Золотой цветок одолень краткое содержание

Обновлено: 05.07.2024

Всходит солнце у Яика Горыныча, а ночует у Днепра Славутича. А степь – в серебре. Срачица белая над ковылями от ветра трепыхалась. Чалый конь былинно летел. Гикал с удалью Ермошка. И сабля его булатная синью сверкала. И катилась к морю великая казачья река. Яик – река рыбная. Белуги ходят в двадцать – тридцать пудов, осетры – в девять, севрюги – тьма. И степи скотопашные, щедрохлебные. Рожь душистая, в ковригах семь ден не черствеет. Места по правому берегу реки куропаткой, зайцем и зверем обильны, пчелисты. В борах сохатые шастают, медведи жиреют. Но богатство главное – в реке. Икры черной, зернистой сорок сот бочек можно на торг поставить, была бы соль. И табуны в левобережных степях на Яике игривы, без пастухов в лето и зиму бродят разумно. Сено коням казаки и ордынцы не припасают. В бураны и снега лошади сами себе корм добывают. Волки боятся табунов. Учует жеребец-вожак волка – вскинется, заржет дико. И полетят бешено кони за волчьей стаей. Всех порубят копытами, затопчут. Табун в степи – самый сильный зверь.

– Яик – земля вольная. Паки иные земли к Москве льнут. Казань окровавленно упала перед ней. Башкирия сама к Белокаменной на присоединение пошла с поклоном. Великий юг зашатался от напора московитян: Астрахань взяли, прижали и почти преклонили Дон. Как сказал один летописец: Ермак в 1582 году бросил Сибирь к ногам царским шкурой медвежьей.

А Яик Горыныч сам по себе живет. Ни Иван Грозный, ни Борис Годунов, ни Василий Шуйский на земли эти не зарились даже. Мудрые дьяки не советовали.

В июле 1613 года короновался Михаил Федорович Романов. Но и он, и отец его – патриарх Филарет вначале не помышляли завладеть Яиком. С казачьем лучше не связываться. Свирепы, коварны, смерти и пыток не убоятся. Угроза от них велика, кровав урон: ходят на челнах по морю Хвалынскому, врываются на Волгу грабительски. Однако и польза от войска их огромна: заслоняют Русь от кызылбашей, хайсацкой орды, султану и ногаям в бок тычут саблями. И не одно еще столетие персидские шахи будут называть соседство с казаками – проклятием. Турецкие султаны замучаются опасливой бессонницей. Цари русские не единожды вздрогнут от ужаса. Первыми на Руси яицкие казаки запретят виноторговлю и табакокурение.

Яик протянулся на две тысячи верст с гаком – от моря Хвалынского до Магнит-горы, где руда железная водится в изобилии. Дальше, к северу, лежит Камень до самого Студеного моря. Казаки не любят диких гор. Они реку оседлали, будто коня. Башкирцы считают верховья Яика своей вотчиной и называют речку чуточку по-другому: Яик! Войско казачье закалялось в боях. И всегда одерживало победы. Ни одного поражения не потерпели яицкие казаки, хотя погибали в набегах, хотя осаждали их городок и хайсаки, и калмыки, угоняли табуны ногаи.

А начинался Яик с былинного казака Гаркуши, с ватаги Василя Гугни. Пробился Гугня на пустынную реку через татар. Ордынцы не любили воду, не знали в рыбе толку. И на всем необъятном пространстве нашли казаки слепого Гаркушу да одно стойбище. Пять братьев-пастухов, с ними молоденькая татарка, стадо овец да табун конский. Выломились они из орды по ссоре. Казаки зарубили пастухов, а татарку схватили за волосы, приволокли в станицу. Отдали ее в жены атаману. Так и звали ее с тех пор Гугенихой, поскольку стала она женой Василия Гугни.

Владилен Иванович Машковцев (1929-1997) - российский поэт, прозаик, фантаст, публицист, общественный деятель. Автор более чем полутора десятков художественных книг, изданных на Урале и в Москве, в том числе - историко-фантастических романов 'Золотой цветок - одолень' и 'Время красного дракона'. Атаман казачьей станицы Магнитной, Почётный гражданин Магнитогорска, кавалер Серебряного креста 'За возрождение оренбургского казачества'.

Всходит солнце у Яика Горыныча, а ночует у Днепра Славутича. А степь — в серебре. Срачица белая над ковылями от ветра трепыхалась. Чалый конь былинно летел. Гикал с удалью Ермошка. И сабля его булатная синью сверкала. И катилась к морю великая казачья река. Яик — река рыбная. Белуги ходят в двадцать-тридцать пудов, осетры в девять, севрюги тьма. И степи скотопашные, щедрохлебные. Рожь душистая, в ковригах семь ден не черствеет. Места по правому берегу реки куропаткой, зайцем и зверем обильны, пчелисты. В борах сохатые шастают, медведи жиреют. Но богатство главное — в реке. Икры черной, зернистой сорок сот бочек можно на торг поставить, была бы соль. И табуны в левобережных степях на Яике игривы, без пастухов в лето и зиму бродят разумно. Сено коням казаки и ордынцы не припасают. В бураны и снега лошади сами себе корм добывают. Волки боятся табунов. Учует жеребец-вожак волка — вскинется, заржет дико. И полетят бешено кони за волчьей стаей. Всех порубят копытами, затопчут. Табун в степи — самый сильный зверь.

Известный уральский поэт Владилен Машковцев почти тайно, нигде не афишируя, много лет работал над исторической книгой, посвященной казачеству Яика. Силуэты ушедших веков, дымка прошлого, манящего нашу память не меньше, чем будущее манит ее, и раньше густо присутствовали в его стихах и балладах. Тянулся к истине.

Не из Ганга аллигатор,

Не из нильской прелести, —

Это наш родной сенатор

Большевик и плоть от плоти

Три завода он проглотит

Улыбнется и при этом,

Одурь и нахалина,

Горько всхлипнет под портретом

И безрадостно видеть нам вожаков оппозиции к режиму, хватко и ловко схватившему нас за горло. К режиму, имя которому — махровая и в недалеком будущем — кровавая оккупация нас, России, СССР, нас, покорно подставляющих собственные неразумные головы под их палаческий топор, уже вознесенный над нами и над внуками и правнуками нашими.

Прикрываясь то Лениным, то Сталиным, то Хрущевым, то Брежневым, они, враги России, враги СССР, враги каждого малого и большого племени и народа, осуществят распятие нашей великой Родины.

Мы — перед бездной!

В романе, как в жизни, огромное место отводится подросткам. Они действуют, мечтают, воюют, гибнут и воскресают из мертвых, как их отцы, братья, деды — полный ход судьбы. Иногда писатель слишком жестоко бросает их в битвы и в крушения, но ведь такова жизнь: ее огонь уносит самых любимых, самых смелых. А в наши военные времена

Прекрасная Дуняшка — святее кукушечьего голоса. Изумительна, пылающе храбра, верна чувству, благодарна дому, воспитавшему ее, Кланька, Кланя, татарка, выросшая на коне. Широко взят сосед — башкирский народ: кузнец, старик с двумя сыновьями, мудрый, добрый, надежный. Русские и башкиры — из одного солнечного корня.

Сурова дисциплина у казаков, Еще их родоначальник на Урале, сечевик атаман Гугня, учил твердости житейской: дом ставить крепко и богато, саблей рубить в бою — сразу, некогда ни дорубливать, ни оглядываться по сторонам. Случалось — казаки уничтожали своих жен и детей, уходя в поход, дабы не попались их чада под насилье и нагайки, под огонь и стрелу противника. Надругательства не терпели. Лучше — добровольная погибель. Трагично и неприемлемо?

А каков Хорунжий, отмеченный золотым шлемом? Князь Пожарский лично вручил ему под Москвою — за доблесть и умение ратника. Телегин, Суедов, Коровин, Гурьев, Богудай, Собакин, с каждого фильм делай: натурой щедры, духом громадны и неистребимы, и умирают — в седле или стоя, склоняться и падать не привыкли.

А у нас? Государство растащили — и виноватых не обнаружим, за речами и трибунами, как серые мыши за обоями, попрятались! Казну выгребли, промотали, опустошили, займами и долгами рты позатыкали нам и мы — довольны, в очередях подскакиваем на морозе, а лидеры, катаются друг к другу на нескончаемые консультации и на обоюдные обвинения. Автомобили не заправлять — подают к подъезду.

Казачество — неодолимо. Сечевики его создавали на Яике широко, разноглагольно и прочно. Судьба казачества — судьба России. Кровь, горе — вехи казачьей стези. Россия без казаков — не Россия.

Удивителен лад мастерства, глубока музыка замысла. Песня любви к человеку, полузабытому суровому предку своему, демонстрируется писателем охотно и увлеченно. Песня — легенда. Песня — благодарение. Картина быта, вызванная заботами казаков о самостийности:

Казаки думали. Царь в Москве думал. Как ныне: республики о себе задумались, а центр о себе. Лишь — царя нет. Воля. Машковцев историчен, правдив, изобретателен, нацелен на грядущее. Жить роману и действовать! Роман — сердце поэта, его подарок измученной распрями России. Роман — зеркало: гляди и добывай опыт.

У нас на Урале деды и бабки, крестясь, робели заговаривать про казацкую долю: их же судили, расстреливали, насиловали троцкистско-свердловские изуверы! И царя с семьей — на Урале убили. Уральское казачество — сильнейшее было. Яик перенял у Днепра, у Дона многое, перенял и обновил, и выпустил на простор: лети! Не зря казнители ненавидели яицких казаков: дрожали, пугались их внутреннего достоинства, их внешней озаренной красоты.

Когда-то поэт Владилен Машковцев изрек:

Каменела истина веками:

умирают люди стариками.

умирают люди молодыми.

Да, сколько молодости полегло и там, в синих, синих курганах древности, и здесь — в братских могилах России?! И все это — путь к горькой мудрости, тропа — к седой матери, уставшей от навязанных ей мучений, к матери, чьими слезами плачут степные травы.

Владилен, поэт и прозаик, мечтатель и реалист, друг мой закадычный, патриот русский, не знал да и знать не мог наследственную тайну Кремля и царедворцев. Войну в Афганистане затеяли:

Громыко — министр иностранных дел СССР,

Устинов — министр обороны СССР,

Андропов — Председатель КГБ СССР.

А те, остальные политбюровские евнухи, мялись, корчились, шамкали: воевать с народом, афганским и своим, или не воевать? А мы пахали, сеяли, сталь варили, границы Родины стерегли. А они, ленинцы, строители социализма и коммунизма, архитекторы мира, они выпивали коньяк и закусывали икрою почти на могилах наших.

Рецензии

"Золотой цветок - одолень" отзывы

Отзывы читателей о книге Золотой цветок - одолень, автор: Машковцев Владилен Иванович. Читайте комментарии и мнения людей о произведении.

Читайте также: