Что говорит гончаров в последнем замечании о чацком кратко
Обновлено: 06.07.2024
Одни ценят в комедии картину московских нравов известной эпохи, создание живых типов и их искусную группировку. Вся пьеса представляется каким-то кругом знакомых читателю лиц и притом таким определенным и замкнутым, как колода карт.
Другие, отдавая справедливость картине нравов, верности типов, дорожат более эпиграмматической солью языка, живой сатирой — моралью, которою пьеса до сих пор, как неистощимый колодезь, снабжает всякого на каждый обиходный шаг жизни.
Главная роль, конечно, — роль Чацкого, без которой не было бы комедии, а была бы, пожалуй, картина нравов.
Литература не выбьется из магического круга, начертанного Грибоедовым, как только художник коснется борьбы понятий, смены поколений.
О комедии в целом:
О фамусовском обществе:
Заключение
Вот основной смысл статьи
Без образа Чацкого не было бы и комедии.
Пьеса бы, конечно, была, но она бы не была комедией,
а была бы просто зарисовкой нравов.
То есть, именно на фоне Чацкого все остальные герои
выглядят так, как они выглядят: неприглядно.
Чацкий умён во всех отношениях.
У него очень остроумная речь. У него есть сердце. Он честен.
Он умеет любить.
Гончаров сравнивает его с Пушкинским Онегиным и Лермонтовским
Печориным и говорит, что Чацкий несравнимо умнее и того,
и другого.
Чацкий искренен.
Онегин и Печорин хотя и понимали, насколько всё прогнило и
истлело в обществе, но тем не менее сами они не были
способны что-либо изменить в этом обществе.
Они и не знали, как это сделать, да и не хотели ничего делать.
А вот Чацкий, как говорит Гончаров, наоборот готовился к
серьёзной деятельности.
Он и путешествует много, учится, постоянно развивается.
Гончаров подробно анализирует отношения Чацкого и Софьи,
чтобы подчеркнуть, что и в любви Чацкий честен и искренен.
Статья не маленькая по объёму, поэтому приведу
слова самого Гончарова, выдержки из статьи
"Мильон терзаний":
"Только о Чацком многие недоумевают: что он такое.
Чацкий не только умнее всех прочих лиц, но и положительно умен.
Речь его кипит умом, остроумием. У него есть и сердце,
и при том он безукоризненно честен.
Он искренний и горячий деятель.
Между тем Чацкому досталось до дна. выпить. горькую чашу-
не найдя ни в ком "сочувствия живого", и уехать,
увозя с собой лишь "мильон терзаний".
Он знает, за что он воюет и что должна принести ему эта жизнь.
Эти честные, горячие, иногда желчные личности,
которые не прячутся покорно в сторону от встречной уродливости,
а смело идут навстречу ей и вступают в борьбу.
Чацкий. наиболее живая личность, натура его сильнее и
глубже прочих лиц и потому не могла быть исчерпана в комедии".
Для конспектирования предлагаются вопросы, на которые надо ответить либо цитируя Гончарова полностью (дословно и в кавычках), либо пересказывая отдельные критические суждения своими словами. Для удобства фрагменты, приведенные здесь, пронумерованы.
Если есть оценки Гончарова, с которыми вы не согласны, подчеркните их в своем конспекте.
Вопросы для конспектирования.
[1] Какую задачу ставит себе Гончаров?
[2] Что ценят в пьесе А. С. Грибоедова критики?
[3] Что ценит в пьесе Гончаров?
[4] До каких пор будут мелькать в обществе черты героев пьесы?
[5] Что в комедии никогда не умрет?
[7] Умен ли Чацкий? Кто он?
[8] Что связывает части комедии между собой?
[10] Каков психологический портрет Чацкого в конце пьесы?
[11] Почему, по мнению Гончарова, Грибоедов кончил пьесу катастрофой?
[12] Каков портрет Софьи глазами Гончарова и какое отношение к ней критика?
[13] Какова, по мнению Гончарова, роль Чацкого?
[14] В чем упрекает Гончаров современную ему критику?
[15] Каков идеал Чацкого?
[16] В чем вечность образа Чацкого?
[17] Что говорит Гончаров в последнем замечании о Чацком?
ИВАН АЛЕКСАНДРОВИЧ ГОНЧАРОВ
Горе от ума, Грибоедова. – Бенефис Монахова, ноябрь, 1871 г.
[2] Одни ценят в комедии картину московских нравов известной эпохи, создание живых типов и их искусную группировку. Вся пьеса представляется каким-то кругом знакомых читателю лиц, и притом таким определенным и замкнутым, как колода карт. Лица Фамусова, Молчалина, Скалозуба и другие врезались в память та же твердо, как короли, валеты и дамы в картах, и у всех сложилось более или мене согласное понятие о всех лицах, кроме одного – Чацкого. Так все они начертаны верно и строго и так примелькались всем. Только о Чацком многие недоумевают: что он такое? Он как будто пятьдесят третья какая-то загадочная карта в колоде. Если было мало разногласия в понимании других лиц, то о Чацком, напротив, разноречия не кончились до сих пор и, может быть, не кончатся еще долго.
Другие, отдавая справедливость картине нравов, верности типов, дорожат более эпиграмматической солью языка, живой сатирой – моралью, которую пьеса до сих пор, как неистощимый колодезь, снабжает всякого на каждый обиходный шаг жизни.
Несмотря на то, всякий раз, однако, когда меняется персонал в ролях, и те и другие судьи идут в театр, И снова поднимаются оживленные толки об исполнении той или другой роли и о самых ролях, как будто в новой пьесе.
[5] Соль, эпиграмма, сатира, этот разговорный стих, кажется, никогда не умрут, как и сам рассыпанный в них острый и едкий, живой русский ум, который Грибоедов заключил, как волшебник духа какого-нибудь в свой замок, и он рассыпается там злобным смехом. Нельзя представить себе, что могла явиться когда-нибудь другая, более естественная, простая, более взятая из жизни речь. Проза и стихи слились здесь во что-то нераздельное, затем, кажется, чтобы их легче было удержать в памяти и пустить опять в оборот весь собранный автором ум, юмор, шутку и злость русского ума и языка. Этот язык так же дался автору, как далась группа этих лиц, как дался главный смысл комедии, как далось все вместе, будто вылилось разом, и все образовало необыкновенную комедию – и в тесном смысле как сценическую пьесу, и в обширном – как комедию жизни. Другим ничем, как комедией, она и не могла бы быть.
[6] Оставя две капитальные стороны пьесы, которые так явно говорят за себя и потому имеют большинство почитателей, – то есть картину эпохи, с группой живых портретов, и соль языка, – обратимся сначала к комедии как к сценической пьесе, потом как к комедии вообще, к ее общему смыслу, к главному разуму ее в общественном и литературном значении, наконец скажем и об исполнении ее на сцене.
Это – тонкая, умная, изящная и страстная комедия в тесном, техническом смысле, – верная в мелких психологических деталях, – но для зрителя почти неуловимая, потому что она замаскирована типичными лицами героев, гениальной рисовкой, колоритом места, эпохи, прелестью языка, всеми поэтическими силами, так обильно разлитыми в пьесе. Действие, то есть собственно интрига в ней, перед этими капитальными сторонами кажется бледным, лишним, почти ненужным.
Только при разъезде в сенях зритель точно пробуждается при неожиданной катастрофе, разразившейся между главными лицами, и вдруг припоминает комедию-интригу. Но и то не надолго. Перед ним уже вырастает громадный, настоящий смысл комедии.
[7] Главная роль, конечно, – роль Чацкого, без которой не было бы комедии, а была бы, пожалуй, картина нравов.
Сам Грибоедов приписал горе Чацкого его уму, а Пушкин отказал ему вовсе в уме.
Можно бы было подумать, что Грибоедов, из отеческой любви к своему герою, польстил ему в заглавии, как будто предупредив читателя, что герой его умен, а все прочие около него не умны.
Служить бы рад, – прислуживаться тошно, —
[8] Читатель помнит, конечно, все, что проделал Чацкий. Проследим слегка ход пьесы и постараемся выделить из нее драматический интерес комедии, то движение, которое идет через всю пьесу, как невидимая, но живая нить, связующая все части и лица комедии между собою.
Чацкий выбегает к Софье, прямо из дорожного экипажа, не заезжая к себе, горячо целует у ней руку, глядит ей в глаза, радуется свиданию, в надежде найти ответ прежнему чувству – и не находит. Его поразили две перемены: она необыкновенно похорошела и охладела к нему – тоже необыкновенно.
С этой минуты между ею и Чацким завязался горячий поединок, самое живое действие, комедия в тесном смысле, в которой принимают близкое участие два лица, Молчалин и Лиза.
Чацкий почти не замечает Фамусова, холодно и рассеянно отвечает на его вопрос, где был? Он и в Москву, и к Фамусову приехал, очевидно, для Софьи и к одной Софье. Ему скучно и говорить с Фамусовым – и только положительный вызов Фамусова на спор выводит Чацкого из его сосредоточенности. Но все еще раздражение его сдержанно. Но его будит неожиданный намек Фамусова на слух о сватовстве Скалозуба.
Смотрели бы, как делали отцы,
Учились бы, на старших глядя! –
… За дряхлостию лет
К свободной жизни их вражда непримирима, —
отвечает Чацкий и казнит –
Прошедшего житья подлейшие черты.
Теперь нам известны эти последствия. Они обнаружились с появлением комедии, еще в рукописи, в свет – и как эпидемия охватили всю Россию!
Между тем интрига любви идет своим чередом, правильно, с тонкою психологическою верностью, которая во всякой другой пьесе, лишенной прочих колоссальных грибоедовских красот, могла бы сделать автору имя.
Обморок Софьи при падении с лошади Мoлчалина, ее участье к нему, так неосторожно высказавшееся, новые сарказмы Чацкого на Молчалина – все это усложнило действие и образовало тот главный пункт, который назывался в пиитиках завязкою. Тут сосредоточился драматический интерес. Чацкий почти угадал истину.
И я чего хочу, когда все решено?
Мне в петлю лезть, а ей смешно!
Раз в жизни притворюсь, —
Такую мастерскую сцену, высказанную такими стихами, едва ли представляет какое-нибудь другое драматическое произведение. Нельзя благороднее и трезвее высказать чувство, как оно высказалось у Чацкого, нельзя тоньше и грациознее выпутаться из ловушки, как выпутывается Софья Павловна. Только пушкинские сцены Онегина с Татьяной напоминают эти тонкие черты умных натур.
Софье удалось было совершенно отделаться от новой подозрительности Чацкого, но она сама увлеклась своей любовью к Молчалину и чуть не испортила все дело, высказавшись почти открыто в любви. Она в увлечении поспешила нарисовать его портрет во весь рост, может быть в надежде примирить с этой любовью не только себя, но и других, даже Чацкого, как портрет выходит пошл.
У Чацкого рассеялись все сомнения:
Она его не уважает!
Шалит, она его не любит.
Она не ставит в грош его! –
Кто разгадает вас!
Следующая сцена его с Молчалиным, вполне обрисовывающая характер последнего, утверждает Чацкого окончательно, что Софья не любит соперника.
Обманщица смеялась надо мною! –
замечает он и идет навстречу новым лицам.
Комедия между ним и Софьей оборвалась; жгучее раздражение ревности унялось, и холод безнадежности пахнул ему в душу.
[9] Ему оставалось уехать; но на сцену вторгается другая, живая, бойкая комедия, открывается разом несколько новых перспектив московской жизни, которые не только вытесняют из памяти зрителя интригу Чацкого, но и сам Чацкий как будто забывает о ней и мешается в толпу. Около него группируются и играют, каждое свою роль, новые лица. Это бал, со всей московской обстановкой, с рядом живых сценических очерков, в которых каждая группа образует свою отдельную комедию, с полною обрисовкою характеров, успевших в нескольких словах разыграться в законченное действие.
Эта Хлестова, остаток екатерининского века, с моськой, с арапкой-девочкой, – эта княгиня и князь Петр Ильич – без слова, но такая говорящая руина прошлого; Загорецкий, явный мошенник, спасающийся от тюрьмы в лучших гостиных и откупающийся угодливостью, вроде собачьих поносок – и эти N.N., – и все толки их, и все занимающее их содержание!
Наплыв этих лиц так обилен, портреты их так рельефны, что зритель хладеет к интриге, не успевая ловить эти быстрые очерки новых лиц и вслушиваться в их оригинальный говор.
Чацкого уже нет на сцене, но он до ухода дал обильную пищу той главной комедии, которая началась у него с Фамусовым, в первом акте, потом с Молчалиным, – той битве со всей Москвой, куда он, по целям автора, затем и приехал.
[10] В кратких, даже мгновенных встречах с старыми знакомыми он успел всех вооружить против себя едкими репликами и сарказмами. Его уже живо затрогивают всякие пустяки – и он дает волю языку. Рассердил старуху Хлестову, дал невпопад несколько советов Горичеву, резко оборвал графиню-внучку и опять задел Молчалина.
Но чаша переполнилась. Он выходит из задних комнат уже окончательно расстроенный и, по старой дружбе, в толпе опять идет к Софье, надеясь хоть на простое сочувствие. Он поверяет ей свое душевное состояние:
Груди от дружеских тисков,
Ногам от шарканья, ушам от восклицаний,
А пуще голове от всяких пустяков!
Здесь у меня душа каким-то горем сжата! –
жалуется он ей, не подозревая, какой заговор созрел против него в неприятельском лагере.
Он не только грустен, но и желчен, придирчив. Он, как раненый, собирает все силы, делает вызов толпе – и наносит удар всем, – но не хватило у него мощи против соединенного врага.
Он впадает в преувеличения, почти в нетрезвость речи, и подтверждает во мнении гостей распущенный Софьей слух о его сумасшествии.
Он перестало владеть собой и даже не замечает, что он сам составляет спектакль на бале.
А он, потому только, что –
…так страстно и так низко
Был расточитель нежных слов, –
в ярости за собственное свое бесполезное унижение, за напущенный на себя добровольно самим собой обман, казнит всех, а ей бросает жестокое и несправедливое слово:
С вами я горжусь моим разрывом, —
когда нечего было и разрывать! Наконец просто доходит до брани, изливая желчь:
На дочь, и на отца,
И на любовника глупца, —
А нет свидетелей, следовательно, все шито да крыто, можно забыть, выйти замуж, пожалуй, за Скалозуба, а на прошлое смотреть…
Это и ее мораль, и мораль отца, и всего круга. А между тем Софья Павловна индивидуально не безнравственна: она грешит грехом неведения, слепоты, в которой жили все, –
Свет не карает заблуждений,
Но тайны требует для них!
В этом двустишии Пушкина выражается общий смысл условий морали. Софья никогда не прозревала от нее и не прозрела бы без Чацкого никогда, за неимением случая. Софья Павловна вовсе не та виновна, как кажется.
Это – смесь хороших инстинктов с ложью, живого ума с отсутствием всякого намека на идеи и убеждения, путаница понятий, умственная и нравственная слепота — все это не имеет в ней характера личных пороков, а является как общие черты ее круга. В собственной, личной ее физиономии прячется в тени что-то свое, горячее, нежное, даже мечтательное. Остальное принадлежит воспитанию.
Вообще к Софье Павловне трудно отнестись не симпатично: в ней есть сильные задатки недюжинной натуры, живого ума, страстности и женской мягкости. Она загублена в духоте, куда не проникал ни один луч света, ни одна струя свежего воздуха. Недаром любил ее и Чацкий. После него она одна из всей этой толпы напрашивается на какое-то грустное чувство, и в душе читателя против нее нет того безучастного смеха, с каким он расстается с прочими лицами.
[13] Чацкого роль – роль страдательная: оно иначе и быть не может. Такова роль всех Чацких, хотя она в то же время и всегда победительная. Но они не знают о своей победе, они сеют только, а пожинают другие – и в этом их главное страдание, то есть в безнадежности успеха.
Чацкий сломлен количеством старой силы, нанеся ей в свою очередь смертельный удар качеством силы свежей.
Чацкий неизбежен при каждой смене одного века другим, Положение Чацких на общественной лестнице разнообразно, но роль и участь все одна, от крупных государственных и политических личностей, управляющих судьбами масс, до скромной доли в тесном кругу.
Вот отчего не состарелся до сих пор и едва ли состареется когда-нибудь грибоедовский Чацкий, а с ним и вся комедия. И литература не выбьется из магического круга, начертанного Грибоедовым, как только художник коснется борьбы понятий, смены поколений. Он или даст тип крайних, не созревших передовых личностей, едва намекающих на будущее, и потому недолговечных, каких мы уже пережили немало в жизни в искусстве, или создаст видоизмененный образ Чацкого, как после сервантесовского Дон-Кихота и шекспировского Гамлета являлись и являются бесконечные их подобия.
В честных, горячих речах этих позднейших Чацких будут вечно слышаться грибоедовские мотивы и слова – и если не слова, то смысл и тон раздражительных монологов его Чацкого. От этой музыки здоровые герои в борьбе со старым не уйдут никогда.
Оставя политические заблуждения Герцена[7], где он вышел из роли нормального героя, из роли Чацкого, этого с головы до ног русского человека, – вспомним его стрелы, бросаемые в разные темные, отдаленные углы России, где они находили виноватого. В его сарказмах слышится эхо грибоедовского смеха и бесконечное развитие острот Чацкого.
[17] Наконец – последнее замечание о Чацком. Делают упрек Грибодову в том, что будто Чацкий – не облечен так художественно, как другие лица комедии, в плоть и кровь, что в нем мало жизненности, Иные даже говорят, что это не живой человек, а абстракт, идея, ходячая мораль комедии, а не такое полное и законченное создание, как, например, фигура Онегина и других, выхваченных из жизни типов.
Это несправедливо. Ставить рядом с Онегиным Чацкого нельзя: строгая объективность драматической формы не допускает той широты и полноты кисти, как эпическая. Если другие лица комедии являются строже и резче очерченными, то этим они обязаны пошлости и мелочи своих натур, легко исчерпываемых художником в легких очерках. Тогда как в личности Чацкого, богатой и разносторонней, могла быть в комедии рельефно взята одна господствующая сторона – а Грибоедов успел намекнуть и на многие другие.
По мнению автора, Чацкий как герой своего времени, появился раньше Онегина, но пережил его и, в отличие от него, не паразитирует, а действует для преобразования своей жизни.
Миллион терзаний Чацкого связаны с общественной и любовной драмой, сложившейся в его жизни.
Любовь тоже приносит герою разочарование – он понимает, что девушка, на которой он хотел жениться, которую он любил, выбрала другого – того, кто выслуживает чины преклонением перед начальством. Чацкий поражен тем, что Софья, как и другие, не видит, что у человека внутри и какой он. Для неё важно лишь то, какой статус он занимает.
Не знаю как сейчас, а вот раньше, в советскую эпоху, изучая в школе произведение Александра Сергеевича Грибоедова "Горе от ума", учащиеся в обязательном порядке согласно программе по русской литературе конспектировали и статью русского литературного критика Ивана Александровича Гончарова "Милльон терзаний". В этой статье Гончаров дал глубокий анализ произведения Грибоедова "Горе от ума". В качестве названия к своей статье Гончаров использовал слова персонажа комедии "Горе от ума" Александра Андреевича Чацкого.
Попробую вспомнить конспект, который писала я, изучая статью Гончарова. А именно вспомнить то, что критик говорил именно о Чацком.
Вот основной смысл статьи в моём пересказе:
Без образа Чацкого не было бы и комедии. Пьеса бы, конечно, была, но она бы не была комедией, а была бы просто зарисовкой нравов. То есть, именно на фоне Чацкого все остальные герои выглядят так, как они выглядят: неприглядно.
Чацкий умён во всех отношениях. У него очень остроумная речь. У него есть сердце. Он честен. Он умеет любить. Гончаров сравнивает его с Пушкинским Онегиным и Лермонтовским Печориным и говорит, что Чацкий несравнимо умнее и того, и другого. Чацкий искренен. Онегин и Печорин хотя и понимали, насколько всё прогнило и истлело в обществе, но тем не менее сами они не были способны что-либо изменить в этом обществе. Они и не знали, как это сделать, да и не хотели ничего делать. А вот Чацкий, как говорит Гончаров, наоборот готовился к серьёзной деятельности. Он и путешествует много, учится, постоянно развивается.
Гончаров подробно анализирует отношения Чацкого и Софьи, чтобы подчеркнуть, что и в любви Чацкий честен и искренен.
Статья не маленькая по объёму, поэтому я свой пересказ закончу, и приведу слова самого Гончарова, выдержки из статьи "Мильон терзаний":
Сон Обломова показывает причины становления характера героя. Он не всегда лежал в старом халате, Илья не был ленивым и безынициативным с детства. Сон Обломова показывает, что эти черты характера сформировались целиком из воспитания.Маленький Илюша был подвижным и живым, как все дети, он хотел изучать мир, узнавать новое, играть и бегать,но гиперопека родителей и нянек не давала возможности ребенку вырасти полноценной взрослой личностью. Это момент не столько художественный, сколько психологический - если отрезать ребенка от любой активности, постепенно он перестанет ее проявлять. Зачем одеваться самому, если все сделают за тебя? Зачем куда-то идти и к чему-то стремиться? Няньки желали ребенку добра - они боялись, что он пораниться, играя, устанет, простудится и тд, чем в итоге отбили интерес ребенка к миру. Сон Обломова дал полную ретроспективную картину детства Ильи, в подробностях описав причины его равнодушия к миру, лени и трусости.
Два приятеля – Борис Павлович Райский и Иван Иванович Аянов отправились с визитом к Пахотиным – Аянов проводил там вечер за картами с пожилыми сестрами – старушками, а Райский ухаживал за их племянницей – Софьей, своей дальней родственницей, молодой вдовой.
Райский в свои 35 лет обладал приятной внешностью, подвижным темпераментом, пытливым проницательным умом и склонностью к искусствам. Невозмутимая Софья привлекала его своим ровным спокойствием – она была похожа на статую. Райский хотел понять, что скрывается за этой безмятежностью.
Райский рос сиротой, имел родовое имение на Волге, которым управляла двоюродная бабушка Татьяна Марковна Бережная, воспитывавшая еще двух внучек – сирот, Верочку и Марфеньку.
Летом, в университетские каникулы Райский поехал к бабушке, познакомился с кузинами и Титом Никонычем Ватутиным, старинным бабушкиным другом. В городе ходил слух, что в молодости бабушка и Ватутин были влюблены друг в друга, но родители не дали согласия на этот брак.Татьяна Марковна попыталась ввести Райского в премудрости хозяйственного учета, но Борис ее не слушал – убегал в сад, рисовал портреты кузин, вспоминал прошедшее в этих местах детство. Часто бывал на берегу реки, на обрыве, на дне которого, по преданию, похоронен самоубийца, убивший здесь же жену и соперника.
Пришли письма от бабушки и от Леонтия Козлова, звавших его в гости, и Райский решил съездить в родные места.
В поместье его встречают Марфенька, заботливая бабушка и Тит Никоныч. Райский погрузился в новую для него провинциальную действительность, наслаждался природой, любовался повзрослевшей Марфенькой и хлопотливой бабушкой.
Бабушка снова попробовала привлечь его к приходно-расходным документам, но Райский заявил, что если ей надоело вести дела, он пожалует поместье Марфеньке и Верочке, а мужикам даст вольную.
Вернулась из поездки к подруге- попадье Вера и Райский кинулся постигать новый для себя женский образ. Вера была полной противоположностью своей сестре – темноволоса, холодна и независима. Райский обнаружил в ней ум, характер, задатки самобытности. Ему хотелось узнать, какие убеждения, мечты и тайны скрываются в этой сдержанной натуре. Он стал наблюдать за Верой,следить за ней. Она потребовала прекратить ее преследовать, заявила о своем праве на свободу; они договорились быть просто друзьями.Райский решил уехать и зашел попрощаться к Вере. Однако увидел в ее руках загадочное письмо и потребность узнать, кто его автор, поменяла эти планы.
Райский, прошедший череду влюбленностей, неосознанно искал теперь чувства глубокого, страстного, а дать его могла только натура сильная, независимая, искренняя. И он не мог уехать, не выяснив – Вера не принимает его ухаживаний из-за разности мировоззрений или потому, что ее сердце несвободно.
На самом деле виновником Вериной задумчивости был Марк Волохов, свободный и циничный, не похожий на окружающих. Именно в него была влюблена Вера, но прежде чем дать волю чувствам, хотела согласовать с ним свои убеждения, слишком во многом различались их взгляды на порядочность, нравственность, любовь. Марк призывал ее относиться к любви как к временному состоянию, любви на срок, и свободно расставаться для новых отношений. Вера ценила свое чувство, не могла опустить его до простого развлечения.
Волохов, в отличие от других отрицал всякую преемственность прошлого и будущего, отрицал наличие достоинств в старой науке и признанных добродетелях, не формулируя обновленные цели и идеалы. Человеческие отношения он низводил к животной страсти, отказывая им в присутствии духовной составляющей.
Вера активно оспаривала сомнительные понятия и это давало результаты – Марк прекратил эксцентричные выходки, не козырял цинизмом.
За Марфеньку посватался ее давний поклонник Николай Андреевич Викентьев и все начали готовиться к помолвке.
Вера вдруг снова уехала за Волгу и вернулась нервно-оживленной, непривычно разговорчивой. Райский, уже не раз в своей жизни находившийся в предчувствии страсти, узнал в ней это состояние. Он ощутил, что в таинственной Вериной драме приближается развязка, понял, что она ему доверяет и рассчитывает, если понадобится, на его помощь.
Вечером накануне помолвки Марфеньки Марк вызвал Веру на свидание и она, все еще надеясь, что он принял ее убеждения, убежала в условленное место их свиданий – беседку внизу оврага. Но Райский напрасно прождал ее на обрыве.
На следующий день Вера заболела, но необходимо было рассказать обо всем бабушке – Вера попросила об этом Райского.
Иван Иванович Тушин объяснился Вере в любви, но Вера рассказала ему о своем падении, назвав и виновника – Марка Волохова, - Вера ни в чем не хотела обманывать своего друга.
Бабушкино благословление потрясло Веру, она словно переродилась и стала поправляться.
Марк Волохов отправился юнкером на Кавказскую войну.
Иван Иванович Тушин, посвященный в Верины обстоятельства, был ей по-прежнему предан и не оставлял надежды, что его предложение будет когда-нибудь принято.
Райский ощутил в себе талант пластика и отправился в Италию осваивать профессию скульптора.
В этом романе изображается Россия на обрыве, на переломе эпох, когда сквозь патриархальный уклад начинают пробиваться новые, прогрессивные идеи и ценности.
Читайте также: