Захар прилепин именины сердца краткое содержание

Обновлено: 05.07.2024

Во-первых, в книге пойдет речь именно о современной литературе, а не о той, что была вчера или позавчера.

Во-вторых, здесь собраны люди, с которыми меня сталкивала судьба – и которые мне интересны. То есть выбор мой глубоко субъективен.

Собранные здесь имена – разрозненные части огромной литературной мозаики. Впрочем, каждая составляющая этой мозаики, безусловно, любопытна сама по себе.

Александр Проханов и Александр Кабаков – в известном смысле антиподы; оба – люди широко известные. Каждый в начале девяностых задал свою тональность резкого и последовательного отношения к тем смутным временам, что снизошли на нашу землю. И оба работают до сих пор с такой силой, какой младые поколения могут позавидовать.

Леонид Юзефович – признанный мастер и мой учитель, Михаил Тарковский – любимейший мой прозаик из числа пришедших в литературу на исходе столетия, да и вообще любимейший – безо всяких временных привязок.

Это если о прозе.

А если о поэзии, то тут, без обиняков, Дмитрий Воденников или Максим Амелин находятся в том же офицерском статусе.

Сергей Лукьяненко – один из самых известных фантастов не только в наших холодных краях, но и во всем мире.

Всеволод Емелин – последний, на мой вкус, народный поэт в России, чьи строчки понемногу разбирают на присловицы и поговорки.

А Лев Данилкин? – критик самоуверенный, злой и меткий настолько, что самое имя его наводит на прозаиков легкий трепет.

Нет, определенно, я даже сам себя, как в известной басне, готов уже убедить, что картина, мной здесь представленная, вполне, как нынче говорят, репрезентативна.

Здесь нет многих и многих прозаиков и поэтов старшего поколения, которых я даже боюсь начать перечислять – дабы не забыть хоть одного славного имени.

Здесь нет плеяды видных критиков и редакторов, сохранивших иерархию литературных ценностей, которая могла быть рассеяна дурными сквозняками.

Также данная книга доступна ещё в библиотеке. Запишись сразу в несколько библиотек и получай книги намного быстрее.

Те, кто искали эту книгу – читают

Эта и ещё 2 книги за 299 ₽

По абонементу вы каждый месяц можете взять из каталога одну книгу до 600 ₽ и две книги из персональной подборки.Узнать больше

Перед вами сборник бесед не о русской литературе, а с самой русской литературой. Тридцать писателей рассказали Захару Прилепину о времени и себе. Им от 27 до 70. Они – люди разных направлений, взглядов, мыслей. Благодаря этому сборнику можно узнать то, что сами авторы хотели сказать – об истории страны, литературы, человеческой души, которая порой едва ли не интереснее истории целого рода.

Имена этих писателей, поэтов, критиков на слуху. В книге они говорят о себе в литературе и литературе в себе. Причем каждый из них интересен лично Прилепину, что весьма многое может сказать о нем самом, его любви к словесности и России.

— А жил тогда один?

— Да, была до этого женщина, но она что-то засобиралась и убыла в государство Израиль где-то в 92-м.

— О как! Остановимся на секунду, тут интересно. Всеволод, а почему русские поэты так любят жить с еврейками?

— А жил тогда один?

— Да, была до этого женщина, но она что-то засобиралась и убыла в государство Израиль где-то в 92-м.

— О как! Остановимся на секунду, тут интересно. Всеволод, а почему русские поэты так любят жить с еврейками?

- Видимо, потому что весь этот мир был уже мною описан — я потерял к нему интерес и страсть. Исчезла ненависть. Это тоже некая израсходованность. (А.Проханов)

- Видимо, потому что весь этот мир был уже мною описан — я потерял к нему интерес и страсть. Исчезла ненависть. Это тоже некая израсходованность. (А.Проханов)

Я по образованию филолог, весьма сомнительных успехов в учебе добивавшийся, но все-таки. Так вот, я как филолог могу не без некоторого успеха доказать никчемность формы и содержания любого текста; особенно если о современниках речь идет. Все это последовательность весьма несложных, а порой и подлых манипуляций. Мы читали отличные эссе о том, что Бродский плохой поэт, Лимонов бездарный писатель, Распутин никакой, Солженицын, Искандер, кто там еще… Вот Игорь Шайтанов успешно доказывает, что Юрий Кузнецов не столь хорош, как иные думают…

Это все признаки нормального литературного процесса, нечего жаловаться. Но в итоге надо признать, что нет никаких точных измерительных приборов, доказывающих безупречность того или иного текста. Зато есть некие общественные, литературные договоренности об иерархиях, не всегда внятные.

Я по образованию филолог, весьма сомнительных успехов в учебе добивавшийся, но все-таки. Так вот, я как филолог могу не без некоторого успеха доказать никчемность формы и содержания любого текста; особенно если о современниках речь идет. Все это последовательность весьма несложных, а порой и подлых манипуляций. Мы читали отличные эссе о том, что Бродский плохой поэт, Лимонов бездарный писатель, Распутин никакой, Солженицын, Искандер, кто там еще… Вот Игорь Шайтанов успешно доказывает, что Юрий Кузнецов не столь хорош, как иные думают…

Это все признаки нормального литературного процесса, нечего жаловаться. Но в итоге надо признать, что нет никаких точных измерительных приборов, доказывающих безупречность того или иного текста. Зато есть некие общественные, литературные договоренности об иерархиях, не всегда внятные.

Именины сердца: разговоры с русской литературой

Во-первых, в книге пойдет речь именно о современной литературе, а не о той, что была вчера или позавчера.

Во-вторых, здесь собраны люди, с которыми меня сталкивала судьба – и которые мне интересны. То есть выбор мой глубоко субъективен.

Собранные здесь имена – разрозненные части огромной литературной мозаики. Впрочем, каждая составляющая этой мозаики, безусловно, любопытна сама по себе.

Александр Проханов и Александр Кабаков – в известном смысле антиподы; оба – люди широко известные. Каждый в начале девяностых задал свою тональность резкого и последовательного отношения к тем смутным временам, что снизошли на нашу землю. И оба работают до сих пор с такой силой, какой младые поколения могут позавидовать.

Леонид Юзефович – признанный мастер и мой учитель, Михаил Тарковский – любимейший мой прозаик из числа пришедших в литературу на исходе столетия, да и вообще любимейший – безо всяких временных привязок.

Это если о прозе. А если о поэзии, то тут, без обиняков, Дмитрий Воденников или Максим Амелин находятся в том же офицерском статусе.

Сергей Лукьяненко – один из самых известных фантастов не только в наших холодных краях, но и во всем мире.

Всеволод Емелин – последний, на мой вкус, народный поэт в России, чьи строчки понемногу разбирают на присловицы и поговорки.

А Лев Данилкин? – критик самоуверенный, злой и меткий настолько, что самое имя его наводит на прозаиков легкий трепет.

Нет, определенно, я даже сам себя, как в известной басне, готов уже убедить, что картина, мной здесь представленная, вполне, как нынче говорят, репрезентативна.

Здесь нет многих и многих прозаиков и поэтов старшего поколения, которых я даже боюсь начать перечислять – дабы не забыть хоть одного славного имени.

Здесь нет плеяды видных критиков и редакторов, сохранивших иерархию литературных ценностей, которая могла быть рассеяна дурными сквозняками.

Здесь нет того человека, чье имя Эдуард Лимонов, – я горд даже тем, что живу с ним в одну эпоху. И нет, например, Дмитрия Быкова, вездесущего, весомого, великолепного литератора, дружбой с которым я очень дорожу. Но, к слову, мы о них много вспоминаем на страницах этой книги – будем считать, что они незримо с нами.

Зато здесь присутствуют те, на кого я, что называется, делаю ставку – имея в виду ближайшее наше литературное будущее.

Игорь Белов – из того нового поколения, что завтра русскую поэзию схватит в цепкие руки; уж не знаю, на что нацелены лидеры этого поколения – вытрясти поэзии карманы или расцеловать ее взасос – но в хватке их почти звериной можно не сомневаться.

Но касательно Дмитрия Данилова, тоже начинавшего степенно и раздумчиво, я уверенно предсказываю, что он станет одним из главных и самых непохожих на всю иную братию прозаиков нашей эпохи.

А про Василину Орлову и без меня такое давно говорят.

Мне, к слову, несколько раз говорили, что я слишком многих людей и слишком часто хвалю. Кто хорошо ко мне относятся – с симпатией, кто плохо – с неприязнью.

Не то чтоб я люблю говорить людям приятные вещи – пожалуй, нет; я просто людей люблю – вообще людей. А когда у людей еще что-то получается, скажем, в литературе – тогда у меня немедленно наступают именины сердца.

Это вовсе не означает, что мне нравятся все.

Я многих литераторов терпеть не могу за их книжки. Я, к примеру, читал одну книжку г-на Л., про демонов, и она мне не понравилась настолько, что не могу заставить себя взять вторую: брезгую. Я нахожу самое существование в природе г-на Б., автора писаний о сложных судьбах выходцев с теплых земель, недоразумением; о его сочинениях мне вовсе нечего сказать. Г-н Г., наверное, очень хороший человек, но проза его… А человек хороший, это даже видно.

Тут мне вдруг вспомнилось такое количество имен, что я решил остановиться. И даже к написанным выше именам вернулся и сократил их до первой буквы – кому надо, тот догадается; кто не догадается – и не надо. Мы, в конце концов, не за этим собрались сегодня.

У нас же сегодня именины, посему просим всех к столу. Три десятка гостей – и больше никого. Вы, наверное, заметите, что ни с одним своим собеседником я не пытался спорить – я всего лишь их выслушивал. Голос за кадром задает вопросы, и самое интересное – ответы.

И еще. Я умышленно спрашивал почти всех, собравшихся здесь, примерно об одном и том же. В первую голову хотел знать, что будет с нами и с нашей землей.

У нас есть шанс запомнить эти ответы, обвести их наточенным карандашом и в недалекие уже времена проверить, наконец, насколько хороши писатели и поэты в качестве пророков.

«Я предчувствую Пятую Империю

Александр Андреевич Проханов родился 26 февраля 1938 г. в Тбилиси. В 1960-м окончил Московский авиационный институт. После нескольких лет работы инженером НИИ резко сменил вид деятельности и стал лесничим в Карелии.

Без больших надежд. Литература в хосписе и на именинах

Захар Прилепин. Именины сердца. — М.: АСТ, Астрель, 2009;

Книга, ради которой объединились писатели, объединить которых невозможно. — М.: Фонд помощи хосписам “Вера”, Эксмо, 2009.

В то время как Дмитрий Бавильский и Дмитрий Быков признаются, что сил уже нет читать текущую литературу1 , как нет и желания заниматься критикой, а Андрей Немзер все реже откликается на новинки (в этом году, кажется, больше пришлось писать некрологи), весной вышли две книги бесед с современной словесностью, два сборника: в одном — интервью, в другом — рассказы и фрагменты повестей и романов.

Оба — собрание оправданных ожиданий, оба, по-разному, репрезентативны, при этом практически не пересекаются. В роли общего знаменателя выступают только Захар Прилепин и Леонид Юзефович, любопытная пара, учитывая, что первый называет второго своим учителем.

Две репрезентативные картины одного и того же, почти ни в чем не совпадающие, не курьез. Скоро, кажется, будет удивлять обратное, так как самостийные рейтинги, анкеты, списки, содружества множатся, а влиятельного экспертного сообщества нет. Премии — единственная официальная и при этом видимая постороннему взгляду примета его существования, что активно используют центральные книжные магазины, в остальном все больше отражающие изобилие и деиерархизированность интернет-ресурсов. С разделителя “Современная русская проза” исчезает первое слово: Владимир Кунин и Александр Куприн, Ирина Сумарокова и Александр Сумароков стоят рядом, по алфавиту. Компьютерная поисковая система установлена, нужно приходить с конкретным запросом.

Спрашивается: какую совокупность представляют два названных сборника? Как будто бы современную русскую литературу, но прежде всего надо сказать, что литературные факторы на оценку двух этих изданий влияют куда меньше, чем внелитературные.

“Книга, ради которой…” — благотворительный проект. Его цель — не только и не столько собрать деньги, сколько просветить, привлечь общественное внимание к проблеме, а для начала — к существованию российских хосписов. Впервые такой сборник вышел в двух экземплярах и был продан на благотворительном аукционе. Второе издание (тираж 1000) в рамках благотворительной программы распространялось вместо сувениров. Третье перед нами, тираж — 35 100. Состав авторов, по словам издателей, слегка менялся “по техническим причинам”.

“Помощь хосписам не относится к “популярным” направлениям благотворительности. Во многом потому, что не все знают о том, что это такое, а те, кто слышал о хосписах, испытывают необъяснимый страх”, — пишет составитель “Книги…” Олег Вавилов. Понятно, что для популяризации обратились к известным писателям, непонятно одно: с каких пор страх болезни и смерти — необъяснимый?

Вышло так, что сборник может играть еще и литературно-просветительскую роль, так как в нем представлены наиболее известные современные российские писатели от Бориса Акунина до Владимира Сорокина, от Людмилы Улицкой до Виктора Ерофеева. Всего двадцать одно имя. Выбивающиеся из ряда фигуры есть, Борис Гребенщиков, например, или Дуня Смирнова, но попробуйте сказать, что они неизвестны.

Подобное объединение возможно разве что в учебнике или хрестоматии по литературе определенного периода, тем более что каждый тут выступает без новаторств и экспериментов — выдает собственную визитную карточку. Благотворительный проект действительно не место для художественных экспериментов.

Удивление у многих вызывает не встреча совершенно разных имен под одной обложкой, а то, что в “хосписный” сборник писатели рискнули дать не только светлые и поддерживающие тексты, но и тяжелые, пугающие, гнетущие. Результат — калейдоскоп почерков и стилей, событий, характеров и эмоций. Как в самой жизни. Волей-неволей вспомнишь последнюю книгу ушедшей в этом году Натальи Трауберг. А ее слова “…хотела бы умереть без грязи, без грубости и без боли” участники проекта приводили не однажды. Как в жизни, трагедии, мелодрамы, комедии, капустники и анекдоты смыкаются. Кстати, это означает, что очень разные люди, в том числе купившие книгу чисто из благотворительных побуждений, имеют шанс найти здесь что-нибудь себе по вкусу.

К разговору с литературой все это оказывается значительно ближе, чем сборник Захара Прилепина. Подыгрывать иронично благостному уравниванию словесности с писателями не хочется. “Именины сердца” — праздник без битья посуды и дебошей, так что люди просто приятные и приятные во всех отношениях общаются на интересные темы, в крайнем случае — спорят, испытывая непреходящую сердечную радость. Причем сколько бы интервьюер ни подчеркивал, что он — голос за кадром, а самое интересное — ответы на примерно одни и те же вопросы (в том числе свои собственные ответы: в приложении — выдержки из интервью с Захаром Прилепиным), книга в первую очередь о нем самом.

Прилепин не просто выбрал интересных себе людей и, подведя итог, заметил, что картина литературной жизни получилась довольно полная, он пришел с линзой: на кого посмотрю, тот великий. Метод отчасти работает и в яростной, в отличие от благодушно-комфортных разговоров, эссеистике Прилепина, только в ней он чаще использует линзу как зажигательное стекло: навел — запылало. Под действием увеличительного стекла Александр Проханов становится единственным, кто пытался удержать страну от падения в хаос, а Сергей Лукьяненко — национальной валютой, как матрешки и Достоевский, самым известным в мире писателем. У Алексея Варламова, оказывается, не совсем понятная писательская судьба, так как мнения Прилепина и большинства критиков не совпали… Собственно, книга интервью могла бы носить тот же подзаголовок, что и сборник его же эссе “Terra Tartarara” (АСТ: Астрель, 2009): “Это касается лично меня”.

С одной стороны, именинник рассказывает о современной литературе обычному читателю, представляет в том числе не очень-то известные за пределами литературного мира имена. АСТ не на узкий круг ориентируется, хотя тираж “Именин” (5000) в три раза меньше, чем кризисной “Terra Tartarara”. С другой — самостоятельные и интересные сами по себе авторы здесь превращаются в Захара Прилепина. Хронологическое выстраивание книги по годам рождения собеседников, подкрепленное вопросами-ответами о существовании поколенческого единства, в свете вышесказанного теряет смысл.

С композицией “хосписного” сборника дело обстоит еще проще: выстроен по алфавиту. В итоге дает хорошее представление о литературе как приюте безумных (если использовать выражение Макса Фрая) творческих личностей, которым она, собственно, и является. Где каждый, в общем-то, сам по себе. Один перед чистым листом, пустым монитором, так же, как перед смертью. Вполне закономерно обнаружить этот лейтмотив в книге, созданной ради поддержки хосписов.

Не потребовалось даже задавать общую тему — мотивация общая. Кроме того, о “чертовой экзистенции” (название одного из рассказов “Пентакля” А. Валентинова, М. и С. Дяченко, Г.Л. Олди) так или иначе говорят все писатели, даже те, кто, казалось бы, исключительно в бирюльки играет или на дух не переносит вольного употребления слова “черт”. Общая мотивация заставила проявиться один из аспектов “экзистенции”: замкнутость, отдельность человеческого существования, которая в ситуации тяжелой болезни достигает максимального сгущения.

Александр Кабаков — “Убежище”, найденное в церкви. Но не ради веры, ради ухода от мира, от собственного существования.

Эдуард Лимонов — “Остался один”: рефлексия после смерти старухи-матери.

Евгений Гришковец — “Спокойствие”, нахлынувшее в неподвижности, одиночестве летнего города.

Владимир Маканин — одинокие старики экс-президенты, российский и американский, ждущие суда. Или смерти. Кто первый?

Виктор Пелевин — прозрачная аналогия жизнь-тюрьма и “Онтология детства” как постепенный вход в пространство пожизненного заключения.

Александр Хургин — “Беруши”, блокирующие внешние звуки, позволяющие слышать свою “музыку сфер”.

Итоговое единение — у одного Леонида Юзефовича, пожалуй. Оптимистическая получилась точка в конце книги.

Об “экзистенции” — писателя, человека, страны, литературы — вроде бы и у Прилепина на празднике разговоры идут, но то-то и оно что разговоры, а сама она, во плоти, обретается не в таких беседах — в рассказах, повестях, романах, стихах гостей и хозяина. Дело даже не в том, что речи ведутся, “пока не требует поэта…”, а в удивительном единообразии совершенно разных людей. Впечатление неожиданно подкрепляется тем, как книга оформлена: на белом фоне обложки — один и тот же читатель в одной и той же позе с одной и той же книгой. Разница лишь в размерах и разворотах.

“Книга, ради которой…” подобна хрестоматии. “Именины” ближе к путеводителю по текущему литпроцессу: кроме интервью, здесь есть биографические справки, краткие суждения Прилепина о каждом собеседнике. Событием литературной жизни не стал ни тот, ни другой сборник. Но у “Книги” изначально другая цель, и она ее выполняет. Кроме того, предъявляет слепок литературного мейнстрима (не без отдельных сколов) и в этом смысле полезна читателю, “собирающемуся ознакомиться”, но не знающему, с чего начать. Вот с этой “хрестоматии” — можно. А на именинах у Прилепина удастся в первую очередь познакомиться с хозяином, но в такой ипостаси он значительно менее интересен, чем автор “Патологий”, “Саньки” или рассказа из “хосписного” сборника “Бабушка, осы, арбуз”.

1 Интервью М. Бойко с Д. Бавильским. Гнусь за респектабельными фасадами. “Я практически перестал читать текущую литературу”. Независимая газета. Ex libris. 11.06.2009.

Следующий материал

Кейс Ваайман. Духовность

О пути Кейс Ваайман. Духовность. Формы, принципы, подходы. В двух томах. Перевод с нидерландского: А. Лукьянов, Т. Чикина, Н. Холмогоров. — М.: Изд-во ББИ, 2009. Книга обладает очевидными достоинствами, главное.

Спасибо за подписку! Проверьте почту

Читайте также: