Как соотносились национальные идеи и проявления интернационализации в европейском обществе кратко
Обновлено: 04.07.2024
Рассчитана на научных работников, преподавателей и студентов общественных и гуманитарных факультетов высших учебных заведений, всех, кто интересуется судьбами и перспективами современного человечества.
Книга: Макрохристианский мир в эпоху глобализации
Процесс интернационализации как фактор зарождения объединительных идей и тенденций в Европе XIX — начала XX вв.
Процесс интернационализации как фактор зарождения объединительных идей и тенденций в Европе XIX — начала XX вв.
На протяжении всего существования государств (в их современном понимании) интеллектуалы разных эпох пытались осмыслить пути предотвращения межгосударственных конфликтов. Еще задолго до появления гениальной фигуры Иммануила Канта осуществлялись поиски схем искоренения таких конфликтов или разработки системы вечного мира172. Отдельные исследователи в менее нормативной форме пытались отыскать теоретические основы для обеспечения условий прочного мира путем определенного сочетания внешних факторов и/или институтов, необходимых для снижения риска войны.
Фактическое доминирование радикальных элементов еще не существующей теории реализма обусловило игнорирование учеными того факта, что наряду с Европой империй и границ уже тогда зарождалась и реально существовала и интернациональная Европа, где традиционные различия между странами по ключевым вопросам межгосударственного и регионального сотрудничества постепенно утрачивали свое определяющее значение.
Процесс интернационализации международных отношений в течение XIX в., на наш взгляд, обрел относительно комплексный характер, охватив и правовые, и трудовые отношения, и социальную сферу, и культуру, религиозную жизнь и движение интеллектуалов. Особенно активно он проявился в т. наз. крестовом походе за мир, как называли пацифистское движение в западнохристианском мире174.
В этом контексте есть основание признать относительность известного тезиса о появлении прообраза Объединенной Европы как научной абстракции в умах лучших европейских мыслителей. Ведь последние черпали аргументы для своих разработок в практической действительности, отмеченной как постоянными конфликтами и войнами, так и постепенно нарастающим пониманием их пагубности. В этих условиях Европа как источник и поле наиболее кровавых войн исторически была обречена либо потерять свою цивилизационную роль, либо интегрироваться в единое целое.
Характерным свидетельством тогдашних процессов интернационализации является беспрецедентное количество официальных международных мероприятий (съездов, конференций, заседаний, собраний и т. п.) — почти 3000 между 1840 и 1914 гг., как и факт создания в течение столетия после Ватерлоо свыше 450 неправительственных международных организаций и более 30 межгосударственных. Далеко не все из них оказались жизнеспособными (к середине XX в. сохранилось лишь 191 негосударственная и 20 межгосударственных организаций, созданных до 1914 г176, однако их практическую значимость было бы трудно переоценить.
Однако Венский конгресс имел важные последствия для развития процесса интернационализации на континенте. С одной стороны, его приветствовали общественные деятели, стоявшие на позициях гуманизма, как орган, стремившийся и в определенной мере могущий придать международный импульс некоторым социальным реформам (например, путем принятия в рамках конгресса Декларации об осуждении работорговли — документа большой общественно–политической важности, означавшего официальное признание со стороны ведущих европейских государств того факта, что работорговля является злом и подлежит запрету). С другой стороны, своим решением об учреждении Центральной комиссии по навигации на Рейне Венский конгресс создал первую из многочисленных в будущем межгосударственных организаций XIX в. Тем самым был создан важный международный прецедент.
Доминанта государственных интересов над национальными и региональными привела к тому, что Венские инициативы 1815 г. длительное время оставались без последующей практической реализации: до 1850 г. было создано всего четыре международные организации, одна из которых — Королевское азиатское общество — не имела непосредственного отношения к Европе, вторая — Британско–иностранное общество против рабства — стала отголоском обсуждения этой проблемы на Венском конгрессе, третья (Общество св. Винсента) придерживалась давней традиции частной христианской благотворительности, а последняя — Всемирный евангельский союз — была настолько свободной в своем уставе, что государственные органы некоторых стран даже отказывались признавать ее организацией. Более того, на начальном этапе деятельности в союзе настолько доминировали британские церкви, что ряд исследователей просто отказывались признавать за ним подлинно международный статус.
Поэтому представляется закономерным, что на протяжении следующего десятилетия (1850–1860 гг.) были основаны лишь пять общественных (неправительственных) и две межгосударственные организации. И только в шестидесятые годы темпы международной институционализации начали ускоряться.
Определяющий период испытаний для государственнической доминанты в построении международной системы выпал на эпоху 1860–1880 гг., когда успехи от деятельности международных организаций стали очевидными и, соответственно, были добыты убедительные доказательства их эффективности. Именно тогда начали формироваться обычаи и традиции институциализованного международного сотрудничества; при этом каждое последующее десятилетие стремительно увеличивало количество основанных неправительственных международных организаций, достигнув впечатляющей цифры: 192 за период 1900–1909 гг. и 112 за период 1910–1914 гг. И даже в мрачные 1915–1919 гг. была создана 51 международная неправительственная организация179. Но такой ход событий не перерос в стабильное качество ввиду того, что ключевые решения и в дальнейшем принимались на уровне национально–государственных образований и их политических элит, которые практически игнорировали общественное мнение и были исторически не готовы к радикальным изменениям своих подходов.
Возможно, правы те, кто утверждает, что если бы не Первая мировая война, позитивная тенденция продолжалась бы и даже усиливалась бы. Однако трудно возразить и авторам, которые убеждены в том, что Великая война в известной степени стала следствием отсутствия даже минимального контроля со стороны международных неправительственных организаций за разработкой и принятием решений на государственном уровне.
Тот факт, что из общего количества международных неправительственных организаций, созданных за столетний период между Венским конгрессом и началом Первой мировой войны, лишь 20 не имели отношения к Европе, принципиально сути дела не меняет. Ведь, с одной стороны, он свидетельствует о стремлении европейцев к изменениям, а с другой — о неадаптивности тогдашних международных систем к новым веяниям и рекомендациям проинтеграционных образований.
Естественно, что европейские правительства относились к институционализации взаимных отношений более осторожно. Правда, следует отметить устойчивый прогресс в этой сфере. Так, если между 1815 и 1880 гг. общее количество межгосударственных организаций составляло лишь 14, то между 1880 и 1914 гг. были созданы еще 23, хотя пять из них были панамериканскими180. К тому же, подавляющее большинство из них, опять–таки, включали в себя составляющую европейского сотрудничества как доминирующую. Но решающей оставалась роль правящих элит в конкретных государствах.
Вместе с тем, приведенные факторы, в известной мере объясняя количественный рост международных организаций, не дают, однако, ответа на фундаментальный вопрос: почему критическая фаза институализации международных отношений в Европе приходится именно на 1860?е и 1870?е гг. Одной доминанты государственности в ее традиционном понимании и констатации слабого влияния неправительственных организаций здесь явно недостает для окончательных выводов.
Базовая причина противоречивого и в то же время показательного феномена заключается, на наш взгляд, в наступлении качественно новой стадии экономического развития, которой Европа достигла в то время. Доминировала идея экономического прагматизма, реализовать которую на традиционной основе становилось все труднее. Политический изоляционизм, присущий тогда многим государствам, негативно отражался на их экономиках и вызывал активные поиски выхода из сложившейся ситуации.
Дело в том, что именно тогда произошел прорыв в техническом прогрессе, начали ускоряться темпы индустриализации, а это, в свою очередь, обеспечило экономическую основу для крупномасштабного процесса интернационализации жизни континента. Если раньше физические факты географии уже сами по себе представляли непреодолимые препятствия для налаживания коммуникаций, то транспортная революция 1860–1870?х гг., сопровождаемая массовым внедрением и распространением дешевых и быстрых средств транспортировки морем и сушей, телеграфа, надежной и достаточно унифицированной почтовой службы, создала надежную и доступную базу для организации конференций, конгрессов и других форм международного общения, в том числе на уровне гражданского общества.
Таким образом, развитие транспортной инфраструктуры в значительной мере дополняет общую картину поисков новых моделей сближения европейских государств. Оно позволило интенсифицировать и поставить на регулярную основу международные общественно–политические контакты: если ранее конференции и конгрессы были в состоянии созывать лишь государства и связанные с государственной властью структуры (и то, обычно, лишь для решения судьбоносных вопросов войны и мира), то с того времени подобные мероприятия стали уже обычным и неотъемлемым атрибутом деятельности как межгосударственных, так и международных неправительственных (общественных) организаций, без чего было бы невозможным собственно их существование.
Для нашего исследования важно то, что подавляющее число как международных конгрессов (конференций), так и международных выставок проходило в то время в европейских странах, в основном во Франции, Бельгии, Швейцарии, Великобритании и Германии. Характерно, что, например, из 14 сторон — подписантов Берлинской конвенции 1912 г. о международной выставочной деятельности, все, за исключением Японии, были европейскими странами. В этом видится еще один аргумент в пользу вывода о взаимосвязи между стремлением европейцев покончить с постоянными войнами и активизацией идеи Объединенной Европы.
Еще одним существенным фактором продвижения европейской объединительной идеи стала религия. Характерно, что и в данном случае европейцы проявляли ключевую тенденцию к дальнейшему продвижению по пути мира. Таким образом, наряду с развитием производительных сил и материальной инфраструктуры международных отношений во многих странах Европы и США происходил как раз процесс религиозного ренессанса, особенно евангелистских и других протестантских движений.
Государственная традиция построения международных систем и доминирования соответствующих интересов снова взяла верх. Приблизительно к 1832 г. миссионерский импульс движения практически иссяк, и в Европе за последующие почти 40 лет не возникло ни одной новой пацифистской организации. Таким образом, одного религиозного мотива оказалось недостаточно для того, чтобы движение за мир начало качественно влиять на общество и общественно–политические события в Европе и мире. Пацифистам был нужен мощный союзник, и им неожиданно стало сугубо прагматичное движение за свободную торговлю. Тем самым бизнес на какое-то время нашел себе союзника в церкви.
Эти взгляды получили распространение в середине XIX ст. не только в Великобритании, но и в других государствах — инициаторах и непосредственных участниках крупнейших войн — Пруссии, Франции, ряде других стран тогдашней Европы. В частности, в Берлине в 1847 г. был основан общественный Союз свободной торговли, а в 1860 г. ряд положений указанной доктрины усилиями того же Р. Кобдена и французского теоретика свободной торговли Мишеля Шевалье нашел воплощение в статьях англо–французского торгового договора.
В течение последующих четырех лет после Парижского конгресса состоялись еще четыре подобных форума: во Франкфурте (1850 г.), в Лондоне (1851 г.), Манчестере и Эдинбурге (1853 г.). Однако начало 50?х гг. ознаменовалось ростом милитаристских настроений и напряженности между европейскими государствами. Причиной этому стало извечное стремление к территориальной экспансии претендентов на диктаторский трон. Так, во Франции Луи Наполеон шаг за шагом шел к диктаторскому режиму, что привело, с одной стороны, к ссылке Виктора Гюго и репрессиям в отношении других деятелей пацифистского движения, а с другой — к усилению воинственных настроений в британском правительстве.
Конгрессы 1853 г. в Манчестере и Эдинбурге уже проходили под знаком подготовки к Крымской войне и в основном вынуждены были сосредоточиться на борьбе с усиливающейся предвоенной лихорадкой, которая стремительно распространялась в Великобритании. Идея европейского единства на время опять растворилась в военных приготовлениях. Вскоре вспыхнувшая Крымская война ознаменовала начало бурного и драматичного двадцатилетия многочисленных войн и вооруженных конфликтов, которые один за другим вспыхивали в разных регионах Европы и мира: в Китае, Индии, Мексике, в Соединенных Штатах.
И все-таки историческое значение этого периода движения за мир заключается в том, что наконец был создан действительно международный общественный орган, с мнением которого вынуждены были считаться могущественные европейские политики. Само пацифистское движение уже вовлекло в свои ряды немало людей с признанным авторитетом и влиянием. Причем идея всеобщего мира не была похоронена новой войной. Благодаря усилиям Дж. Брайта и Р. Кобдена в Парижский мирный договор 1856 г, который подвел итоги Крымской войны, было включено положение о приоритетности мирных средств урегулирования межгосударственных споров.
В июне 1889 г. в Париже состоялась первая конференция Межпарламентского союза — старейшей из ныне действующих структур межпарламентского сотрудничества. Из 96 делегатов конференции 94 представляли европейские страны, а главной задачей на первом этапе деятельности организации было содействие заключению международных договоров об арбитраже. С 1889 по 1914 гг. почти все из 18 конференций МПС состоялись в Европе, за исключением конференции 1904 г. в г. Сент–Луис (США). До Первой мировой войны филиалы союза уже действовали почти во всех странах Европы.
На рубеже XIX–XX вв. в Европе четко наметилась тенденция к концентрации организаций сторонников мира, их объединения в общенациональные и региональные движения за мир. Национальные движения (или федерации) в период 1901–1905 гг. создаются во Франции, Нидерландах, Великобритании. В Германии и Италии проходят национальные мирные конгрессы. В 1901 и 1904 гг. успешно организуются всескандинавские мирные конгрессы. В 1913 г. проходит национальный конгресс за мир в Бельгии. Между тем национальные конгрессы за мир, начиная с 1907 г., регулярно проводятся в США, а на мировом уровне после 1900 г., наряду с конференциями Межпарламентского союза, ежегодно проводятся всемирные конгрессы за мир.
Логическим результатом этого многогранного процесса европейская либеральная общественность видела создание постоянно действующей международной лиги (или конгресса) межгосударственного характера с полномочиями юридически обязывающего государства — участника арбитража, с органами правительственного и парламентского представительства для обеспечения многостороннего политического, экономического, гуманитарного сотрудничества на европейском и мировом уровнях.
Однако такие планы и надежды разделялись меньшинством тогдашних политиков Европы. Презумпция абсолютной неприкосновенности национального суверенитета оставалась на то время основой любой международной системы, в которой принимали участие великие европейские державы. Европу ожидал трагический опыт двух мировых войн, чтоб наконец европейское демократическое сообщество осознало императив делегирования части национальных суверенитетов наднациональным органам европейской интеграции, обеспечивающим мир, стабильное развитие и благосостояние государств–участников на принципах демократии, верховенства права, уважения гражданских, социальных и культурных прав и свобод человека.
Читайте также: