Кого обижали в школе и как жизнь сложилась

Обновлено: 05.07.2024

Юлия

— Я училась в Ленобласти с 1989 по 1999 год. Я была из бедной семьи: отец — алкоголик и садист — отнимал у нас продукты, воровал вещи, избивал. Я была бедно одета, не было ни куклы Барби, ни жвачек. Ну и, конечно, не знала, как адекватно реагировать на насилие.

Я хорошо училась, и после третьего меня должны были перевести в продвинутый класс, но я оказалась вместе с двоечниками и девочкой-цыганкой и ее братом. Я сразу не вписалась, и эта девчонка начала меня травить: подбегала ко мне и задирала юбку. Но я только огрызалась и не давала отпор. Потом подключился весь класс: один раз меня ударили по голове портфелем, на уроке музыки мне в спину ударили спицей, плевались, разбили губу, говорили, что от меня воняет.

Я молчала и не жаловалась. Это было ужасно: учителя не вмешивались, классная руководительница пришла в школу из Саблинской женской колонии и такие порядки поощряла. Мама ходила в школу и просила перевести меня в другой класс, но ей отказала директриса, заявив, что я не смогу учиться с приличными детьми.

В 9 классе всё закончилось: самые уроды ушли после восьмого. У меня появилась подружка в классе, с ребятами в 10 классе у меня сложились хорошие отношения.

Может, и я изменилась. В 9 классе на два года в тюрьму посадили моего отца, и мы [в семье] перестали быть жертвами. Потом он вернулся, но я и сестра могли давать отпор.

Считаю, что причинами травли в школе были домашнее насилие и как следствие — непонимание, как себя вести; мой неравнодушный характер — я часто вписывалась за сестру, за двух своих одноклассников, которых обижали; бедность; равнодушие учителей и даже поощрение насилия между учениками.

Думаю, я не пережила свое прошлое. Такие темы вызывают у меня сильный резонанс. Еще я закрыта и никогда не рассказываю о своем прошлом, поэтому всегда чувствую стену между мной и остальными. Мне мало с кем интересно, общаюсь с семьей и супругом, но ему я ничего не рассказывала ни о травле в школе, ни о домашнем насилии, а мы вместе 15 лет. Наверное, мне стыдно быть жертвой.

Аноним

Травля со стороны одноклассников началась с первых же месяцев обучения. Я пришла в уже сложившийся коллектив 2 класса и так и не смогла найти в нем свое место. На протяжении десяти лет были и моменты затишья, когда меня никто не трогал, и пиковые моменты, во время которых моя школьная жизнь превращалась в маленький ад.

Достаточно часто случались драки. Помню, как почти весь класс пришел на стадион, чтобы посмотреть, как меня бьют. Было больно и обидно.

В шестом классе я попала в больницу: одноклассник ударил рюкзаком по голове, и у меня случилось сотрясение мозга. Скорую мама вызвала из дома: школьный врач только дал мне ватку, чтобы кровь из носа не текла, и отправил на уроки. В 9 классе три одноклассницы избили меня во дворе дома. Всё это видела учительница из школы, которая проходила мимо, и она не помогла. Девочек от меня отгоняла женщина с грудным ребенком.

После выпуска я переехала в другой район и сейчас очень редко вижу своих одноклассников. Но если мы где-то сталкиваемся, то не здороваемся и не общаемся. У меня нет желания.


Аноним

За тот период я не получила врачебной помощи, только чуткость мамы. В больнице нам при выписке сказали, что я никуда не смогу поступить, если поеду лечиться в психиатрическую больницу Степанова-Скворцова. После того, как тот мальчик узнал о попытке самоубийства, он избегал меня. Можно сказать, убегал от меня.

В младшей школе это доставляло неприятности, но не переходило грань: классный руководитель пресекала выходящие за рамки эксцессы.

Ситуация изменилась, когда мы перешли в среднюю школу. У нас достаточно долго не было нормального классного руководителя. Уровень моей популярности в классе упал ниже некуда. Все разбились на небольшие компании, я не попала ни в одну, а мальчики поняли, что есть прекрасное развлечение для перемены: сначала меня гоняли из рекреации в рекреацию, потом валили на пол, кто-то держал меня, остальные пинали. Это происходило с молчаливого согласия класса. У меня тоже была установка, что ябедничать нехорошо, и я не шла к учителям. Хотя даже тогда было понятно, что это ничего не изменит.

Я несколько раз получала агрессивный втык за то, что обидела кого-то из мальчиков, понятное дело, то, что действия были оборонительные, никого не интересовало. Пиком стал инцидент, когда мальчики сбросили меня с лестничного пролета. Я отделалась синяками, и ситуация так и не вышла в публичное поле.

Позже ситуация начала постепенно смягчаться. Издевки и со стороны популярных девочек и со стороны парней не прекратились, но степень физической агрессии уменьшилась.

Второй серьезный виток буллинга начался в 8 классе. Наш не самый популярный одноклассник, чтобы набрать очков в мужском коллективе, пытался показать присутствие силы, издеваясь над кем-то, выбор традиционно пал на меня. Я не могла спокойно прожить ни одной перемены.

Всё закончилось прозаично — сменой школы. После очередного инцидента, когда меня подкараулили и побили парни, мама сказала, что я должна сменить школу. В итоге я поступила в физмат школу в центре города, где отношения сложились абсолютно по-другому: меня сразу приняли в коллектив, появились друзья.

Через много лет мне написала девочка, учившаяся с нами в средней школе. Сказала, что хочет попросить прощения за то, что они делали в школе. Я не могу сказать, что держу сейчас зло на своих одноклассников, но сил ответить однокласснице я так и не нашла.

— В школе я была агрессором. Теперь, конечно, стыжусь и даже раскаиваюсь. В начальной школе одна девочка рассказывала учителям, что делают остальные дети, нам влетало, и мы ее, конечно, не любили. Кроме того, у нее была нетипичная фамилия. Сейчас я понимаю, что польская, но тогда было просто смешно. К 5 классу мы все ею дружно брезговали: сидеть с ней за партой, общаться, списывать было не принято.

Ближе к пубертатному возрасту я тоже стала странной: медленно взрослела, и мне была не особо интересна, скажем, косметика, и я тоже ощутила холодок отверженности. Тогда я инстинктивно решила, что если укажу коллективу другую жертву, то меня не тронут.


Это продолжалось пару лет и прекратилось после того, как ее мама позвонила моей. Моя мама спросила меня за ужином, что за комиксы, и я больше не делала этого.

— Травить меня начали классе в третьем. Изначально несильно: у меня была пара конфликтов с мальчиками из параллельных классов. Но потом в моем классе некоторые тоже подключились. Это было в экономической школе, где все должны были быть успешными. А у меня были не очень хорошие оценки, много прогулов и нетипичный внешний вид — я была очень худой и высокой.

Из-за плохих оценок меня выгнали. Вторая школа была среднестатистическая и весьма проблемная, куда берут всех. Там начался ад. Меня буллили всей школой, я сталкивалась с психологическим и физическим насилием. У меня ежедневно была дилемма: остаться в классе до следующего урока и, возможно, ко мне подойдут мои одноклассники и начнут докапываться до меня. Или же стоит спрятаться в одном из туалетов или в каком-нибудь углу вне класса. Но пока я туда иду, есть вероятность столкнуться с другими учащимися, и до меня докопаются уже они.

Происходило это, в основном, потому что школа была повернута на спорте и, по сути, там каждый был гопником. Я тогда считала себя бисексуалкой и не скрывала этого в интернете. Плюс была очень худенькой, неформалкой с крашенными волосами, любила черный цвет.

От буллинга меня спас перевод на домашнее обучение на полтора-два года. В 9 классе пришлось уйти из той школы и перевестись в еще более худшую. Если во второй были гопники, то в третьей были нацисты. Это была даже не школа, а Центр образования, где был как обычный класс, так и вечерняя школа.

Стрельба в российских школах: кто и как нападает на учеников и учителей и что с участниками конфликтов происходит сейчас

Дарья

Пик травли пришелся на 5–8 классы, зачинщицами были две красивые девочки из обеспеченных семей. Однажды они даже принесли в школу крысиный яд, чтобы отравить меня, но кому-то проболтались, это вскрылось и потом разбиралось на собрании с родителями.

Одна из двух травящих меня девушек сейчас широко занимается благотворительностью и даже состоит в попечительском совете одного известного фонда. Всё это дает мне понять, что у нее светлая душа и доброе сердце, а школьная травля — это продукт работы взрослых, учителей и родителей.

Как взрослые переживают свой опыт буллинга, полученный в детстве? И что бы они посоветовали никогда не говорить ребенку, которого обижают ровесники? Рассказываем.

Дети, пережившие травлю в школе, часто забирают последствия этого негативного опыта во взрослую жизнь. Казалось бы, пора забыть прошлое и жить настоящим, но обиды от несправедливости оставляют глубокую душевную рану, которая не заживает годами.

В школе я была изгоем. С третьего по восьмой класс каждый день папа или мама встречали меня после уроков, потому что иначе 10 минут пути между домом и школой превращались в ад: одноклассники шли за мной с криками, угрожали, обзывали, вспоминали мои промахи. А зимой меня закидывали снежками или пытались утопить в снегу.

Находиться в классе было чуть легче: под взором учителей не все решались на меня нападать, поэтому подлости были мелкими и незаметными для окружающих: одноклассники прятали мою шапку, лепили жвачки на верхнюю одежду, портили мои работы для школьных выставок, устраивали мне бойкот, мешали выступать у доски.

Во время учебы и после люди часто говорили мне фразы, которые должны были как-то меня успокоить или объяснить причины этой ситуации.

И все эти варианты были неприятными, болезненными или далекими от истины.

Да и если изгой ударит своих обидчиков, он лишь спровоцирует новый виток насилия. Или лишится своей единственной защиты — учителей, потому что тоже перейдет в разряд хулиганов.

Именно издевательства одноклассников превратили меня в замкнутого, закомплексованного человека.

И я очень долго преодолевала страх осуждения.

На моей памяти невмешательство чужих родителей приводило лишь к тому, что их детей начинали избивать.

Чему меня научил мой опыт? Что надо нападать первой. К восьмому классу я прошла такую школу злословия, что умела без мата оскорбить любого только за то, что на меня криво посмотрели. Это я превентивно показывала зубы.

От этой привычки я отучилась с трудом: она портила мне романтические и рабочие отношения, потому что я преувеличенно реагировала на любую угрозу.

Еще этот опыт научил меня бояться мужчин.

Если парень пытался со мной заговорить, то я считала это слишком подозрительным, чтобы принять за симпатию. Я избегала отношений довольно долго (даже когда преодолела все прочие страхи и комплексы, выращенные одноклассниками). И, конечно, этот опыт привел к тому, что я слишком долго недооценивала себя. Мне постоянно казалось, что мои успехи незаслуженные, что я хуже остальных. И это все не позволило мне к моим годам добиться тех успехов, которых я могла бы достичь со своими исходными данными.

В конце восьмого класса, когда мне вручали очередную грамоту, директор по ошибке дал мне четное количество цветов. Когда я вернулась к классу, одноклассники стали толкать меня в спину и шептать:

Истерика после этого длилась у меня три дня. Родители забрали документы из школы (до этого я сопротивлялась, так как считала, что этот опыт на самом деле меня чему-то учит) и перевели в другую школу, в класс, где уже были две отличницы. Там меня хорошо приняли и никогда не обижали.

Выяснилось, что у меня есть лидерские качества. Но даже этот позитивный опыт (и прекрасные студенческие годы) не смогли вытеснить негативные воспоминания: у меня ушло лет 10 на то, чтобы залечить все душевные раны.

Логотип Daily Карелия

Наверное, каждый из нас с легкостью вспомнит хоть одного школьного изгоя. Того, кого все обижали, оскорбляли, толкали и унижали. Изгоями, как утверждают психологи, становятся либо дети, претендующие на лидерство, но не владеющие определенными качествами для этого, а потому становящиеся предметом насмешек, либо безответные мученики, которые с молчаливой покорностью терпят издевательства от своих одноклассников, желающих поднять свой авторитет и свою самооценку за счет унижения другого.

Что же чувствует такой отверженный ученик? Почему не дает отпор своим обидчикам? И кем он становится в будущем?

Эта девушка просила не называть ее имени.

— Я не хочу, — сказала она, — чтобы мои дети узнали меня. Не хочу, чтобы жалели. Пусть у них будет своя жизнь, но только не такая, как моя.

— В начальной школе я была отличницей, — рассказывает Д. — Однако я не считаю данный факт первопричиной моей беды. Большинство детей в нашем классе учились хорошо. После уроков мальчишки устраивали нам, девчонкам, засады: поджидали возле школы и нападали. Но ничего такого ужасного не было. Ну, за косичку дернут. Ну, шапку сорвут. Снежками закидают. Я воспринимала это как игру.

Но годы шли. От многих девчонок мальчишки отстали. А за некоторыми стали даже ухаживать. Только ко мне они относились, как прежде. Один мой одноклассник все время поджидал меня на перемене. Я выйду в коридор, а он в угол меня загонит и бьет ногами по лучевой кости. Он носил такие тяжелые сапоги на толстой твердой подошве. Естественно, было ужасно больно, а на ногах оставались синяки. Но я терпела. Только однажды я пожаловалась учительнице, но та ему пальчиком погрозила — и все.

Поэтому я бы хотела обратиться ко всем родителям: дорогие мои, я вас умоляю, если вашего ребенка обижают в школе, обязательно вмешайтесь! Все это чушь, что дети разберутся сами. Не разберутся! Дети – очень жестокий народ, понимающий только силу. Нет, я не призываю бить этих охламонов, а просто поговорить, строго и жестко. Вот недавно у моей подруги такая же история с дочкой приключилась. Девочка очень одаренная, но ей буквально не давали учиться. Подруга пришла в школу и вызвала на разговор с глазу на глаз каждого обидчика ее дочери. Тут же все нападки на девочку прекратились.

А мне в свое время так никто не помог. Дошло до того, что я школу стала прогуливать, а каждая простуда с больничным была как праздник. Вот во время одного такого праздника я и вычитала где-то, что нужно не реагировать на нападки, тогда задирам станет не интересно и они отстанут. Как бы не так! Заметив мой игнор, одноклассники стали придумывать еще более изощренные пытки: закрывали в мужском туалете, били по голове. Незаметно я скатилась до троек. И просто не могла дождаться, когда закончу эту треклятую школу. Будто тюремный срок отбывала! Несмотря на свои трояки в аттестате, я смогла поступить в вуз. Хорошо подготовилась. Там, конечно, вздохнула с облегчением. Но найти подруг я так и не смогла. Боялась сближения и новых издевок. Только намного позже я стала чуть пообщительнее.

В начале учебного года стоит вспомнить не только про мотивацию к учебе, но и про буллинг. Это современное слово обозначает травлю, которая может случиться в коллективе. Сегодня в родительском клубе Littleone мамы и папы делятся своими историями о том, как они переживали буллинг в детстве и какие сделали выводы.


Жертвы буллинга

Юля, 37 лет, детей пока нет:

«В 5–6 классе меня скорее игнорировали, чем открыто издевались. Я не понимала, в чем причина. Когда я размышляла об этой ситуации уже взрослой, то думала, что причина буллинга — в том, что я не могла дать отпор, была слишком мягкой и интеллигентной. Из-за того, что я никак не реагировала, одноклассники думали, что я немного не в себе.

Сейчас я понимаю, что мамы и папы должны зорко следить за душевным состоянием детей и при первых подозрениях задавать вопросы. Если ребенок был раньше веселым и общительным, а потом вдруг замкнулся, то явно что-то тут не то. Он обязательно должен чувствовать, что его защитят. Я часто оценивала себя по тому, как оценивали меня взрослые. Учительница говорила, что я бестолочь. Я верила, что так и есть: она же взрослая и умная. Только когда я повзрослела, то поняла, что взрослые тоже ошибаются.

Виктория, 60 лет, мама Олега (40 лет), Яны (33 года) и Игоря (31 год):


«В 7 классе к нам пришла второгодница из очень неблагополучной семьи. Я была отличницей со своим мнением и характером, залюбленная бабушками, одетая их швейным мастерством и маминым вкусом. Девочка меня невзлюбила, сплотила против меня одноклассниц. Началась травля. Обидчики могли окружить меня и запугивать, наговорить гадости, выкинуть портфель на улицу. Только уверенность в себе, принесенная из дома и подкрепленная любовью близких, позволила не плакать и улыбаться в лицо тем, кто обижал. А дома я рыдала тихо, никому не жалуясь. Физически тронуть меня не пытались: однажды толкнули, и я очень правильным тоном сказала, что они еще пожалеют. Но это был год мучений. В 8 классе все волшебным образом исчезло, наверное, потому что я держалась.


Людмила, 47 лет, детей нет:


«Я была в 7 классе, когда мне объявили бойкот. Это продолжалось несколько дней, но впечатлений, выводов, потрясений мне хватило.

Мы были в кино, стояли в очереди в толпе, и в этот момент мой одноклассник обозвал меня — публично, обидно. Я разрыдалась и побежала домой. Через эти рыдания мама поняла, что меня кто-то обидел и на следующий день, видимо, поговорила с этими ребятами. И в тот день я пришла в молчащий класс: со мной разговаривала одна моя подруга, а все остальные молчали. Это было очень страшно. Это была стена. А я эмоциональный человек, чувствующий, и это для меня было невыносимо. Так прошло несколько дней. Я искала способы выбраться из этого молчания. Через несколько дней был классный час, и, не вытерпев, я подняла руку и вышла к доске и стала читать стихотворение, которое сочинила сама. И сейчас его помню:

«Идешь ты по полю — прислушайся.

Вглядись в необъятную даль.

Застыла в пространстве музыка

Я читала на таком надрыве. Говорила не текстом, а подтекстом. В конце — расплакалась, убежала домой, подруга принесла мне портфель. На следующий день, когда я пришла в класс, началась совсем другая жизнь. Это были те же люди, но с другими глазами.

Много позже я поняла, что всю свою боль, отчаянье я вложила в подтекст, и он, вероятно, так тронул одноклассников, что все изменилось. И после мы жили в мире и согласии.

Когда травишь ты… вольно или невольно


Ольга, 46 лет, мама Наташи (19 лет):

«Со мной в школе учились две девочки, которых заклевали. Они были хорошие, но не умеющие за себя постоять. Одна так и осталась забитой выросшей угловатой тетей. Вторая тогда пошла ва-банк, хотела стать своей у гнобителей. Она ей стала — ранний секс и беспорядочные связи на всю жизнь. В обоих случаях дети не выгребли из-за пассивной позиции взрослых. И я могу точно сказать за всех своих одноклассников, что нам, уже взрослым, сейчас стыдно за ту позицию молчания.

Эти истории были у меня перед глазами, когда в школе стали буллить мою дочь. Выяснилось, что в 4 классе среди одноклассников-десятилеток появилась новая девочка из деревни, второгодница и гром-девица 12 лет. И она стала устанавливать свои правила, забивать стрелки за школой, где предлагала организовать унижения для моей дочери.

Я разрешила дочери не ходить в школу. Мы учились из дома и ходили по психологам. Хороший педагог сказала мне, что не надо пытаться спасать весь мир и переделывать ту девочку — надо спасать своего ребенка. Если бы не тот педагог, я бы так и пыталась объяснять классу, что так нельзя. Ходила бы в школу утром и вечером, отводя и забирая дочь. Делала бы все в погоне за общественной справедливостью. Не понимая при этом, что гублю психику своего ребенка.

Я перевела дочь в другую школу. Ездить туда было далеко, но все сложилось хорошо. А вот в бывшем дочкином классе та девочка всех подмяла. И все скатились и в учебе, и в поведении.

Кирилл, 35 лет, отец Амелии (5 лет):


Не со мной, а с другим…


Катерина, 35 лет, мама Майи (12 лет):


«В моем детстве случилась печальная история с семьей подружки. Мы были в 4 классе. Брат подруги в 7 классе. Он был заводила, душа компаний, любимчик девчонок и учителей. Да и вся семья у них была классная: хороший достаток, мама состояла в родительских комитетах, устраивала детям праздники, экскурсии, дни рождения. К брату подружки в класс пришел новенький — умный, но замкнутый мальчик, младше всех на год, Ему было 13 лет. Мама воспитывала его одна. Брат подруги начал над ним подтрунивать, чем спровоцировал соответствующее отношение всего класса. Мальчик так сильно его возненавидел, что одним вечером пришел расстрелять всю семью: оружие он умудрился вывезти из Норвегии от маминого приятеля. В результате брат и мать убиты, моя подружка — с ранением головы, а на папе случилась осечка.

У выживших жизнь сложилась очень плохо. Папа начал пить. Подружка моя не ходила больше в школу. После больниц и операций очень долгое время училась заново жить и говорить. Лет до 14 мы с ней общались, пока она не ушла в дурную компанию, где алкоголь, сигареты, беспорядочный секс. Она родила рано, ребенком особо не занималась. А того парня посадили в спецшколу для малолетних преступников.

Поэтому я яростный противник буллинга. И я разговариваю с детьми на эту тему. Мы обсуждаем истории из интернета, описывающие такие ситуации и вместе ищем возможные решения.

Марина, 39 лет, мама Вовы (13 лет), Вани (12 лет) и Василисы (10 лет):


«Буллинг в моем детстве был. Помню, во 2 классе я ударила девочку, которая издевалась вместе со своей подружкой над умным, но слабым мальчиком.

В 7 классе мальчишки травили тщедушного одноклассника — пацан был троечником, откуда-то с Кавказа. Девчонки в этой травле не участвовали, но было противно. Я общалась и помогала тому мальчику в мелочах. Мне было жалко его. Однажды в школу пришла милиция: накануне этого мальчика избили на улице пять одноклассников. Его положили в больницу. А двух одноклассников поставили на учет в милиции. Осадок был неприятный. Учителя в эти ситуации не вмешивались. Что мне делать, как быть, я не понимала. Родителям я ничего не рассказывала: не приходило в голову с ними делиться такими переживаниями.

Читайте также: