Юлия друнина стихи о войне для детей начальной школы для конкурса чтецов

Обновлено: 05.07.2024

Сегодня мы отмечаем не просто праздник. Мы отмечаем годовщину Великой Победы нашего народа над фашизмом. Её 65-ти летний юбилей.

О войне говорить всегда очень трудно. Но говорить – необходимо!
Связь поколений не может прерваться. Она жива в нас на генетическом уровне. Но память и восприятие – можно исказить и изменить.
Мне часто встречаются публикации о нападении на ветеранов войны, в погоне за орденами…
Очень у многих возникает вопрос: неужели это дети и внуки победителей?!
НЕТ! Это дети и внуки мародёров. И наша с Вами задача, любой ценой, защитить наших ветеранов, память о тех, кто не вернулся с войны, и не дать воинствующим подонкам переиначить нашу историю – жизнь наших отцов и дедов. А желающие есть…
Не так давно я услышала такие слова: "Ну, война-то она тоже разная… Вот мне бабушка рассказывала, что семья была большой и, когда пришли фашисты, они не угнали корову, а сказали каждый день приносить по банке молока. А вот когда пришли наши, то они корову зарезали… И кто хороший после этого?"
Вот вам и генетическая память…
Возьмём другую историю:
Мой папа, мальчишкой, учился в 1-ой Московской Артиллерийской спец. школе. Когда началась война, их эвакуировали в Томск. И, ускоренным курсом, мальчиков-офицеров, отправили на фронт. Папа с лёгкостью рассказывал, что артиллерия была на конной тяге, про первый Белорусский фронт, про взятие Берлина… А теперь, давайте представим то, о чём молчат наши отцы и деды. Давайте представим наше российское бездорожье, разрытое взрывами, танками, пропитанное дождями и кровью. Давайте представим, как эти молодые мальчики и девочки утопали в грязи, вытаскивая лошадей и пушки, таскали снаряды и раненых, как животных и людей разрывало на куски, которые надо было опознать и захоронить…, как приходилось идти в рукопашный бой и убивать, глядя в глаза…
Фронтовые сто грамм… А они чувствовались? Голодные, измученные, они защищали свою землю! Защищали от порабощения! А кто-то про корову… А ведь подносили же, молочко! И без цианида…
Нет, война – не "прекраснейшая повесть". Война, это всегда смерть, боль, и ужас в глазах. И ветераны это прошли. Они это помнят. Но должны помнить и мы. Должны помнить наши дети, с отвращением взирая на нацистскую свастику, а не копируя её.
Понять, что такое война…
Кто может рассказать о ней лучше, чем поэт? Поэт, прошедший сам через весь этот ад…
Я хочу представить Вам стихи Юлии Друниной. Поэта, с очень не простой судьбой. Я не буду пересказывать вам её биографию, о ней можно узнать на сайтах. Скажу только, что Юлия Друнина ушла на фронт по окончании школы. А стихи её – скажут сами за себя.

И откуда
Вдруг берутся силы
В час, когда
В душе черным-черно.
Если б я
Была не дочь России,
Опустила руки бы давно,
Опустила руки
В сорок первом.
Помнишь?
Заградительные рвы,
Словно обнажившиеся нервы,
Зазмеились около Москвы.
Похоронки,
Раны,
Пепелища.
Память,
Душу мне
Войной не рви,
Только времени
Не знаю чище
И острее
К Родине любви.
Лишь любовь
Давала людям силы
Посреди ревущего огня.
Если б я
Не верила в Россию,
То она
Не верила б в меня.


До сих пор не совсем понимаю,
Как же я, и худа, и мала,
Сквозь пожары к победному Маю
В кирзачах стопудовых дошла.

И откуда взялось столько силы
Даже в самых слабейших из нас.
Что гадать!-- Был и есть у России
Вечной прочности вечный запас.


Глаза бойца слезами налиты,
Лежит он, напружиненный и белый,
А я должна приросшие бинты
С него сорвать одним движеньем смелым.
Одним движеньем - так учили нас.
Одним движеньем - только в этом жалость.
Но встретившись со взглядом страшных глаз,
Я на движенье это не решалась.
На бинт я щедро перекись лила,
Стараясь отмочить его без боли.
А фельдшерица становилась зла
И повторяла: "Горе мне с тобою!
Так с каждым церемониться - беда.
Да и ему лишь прибавляешь муки".
Но раненые метили всегда
Попасть в мои медлительные руки.

Не надо рвать приросшие бинты,
Когда их можно снять почти без боли.
Я это поняла, поймешь и ты.
Как жалко, что науке доброты
Нельзя по книжкам научиться в школе!


Когда, забыв присягу, повернули
В бою два автоматчика назад,
Догнали их две маленькие пули -
Всегда стрелял без промаха комбат.

Упали парни, ткнувшись в землю грудью,
А он, шатаясь, побежал вперед.
За этих двух его лишь тот осудит,
Кто никогда не шел на пулемет.

Потом в землянке полкового штаба,
Бумаги молча взяв у старшины,
Писал комбат двум бедным русским бабам,
Что. смертью храбрых пали их сыны.

И сотни раз письмо читала людям
В глухой деревне плачущая мать.
За эту ложь комбата кто осудит?
Никто его не смеет осуждать!


На носилках, около сарая,
На краю отбитого села,
Санитарка шепчет, умирая:
- Я еще, ребята, не жила.

И бойцы вокруг нее толпятся
И не могут ей в глаза смотреть:
Восемнадцать - это восемнадцать,
Но ко всем неумолима смерть.

Через много лет в глазах любимой,
Что в его глаза устремлены,
Отблеск зарев, колыханье дыма
Вдруг увидит ветеран войны.

Вздрогнет он и отойдет к окошку,
Закурить пытаясь на ходу.
Подожди его, жена, немножко -
В сорок первом он сейчас году.

Там, где возле черного сарая,
На краю отбитого села,
Девочка лепечет, умирая:
- Я еще, ребята, не жила.

Я принесла домой с фронтов России
Веселое презрение к тряпью -
Как норковую шубку, я носила
Шинельку обгоревшую свою.

Пусть на локтях топорщились заплаты,
Пусть сапоги протерлись - не беда!
Такой нарядной и такой богатой
Я позже не бывала никогда.

Пожилых не помню на войне,
Я уже не говорю про старых.
Правда, вспоминаю, как во сне,
О сорокалетних санитарах.
Мне они, в мои семнадцать лет,
Виделись замшелыми дедками.
"Им, конечно, воевать не след, --
В блиндаже шушукались с годками.--
Побинтуй, поползай под огнем,
Да еще в таких преклонных летах!"


Что ж, годки, давайте помянем
Наших "дедов", пулями отпетых.
И в крутые, злые наши дни
Поглядим на тех, кому семнадцать.
Братцы, понимают ли они,
Как теперь нам тяжело сражаться?--
Побинтуй, поползай под огнем,
Да еще в таких преклонных летах.
Мой передний край --
Всю жизнь на нем
Быть тому, кто числится в поэтах.
Вечно будет жизнь давать под дых,
Вечно будем вспыхивать, как порох.

Нынче щеголяют в "молодых"
Те, кому уже давно за сорок.


Я столько раз видала рукопашный,
Раз наяву. И тысячу - во сне.
Кто говорит, что на войне не страшно,
Тот ничего не знает о войне.
1943


Нет, это не заслуга, а удача
Стать девушке солдатом на войне.
Когда б сложилась жизнь моя иначе,
Как в День Победы стыдно было б мне!

С восторгом нас, девчонок, не встречали:
Нас гнал домой охрипший военком.
Так было в сорок первом. А медали
И прочие регалии потом.

Смотрю назад, в продымленные дали:
Нет, не заслугой в тот зловещий год,
А высшей честью школьницы считали
Возможность умереть за свой народ.


Качается рожь несжатая.
Шагают бойцы по ней.
Шагаем и мы - девчата,
Похожие на парней.

Нет, это горят не хаты -
То юность моя в огне.
Идут по войне девчата,
Похожие на парней.


Памяти однополчанки - Героя Советского Союза Зины Самсоновой.

2.
С каждым днем становилось горше,
Шли без митингов и знамен.
В окруженье попал под Оршей
Наш потрепанный батальон.
Зинка нас повела в атаку,
Мы пробились по черной ржи,
По воронкам и буеракам,
Через смертные рубежи.
Мы не ждали посмертной славы,
Мы хотели со славой жить.
. Почему же в бинтах кровавых
Светлокосый солдат лежит?
Ее тело своей шинелью
Укрывала я, зубы сжав,
Белорусские ветры пели
О рязанских глухих садах.

3.
- Знаешь, Зинка, я против грусти,
Но сегодня она не в счет.
Где-то в яблочном захолустье
Мама, мамка твоя живет.
У меня есть друзья, любимый,
У нее ты была одна.
Пахнет в хате квашней и дымом,
За порогом бурлит весна.
И старушка в цветастом платье
У иконы свечу зажгла.
Я не знаю, как написать ей,
Чтоб тебя она не ждала.


Целовались.
Плакали
И пели.
Шли в штыки.
И прямо на бегу
Девочка в заштопанной шинели
Разбросала руки на снегу.

Мама!
Мама!
Я дошла до цели.
Но в степи, на волжском берегу,
Девочка в заштопанной шинели
Разбросала руки на снегу.


Мне близки армейские законы,
Я недаром принесла с войны
Полевые мятые погоны
С буквой "Т" - отличьем старшины.

Я была по-фронтовому резкой,
Как солдат, шагала напролом,
Там, где надо б тоненькой стамеской,
Действовала грубым топором.

Мною дров наломано немало,
Но одной вины не признаю:
Никогда друзей не предавала -
Научилась верности в бою.


Машенька, связистка, умирала
На руках беспомощных моих.
А в окопе пахло снегом талым,
И налет артиллерийский стих.
Из санроты не было повозки,
Чью-то мать наш фельдшер величал.

. О, погон измятые полоски
На худых девчоночьих плечах!
И лицо - родное, восковое,
Под чалмой намокшего бинта.

Прошипел снаряд над головою,
Черный столб взметнулся у куста.

Девочка в шинели уходила
От войны, от жизни, от меня.
Снова рыть в безмолвии могилу,
Комьями замерзшими звеня.

Подожди меня немного, Маша!
Мне ведь тоже уцелеть навряд.

Поклялась тогда я дружбой нашей:
Если только возвращусь назад,
Если это совершится чудо,
То до смерти, до последних дней,
Стану я всегда, везде и всюду
Болью строк напоминать о ней -
Девочке, что тихо умирала
На руках беспомощных моих.

И запахнет фронтом - снегом талым,
Кровью и пожарами мой стих.

Только мы - однополчане павших,
Их, безмолвных, воскресить вольны.
Я не дам тебе исчезнуть, Маша, -
Песней
возвратишься ты с войны!

Память…
Люди живы, пока о них помнят. Вспоминайте своих близких! Вспоминайте о тех, благодаря кому мы имеем возможность выражать свои мысли, и просто жить…
Светлая память погибшим в годы Великой Отечественной войны!
А это…, вместе с мирным населением, более сорока миллионов человек…
И дай Вам Бог здоровья, дорогие наши ветераны!
Спасибо Вам, что Вы пережили ужас войны и способны улыбаться – сегодня.
Простите нас, что утопая в бытовых заботах, мы уделяем Вам меньше внимания, чем Вы того заслуживаете. К сожалению, понимаем мы это, когда теряем…
Юлии Друниной тоже нет среди нас. Но память о ней – жива. Живы её стихи.
Давайте вместе нести эту память – память поколений.

С Праздником Великой ПОБЕДЫ, дорогие ветераны.
С Праздником – всех нас!
09.05.2010

Привет.
Ты не поверишь, но именно в день написания твоего вышеизложенного эссе я впервые появилась на Арбате. За два дня до этого ушел из жизни мой дед - Алексей Карпович Коваленко. Его часть стояла на западной границе, в летних лагерях.Танки горели как. спички. Он ослеп в результате ранения. В восьмидесятые годы был председателем общества слепых в нашем городе.Людям помогал. А в начале этого века. С него сняли звание ветерана, мотивируя тем, что он получил ранение в первый день войны, то есть. не воевал. Так что мрази никуда не исчезли! К сожалению.

Не исчезли, Марин, ты права. Они были, есть и будут. Меняется лишь антураж. А суть людей остаётся прежней, вне зависимости от веков.
Знаешь, меня очень часто сравнивали с Друниной. Спрашивали, не родственница ли я ей. Присылали фотографии, находя внешнее сходство. Предупреждали, чтобы я была осторожней в жизни и берегла себя.
Но. мы же знаем, что случайностей не бывает? Точно так же, как дата публикации и твоё появление на Арбате. Вот я и решила написать статью о Юлии Друниной. Чтобы её стихи помнили и читали. Ты знаешь, после публикации мне перестали писать подобные письма. Значит, я поступила верно. Нам нельзя забывать то, что было до нас. Прервётся взаимосвязь поколений. Может быть поэты и существуют для того, чтобы сохранить эту связь времён? Не знаю. Но стихи её мне действительно близки. Я их прочувствовала всем сердцем. Они настоящие.

Портал Проза.ру предоставляет авторам возможность свободной публикации своих литературных произведений в сети Интернет на основании пользовательского договора. Все авторские права на произведения принадлежат авторам и охраняются законом. Перепечатка произведений возможна только с согласия его автора, к которому вы можете обратиться на его авторской странице. Ответственность за тексты произведений авторы несут самостоятельно на основании правил публикации и законодательства Российской Федерации. Данные пользователей обрабатываются на основании Политики обработки персональных данных. Вы также можете посмотреть более подробную информацию о портале и связаться с администрацией.

© Все права принадлежат авторам, 2000-2022. Портал работает под эгидой Российского союза писателей. 18+

…С рассветом танки отбивать опять,
Ну, а пока дана команда спать.
Сырой окоп — солдатская постель,
А одеяло — волглая шинель.
Укрылся, как положено, солдат:
Пола шинели — под, пола шинели — над.
Куда уж тут её перешивать!
С рассветом танки ринутся опять,
А после (если не сыра земля!) —
Санрота, медсанбат, госпиталя…

Мне ещё в начале жизни повезло 0 (0)

Мне ещё в начале жизни повезло,
На свою не обижаюсь я звезду.
В сорок первом меня бросило в седло,
В сорок первом, на семнадцатом году.
Жизнь солдата, ты — отчаянный аллюр:
Марш, атака, трехминутный перекур.

Как мне в юности когда-то повезло,
Так и в зрелости по-прежнему везет —
Наше чертово святое ремесло
Распускать поводья снова не дает.
Жизнь поэта, ты — отчаянный аллюр:
Марш, атака, трехминутный перекур.

И, ей-богу, просто некогда стареть,
Хоть мелькают полустанками года…
Допускаю, что меня догонит смерть,
Ну, а старость не догонит никогда!
Не под силу ей отчаянный аллюр:
Марш, атака, трехминутный перекур.

Я принесла домой с фронтов России 0 (0)

Я принесла домой с фронтов России
Веселое презрение к тряпью —
Как норковую шубку, я носила
Шинельку обгоревшую свою.

Пусть на локтях топорщились заплаты,
Пусть сапоги протерлись — не беда!
Такой нарядной и такой богатой
Я позже не бывала никогда…

Солдатские будни 0 (0)

Только что пришла с передовой
Мокрая, замёрзшая и злая,
А в землянке нету никого,
И, конечно, печка затухает.

Так устала — руки не поднять,
Не до дров, — согреюсь под шинелью.
Прилегла, но слышу, что опять
По окопам нашим бьют шрапнелью.

Из землянки выбегаю в ночь,
А навстречу мне рванулось пламя.
Мне навстречу — те, кому помочь
Я должна спокойными руками.

Да ещё сияющий комбат
Руки мне протянет после боя:
— Старшина, родная! Как я рад,
Что опять осталась ты живою!

За утратою, утрата 0 (0)

За утратою — утрата,
Гаснут сверстники мои.
Бьет по нашему квадрату,
Хоть давно прошли бои.

Что же делать?—
Вжавшись в землю,
Тело бренное беречь?
Нет, такого не приемлю,
Не об этом вовсе речь.

Кто осилил сорок первый,
Будет драться до конца.
Ах обугленные нервы,
Обожженные сердца.

Мать 0 (0)

Волосы, зачёсанные гладко,
Да глаза с неяркой синевой.
Сделала война тебя солдаткой,
А потом солдатскою вдовой.

В тридцать лет оставшись одинокой,
Ты любить другого не смогла.
Оттого, наверное, до срока
Красотою женской отцвела.

Для кого глазам искриться синим?
Кто румянец на щеках зажжёт?
… В день рожденья у студента-сына
Расшумелся молодой народ.

Нет, не ты — девчонка с сыном рядом,
От него ей глаз не оторвать.
И случайно встретясь с нею взглядом,
Расцвела, помолодела мать.

Качается рожь несжатая 0 (0)

Качается рожь несжатая.
Шагают бойцы по ней.
Шагаем и мы-девчата,
Похожие на парней.

Нет, это горят не хаты —
То юность моя в огне…
Идут по войне девчата,
Похожие на парней.

Бинты 0 (0)

Не надо рвать приросшие бинты,
Когда их можно снять почти без боли.
Я это поняла, поймешь и ты…
Как жалко, что науке доброты
Нельзя по книжкам научиться в школе!

Поклонись им по-русски 0 (0)

Хорошо, что землянки зовут погребами,
Что не зарево в небе — заря,
И что девушки ходят теперь за грибами
В партизанские лагеря.

Хорошо… Но немые кричат обелиски.
Не сочтёшь, не упомнишь солдатских могил.
Поклонись же по-русски им — низко-низко,
Тем, кто сердцем тебя заслонил.

Пожилых не помню на войне 0 (0)

Елка 0 (0)

На втором Белорусском еще продолжалось затишье,
Шел к закату короткий последний декабрьский день.
Сухарями в землянке хрустели голодные мыши,
Прибежавшие к нам из сожженных дотла деревень.

Новогоднюю ночь третий раз я на фронте встречала.
Показалось — конца не предвидится этой войне.
Захотелось домой, поняла, что смертельно устала.
(Виновато затишье — совсем не до грусти в огне!)

Показалась могилой землянка в четыре наката.
Умирала печурка. Под ватник забрался мороз…
Тут влетели со смехом из ротной разведки ребята:
— Почему ты одна? И чего ты повесила нос?

Вышла с ними на волю, на злой ветерок из землянки.
Посмотрела на небо — ракета ль сгорела, звезда?
Прогревая моторы, ревели немецкие танки,
Иногда минометы палили незнамо куда.

А когда с полутьмой я освоилась мало-помалу,
То застыла не веря: пожарами освещена
Горделиво и скромно красавица елка стояла!
И откуда взялась среди чистого поля она?

Не игрушки на ней, а натертые гильзы блестели,
Между банок с тушенкой трофейный висел шоколад…
Рукавицею трогая лапы замерзшие ели,
Я сквозь слезы смотрела на сразу притихших ребят.

Контратака! Пробил санитарную сумку осколок,
Я бинтую ребят на взбесившемся черном снегу…

Сколько было потом новогодних сверкающих елок!
Их забыла, а эту забыть не могу…

Письмо из Империи Зла 0 (0)

Я живу, президент,
В пресловутой “империи зла” —
Так назвать вы изволили
Спасшую землю страну…
Наша юность пожаром,
Наша юность Голгофой была,
Ну, а вы, молодым,
Как прошли мировую войну?

Может быть, сквозь огонь
К нам конвои с оружьем вели? —
Мудрый Рузвельт пытался
Союзной державе помочь.
И, казалось, в Мурманске
Ваши храбрые корабли
Выходила встречать
Вся страна,
Погружённая в ночь.

Да, кромешная ночь
Нал Россией простерла крыла.
Умирал Ленинград,
И во тьме Шостакович гремел.
Я пишу, президент,
Из той самой “империи зла”,
Где истерзанных школьниц
Фашисты вели на расстрел.

Оседала война сединой
У детей на висках,
В материнских застывших глазах
Замерзала кристаллами слёз…
Может, вы, словно Кеннеди,
В американских войсках
Тоже собственной кровью
В победу свой сделали взнос.

Я живу, президент,
В пресловутой “империи зла”…
Там, где чтут Достоевского,
Лорку с Уитменом чтут.
Горько мне, что Саманта
Так странно из жизни ушла,
Больно мне, что в Неваде
Мосты между душами рвут.

Ваши авианосцы
Освещает, бледнея, луна.
Между жизнью и смертью
Такая тончайшая нить…
Как прекрасна планета,
И как уязвима она!
Как землян умоляет
Её защитить, заслонить!
Я живу, президент,
В пресловутой “империи зла”…

От имени павших 0 (0)

Мой отец 0 (0)

Нет, мой отец погиб не на войне —
Был слишком стар он, чтобы стать солдатом,
В эвакуации, в сибирской стороне,
Преподавал он физику ребятам.

Он жил как все. Как все, недоедал.
Как все, вздыхал над невеселой сводкой.
Как все, порою горе заливал
На пайку хлеба выменянною водкой.

Ждал вести с фронта — писем от меня,
А почтальоны проходили мимо…
И вдалеке от дыма и огня
Был обожжен войной неизлечимо.

Вообще-то слыл он крепким стариком —
Подтянутым, живым, молодцеватым.
И говорят, что от жены тайком
Все обивал порог военкомата.

В Сибири он легко переносил
Тяжелый быт, недосыпанье, голод.
Но было для него превыше сил
Смириться с тем, что вновь мы сдали город.

Чернел, а в сердце ниточка рвалась —
Одна из тех, что связывают с жизнью.
(Мы до конца лишь в испытанья час
Осознаем свою любовь к Отчизне.)

За нитью — нить. К разрыву сердце шло.
(Теперь инфарктом называют это…)
В сибирское таежное село
Вползло военное второе лето.

Старались сводки скрыть от старика,
Старались — только удавалось редко.
Информбюро тревожная строка
В больное сердце ударяла метко.

Он задыхался в дыме и огне,
Хоть жил в Сибири — в самом центре тыла.
Нет, мой отец погиб не на войне,
И все-таки война его убила…

В семнадцать 0 (0)

В семнадцать совсем уже были мы взрослые —
Ведь нам подрастать на войне довелось…
А нынче сменили нас девочки рослые
Со взбитыми космами ярких волос.

Красивые, черти! Мы были другими —
Военной голодной поры малыши.
Но парни, которые с нами дружили,
Считали, как видно, что мы хороши.

Любимые нас целовали в траншее,
Любимые нам перед боем клялись.
Чумазые, тощие, мы хорошели
И верили: это на целую жизнь.

Эх, только бы выжить. Вернулись немногие.
И можно ли ставить любимым в вину,
Что нравятся девочки им длинноногие,
Которые только рождались в войну?

И правда, как могут не нравиться весны,
Цветение, первый полет каблучков,
И даже сожженные краскою космы,
Когда их хозяйкам семнадцать годков.

А годы, как листья осенние, кружатся.
И кажется часто, ровесницы, мне —
В борьбе за любовь пригодится нам мужество
Не меньше, чем на войне…


Юлия Владимировна Друнина родилась 10 мая 1924 года в Москве в учительской семье. В 11 лет начала писать стихи. Когда началась Великая Отечественная война, в шестнадцатилетнем возрасте записывается в добровольную санитарную дружину при РОККе (Районное общество Красного Креста) и работает санитаркой в глазном госпитале.

Окончила курсы медсестёр. Немцы рвались к столице – к концу лета Юле пришлось оставить госпиталь и идти рыть окопы. Там, во время одного из авианалётов, она потерялась, отстала от своего отряда, и её подобрала группа пехотинцев, которым была очень нужна санитарка. Юля умела перевязывать…

Именно там, в этом пехотном батальоне – вернее, в той группе, что осталась от батальона, попавшего в окружение, – Юля встретила свою первую любовь, самую возвышенную и романтическую.

В стихах и в воспоминаниях она называет его Комбат – с большой буквы. Но нигде не упоминает его имени. Хотя память о нём пронесла через всю войну и сохранила навсегда.

Воевала, была ранена. После ранения была курсантом Школы младших авиаспециалистов (ШМАС), после окончания которой получает направление в штурмовой полк на Дальнем Востоке.


После госпиталя она была признана инвалидом и комиссована. Вернулась в Москву. Пыталась поступить в Литературный институт, но её постигла неудача. Она не представляла себе дальнейшей жизни в Москве. Ей казалось: или – Литературный институт, или… Ничего!

Жизнь вновь ощущалась пустой и бессмысленной, и в душе зародилась фронтовая ностальгия – по крайней мере, ТАМ она была нужна! И Юля решила вернуться. К счастью, её признали годной к строевой. Она опять попала в пехоту. Возвращается в самоходный артполк. Звание – старшина медслужбы, воюет в Белорусском Полесье, затем в Прибалтике.

Читайте также: