Глухомань порядочная саврасов что такое кратко
Обновлено: 02.07.2024
- ЖАНРЫ 360
- АВТОРЫ 282 587
- КНИГИ 671 281
- СЕРИИ 25 849
- ПОЛЬЗОВАТЕЛИ 621 683
О. М. Добровольский
У ТИХИХ БЕРЕГОВ МОСКВЫ-РЕКИ
В небе над Яузой яичным желтком разливалась утренняя заря. Гончарная слобода на Вшивой горке1 еще спала. Ворота купеческих владений на прочных засовах. Улицы и проулки пустынны. Дурманно пахло черемухой, расцветавшей за деревянными заборами. В садах на яблонях вздулись, набухли мокрые от росы бутоны, вот-вот распустятся. Была весна. Месяц май. Над Москвой-рекой с ее песчаными берегами, у подножия холма, поднимался легкий пар.
Всходило красное солнце. Все еще кричали в слободе петухи. Скрипели калитки, громыхали ведра. Дворники подметали улицу перед хозяйскими подворьями. Будочник, в сером суконном мундире, в кивере, прислонив к полосатой будке свою алебарду, засунул в обе ноздри по щепотке нюхательного табака и громко чихнул. Нищие, неизвестно откуда взявшиеся, брели к своим церковным папертям. Слышался колокольный звон. Звонили к заутрене с церквей Николы в Болвановке, Успения и Никиты-мученика на Вшивой горке, с огромной колокольни церкви Троицы в Серебрянической слободе, расположенной на правом, пологом берегу Яузы.
В доме с мезонином купца Пылаева, в душных комнатушках, где проживал со своим малым семейством Кондратий Артемьев Соврасов,2 торговавший глазетом, шпуром и кистями, не было привычного покоя.
В этот весенний день в Гончарной слободе, в приходе великомученика Никиты, у подножия Вшивой горки, вблизи Таганки, у мещанина Соврасова родился мальчик, которого вскоре нарекли Алексеем, и под таким именем он был занесен в метрическую книгу церквей Ивановского сорока за 1830 год.
Младенец Алеша Соврасов, ничего не ведая, безмятежно качался в люльке, когда в тот год, по осени, в Москве открылась холера. Шла она от Астрахани, куда была занесена из Персии, потом поднялась вверх по Волге, через Саратов, и пришла в Белокаменную. Лето выдалось до невозможности жаркое, но вот наступили ласковые сентябрьские деньки, и на тебе — такое бедствие! За что такая напасть? Страх и уныние поселились в каждом доме. Уехать, бежать из города? Но куда? Это знать московская может укатить в свои поместья и вотчины. А простому народу бежать некуда. Сиди дома и жди эту окаянную холеру. И уж коль придет она, тогда все, амба.
Закрылись общественные места, университет, пансионы, училища, театры, увеселительные заведения. Город был оцеплен. По улицам разъезжали патрули. Появились первые холерные кареты с больными, их сопровождали конные жандармы. Ужас охватывал редких на улицах прохожих при виде зеленых фур — длинных телег, на которых тряслись трупы, покрытые рогожей. Умерших везли на холерные кладбища. День и ночь во дворах жгли навоз. Он тлел и курился, распространяя дымную вонючую гарь. Многие бросились в аптеку Енброга покупать хлорку. Ее насыпали в тарелки и ставили на подоконники, комнаты наполнялись испарениями. Опрыскивали хлорной водой пол и стены. Так и жили в этом едком больничном запахе. Но чего только не сделаешь ради того, чтобы попытаться оградить себя от эпидемии!
Родители Саврасова принадлежали к тому самому простонародью, которое холера в Москве и впрямь косила в первую очередь.
Больше всего заболело холерой в квартале Замоскворечья, между Москвой-рекой и Водоотводным каналом, или канавой, как его попросту называли, у Болотной площади. Эту низину, где в деревянных домишках ютилась беднота, почти ежегодно заливало при весенних паводках, тут было сыро, грязно, пахло плесенью, и холера разгулялась.
На Вшивой горке заболевших оказалось гораздо меньше. Семейство Соврасовых по-затворнически жило в низеньких комнатах дома купца Пылаева. Лишь один Кондратий Артемьевич покидал иногда подворье, ходил по своим делам или в лавку за провизией, предварительно позавтракав и выпив стаканчик сладкой анисовой водки, хотя и был трезвенник: считалось, что она тоже может отвести болезнь. Он возвращался домой, принося все более жуткие слухи о холере, которая косит людей. Боялись за себя и особенно за старшего Мишутку и младшего Алешу — мальчонке было всего лишь четыре месяца. Не заразились бы, не заболели бы!
Все молили бога о помощи. Возле церквей — крестные Ходы. Купцы несли большие образа и чудотворные иконы.
За ними шел священник в золотой ризе, окропляя святой водой собравшийся народ. В конце шествия развевались хоругви…
Весть о том, что государь явился в Москву в столь трудное и опасное время, разлетелась по городу. Новость обсуждали. Говорили об этом и в Гончарной слободе, на Вшивой горке…
Были приняты нужные меры. В окрестностях Москвы созданы карантины: в Петровском дворце, в его боковых полуциркульных корпусах — особые помещения для едущих из Москвы в Санкт-Петербург и для прибывающих оттуда; а также на Воробьевых горах и за Покровской заставой.
Саврасову хотелось работать, писать новые этюды, новые картины. После некоторых размышлений он решил поехать в какую-нибудь деревеньку на севере Костромской губернии. Он быстро собрался, отобрал масляные краски, приготовил этюдник и отправился в санях по почтовому тракту.
Вдосталь наезженная дорога темнела среди покрытых снегом полей. Снежный покров был сероват, похож на грубый домотканый холст. Уныло-однообразными казались эти поля и эта дорога, вся в рыхлом, грязноватом снегу. Но зато как легко и свободно дышалось весенним воздухом! Пахло тающим снегом, землей. Пегая кобыла тащила сани по почтовому тракту среди еще по-зимнему печальных полей.
Извозчик, тощий мужичок с редкой, похожей на куриный пух бородой, поинтересовался:
– Что, барин, по служебной надобности едешь? Или в гости, проведать кого?
– Я художник, – ответил Алексей Кондратьевич, – еду писать картины.
– А что на них будет, на этих картинах-то?
– Да вот весну хочу показать: как снег тает, как птицы гнезда вьют, как небо становится будто синька.
– А для чего, барин? Это нам и так известно. Привыкли. Хоть и весна, ну и что ж. Обычное дело. За весной – лето. Ты лучше бы что-нибудь похлеще, позаковыристей нарисовал, чтобы удивление взяло. Что-нибудь такое необнакновенное. Вот тогда другой разговор.
Алексей Кондратьевич остановился в селе Молви-тине. Довольно большое село со старинной церковью на окраине. Глухомань порядочная. Говорят, Иван Сусанин родом из здешних мест. Село как село, сколько таких в России! Потемневшие от времени избы, крестьянские дворы. С крыш свисают длинные сосульки. Деревья с мокрыми стволами. Кажется, все отсырело: деревья, бревна изб, заборы. Слышно, как где-то кричат птицы, должно быть грачи. Им пора прилететь, Уже прошел день Герасима-грачевника, когда они обычно появляются.
Да, вот их сколько на березах, возле церкви, на краю села. Они сидят, слегка покачиваясь, на тонких ветках, устроились в черных крупных гнездах, летают над землей и ходят неторопливо, с достоинством по осевшему снегу.
Эти березы, молодые еще, но неказистые, некрасивые, искривленные, голые, стоят в снегу, отбрасывая на него узкие тени, и в лужах, заполненных снежным крошевом. Они у низенького забора, за которым на церковном участке видны какие-то строения, дома и сараи, и над ними возвышается церковь и колокольня. Село здесь кончалось, и уходили вдаль ровные серые поля с темными прогалинами обнажившейся земли.
Церковь Воскресения была построена в конце XVIII века. Колокольня со встроенными кокошниками у основания остроконечного шатра. Белый храм с пятью небольшими куполами.
Саврасов пришел сюда, на окраину села Молвитина, чтобы посмотреть вблизи на старую церковь. Пришел и остался надолго. То ощущение весны, которым он жил все эти дни, когда ехал в санях по оттаявшей дороге, вдыхая пьянящий мартовский воздух, здесь, у околицы обычного, неприметного русского села, приобрело особую остроту и силу. Он увидел здесь то, чего ждал, что смутно надеялся увидеть. Ради этого он проехал столько верст.
Алексей Кондратьевич Саврасов – один из известных русских пейзажистов. В течение 1871 года Саврасов с воодушевлением работал над своим главным произведением – “Грачи прилетели”. Первый этюд к нему художник написал в марте в селе Молвитино, потом началась долгая кропотливая работа над композицией картины. Его картина “Грачи прилетели” знакома нам с детства. Перед нами предстает неброский пейзаж обычного русского села. Серенький весенний день. Мы видим старую церковь с колокольней, длинный дощатый забор, крыши деревянных домов; на переднем плане несколько неказистых тонких берез. На них вьют гнезда прилетевшие грачи. Здесь все просто и знакомо. По-весеннему чист и прозрачен воздух. Снег стал совсем рыхлым, появились проталины. Художник не использует ярких красок. Саврасов удивительно точно передал наступление весну, ее не только видишь, но и слышишь и чувствуешь. Саврасов говорил: “Искусство и ландшафты не нужны, где нет чувства. Если нет души, значит – ничего не будет и в живописи… Но пейзаж не имеет цели, если он только красив. В нем должна быть история души. Он должен быть звуком, отвечающим сердечным чувствам”.
…В один из первых мартовских дней 1870 года по рыхлому снегу, но еще не раскисшей проселочной дороге ехали парные сани. Пассажир, солидный молчаливый мужчина, и маленький разговорчивый старичок-извозчик с жиденькой седой бородкой, похожей на гусиный пух.
– Прости меня, барин, невежу. Пошто в наши края пожаловали? По делам службы, или сродственники в гости пригласили?
– Художник я, – отвечал задумчивый седок.
– А што на своих картинах задумал нарисовать-то?
– Да вот хочу весну показать: как снег тает, как птицы прилетают из далеких стран, песни начинают петь, гнезда вьют, как солнце поднимается все выше.
– А чево тут дивного, барин? Нам и без картин все это известно: после весны наступает лето, после лета – осень… Ты лучше бы что-нибудь необнакновенное нарисовал, чтобы удивление взяло.
– Ладно, постараюсь, – сказал, добродушно улыбаясь, художник.
Это был знаменитый живописец, академик Алексей Кондратьевич Саврасов.
По приезде в село Саврасов сразу же направился на его окраину. Вечерело. Кричали грачи. Исчезали последние лучи солнца. Художник вдыхал мартовский пьянящий воздух. Здесь, на околице обычного русского села, всем сердцем ощутил он остроту и силу того чувства, что принято называть вдохновением.
Свободный художник Саврасов после выпуска часто навещал училище, бывал на занятиях любимых преподавателей, интересовался работами воспитанников, выезжал с ними писать этюды на природе.
На великокняжеской даче молодому художнику отвели отдельную комнату в одном из подсобных помещений, и уже на следующее утро, побродив по берегу Финского залива, он взялся за карандаш. Количество рисунков росло с каждым днем, но только через месяц Саврасову сообщили, что его желает видеть великая княгиня.
– Рисунки ваши мне понравились, – сказала при встрече Мария Николаевна, – они правдивы, чувствуется рука талантливого мастера. Верю, что в будущем вы напишете немало прекрасных полотен.
После небольшой паузы красавица-княгиня задала вопрос:
– Где вы думаете устроиться в будущем, где хотели бы жить и работать?
От неожиданного вопроса Саврасов растерялся, но, помедлив с ответом, твердо сказал, что хочет возвратиться в Москву. Ответ несколько удивил княгиню. Одаренному художнику нетрудно было понять, что президент Академии художеств покровительствует ему и что при такой поддержке он быстро пошел бы в гору.
Выпускники Академии, отмеченные золотыми медалями, направлялись за рубеж, чаще всего в Италию, для совершенствования мастерства. Италия казалась им синонимом страны свободы и искусства. Наслаждаясь солнцем, вечнозелеными аллеями, морским воздухом, художники-пенсионеры академии писали копии с величайших полотен эпохи Ренессанса и… придумывали красивые ландшафты.
Заметный след в истории русского искусства оставили также многие ученики Саврасова, в чьих сердцах он пробудил безграничную любовь к природе, неодолимое стремление к художественному постижению мира.
Администрации училища, в свою очередь, не нравились слишком критические взгляды преподавателя на организацию учебного процесса, на многие патриархальные устои, скопированные с академических.
…Пасмурный мартовский день. Робкие лучи солнца пробивают пелену облаков и бросают серо-голубые тени на талый снег. Вода собирается в лужах, наполняя влагой воздух, пронизывает весенней сыростью деревянные заборы, каменные стены церкви и колокольни, кору молодых берез. Мерцают неоглядные дали. Хлопочут грачи, свивая гнезда. Все наполнено удивительным внутренним движением. Жизнь течет в своем извечном круговороте.
…Тяжело писать об испытаниях, выпавших на долю художника в последние годы жизни. Неизлечимая болезнь, разрыв семейных отношений, уход из любимого училища – все это камнем ложилось на сердце. На 67-м году жизни он скончался в больнице для бедных. Немногие верные друзья похоронили Алексея Кондратьевича на Ваганьковском кладбище. Аллею, по которой несли до могилы гроб художника, стали называть саврасовской.
Все ушло в небытие – радости и печали, страдания и надежды. Осталось искусство, картины и немеркнущий свет гениального вдохновения. Жизнь бесконечна. Все возвращается на круги своя. С весной на обетованную землю прилетят и грачи…
Автор: Анатолий ЗАХАРОВ
Издание "Истоки" приглашает Вас на наш сайт, где есть много интересных и разнообразных публикаций!
Наезженная дорога чернела среди покрытых снегом полей. Снежный покров был уже серым, как домотканый услот. Но как же свободно дышалось в этих местах! Пахло тающим снегом. Пегая кобылица вяло плелась по почтовому тракту среди еще зимних полей.
Извозчик, тощий мужик с тощей бородкой, спросил у Саврасова, куда он едет, и по служебной ли надобности или так просто проведать кого-нибудь. Саврасов ответил ему, что он художник и что он приехал в эти края для того, чтобы написать весну.
— Да для чего это, барин, — удивился извозчик. — Мы и так ее каждый год видим, мы уже привыкли. Лучше бы ты что-нибудь похлеще, позаковырестее нарисовал, чтобы удивление взяло.
Саврасов остановился в селе Мслвитине. Порядочная глухомань. Сколько вот таких сел по всей России' Те же почерневшие изкизы и дворы. Церковь на окраине. Деревья с мокрыми стволами. Кажктся, что все здесь отсырело: деревья, бревна изб, заборы. Слышно, как где-то кричат птицы. Наверное, это грачи. Уже прошел день Герасима-грачевника, и они уже должны были прилететь. , Да вот же они! Сидят на березе возле церкви Они покачиваются ' на ветках, устроились в больших черных гнездах, неторопливо и с достоинством ходят по осевшему снегу.
Березы эти молодые, но неказистые, отбрасывают тонкие тени на потемневший снег. Они у забора, за которым церковь и колокольня. Здесь село заканчивалось, и вдаль уходили серые поля с черными прогалинами обнажившейся земли.
Церковь Вознесения была построена в конце XVIII века. Белый храм с пятью небольшими куполами. Рядом колокольня со встроенными кокошниками и основания остроконечного шатра.
Саврасов пошел посмотреть на старую церковь и остался там надолго. То чувство весны, которым он жил последние дни, которое он ощущал, когда ехал по дороге среди потемневших полей и вдыхал пьянящий мартовский воздух, приобрело здесь особую силу. Он увидел на окраине обыкновенного русского села то, что он смутно надеялся увидеть. Именно ради этого он проехал столько верст.
Выскажите свое мнение о предмете спора Саврасова с извозчиком
Мне кажется, что извозчик не понял, почему надо рисовать весну, потому что для него картина русской весны была привычна, в ней не было ничего необычного. Он не мог даже подумать, что, возможно, многие городские жители никогда не видели всей этой красоты. Именно поэтому Саврасов хотел запечатлеть, по сути, обычный пей-заж. Он хотел, чтобы все увидели, как красива и проста русская весна, хотел показать, как он восхищается ею.
№36
II
Весна
Саврасову хотелось писать новые картины и этюды, поэтому он решил поехать в какую-нибудь деревеньку на севере Калужской области. Он быстро собрался и поехал по почтовому тракту в санях.
Сани ехали по наезженной черной дороге среди черных и унылых полей. Как же хорошо дышалось! Пахло тающим снегом.
Извозчик спросил, куда направляется Саврасов. Он объяснил, что он художник и едет работать и что хочет нарисовать весну. Извозчик удивился, зачем это нужно: ведь весна — это такое обычное дело, все к ней привыкли, и никому это не интересно. Он посоветовал художнику нарисовать что-нибудь такое, чтобы удивление взяло.
Саврасов остановился в селе Молвитине. Это было самое обыкновенное село, каких в России тысячи. На окраине стояла небольшая церковь. Дома были черные. Казалось, что все отсырело: и дома, и деревья, и заборы. Где-то невдалеке кричали птицы. Должно быть, это были грачи, ведь день Герасима-грачевника уже прошел.
И действительно, на березах около церкви было много грачей. Они сидели на покачивающихся ветках, устраивали черные гнезда, неторопливо и важно ходили по земле.
Березы были молодые, но неказистые; они отбрасывали тонкие тени на подтаявший снег. Рядом с березами был забор, за ним — церковь и колокольня. Эта церковь была построена в конце XVm века— белый храм с пятью небольшими куполами. За церковью уходили в даль ровные серые поля с темными обнажившимися прогалинами земли.
Саврасов пришел сюда только для того, чтобы посмотреть на старую церковь, а остался здесь надолго. То чувство весны, которое неоставляло его всю дорогу, когда он вдыхал пьянящий мартовский воздух, приобрело здесь особую силу-и остроту. Он увидел здесь то, что ждал, что смутно надеялся увидеть. Ради этого он и проехал столько верст.
Какая картины была создана художником в селе Молвитине? Напишите о своем отношении к ней
№37
I
Наезженная дорога чернела среди покрытых снегом полей. Снежный покров был уже серым, как домотканый услот. Но как же свободно дышалось в этих местах! Пахло тающим снегом. Пегая кобылица вяло плелась по почтовому тракту среди еще зимних полей.
Извозчик, тощий мужик с тощей бородкой, спросил у Саврасова, куда он едет, и по служебной ли надобности или так просто проведать кого-нибудь. Саврасов ответил ему, что он художник и что он приехал в эти края для того, чтобы написать весну.
— Да для чего это, барин, — удивился извозчик. — Мы и так ее каждый год видим, мы уже привыкли. Лучше бы ты что-нибудь похлеще, позаковырестее нарисовал, чтобы удивление взяло.
Саврасов остановился в селе Мслвитине. Порядочная глухомань. Сколько вот таких сел по всей России' Те же почерневшие изкизы и дворы. Церковь на окраине. Деревья с мокрыми стволами. Кажктся, что все здесь отсырело: деревья, бревна изб, заборы. Слышно, как где-то кричат птицы. Наверное, это грачи. Уже прошел день Герасима-грачевника, и они уже должны были прилететь. , Да вот же они! Сидят на березе возле церкви Они покачиваются ' на ветках, устроились в больших черных гнездах, неторопливо и с достоинством ходят по осевшему снегу.
Березы эти молодые, но неказистые, отбрасывают тонкие тени на потемневший снег. Они у забора, за которым церковь и колокольня. Здесь село заканчивалось, и вдаль уходили серые поля с черными прогалинами обнажившейся земли.
Церковь Вознесения была построена в конце XVIII века. Белый храм с пятью небольшими куполами. Рядом колокольня со встроенными кокошниками и основания остроконечного шатра.
Саврасов пошел посмотреть на старую церковь и остался там надолго. То чувство весны, которым он жил последние дни, которое он ощущал, когда ехал по дороге среди потемневших полей и вдыхал пьянящий мартовский воздух, приобрело здесь особую силу. Он увидел на окраине обыкновенного русского села то, что он смутно надеялся увидеть. Именно ради этого он проехал столько верст.
Выскажите свое мнение о предмете спора Саврасова с извозчиком
Мне кажется, что извозчик не понял, почему надо рисовать весну, потому что для него картина русской весны была привычна, в ней не было ничего необычного. Он не мог даже подумать, что, возможно, многие городские жители никогда не видели всей этой красоты. Именно поэтому Саврасов хотел запечатлеть, по сути, обычный пей-заж. Он хотел, чтобы все увидели, как красива и проста русская весна, хотел показать, как он восхищается ею.
№36
II
Весна
Саврасову хотелось писать новые картины и этюды, поэтому он решил поехать в какую-нибудь деревеньку на севере Калужской области. Он быстро собрался и поехал по почтовому тракту в санях.
Сани ехали по наезженной черной дороге среди черных и унылых полей. Как же хорошо дышалось! Пахло тающим снегом.
Извозчик спросил, куда направляется Саврасов. Он объяснил, что он художник и едет работать и что хочет нарисовать весну. Извозчик удивился, зачем это нужно: ведь весна — это такое обычное дело, все к ней привыкли, и никому это не интересно. Он посоветовал художнику нарисовать что-нибудь такое, чтобы удивление взяло.
Саврасов остановился в селе Молвитине. Это было самое обыкновенное село, каких в России тысячи. На окраине стояла небольшая церковь. Дома были черные. Казалось, что все отсырело: и дома, и деревья, и заборы. Где-то невдалеке кричали птицы. Должно быть, это были грачи, ведь день Герасима-грачевника уже прошел.
И действительно, на березах около церкви было много грачей. Они сидели на покачивающихся ветках, устраивали черные гнезда, неторопливо и важно ходили по земле.
Березы были молодые, но неказистые; они отбрасывали тонкие тени на подтаявший снег. Рядом с березами был забор, за ним — церковь и колокольня. Эта церковь была построена в конце XVm века— белый храм с пятью небольшими куполами. За церковью уходили в даль ровные серые поля с темными обнажившимися прогалинами земли.
Саврасов пришел сюда только для того, чтобы посмотреть на старую церковь, а остался здесь надолго. То чувство весны, которое неоставляло его всю дорогу, когда он вдыхал пьянящий мартовский воздух, приобрело здесь особую силу-и остроту. Он увидел здесь то, что ждал, что смутно надеялся увидеть. Ради этого он и проехал столько верст.
Какая картины была создана художником в селе Молвитине? Напишите о своем отношении к ней
Выбрав категорию по душе Вы сможете найти действительно стоящие книги и насладиться погружением в мир воображения, прочувствовать переживания героев или узнать для себя что-то новое, совершить внутреннее открытие. Подробная информация для ознакомления по текущему запросу представлена ниже:
Саврасов: краткое содержание, описание и аннотация
Эта книга посвящена выдающемуся русскому пейзажисту Алексею Кондратьевичу Саврасову, художнику-новатору, основоположнику русского лирического пейзажа, педагогу, воспитавшему плеяду талантливых учеников, среди которых И. Левитан и К. Коровин. Книга рассчитана на массового читателя.
О. Добровольский: другие книги автора
Кто написал Саврасов? Узнайте фамилию, как зовут автора книги и список всех его произведений по сериям.
В течение 24 часов мы закроем доступ к нелегально размещенному контенту.
Саврасов — читать онлайн бесплатно полную книгу (весь текст) целиком
Обнажившиеся глинистые края небольших оврагов. Белый частокол берез и синь мартовского неба. Тихое шуршание от легкого ветра тонких голых ветвей. Уже потемневший в некоторых местах, ломкий снег. И этот ослепительный свет. И нестерпимое для глаз сияние вокруг солнца. И редкие невесомые облака, которые белее лежащего еще на земле снега. И небо — почти темно-синее над головой, неуловимо, постепенно теряющее свою синеву к горизонту и там, на краю земли, — почти белесое…
Алексей Кондратьевич сказал жене:
— Хочется не упустить весны. Каждый день в природе что-то меняется… Знаешь, заберусь-ка я куда-нибудь подальше, в деревенскую глушь и поработаю там над весенними этюдами…
— Ты мог бы работать и здесь, около Ярославля, — заметила Софья Карловна. — Зачем тебе ехать далеко?
— Здесь не то… Не так просто найти что нужно.
— И куда же ты надумал ехать?
— Может, в Костромскую губернию. По соседству…
— Значит, ты опять нас оставляешь? Только что приехал из Москвы и опять…
— Это ненадолго. Всего лишь на несколько дней. Надо попробовать… А то весна уплывет и будет поздно. Мне кажется, что я обязательно найду для картины интересный сюжет, самый обычный и в то же время замечательный… Вот увидишь!
Саврасов после некоторых размышлений решил поехать в какую-нибудь деревеньку вблизи города Буя, на севере Костромской губернии. Он быстро собрался, отобрал масляные краски в тюбиках, были тут и белила, и берлинская лазурь, и ультрамарин, и охры… Приготовил этюдник, где, кроме тюбиков с красками, помещалось 5-6 кистей, палитра, мастихин, бутылочки с маслом и скипидаром. Софья Карловна настояла, чтобы он оделся потеплее, ведь путь неблизок, в санях придется ехать, да и холодно еще; днем, на солнышке, пригревает, а к вечеру подмораживает, лужи покрываются ледяной коркой. А в поле, где все открыто, где ветер гуляет, еще холоднее. Зима пока держится, но дни ее сочтены…
Художник снова покинул дом на Дворянской улице, к которому уже успел привыкнуть. Он отправился в санях по почтовому тракту сначала до Костромы. Железнодорожной ветки от Ярославля до Костромы тогда еще не было.
Вдосталь наезженная дорога темнела среди покрытых снегом полей. Снежный покров был сероват, похож на грубый домотканый холст. Уныло-однообразными казались эти поля, еще только пробуждающиеся от зимнего оцепенения, и эта дорога, вся в рыхлом, грязноватом снегу. Но зато как легко и свободно дышалось весенним воздухом! Пахло тающим снегом, землей. И еще пахло овчиной, которой Саврасов прикрыл себе ноги, лошадиным потом. Пегая кобыла тащила сани по почтовому тракту среди еще по-зимнему печальных полей.
Нанятый в Ярославле извозчик, тощий мужичок с редкой, похожей на куриный пух бородой, поинтересовался:
— Что, барин, по служебной надобности едешь? Или в гости, проведать кого?
— Я художник, — ответил Алексей Кондратьевич, — еду писать картины…
— А что на них будет, на этих картинах-то?
— Да вот хочу весну показать: как снег тает, как птицы гнезда вьют, как небо становится будто синька…
— А для чего, барин? Это нам и так известно. Привыкли… Хоть и весна, ну и что ж… Обычное дело. За весной — лето… Ты лучше бы что-нибудь похлеще, позаковыристей нарисовал, чтобы удивление взяло… Что-нибудь такое необнакновенное… Вот тогда другой разговор…
Из Костромы Саврасов поехал на северо-восток. Буй находился верстах в восьмидесяти от губернского города. Снова серые поля, овраги, леса… Алексей Кондратьевич остановился в селе Молвитине Буйского уезда. Довольно большое село со старинной церковью на окраине. Глухомань порядочная. Говорят, Иван Сусанин родом из здешних мест. Село как село, сколько таких в России! Потемневшие от времени избы, крестьянские дворы. С крыш свисают длинные сосульки. Когда идешь по улице, ноги проваливаются в рыхлом снегу, оставляя глубокие следы, которые быстро заполняются мутной водой. Деревья с мокрыми стволами. Кажется, все отсырело — деревья, бревна изб, заборы. Слышно, как где-то кричат птицы. Должно быть, грачи. Им пора прилететь. Уже прошел день Герасима-грачевника, когда они обычно появляются.
Да, вот их сколько на березах, возле церкви, на краю села. Они сидят, слегка покачиваясь, на тонких ветках, устроились в черных крупных гнездах, летают над землей и ходят неторопливо, с достоинством по осевшему снегу.
Эти березы, молодые еще, но неказистые, некрасивые, искривленные, голые, стоят в снегу, отбрасывая на него узкие тени, и в лужах, заполненных снежным крошевом. Они у низенького забора, за которым на церковном участке видны какие-то строения, дома и сараи, и над ними возвышается церковь и колокольня. Село здесь кончалось, и уходили вдаль ровные серые поля с темными прогалинами обнажившейся земли.
Читайте также: