Какие вопросы гончаров ставит перед читателями очерков кратко

Обновлено: 02.07.2024

Цель урока: продолжить знакомство с творчеством И.А. Гончарова, расширить представления о личности писателя; дать общее представление о книге, проследить, как воплотились в данной книге особенности жанра (путевые очерки); поработать над анализом стиля писателя.

Данный урок проведен в профильном (филологическом) классе, где программа по литературе несколько расширена и введены произведения для обзорного рассмотрения. Предшествующим данному уроку был урок по теме “История поколения в “Обыкновенной истории” Ивана Гончарова.

Это вглядыванье, вдумыванье в чужую жизнь, в жизнь ли целого народа, или одного человека, отдельно, дает наблюдателю такой общечеловеческий и частный урок, какого ни в каких книгах не отыщешь.

I. Урок начинается диалогом, который ведут 10-классники:

В один из дней позднего августа 1852 года по всем гостиным – у Майковых, у Никитенко, у Панаевых, у Языковых – разлетелось вдруг поразившее всех известие:

– Мсьё де Лень…нет! Вы можете себе представить? Наш мсьё де Лень отправляется на военном фрегате в кругоземное плавание к берегам Японии и Китая.

– Как! Тот самый толстяк, который, бывало, оставлял кабинет и покойный диван только в случае крайней надобности и всегда с сожалением?!

– Этот избалованный городским комфортом немолодой чиновник с больной печенью и ревматизмом, бегущий от окна, из которого дует, с трудом засыпающий, если муха жужжит или мышонок скребется, боящийся дороги с ухабами, и поздних ужинов, и сырой погоды, и слишком жаркого солнца?!

– Этот добродушный ленивец Иван Александрович Гончаров пускается невесть с чего на зыбкое лоно морей, где холод, и ветры, и штормы, и бури, и тропическая жара, и непереносимая качка?!

– Такое известие казалось несбыточным, невероятным.

– Тем не менее все было именно так.

Ученик (в образе Гончарова, читает по книге): “ Боже мой! Я смогу побывать в Китае, Японии, в Индии, переплыву океан, ступлю ногой на острова, где гуляет в первобытной простоте дикарь, посмотрю на неведомые мне чудеса природы, неведомые города и обычаи чужого мне человека. Всё вокруг станет кипеть движением, красками, звуками, волновать, бодрить. Я хоть на время забуду скучную физиономии петербургского общества, а жизнь моя не станет тягостным праздным отражением мелких надоевших явлений… Да ведь мечтал же я издавна, ещё с детства, о кругоземном путешествии: выехать, скажем, а правого берега Волги, ехать, всё ехать прямо и вдруг вернуться назад, в Симбирск, уже с левого берега…

– Ах, куда это вы, милый Иван Александрович? Для чего? Зачем? Там вам и глаз не сомкнуть от шума и грохота. Поезжайте уж лучше в Париж, в Италию, в Лондон! Одумайтесь!

Гончаров: Нет, нет. Не могу–с! Хочу в Бразилию, хочу туда, где солнце из камня высекает жизнь, где рыщет лев, пресмыкается змей, где страшно и обаятельно жить, где глаза не устанут смотреть , а сердце взволнованно биться… Вот куда я хочу отсюда, сударыня, а не в Париж или Лондон.

II. Выступление ученика. История путешествия, история экспедиции.

В конце 1852 г. Из Петербурга в кругосветное плавание отправился военный парусный корабль – фрегат “Паллада”. Начальнику экспедиции на “Палладе” нужен был секретарь – человек, “который бы хорошо писал по-русски, литератор” (“Литературное наследство”, № 22-24, стр.344). Этим секретарем стал И.А. Гончаров, уже известный в то время писатель, автор ряда литературных произведений, в т.ч. романа “Обыкновенная история”. Согласно официальной версии, фрегат должен был посетить русские владения в Америке (принадлежавшую в то время России Аляску и острова у ее берегов). Однако подлинной задачей экспедиции было установление связей с далекой Японией, в то время отсталым феодальным государством, не имевшим почти никаких отношений со странами Европы и Америки. Японские власти препятствовали проникновению европейцев в их страну. В нач. XIX века русский посланник Н.П. Резанов в течение ряда лет вел переговоры с японским правительством о торговом договоре, но эти переговоры ни к чему не привели.

Начальником русской экспедиции в Японию на “Палладе” был назначен Е.В. Путятин, моряк, дипломат, государственный деятель, активный проводник политики царизма в Азии. Командовал “Палладой” И.С. Унковский, выдающийся командир русского парусного флота, ученик замечательного флотоводца и ученого, одного из первооткрывателей Актарктиды – адмирала М.П. Лазарева. В путешествии участвовали видные моряки, ученые: А.А. Халезов(дед), К.Н. Посьет,, Д.С. Честной. Кроме “Паллады”, в состав экспедиции входили шхуна “Восток” под командованием В.А. Римского – Корсакова и транспортное судно “Князь Меншиков” под командованием И.В. Фуругельма.

“Паллада” достигла берегов Японии в августе 1853г. Переговоры о торговом договоре, которые вел Путятин, продолжались до января 1854г. В январе 1854г., в связи с Крымской войной, так и не добившись заключения договора, экспедиция покинула Японию. После этого “Паллада” побывала на островах Лю-чу (Ликейских), в Маниле на Филиппинах и затем отправилась к берегам Сибири. Здесь, в устье реки Амур, летом 1854г. и закончилось плавание фрегата. Гончарову, чтобы добраться до Петербурга, пришлось проделать длинный и трудный путь на лошадях через Сибирь.

III. Учитель объявляют цели урока и отмечает, что данный урок не ставит цель текстуального изучения данного произведения Гончарова.

IV. Выступление ученика. Представление книги И. Гончарова “Фрегат “Паллада”.

Гончаров, еще готовясь к кругосветному плаванию, хорошо понимал, что от него по возвращении будут ждать рассказа о таком незаурядном по тем временам событии: “Предстоит объехать весь мир и рассказать об этом”.

Очерки “Фрегат “Паллада” представляют собой творческий документ, важный для характеристики идейно-политических взглядов Гончарова. Несмотря на то, что в этих очерках ощутимо сказалась противоречивость его мировоззрения, основная и непреходящая ценность их заключается прежде всего в правдивом отражении в них фактов и процессов объективной действительности. Создавая книгу очерков, Гончаров не собирался дать “систематическое описание путешествия”. Он не освещает многие стороны экспедиции. В очерках почти не отражена героика тяжелого морского похода. Нет подробного и последовательного описания плавания. Не рассказывает он и о Путятине (начальнике русской экспедиции), необузданном самодуре, создавшем тяжелую атмосферу на корабле.

Это художественное произведение, в котором наблюдения и впечатления писателя-путешественника художественно преображены и осмыслены под определенным углом зрения.

Цель, “искомый результат путешествия”, по мнению Гончарова,– сравнение своего и чужого. “Это вглядыванье, вдумыванье в чужую жизнь, в жизнь ли целого народа, или одного человека, отдельно, дает наблюдателю такой общечеловеческий и частный урок, какого ни в каких книгах не отыщешь”.

“Фрегат “Паллада” проникнут глубокой любовью Гончарова к своей стране, к русскому народу. “История плавания…корабля, этого маленького русского мира, с четырьмястами обитателей, носившегося два года по океанам, своеобразная жизнь плавателей, черты морского быта – все это также само способно привлекать и удерживать симпатии читателей”,– говорил Гончаров в предисловии к очеркам.

“Очерки путешествия” И.Гончарова представляли собой решительный разрыв как с сентиментальной традицией “Писем русского путешественника” Н. Карамзина, так и с традициями романтических описаний, созданных Бенедиктовым и Марлинским. “Очерки путешествия” Гончарова окончательно утвердили в русской литературе ту реалистическую тенденцию путевого очерка, которая была начата “Путешествием в Арзрум” Пушкина. “Фрегат “Паллада” сыграл значительную роль в развитии художественного творчества самого И.А. Гончарова и прежде всего в его работе над романом “Обломов”. Гончаров предполагал написать главу “Путешествие Обломова”. Этот замысел не был реализован (как мы знаем, Илья Ильич так и не тронулся за границу). Из своего путешествия писатель возвратился умудренным богатейшим опытом, и это не могло не отразиться в его дальнейшем творчестве.

V. Особенности жанра “Фрегата “Паллады”.

– Что представляет собой книга Гончарова с точки зрения жанра? (путевые заметки).

– Что составляет основу путевых заметок? (Путевые заметки – одна из разновидностей путевого очерка – жанра художественной публицистики).

СОСТАВЛЯЮЩЕЕ ПУТЕВЫХ ЗАМЕТОК:

– Какой тип речи присутствует в путевых заметках? (все типы речи)

– И последняя особенность произведений рассматриваемого нами жанра – субъективность в изложении, ярко выраженная позиция автора.

VI. Анализ эпизодов.

– Когда впервые и благодаря кому Иван Гончаров проявил интерес к путешествиям, к экзотическим странам? (в детстве, благодаря Николаю Николаевичу Трегубову).

– Итак, для Гончарова имевшаяся страсть к путешествию открыла совершенно новый мир, мир жизни военного фрегата, мир морского странствия. И это для него всё было впервые, всё в первый раз.

И Гончаров показывает психологическое состояние новичка, впервые попавшего на судно.

Ученик выразительно читает эпизод из главы “От Кронштадта до мыса Лизарда” (со слов “Я с первого шага на корабль стал осматриваться” до слов “Я с недоумением глядел вокруг себя и на свои сложенные в кучу вещи”). (Фрагмент отпечатан и лежит перед учениками).

– Какие чувства обуревают новичка, человека, впервые попавшего на корабль и впервые вышедшего в море? (настороженность, испуг, любопытство)

Учитель: Мир корабля – удивительный мир, ни на что не похожий. Корабль живёт своей уникальной жизнью, где все подчинено… чему? (ребят предлагается предугадать) – СВИСТКУ!

Ученик: пересказ эпизода из той же главы. “Свистать всех наверх!”

Учитель: Гончаров – тонкий наблюдатель, пытливый путешественник, человек, активно и жадно познающий новый мир. Он находит поэзию во всем, в том числе и в описании парусника.

Ученик выразительно читает отрывок из главы “От Кронштадта до Лизарда” (описание парусника), (фрагмент лежит перед учениками).

Беседа с классом:

– Каково эмоциональное настроение данного отрывка?

– В этом описании Гончаров больше секретарь, которому должно составить отчет о кругосветке, или поэт? Аргументируйте свою точку зрения. (Обилие художественных средств выразительности).

– Использование каких тропов позволяет автору так эмоционально и ярко описать парусник? (обилие в данном эпизоде примеров метафоры, олицетворения, ярких сравнений и эпитетов).

Учитель: Да, одна из особенностей путевых заметок – красочное описание природы. И в этом Иван Гончаров достигает художественных высот.

Ученик выразительно читает отрывок из главы “Плавание в Атлантических тропиках” (описание тропического неба).

– Каким настроением проникнуто это описание?

– Каковы художественные особенности синтаксиса? (риторические вопросы, риторические восклицания; обилие рядов однородных членов, бессоюзие).

Учитель: Как мы уже успели заметить, Гончаров умеет сочетать художественные описания с публицистическими зарисовками. Обратимся к главе “Сингапур”.

– Каким увидел мир Гончаров? Что привлекает его внимание? Что ему любопытно? (описание внешности, еда, занятия, торговые лавки, социальное расслоение и т.д.)

Учитель: Через 20 лет после кругосветного путешествия, в 1874 году, И.А. Гончаров напишет очерк “Через 20 лет”. В нем автор повествует о себе, о судьбе фрегата “Паллада”.

Учение кратко рассказывает о судьбе фрегата.

– Каким увидел дальневосточный край путешественник из далекого Петербурга? Кто из известных нам людей, чья судьба связана с освоением Приамурья, упоминается в очерке? Рассказ о Николае Муравьеве (Амурском).

VII. Обобщение.

Сегодня мы совершили кратковременное путешествие по страницам удивительной и познавательной книги Ивана Гончарова “Фрегат “Паллада”, попытались увидеть незнакомые нам места глазами русского путешественника, расширили представление о Гончарове–прозаике и публицисте, расширили свои географические познания о мире.

Какие вопросы Гончаров ставит перед чтецами набросков?

Степан Плишкин
Подготовка к ЕГЭ/ОГЭ
2019-11-05 07:30:43
0
1

Почему восстание таипинов китайцы не могли подавить в течение 14 лет, и за их пришлось это делать английским и французским интервентам, но теперь всё становится светлым. Становится светлым и то, почему у нас в стране никак не взнуздают преступность. Если заместо истинных преступников ловить неповинных людей, нечаянно попавших под руку, победы не ожидай

Submit to our newsletter to receive exclusive stories delivered to you inbox!

Зачетный Опарыш

Лучший ответ:

Зачетный Опарыш

Почему восстание таипинов китайцы не могли подавить в течение 14 лет, и за них пришлось это делать английским и французским интервентам, но теперь всё становится ясным. Становится ясным и то, почему у нас в стране никак не обуздают преступность. Если вместо настоящих злодеев ловить невиновных людей, случайно попавших под руку, победы не жди

Вы можете из нескольких рисунков создать анимацию (или целый мультфильм!). Для этого нарисуйте несколько последовательных кадров и нажмите кнопку Просмотр анимации.

Какие вопросы Гончаров ставит перед читателями очерков?

Для конспектирования предлагаются вопросы, на которые надо ответить либо цитируя Гончарова полностью (дословно и в кавычках), либо пересказывая отдельные критические суждения своими словами. Для удобства фрагменты, приведенные здесь, пронумерованы.

Если есть оценки Гончарова, с которыми вы не согласны, подчеркните их в своем конспекте.

Вопросы для конспектирования.

[1] Какую задачу ставит себе Гончаров?

[2] Что ценят в пьесе А. С. Грибоедова критики?

[3] Что ценит в пьесе Гончаров?

[4] До каких пор будут мелькать в обществе черты героев пьесы?

[5] Что в комедии никогда не умрет?

[7] Умен ли Чацкий? Кто он?

[8] Что связывает части комедии между собой?

[10] Каков психологический портрет Чацкого в конце пьесы?

[11] Почему, по мнению Гончарова, Грибоедов кончил пьесу катастрофой?

[12] Каков портрет Софьи глазами Гончарова и какое отношение к ней критика?

[13] Какова, по мнению Гончарова, роль Чацкого?

[14] В чем упрекает Гончаров современную ему критику?

[15] Каков идеал Чацкого?

[16] В чем вечность образа Чацкого?

[17] Что говорит Гончаров в последнем замечании о Чацком?

ИВАН АЛЕКСАНДРОВИЧ ГОНЧАРОВ

Горе от ума, Грибоедова. – Бенефис Монахова, ноябрь, 1871 г.

[2] Одни ценят в комедии картину московских нравов известной эпохи, создание живых типов и их искусную группировку. Вся пьеса представляется каким-то кругом знакомых читателю лиц, и притом таким определенным и замкнутым, как колода карт. Лица Фамусова, Молчалина, Скалозуба и другие врезались в память та же твердо, как короли, валеты и дамы в картах, и у всех сложилось более или мене согласное понятие о всех лицах, кроме одного – Чацкого. Так все они начертаны верно и строго и так примелькались всем. Только о Чацком многие недоумевают: что он такое? Он как будто пятьдесят третья какая-то загадочная карта в колоде. Если было мало разногласия в понимании других лиц, то о Чацком, напротив, разноречия не кончились до сих пор и, может быть, не кончатся еще долго.

Другие, отдавая справедливость картине нравов, верности типов, дорожат более эпиграмматической солью языка, живой сатирой – моралью, которую пьеса до сих пор, как неистощимый колодезь, снабжает всякого на каждый обиходный шаг жизни.

Несмотря на то, всякий раз, однако, когда меняется персонал в ролях, и те и другие судьи идут в театр, И снова поднимаются оживленные толки об исполнении той или другой роли и о самых ролях, как будто в новой пьесе.

[5] Соль, эпиграмма, сатира, этот разговорный стих, кажется, никогда не умрут, как и сам рассыпанный в них острый и едкий, живой русский ум, который Грибоедов заключил, как волшебник духа какого-нибудь в свой замок, и он рассыпается там злобным смехом. Нельзя представить себе, что могла явиться когда-нибудь другая, более естественная, простая, более взятая из жизни речь. Проза и стихи слились здесь во что-то нераздельное, затем, кажется, чтобы их легче было удержать в памяти и пустить опять в оборот весь собранный автором ум, юмор, шутку и злость русского ума и языка. Этот язык так же дался автору, как далась группа этих лиц, как дался главный смысл комедии, как далось все вместе, будто вылилось разом, и все образовало необыкновенную комедию – и в тесном смысле как сценическую пьесу, и в обширном – как комедию жизни. Другим ничем, как комедией, она и не могла бы быть.

[6] Оставя две капитальные стороны пьесы, которые так явно говорят за себя и потому имеют большинство почитателей, – то есть картину эпохи, с группой живых портретов, и соль языка, – обратимся сначала к комедии как к сценической пьесе, потом как к комедии вообще, к ее общему смыслу, к главному разуму ее в общественном и литературном значении, наконец скажем и об исполнении ее на сцене.

Это – тонкая, умная, изящная и страстная комедия в тесном, техническом смысле, – верная в мелких психологических деталях, – но для зрителя почти неуловимая, потому что она замаскирована типичными лицами героев, гениальной рисовкой, колоритом места, эпохи, прелестью языка, всеми поэтическими силами, так обильно разлитыми в пьесе. Действие, то есть собственно интрига в ней, перед этими капитальными сторонами кажется бледным, лишним, почти ненужным.

Только при разъезде в сенях зритель точно пробуждается при неожиданной катастрофе, разразившейся между главными лицами, и вдруг припоминает комедию-интригу. Но и то не надолго. Перед ним уже вырастает громадный, настоящий смысл комедии.

[7] Главная роль, конечно, – роль Чацкого, без которой не было бы комедии, а была бы, пожалуй, картина нравов.

Сам Грибоедов приписал горе Чацкого его уму, а Пушкин отказал ему вовсе в уме.

Можно бы было подумать, что Грибоедов, из отеческой любви к своему герою, польстил ему в заглавии, как будто предупредив читателя, что герой его умен, а все прочие около него не умны.

Служить бы рад, – прислуживаться тошно, —

[8] Читатель помнит, конечно, все, что проделал Чацкий. Проследим слегка ход пьесы и постараемся выделить из нее драматический интерес комедии, то движение, которое идет через всю пьесу, как невидимая, но живая нить, связующая все части и лица комедии между собою.

Чацкий выбегает к Софье, прямо из дорожного экипажа, не заезжая к себе, горячо целует у ней руку, глядит ей в глаза, радуется свиданию, в надежде найти ответ прежнему чувству – и не находит. Его поразили две перемены: она необыкновенно похорошела и охладела к нему – тоже необыкновенно.

С этой минуты между ею и Чацким завязался горячий поединок, самое живое действие, комедия в тесном смысле, в которой принимают близкое участие два лица, Молчалин и Лиза.

Чацкий почти не замечает Фамусова, холодно и рассеянно отвечает на его вопрос, где был? Он и в Москву, и к Фамусову приехал, очевидно, для Софьи и к одной Софье. Ему скучно и говорить с Фамусовым – и только положительный вызов Фамусова на спор выводит Чацкого из его сосредоточенности. Но все еще раздражение его сдержанно. Но его будит неожиданный намек Фамусова на слух о сватовстве Скалозуба.

Смотрели бы, как делали отцы,

Учились бы, на старших глядя! –

… За дряхлостию лет

К свободной жизни их вражда непримирима, —

отвечает Чацкий и казнит –

Прошедшего житья подлейшие черты.

Теперь нам известны эти последствия. Они обнаружились с появлением комедии, еще в рукописи, в свет – и как эпидемия охватили всю Россию!

Между тем интрига любви идет своим чередом, правильно, с тонкою психологическою верностью, которая во всякой другой пьесе, лишенной прочих колоссальных грибоедовских красот, могла бы сделать автору имя.

Обморок Софьи при падении с лошади Мoлчалина, ее участье к нему, так неосторожно высказавшееся, новые сарказмы Чацкого на Молчалина – все это усложнило действие и образовало тот главный пункт, который назывался в пиитиках завязкою. Тут сосредоточился драматический интерес. Чацкий почти угадал истину.

И я чего хочу, когда все решено?

Мне в петлю лезть, а ей смешно!

Раз в жизни притворюсь, —

Такую мастерскую сцену, высказанную такими стихами, едва ли представляет какое-нибудь другое драматическое произведение. Нельзя благороднее и трезвее высказать чувство, как оно высказалось у Чацкого, нельзя тоньше и грациознее выпутаться из ловушки, как выпутывается Софья Павловна. Только пушкинские сцены Онегина с Татьяной напоминают эти тонкие черты умных натур.

Софье удалось было совершенно отделаться от новой подозрительности Чацкого, но она сама увлеклась своей любовью к Молчалину и чуть не испортила все дело, высказавшись почти открыто в любви. Она в увлечении поспешила нарисовать его портрет во весь рост, может быть в надежде примирить с этой любовью не только себя, но и других, даже Чацкого, как портрет выходит пошл.

У Чацкого рассеялись все сомнения:

Она его не уважает!

Шалит, она его не любит.

Она не ставит в грош его! –

Кто разгадает вас!

Следующая сцена его с Молчалиным, вполне обрисовывающая характер последнего, утверждает Чацкого окончательно, что Софья не любит соперника.

Обманщица смеялась надо мною! –

замечает он и идет навстречу новым лицам.

Комедия между ним и Софьей оборвалась; жгучее раздражение ревности унялось, и холод безнадежности пахнул ему в душу.

[9] Ему оставалось уехать; но на сцену вторгается другая, живая, бойкая комедия, открывается разом несколько новых перспектив московской жизни, которые не только вытесняют из памяти зрителя интригу Чацкого, но и сам Чацкий как будто забывает о ней и мешается в толпу. Около него группируются и играют, каждое свою роль, новые лица. Это бал, со всей московской обстановкой, с рядом живых сценических очерков, в которых каждая группа образует свою отдельную комедию, с полною обрисовкою характеров, успевших в нескольких словах разыграться в законченное действие.

Эта Хлестова, остаток екатерининского века, с моськой, с арапкой-девочкой, – эта княгиня и князь Петр Ильич – без слова, но такая говорящая руина прошлого; Загорецкий, явный мошенник, спасающийся от тюрьмы в лучших гостиных и откупающийся угодливостью, вроде собачьих поносок – и эти N.N., – и все толки их, и все занимающее их содержание!

Наплыв этих лиц так обилен, портреты их так рельефны, что зритель хладеет к интриге, не успевая ловить эти быстрые очерки новых лиц и вслушиваться в их оригинальный говор.

Чацкого уже нет на сцене, но он до ухода дал обильную пищу той главной комедии, которая началась у него с Фамусовым, в первом акте, потом с Молчалиным, – той битве со всей Москвой, куда он, по целям автора, затем и приехал.

[10] В кратких, даже мгновенных встречах с старыми знакомыми он успел всех вооружить против себя едкими репликами и сарказмами. Его уже живо затрогивают всякие пустяки – и он дает волю языку. Рассердил старуху Хлестову, дал невпопад несколько советов Горичеву, резко оборвал графиню-внучку и опять задел Молчалина.

Но чаша переполнилась. Он выходит из задних комнат уже окончательно расстроенный и, по старой дружбе, в толпе опять идет к Софье, надеясь хоть на простое сочувствие. Он поверяет ей свое душевное состояние:

Груди от дружеских тисков,

Ногам от шарканья, ушам от восклицаний,

А пуще голове от всяких пустяков!

Здесь у меня душа каким-то горем сжата! –

жалуется он ей, не подозревая, какой заговор созрел против него в неприятельском лагере.

Он не только грустен, но и желчен, придирчив. Он, как раненый, собирает все силы, делает вызов толпе – и наносит удар всем, – но не хватило у него мощи против соединенного врага.

Он впадает в преувеличения, почти в нетрезвость речи, и подтверждает во мнении гостей распущенный Софьей слух о его сумасшествии.

Он перестало владеть собой и даже не замечает, что он сам составляет спектакль на бале.

А он, потому только, что –

…так страстно и так низко

Был расточитель нежных слов, –

в ярости за собственное свое бесполезное унижение, за напущенный на себя добровольно самим собой обман, казнит всех, а ей бросает жестокое и несправедливое слово:

С вами я горжусь моим разрывом, —

когда нечего было и разрывать! Наконец просто доходит до брани, изливая желчь:

На дочь, и на отца,

И на любовника глупца, —

А нет свидетелей, следовательно, все шито да крыто, можно забыть, выйти замуж, пожалуй, за Скалозуба, а на прошлое смотреть…

Это и ее мораль, и мораль отца, и всего круга. А между тем Софья Павловна индивидуально не безнравственна: она грешит грехом неведения, слепоты, в которой жили все, –

Свет не карает заблуждений,

Но тайны требует для них!

В этом двустишии Пушкина выражается общий смысл условий морали. Софья никогда не прозревала от нее и не прозрела бы без Чацкого никогда, за неимением случая. Софья Павловна вовсе не та виновна, как кажется.

Это – смесь хороших инстинктов с ложью, живого ума с отсутствием всякого намека на идеи и убеждения, путаница понятий, умственная и нравственная слепота — все это не имеет в ней характера личных пороков, а является как общие черты ее круга. В собственной, личной ее физиономии прячется в тени что-то свое, горячее, нежное, даже мечтательное. Остальное принадлежит воспитанию.

Вообще к Софье Павловне трудно отнестись не симпатично: в ней есть сильные задатки недюжинной натуры, живого ума, страстности и женской мягкости. Она загублена в духоте, куда не проникал ни один луч света, ни одна струя свежего воздуха. Недаром любил ее и Чацкий. После него она одна из всей этой толпы напрашивается на какое-то грустное чувство, и в душе читателя против нее нет того безучастного смеха, с каким он расстается с прочими лицами.

[13] Чацкого роль – роль страдательная: оно иначе и быть не может. Такова роль всех Чацких, хотя она в то же время и всегда победительная. Но они не знают о своей победе, они сеют только, а пожинают другие – и в этом их главное страдание, то есть в безнадежности успеха.

Чацкий сломлен количеством старой силы, нанеся ей в свою очередь смертельный удар качеством силы свежей.

Чацкий неизбежен при каждой смене одного века другим, Положение Чацких на общественной лестнице разнообразно, но роль и участь все одна, от крупных государственных и политических личностей, управляющих судьбами масс, до скромной доли в тесном кругу.

Вот отчего не состарелся до сих пор и едва ли состареется когда-нибудь грибоедовский Чацкий, а с ним и вся комедия. И литература не выбьется из магического круга, начертанного Грибоедовым, как только художник коснется борьбы понятий, смены поколений. Он или даст тип крайних, не созревших передовых личностей, едва намекающих на будущее, и потому недолговечных, каких мы уже пережили немало в жизни в искусстве, или создаст видоизмененный образ Чацкого, как после сервантесовского Дон-Кихота и шекспировского Гамлета являлись и являются бесконечные их подобия.

В честных, горячих речах этих позднейших Чацких будут вечно слышаться грибоедовские мотивы и слова – и если не слова, то смысл и тон раздражительных монологов его Чацкого. От этой музыки здоровые герои в борьбе со старым не уйдут никогда.

Оставя политические заблуждения Герцена[7], где он вышел из роли нормального героя, из роли Чацкого, этого с головы до ног русского человека, – вспомним его стрелы, бросаемые в разные темные, отдаленные углы России, где они находили виноватого. В его сарказмах слышится эхо грибоедовского смеха и бесконечное развитие острот Чацкого.

[17] Наконец – последнее замечание о Чацком. Делают упрек Грибодову в том, что будто Чацкий – не облечен так художественно, как другие лица комедии, в плоть и кровь, что в нем мало жизненности, Иные даже говорят, что это не живой человек, а абстракт, идея, ходячая мораль комедии, а не такое полное и законченное создание, как, например, фигура Онегина и других, выхваченных из жизни типов.

Это несправедливо. Ставить рядом с Онегиным Чацкого нельзя: строгая объективность драматической формы не допускает той широты и полноты кисти, как эпическая. Если другие лица комедии являются строже и резче очерченными, то этим они обязаны пошлости и мелочи своих натур, легко исчерпываемых художником в легких очерках. Тогда как в личности Чацкого, богатой и разносторонней, могла быть в комедии рельефно взята одна господствующая сторона – а Грибоедов успел намекнуть и на многие другие.

Читайте также: