Воспоминания тэффи краткое содержание
Обновлено: 05.07.2024
2021 январь
Тимофеев - Пландовский- Лохвицкий
Обратимся к документам.
Музей на Петровке 38 был создан в 1918 г.
ПРИКАЗ
по Московской Уголовно-Розыскной Милиции Вторник, 16 апреля 1918 года
п.5 Предлагаю Помощнику Начальника Уголовно-Розыскной Милиции ЛЕЛЮХИНУ разработать в спешном порядке и представить мне проект организации при Управлении Московской Уголовной Розыскной Милиции музея, в коем могли быть собраны разного рода инструменты и принадлежности, которыми уголовные преступники пользуются при совершении преступлений, и все другие материалы, имеющие отношение к данному делу.
Комиссар Уголовно-Розыскной Милиции К. Розенталь
На полянах девки,
Жаворонки-певки,
Женатый с женой,
Хлебушко ржаной.
;Ешь!
;Пей!
;Гуляй!
Взвесели поля!
Кончили работу – раз.
Отдохнуть желаем – два.
В полное удовольствие – три.
Раз.
;;Два.
;;Три.
Плюнь да разотри.
Гармонист, думай.
Приглашаю!
На берегу – свечерочки.
С подружками лужайки.
Звенят дни-денечки,
Песни-провожайки.
Приглашаю.
Ожидаю вашей воли.
Гармонь! Махорочка! Пенечки!
Девки, паренечки!
Эх! Покурим, что ли?
. Откройте ваш секрет:
Вы за три года, в самом деле,
На десять лет помолодели…
И ваш кокетливый берет,
И молодой загар, ей-Богу,
В моей груди зажгли тревогу.
Надежда Лохвицкая, всеми известная творческая личность, начала писать очень рано. Но подписывалась под произведениями Тэффи, так как в это время ее старшая сестра была очень популярна.
Что самое интересное, в семье Лохвицких практически все занимались сочинительством.
Во время гражданской войны Тэффи уехала во Францию, и долгое время еще занималась созданием своих шедевров, которые она зачитывала перед русской интеллигенцией за границей.
Начиная с 30-х годов, и до последних лет жизни писательница публикует все больше мемуары и художественные очерки, где она описывает известных личностей, с кем ей пришлось сталкиваться и общаться в жизни.
Изучая ее творчество, критики присвоили ей титул королевы русского юмора, хотя она в своих произведениях не иронизировала, а раскрывала сущность житейских проблем. И возможно, если прочитать ее рассказы, то можно взять для себя много полезного.
Надежда Тэффи - Том 5. Земная радуга. Воспоминания краткое содержание
Том 5. Земная радуга. Воспоминания - читать онлайн бесплатно полную версию (весь текст целиком)
Новая моя комната была удивительная. Сдавшая мне ее милая дама, очевидно, обставила ее всеми предметами, скрашивавшими ее жизненный путь. Здесь были какие-то рога, прутья, шерстяные шишки, восемь или десять маленьких столиков с толстой тяжелой мраморной доской, подпертой растопыренными хрупкими палочками. На столики эти ничего нельзя было ставить. Можно было только издали удивляться чуду человеческого разума: суметь укрепить такую тяжесть такой ерундой. Иногда эти столики валились сами собой. Сидишь тихо и вдруг слышишь на другом конце комнаты – вздохнет, закачается и – на пол.
Кроме ерунды, был в комнате рояль, который за рогами и шишками мы не сразу и различили. Стоял он так неудобно, что играющий должен был пролезть между рогами и этажеркой и сидеть окруженный тремя столиками.
Решили немедленно устроить комфорт и уют: лишнюю дверь завесить шалью, рояль передвинуть к другой стене, портреты теток перевесить за шкаф…
Сказано – сделано. Загрохотали столики, задребезжало что-то стеклянное, одна из теток сама собой сорвалась со стены.
– Господи! Что же это! Услышит хозяйка – выгонит меня.
– Пойте что-нибудь, чтобы не было слышно этого грохота.
Приступили к самому важному – двинули рояль.
– Подождите! – крикнула я. – На рояле бронзовая собачка на малахитовой подставке – очевидно, хозяйка ею дорожит. Надо ее сначала снять. Не суйтесь – я сама, вы только все колотите.
Я осторожно подняла прямо за собачку – какая тяжелая! Вдруг – что это? Отчего такой грохот?
Отчего вдруг стало легко? В руках у меня одна собачка. Малахитовая подставка, разбитая вдребезги, у моих ног. Ну кто же мог знать, что она не приклеена!
– Ну, теперь, наверное, прибежит хозяйка, – в ужасе шепчет Лиля.
– Вы сами виноваты. Отчего вы не пели? Я же вас просила. Ведь видели, что я принялась за собачку, ну и затянули бы что-нибудь хоровое. Двигайте рояль, а то мы до ночи не кончим.
Двинули, покатили, завернули хвост, поставили.
– Чудесно. Вот здесь будет удобно. Алексеева-Месхиева, я вам здесь новую песенку сочиню.
Живо пододвинула стул, взяла аккорды – что за ужас! Рояль перестал играть. Пододвинули еще немножко, поколотили по крышке, молчит, и кончено.
Все равно надо отворить…
– Отчего у вас у всех такие трагические лица?
Рассказываем все. И главный ужас – рояль.
– Рояль? Ну, я вам это живо налажу. Прежде всего надо вытащить клавиши.
– Милый, вас сам бог послал.
Подсел, что-то покрутил и выдвинул.
– Вот, а теперь назад.
Клавиши назад не влезали.
Инженер притих, вынул платок и вытер лоб. Страшная догадка озарила меня.
– Стойте! Смотрите мне прямо в глаза и отвечайте всю правду. Вы раньше когда-нибудь клавиши вытаскивали?
– А назад они влезали?
– Отвечайте правду! Влезали?
Унылые будничные дни.
Бурлившая жизнь, беспокойная и шумная, – осела.
Возвращаться домой нельзя. С севера Киев отрезан. Кто успел – уже уехал. Но все куда-то собираются. Все чувствуют, что оставаться надолго не придется.
Как-то при выходе из театра в вестибюле разговаривали мы с ясновидящим Арманом Дюкло. К нему подошел дежуривший у двери солдат и спросил:
– Скажите мне, господин Дюкло, скоро ли Петлюра придет?
Арман сдвинул брови, закрыл глаза.
– Петлюра… Петлюра… через три дня.
Через три дня Петлюра вошел в город.
Удивительное явление был этот Арман Дюкло.
Перед моим отъездом из Москвы я была несколько раз на его сеансах. Он отвечал очень верно на задаваемые ему вопросы.
Потом, когда мы познакомились, он признавался, что обыкновенно приступал к сеансам с различных подготовленных трюков, но потом начинал нервничать, очевидно, впадал в транс и, сам не зная почему и как, давал тот или иной ответ.
Это был совсем молодой, лет двадцати, не больше, очень бледный и худой мальчик, с красивым, утомленным лицом. Никогда не рассказывал о своем происхождении, недурно говорил по-французски.
– Я жил много-много лет тому назад. Меня звали Калиостро.
Но врал он лениво и неохотно.
Кажется, был он просто еврейским мальчиком из Одессы. Импресарио его был какой-то очень бойкий студент. Сам Арман, тихий, полусонный, не был деловым человеком и очень равнодушно относился к своим успехам.
В Москве им чрезвычайно заинтересовался Ленин и два раза вызывал его в Кремль для уяснения своей судьбы.[17] Когда мы его расспрашивали об этих сеансах, он отвечал уклончиво:
– Не помню. Помню только, что у самого Ленина до конца успех. У других различно.
– Слава богу, пронесло благополучно.
Но пронесло ненадолго. Через несколько месяцев Арман был расстрелян.
Наступил последний акт киевской драмы.
Петлюра входил в город. Начались аресты и обыски.
Ночью никто не ложился. Сидели вместе, обыкновенно в квартире Мильруда. Чтобы не заснуть, играли в карты, чутко прислушивались, не идут ли. Если стук или звонок – прятали карты и деньги под стол. К нашей квартире в эти дни примкнул и Арман Дюкло.
– Нет, я не могу играть в карты. Ведь я же знаю каждую карту вперед, – объявил он.
И проигрывал три ночи подряд.
– Странно. Я был еще маленьким ребенком, и тогда уже никто не решался со мной играть…
– Да кто же с маленькими детьми в карты играет? – отвечали ему.
Тихий, полусонный, он не спорил и не смеялся. Странный был мальчик.
– Я всегда полусплю. И этот сон так истощает меня. Он выпивает все мои силы и всю мою кровь.
Бледное-бледное было его красивое лицо. Он говорил правду.
На улицах появились петлюровские, патрули. Необыкновенно вежливые джентльмены в солдатских шинелях щелкали каблуками и предупреждали, по какой улице ходить не следует, чтобы не попасть в облаву.
– Кто же вы такие? – спрашивали мы.
Опустели, закрылись магазины. Разбежались, попрятались люди. Город все больше и больше наполнялся солдатскими шинелями.
Воспоминания Тэффи - правдивый рассказ о путешествии автора через всю Россию вместе с огромной волной эмигрантов. О людях исключительно простых и неисторических, но интересных, о приключениях, показавшихся Тэффи занятными, и о тяжелом, ужасном времени. Показать
Старый тролль б̶е̶р̶е̶г̶о̶в борозды не видит
В Википедии указано, что Тэффи в настоящий момент 142 года. Говорят, что некоторые старые марафетчицы доживают и до трехсот. Что-то мне подсказывает, что Тэффи простила бы мне эту невинную шутку. А может эти 142 года указывают на то, что Надежда Лохвицкая жива и по сей день. И с этим я тоже согласен. Еще не прочитав ничего из ее произведений, уже вовсю восторгался ее фамилией и ошибочно не мог ничего найти в инете, вбивая туда то "Лоховская", то "Лоховицкая".
Личность автора чувствуется органически и, несмотря на кажущийся отстраненный пересказ послереволюционных российских событий в "Воспоминаниях", в глаза бьет, а вернее, не в глаза, а куда-то в нижнюю часть груди, вся та боль, что вынашивалась в эмиграции десятилетиями, вся недосказанность, что стала таковой исключительно благодаря душевной чистоте. Существует множество вещей - неприглядных, грязных, слишком личных, которые Тэффи видит и понимает, но о которых вынуждена молчать. Возраст сказался на ней негативно, а отнюдь не эмиграция. "Старый тролль б̶е̶р̶е̶г̶о̶в борозды не видит", так бы наверняка она сказала сама или ассоциативно всплывающий ее творческий аналог - Фаина Раневская.
Стоит ли что-то писать о самих "Воспоминаниях"? Кому нужно - тот прочтет. Они сами по себе ничто на бренном теле Тэффи. Ну, разброд и шатания российские во времена гражданской войны. Красные, белые, голубые, зеленые - кто об этом не читал в настоящий момент. И кто еще более достоверно, чем Лохвицкая, мог бы об этом написать? Достаточно описания вокзалов и упоминания, что там закрыты уборные и буфеты. Это и есть самое "будничное, земное, человеческое". Свидетельства очевидца без розовых очков, чего не найти, например, у Бунина с его "Окаянными днями", который в "Воспоминаниях" упоминается. Тэффи смогла передать физическое состояние России того времени.
Цитат набралось столько, несмотря на жанр произведения, что проще выложить все целиком. Рассказы - не та форма, что лично меня интересует, ибо короткая проза дает наибольшую возможность автору вводить в заблуждение читателя по поводу собственной личности. Что делает невозможным общаться именно с тем человеком, который стал классиком. Для госпожи Тэффи придется сделать исключение в надежде нарыть хоть немного Надежды. Ибо, небывалый случай, ее "Воспоминания" дают довольно расплывчатое представление об их авторе. Начинать знакомство с писателем посредством автобиографического произведения - это заведомая капитуляция перед его талантом.
Лохвицкая не хотела уезжать из России? Нет, она сама не знала - чего хочет. Природная тяга к экстремальному, но уже немалый возраст причудливо сочетались в эти сложные годы в ее не менее сложном внутреннем мире.
Читайте также: