопея и др. ).

Берг М. Литературократия. Проблема присвоения и перераспределения власти в литературе

формат pdf
размер 1.28 МБ
добавлен 21 декабря 2010 г.

М.: Новое литературное обозрение, 2000, 352 стр. В этой книге литература исследуется как поле конкурентной борьбы, а писательские стратегии как модели игры, предлагаемой читателю с тем, чтобы он мог выиграть, повысив свой социальный статус и уровень психологической устойчивости. Выделяя период между кризисом реализма (60-е годы) и кризисом постмодернизма (90-е), в течение которого специфическим образом менялось положение литературы и ее взаимоот.

Булацкая Н.А. Славянские литературы: классика и современность (болгарская, польская, сербская, чешская)

формат doc
размер 788.5 КБ
добавлен 18 октября 2011 г.

Булацкая Н.А. Славянские литературы: классика и современность (болгарская, польская, сербская, чешская)

формат pdf
размер 682.84 КБ
добавлен 18 октября 2011 г.

Горкин А.П. (гл. ред.) Энциклопедия Литература и язык (с иллюстрациями)

формат doc, fb2
размер 18.91 МБ
добавлен 07 ноября 2009 г.

Литература и язык: энциклопедия / Авт. ст.: О. С. Асписова и др. - М.: РОСМЭН, 2007. - 583 с. ил., цв. ил., портр. Информационное и учебно-справочное издание, включающее более 1500 статей, посвящённых различным аспектам мирового литературного процесса (выдающимся писателям и исследователям литературы, литературным школам и направлениям, основным понятиям современного литературоведения), а так же статьи по языкознанию. Предназначено для школьнико.

Давыдова Т.Т., Пронин В.А. Теория литературы

формат djvu
размер 9.35 МБ
добавлен 23 февраля 2011 г.

Учебное пособие. М.: Логос, 2003. - 232 с. - ISBN: 5-94010-203-4 (Серия: Учебник XXI века) 600 dpi Рецензенты: профессор С. Н. Есин (Литературный институт им. А. М. Горького), доктор филологических наук А. Ю. Большакова В пособии раскрываются основные понятия теории литературы: сущность искусства и специфика художественной литературы как одного из его видов, целостность литературного произведения, роды и виды литературы, фабула, сюжет, композиц.

Давыдова Т.Т., Пронин В.А. Теория литературы

формат pdf
размер 9.75 МБ
добавлен 23 февраля 2011 г.

Зубарева Е.Е. Детская литература

формат djvu
размер 3.2 МБ
добавлен 11 декабря 2010 г.

М.: Высшая школа, 2004. - 551 с. В учебнике рассматривается художественная литература, специально предназначенная для детей или вошедшая в детское чтение. Важнейший материал представлен в обзорных и монографических главах: устное народное творчество, возникновение и развитие детской литературы в России, детская литература и критика XIX-XX вв., зарубежная детская литература, художественная иллюстрация для детей.

Каллер, Джонатан. Теория литературы. Краткое введение

формат doc
размер 725 КБ
добавлен 21 ноября 2010 г.

Перевод книги английского литературоведа Дж. Каллера: Literary Theory. A Very Short Introduction by Jonathan Culler, впервые опубликованной в Великобритании в 1997 г. (пер. с англ. А. Георгиева). Занимательно и парадоксально рассматриваются темы: Что такое теория? Что такое литература, и важно ли это? Литература и культурология. Язык, смысл и интерпретация. Риторика, поэтика и поэзия. Повествование. Перформативный язык. Идентичность, идентификаци.

Реферат - Тематика и типы древнерусских книг

формат doc
размер 154 КБ
добавлен 12 декабря 2011 г.

20 стр. Репертуар книг, бытовавших в Древней Руси Характеристика исторической эпохи Богослужебная литература Четьи книги Светская литература Данные о количестве книг в Древней Руси Статистика сохранности книг XI – XVI вв. Соотношение между богослужебными, четьими и светскими книгами в XI – XVI вв Оглавление, введение, заключение, библиографический список использованной литературы.

Русская эмиграция в Югославии

формат pdf
размер 4.26 МБ
добавлен 30 марта 2011 г.

Сб. статей — М.: Институт славяноведения и балканистики РАН, 1996. Содержание От редколлегии Миодраг Сибинович (Белград). Значение русской эмиграции в сербской культуре XX века – границы и перспективы исследований Мирослав Йованович (Белград). Россия в изгнании. Границы, масштабы и основные проблемы исследования Алексей Арсеньев (Новый Сад). Русская диаспора в Югославии. I. Культурные организации русской интеллигенции в Югославии. II. Русска.

Литература как социальный институт. Сборник работ

К ИСТОРИИ ОДНОГО НЕЗАВЕРШЕННОГО ПРОЕКТА

С этой книгой, которая для нас с Борисом Дубиным стала первым более или менее систематическим изложением теории этой дисциплины, связан большой кусок нашей жизни – больше 15 лет интенсивной и веселой работы, споров с историками литературы, вдохновений, разочарований, надежд, уныния и т. п., что обычно сопровождает общее дело. Но с тех пор, как она вышла, я редко открывал ее, занимаясь другими научными предметами, и, готовя ее сегодня к печати, перечитывая старые тексты, переживал самые противоречивые чувства – иногда удивления, иногда досады.

Читайте также: