Астафьев ясным ли днем краткое содержание

Обновлено: 02.07.2024

Черный кот, обормот!

В жизни все наоборот!

Только черному коту и не везе-о-о-от. И по всему залу вразнобой подхватили:

Жди солда-а-ата-а-а, жди солда-а-а-та-а-а. Уже как следует, без кривляния пели ребята и девушки, за которыми тащился Сергей Митрофанович. Все шли обнявшись. Лишь модная барышня отчужденно шествовала в сторонке, помахивая Володиным спортивным мешком на шнурке, почувствовал Сергей Митрофанович — если б приличия позволяли, она бы с радостью не пошла в вагон и поскорее распрощалась бы со всеми. Володя грохал по гитаре и на барышню совсем не смотрел. Сергей Митрофанович узрел на перроне киоск, застучал деревяшкой, метнувшись к нему. — Куда же вы, батя? — крикнул Еська-Евсей, и знакомцы его приостановились. Сергей Митрофанович помаячил: мол, идите, идите, я сейчас. В киоске он купил две бутылки заграничного вермута — другого вина никакого не оказалось, кроме шампанского, а трату денег на шампанское он считал бесполезной. Он поднялся в вагон. От дыма, гвалта, песен и смеха оторопел было, но заметил капитана, и вид его подействовал на бывшего солдата успокоительно. Капитан сидел у вагонного самовара, шевелил пальцами газету, и опять просматривал весь вагон, и ни во что не встревал. — Крепка солдатская дружба! — гаркнули в проходе стриженые парни, выпив водки, и захохотали. — Крепка, да немножко продолговата! — А-а-а, цалу-уете-есь! Но-оч коротка! Не хватило-o-o! И тут же запели щемяще-родное:

Или ночью угрюмою. Снисходительные улыбки, насмешливые взгляды — все это разом стерлось с лиц парней. Замешательство, пробуждающееся внимание и даже удивленность появились на них. Все так же доверительно, ровно бы расходясь в беседе, Сергей Митрофанович повел дальше:

Все о тебе я мечтаю и думаю. На этом месте он полуприкрыл глаза и, не откидываясь, а со сложенными в коленях руками, сидел, чуть ссутулившись, раскачиваясь вместе с бегущим вагоном, и совсем уж тихо, на натянутой какой-то струне, притушив готовый вырваться из груди крик, закончил вступление:

Кто-то тебя приласкает?

Кто-то тебя приголубит?

Или ночью угрюмою. И снова увидел Сергей Митрофанович перед собой стриженых ребят, нарядную, зареванную девчушку, бегущую за вагоном. Эта песня была и про них, только еще вступающих в жизнь, не умеющих защититься от разлук, горя и бед. Старухи на завалине слушали и сморкались. Панина мать распевно и жалостно рассказывала в который уж раз: — В ансамблю его звали, в хор, а он, простофиля, не дал согласия. — Да и то посуди, кума: если бы все по асаблям да по хорам, кому бы тогда воевать да робить? — Неправильные твои слова, Анкудиновна. Воевать и робить каждый человек может, А талан Богом даден. Зачем он даден? Для дела даден. На утешенье страждущих. — И-и, голуба-Лизавета, талан у каждого человека есть, да распоряженье на него не выдано. — Мели! — Чего мели?! Чего мели?! Если уж никаких способностей нету, один талан — делать другим людям добро — все одно есть. Да вот пользуются этим таланом не все. Ой, не все! — И то правда. Вот у меня талан был — детей рожать. — Этих таланов у нас у всех излишек. — Не скажи. Вон Панька-то. — А чего Панька? Яловая, что ли? В ей изъян? В ей?! — взъелась Панина мать. — Тиша, бабы, слухайте. Но песня уже кончилась. Просудачили ее старухи. Они подождали еще, позевали и, которые крестясь, а которые просто так, разошлись по домам. На поселок опустилась ночь. Из низины, от речки и прудка, по ложкам тянуло изморозью, и скоро на траве выступил иней. Он начал пятнать огороды, отаву на покосах, крыши домов. Покорно стояли недвижные леса, и цепенел на них последний лист. Шорохом и звоном наполнится утром лес, а пока над поселком плыло темное небо с яркими, игластыми звездами. Такие звезды бывают лишь осенями, вызревшие, еще не остывшие от лета. Покой был на земле. Спал поселок. Спали люди. И где-то в чужой стороне вечным сном спал орудийный расчет, много орудийных расчетов. Из тлеющих солдатских тел выпадывали осколки и, звякая по костям, скатывались они в темное нутро земли. Отяжеленная металлом и кровью многих войн, земля безропотно принимала осколки, глушила отзвуки битв собою. 1966-1967

Читайте также: