Взаимоотношение власти и рынка в трактовке новейших представителей австрийской школы 1970 2010 е гг
Обновлено: 05.07.2024
Если вы ещё не спите, почитайте перед сном немого рыночных сказок за авторством популяризатора либертарианства Г. Баженова о взаимовыгодном и моральном(!) характере сотрудничества капиталиста и рабочего.
1) рабочему надо прокормиться, поэтому он согласен получить сейчас, но меньше
2) капиталисту надо обогатиться, поэтому он согласен получить потом, но больше
Шах и мат, марксисты!
Хоппе обращает внимание, что в рамках производственного процесса капиталист не присваивает себе часть стоимости (прибавочная стоимость), произведенной рабочим, а совершает с ним взаимовыгодную сделку. Почему же сделка между рабочим и капиталистом взаимовыгодна? Дело в том, что у них разные временные предпочтения: рабочий ценит меньшее количество благ сегодня, чем большее количество благ завтра, а капиталист наоборот. Наемный работник продает свою рабочую силу с целью получения заработной платы, которую он сможет обменять на блага в настоящем времени. Капиталист же согласен воздержаться от обмена части своих денежных средств на блага в настоящем, предпочитая получить через некоторое время прирост от суммы, потраченной на выплату заработной платы наемным работникам, и обменять общую сумму на большее количество благ в будущем.
Источник: Баженов Г.А., Взаимоотношение власти и рынка в трактовке новейших представителей австрийской школы (1970-2010-е гг.) - Диссертация на соискание степени кандидата экономических наук, МГУ, 2016. сс.105-107
- ЖАНРЫ 360
- АВТОРЫ 282 178
- КНИГИ 669 738
- СЕРИИ 25 796
- ПОЛЬЗОВАТЕЛИ 621 052
Защита прав и охраняемых законом интересов участников недействительной сделки в гражданском праве России. Монография
Защита прав и охраняемых законом интересов участников недействительной сделки в гражданском праве России: монография / В. А. Гончарова. – М.: Юстицинформ, 2021
PROTECTION OF THE RIGHTS AND LEGALLY PROTECTED INTERESTS OF PARTICIPANTS IN AN INVALID TRANSACTION IN RUSSIAN CIVIL LAW
Churilov A. Yu. – PhD in Law; Analyst of the Scientific and Educational Center “Intellectual Property and Intellectual Rights”, Senior Lecturer of the Civil Law Department; Law Institute of the National Research Tomsk State University
In this monographic study, a special civil law protective legal relationship is formed. These legal relationships are a legal form of protection of participants' rights and interests in a void transaction. The author analyzed its subjects (parties, other and third parties), objects, and content and determined a system of methods for protecting the rights and legitimate interests of participants of the void transaction.
The publication is intended for persons interested in actual issues of civil law.
Книга подготовлена на основе кандидатской диссертации, защищенной в Томском государственном университете в 2019 г.
Безграничную благодарность хотелось бы выразить моему научному руководителю кандидату юридических наук, доценту Николаю Дмитриевичу Титову, работа с которым сформировала мои доктринальные представления и позволила открыть в себе потенциал к научному творчеству.
Выражаю особую признательность моим оппонентам по диссертации – доктору юридических наук, профессору А. М. Эрделевскому, кандидату юридических наук, доценту Т. А. Филипповой, коллективу кафедры гражданского и предпринимательского права ведущей организации – Самарского национального исследовательского университета имени академика С. П. Королева, а также всем тем, кто оказал содействие и помощь в написании и публикации данной работы.
Отдельные слова благодарности адресую доктору юридических наук, профессору Елене Сергеевне Болтановой, кандидату юридических наук, доценту Татьяне Юльевне Баришпольской, кандидату юридических наук Алексею Юрьевичу Чурилову, кандидату юридических наук, доценту Марии Павловне Имековой за конструктивную дискуссию и одобрение.
От всей души благодарю свою семью и друзей за терпение, помощь и всестороннюю поддержку.
Законодательные новеллы и акты их толкования требуют доктринальной оценки, поскольку имеют существенное значение для стабильности гражданского оборота и интересов конкретных участников гражданских правоотношений. Вместе с тем, несмотря на определенное время, прошедшее с момента их появления, они не были проанализированы ни на монографическом, ни на диссертационном уровне.
Разрешение данных вопросов имеет не только доктринальное, но и практическое значение. В связи с обновлением отечественного законодательства о недействительности сделок, а также необходимостью переосмысления существующих научных воззрений очевидна потребность в актуальных теоретических положениях о защите прав и охраняемых законом интересов участников недействительной сделки в гражданском праве Российской Федерации. Разработка указанных положений позволит унифицировать правоприменительную практику, предложить определенные изменения в действующее гражданское законодательство.
Пожалуйста, авторизуйтесь
Вы можете добавить книгу в избранное после того, как авторизуетесь на портале. Если у вас еще нет учетной записи, то зарегистрируйтесь.
Ссылка скопирована в буфер обмена
Вы запросили доступ к охраняемому произведению.
Это издание охраняется авторским правом. Доступ к нему может быть предоставлен в помещении библиотек — участников НЭБ, имеющих электронный читальный зал НЭБ (ЭЧЗ).
Если вы являетесь правообладателем этого документа, сообщите нам об этом. Заполните форму.
Роббинс, Дж. Хикс и др.) и, казалось, окончательно уходит в тень в результате триумфа кейнсианской революции, непримиримыми противниками которой были не признававшие макроэкономики австрийские экономисты и прежде всего Ф. Хай- ек. Однако в 1970-е гг. в связи с кризисом кейнсианской теории и основанной на ней в какой-то мере экономической политики неожиданно для большинства экономистов выяснилось, что в трудах двух основных представителей австрийской традиции Л. Мизеса и Ф. Хайека сохранилась и получила дальнейшее развитие та специфика, которая когда-то отделяла Менгера от других основателей маржинализма и неоклассики — У. С. Джевонса, Л. Вальраса и А. Маршалла (см. главу 2). Признание вклада австрийской школы в развитие экономической науки проявилось в присуждении Ф. Хайеку Нобелевской премии.
Своеобразие неоавстрийского подхода заключается главным образом в видении рыночной экономики как процесса. Неоклассическая микроэкономика с ее сравнительно-статическим подходом исследует равновесные итоговые состояния, которые являются при данных ограничениях оптимальными для отдельного участника рынка или сразу для всех хозяйственных субъектов (в теории общего равновесия). Напротив, неоавстрийская школа ставит своей главной задачей описание проистекающего в реальном времени процесса, ведущего экономику в направлении равновесия, причем само равновесие понимается неоавстрийцами как состояние, в котором планы индивидуальных участников рынка оказываются совместимыми друг с другом.179 Это означает, что предпосылка оптимального максимизирующего поведения обязательной не является: участники рынка, конечно, предпочитают субъективно более ценное благо менее ценному, но достичь оптимума обычно не могут, хотя и продвигаются к нему в результате обмена.
В этом аспекте теории неоавстрийской школы находятся посредине между детерминированным выбором неоклассиков и радикальным субъективизмом Дж. Шэкла и др.
Субъективными для неоавстрийцев являются не только потребности хозяйственных субъектов (в этом они не отличаются от неоклассиков), но и знания, которыми они владеют. В частности, австрийцы исходят из отсутствия готовой достоверной информации о различных производственных возможностях (производственных функциях), ко^рая предполагается в основном течении и позволяет хозяйственным субъектам выбирать оптимальные способы достижения своих целей.
Свои представления о природе рыночного процесса, основанные на предпосылке неполного, рассеянного и асимметрично распределенного знания, представители австрийской школы воплотили также в теориях капитала, экономического цикла, государственной экономической политики и в полемике с неоклассическими теоретиками, в принципе допускавшими возможность плановой экономики.184 В целом неоавстрийская школа отличается от других альтернативных подходов более глубоким уровнем абстракции, что не способствует прикладному применению ее результатов. 4.2.5.
В период между двумя мировыми войнами институционалистская школа занимала в США одно из лидирующих мест, что было связано с теми же причинами, что и распространение кейнсианства (см. главу 2).185 Принципиальная критика господствовавшего неоклассического подхода и нацеленность на практические меры государственной политики помогли американским институционалистам завоевать популярность в эпоху Великой депрессии.
Институционалисты вносят новые краски в портрет экономического человека. Прежде всего следует отметить, что они не придерживаются методологического индивидуализма и тяготеют к функциональным объяснениям, принятым в структурно-функци- ональной социологии. Кроме того, в отличие практически от всех остальных направлений экономической теории они не исходят из человеческой природы как из данности, а пытаются изучить закономерности ее формирования и эволюции.187 Напомним, что для неоклассиков и неоавстрийцев поведение человека предопределено сложившейся у него системой предпочтений. Для радикальных субъективистов типа Шэкла оно не детерминировано ничем, кроме непредсказуемых для внешнего наблюдателя ожиданий субъекта, которые в свою очередь зависят от его оценок будущего.
Для институционалистов же факторы, предопределяющие поведение человека в экономической жизни, берут начало в далеком прошлом не только самого человека, но и всего человечества. Институционалисты рассматривают человека как биосоциальное существо, находящееся под перекрестным воздействием своей биологической природы и общества.
Веблен, об описываемом им противоборстве творческой инновационной деятельности человека с консервативными институтами мы уже писали в главе 2. В дальнейшем традицию Веблена активно развивал Дж. К. Гэлбрейт [41, 227, 228], уделявший большое внимание мотивации потребителей и менеджеров и той роли, которую играют в экономике такие институты, как крупные корпорации и профсоюзы. Совершенно в духе Веблена выдержана критика неоклассической модели человека с психологических позиций, которую дает известный американский экономист Т. Скитовски в своей книге «Безрадостная экономика* [376].
Скитовски подвергает анализу то, что в рамках основного течения экономической теории анализу не подлежит и традиционно относится к предмету психологической науки: природу получаемых человеком удовольствий. Он опирается на теорию психолога Д. Берлина о том, что существует оптимальный уровень возбуждения нервной системы, при котором наиболее интенсивно функционируют центры головного мозга, связанные с положительными эмоциями, и в то же время наименее «включены* центры неприятных ощущений. Достичь этого оптимального уровня можно двояко: понизив уровень возбуждения, если он слишком высок, и повысив, если он слишком низок. Каждый из этих двух путей связан с определенным родом деятельности. Так, удовлетворение материальных потребностей человека снижает первоначальный уровень возбуждения, который тем выше, чем интенсивнее потребность. Но удовольствие можно получить и противоположным способом: в процессе интересной работы или другого занятия, повышающего уровень возбуждения. Этот способ экономисты (Джевонс, Менгер, Маршалл) признают на словах (как исключение), но не включают в свои теоретические модели. Дело в том, что в данном случае труд уже нельзя рассматривать только как источник неприятностей и тягот — до тех пор, пока человек не начнет уставать, труд будет приносить ему возрастающее чистое удовольствие, связанное со стимуляцией нервной системы. Иначе говоря, здесь мы имеем дело со случаем возрастающей отдачи (убывающих предельных издержек), для которого равновесный подход неприменим.
Далее автор вводит в анализ различие между статическим понятием «комфорт* и динамическим понятием «удовольствие*. Комфорт зависит от степени близости уровня возбуждения к оптимальному. Удовольствие возникает при движении по направлению к оптимуму. Голодный бедняк, которому удалось найти кусок хлеба, получает большее удовольствие, чем сытый богач, хотя и неизмеримо уступает последнему по уровню комфорта. Скитовски утверждает, что множество людей на практике предпочитают разовые удовольствия более высокому уровню комфорта.188 Но это значит, что для них не действует второй закон Госсена, согласно которому степень удовлетворенности различных потребностей (с поправкой на их значение для человека) должна быть одинаковой. Скитовски, напротив, предполагает, что часть потребностей человек может удовлетворять с избытком, а другую часть оставлять вовсе неудовлетворенной.
Таким образом, реконструировав психологические предпосылки, на которых основана человеческая мотивация в основном течении экономической теории, Скитовски доказывает ограниченность ее возможного применения областью статического анализа (комфорт) и нетворческого поведения. Но альтернативной теории мотивации он не выдвигает, что характерно для большинства попыток психологической критики основного течения экономической теории.
Особое значение в институциональном подходе имеет категория привычки. Согласно знаменитому американскому философу Джону Дьюи, оказавшему большое влияние на экономистов-ин- ституционалистов [205, р. XI],189 человеческая природа состоит из природных ?импульсов и привычек, которые (в том числе и саму «привычку учиться*) человек постигает в процессе обучения, испытывая положительную или отрицательную реакцию общества на свое поведение* [205, р. 89, 105].
Благодаря относительной стабильности и всеобщности привычки она делает человеческое поведение предсказуемым. Именно стабильность привычек и обычаев недооценивают «близорукие революционеры, которые хотят быстро перевоспитать людей или высвободить импульсы, которые послужат отправным пунктом для новых привычек* [205, р. 106—108, 126—127].190
Важную роль в формировании институционалистских концепций человека сыграло разграничение, проведенное Дж. Коммон- сом между привычкой и обычаем (custom).
В отличие от привычки, которая все-таки остается укорененной в личном опыте каждого, обычай — это «вид социального принуждения, которое осуществляет по отношению к индивидам коллективное мнение тех, кто чувствует и поступает одинаково* [197, p. 153].191 Именно институционализированные обычаи, которые в состоянии «наказывать* тех, кто отказывается придерживаться общих правил, являются реальной силой, управляющей человеческим поведением. Важнейшим из этих институционализированных обычаев Коммонс считал контракт. В целом Коммонс придерживался более позитивной, чем Веблен, оценки социально-экономических институтов, которые, по его мнению, не препятствуют, а, напротив, способствуют экономическому развитию. Коммонс не противопоставлял технический прогресс развитию организационных форм и видел проявление творческих способностей человека в обоих этих процессах [220, р. 210].
Именно от Коммонса ведет свое происхождение новый институционализм, виднейшими представителями которого являются
О. Уильямсон, Д. Норт, Р. Познер и др. Однако в отличие от Коммонса и других институционалистов первого поколения новые институционалисты не отказываются от неоклассической модели человека. Они не противопоставляют рациональной максимизации поведение, предопределенное институтами, а, напротив, объясняют само существование институтов максимизацией полезности. Для этого требуется расширить включенный в Модель набор ограничений, в которых действует хозяйственный субъект, включив в них «внутреннее* ограничение памяти и вычислительных способностей человека.
Классическим примером такого подхода служит теория
Новый институционализм, применяя к институтам модель рациональной максимизации, синтезирует более конкретный уровень анализа, свойственный институциональному подходу, и более строгую логику, присущую неоклассическому анализу. При этом происходит отказ от принципа методологического индивидуализма: объяснение эволюционного отбора институтов, обеспечивающих наибольшую экономию на трансакционных издержках, носит холистский функциональный характер (выбор как бы делает само общество).
В еще большей степени последний тезис относится к другому направлению современного институционализма, получившего название эволюционной экономической теории. Многие эволюционисты признают своим идейным предшественником Й. Шумпетера с его теорией экономического развития, объясняющей изменения сложившихся экономических структур, разрушение старого и возникновение нового [135].193 В трудах американских ученых Р. Нельсона и С. Уинтера, создавших так называемую эволюционную теорию экономических изменений, основное внимание уделено не новациям, как у Шумпетера, а «рутинам*, разрушаемым инновациями. Понятие «рутина* авторы определяют как «сравнительно сложный образец поведения, применяемый под воздействием небольшого числа сигналов, легко опознаваемый и функционирующий в автоматическом режиме* [434, р. 165]. Говоря более простым языком, рутина — способ, каким обычно делаются дела. Главная миссия этой теоретической категории состоит в том, чтобы подчеркнуть относительную стабильность, преемственность поведения фирмы: «В первом приближении можно ожидать, что фирмы в будущем будут вести себя согласно рутинам, принятым ими в прошлом* [339, р. 134]. В результате взаимодействия внешних стимулов и существующих рутин последние могут претерпеть некоторые изменения чисто количественного характера. И лишь в случае чрезвычайно интенсивного давления обстоятельств фирма может пойти на упразднение прежней рутины и замены ее новой. Издержки поиска и адаптации входят в каждую из альтернатив как один из важных моментов.
Очевидно, что предлагаемая Нельсоном и Уинтером эволюционная теория является актуальной тогда, когда окружающая фирму среда меняется, но не слишком резко. В этом случае неоклассическая теория предскажет изменение поведения, а эволюционная — отсутствие изменений. Причины стойкости рутины, как считают Нельсон и Уинтер, заключаются в том, что она представляет собой своеобразные активы фирмы, на приобретение которых были затрачены определенные инвестиции. Заводить новые рутины достаточно дорого для фирмы и трудно для самих управляющих. В результате фирме, например, до некоторых пор может быть выгоднее в условиях инфляции производить плановые расчеты в текущих ценах, чем нанимать специалистов, которые помогли бы ей учесть изменение цен.194 Интересно, что даже внедрение в употребление фирмами компьютерной технологии не может устранить рутины: в этом случае рутиной оказывается сама выбранная фирмой система программного обеспечения и не принимаются те новшества, которые требуют пересмотра последней [434, р. 169]. (Таким образом, научно-технический прогресс не вытесняет поведение, которое с неоклассической точки зрения не является рациональным).
Пересмотру рутин мешает также угроза разрыва налаженных связей фирмы с ее поставщиками и клиентами (которые относятся к ее активам) и угроза конфликта внутри фирмы, между ее различными подразделениями. Именно это делает экономическое новаторство весьма трудным, и для него требуются специальные экономические субъекты — предприниматели [9, с. 136—147].
Сосредоточив внимание на привычках, обычаях и т. д., мы, конечно, не полностью передали все богатство институционалистских концепций человека.196 Но именно этот момент играет наиболее важную роль в современных теоретических и методологических дебатах.
Как и все альтернативные подходы, кроме поведенческого, институциональный подход характеризуется исследованием не- квантифицируемых факторов (рутины, властные отношения и др.).197 Соответственно главную задачу своих теорий институционалисты видят не в количественном верифицируемом прогнозе, а в объяснении анализируемой системы и ее исторической эволюции.
Читайте также: