Василенко волшебная шкатулка краткое содержание
Обновлено: 05.07.2024
- ЖАНРЫ 360
- АВТОРЫ 282 171
- КНИГИ 669 720
- СЕРИИ 25 792
- ПОЛЬЗОВАТЕЛИ 621 030
Мой отец был лудильщик. После своей смерти он оставил паяльник, палочку олова, бутылку соляной кислоты и пачку железных листов. В то время мне было девять лет, и я только что перешел во второе отделение приходской школы. Но учиться мне не пришлось. Когда последний лист железа был продан, мать приладила себе на спину большой мешок, а мне поменьше, и мы стали тряпичниками.
Мы заходили во дворы и рылись в мусорных ящиках, ходили на свалку.
Сначала это занятие меня даже увлекало, вроде охоты. Я все ждал, что вдруг случайно попадется какая-нибудь ценная вещь: золотые часы или кожаный бумажник, туго набитый трехрублевками. Наша знакомая тряпичница Феклуша уверяла, что однажды в мусорной яме нашла чулок с зашитыми в нем золотыми десятирублевками. Но нам попадались только рваные калоши, кости, тряпки, старые подковы и пузырьки, сохранявшие еще запах лекарств.
Наступила осень. Подвал, в котором мы жили, стало затоплять водой. Тогда мать пошла к знакомой трактирщице и заплакала. Трактирщица наняла ее за четыре рубля в месяц на хозяйских харчах.
Трактир стоял посредине большой базарной площади. На ней ютилось множество лотков, закоптелых сапожных будок, бакалейных, скобяных, семенных и фруктовых лавок. Запах ромашки, чабреца и мятных пряников перемешивался с запахом керосина и дегтя.
Никаких других блюд здесь не готовили, да никто и не требовал их: посетители наши стояли на такой ступени общественной лестницы, что очутиться ниже вряд ли было возможно.
Среди них-то я и провел два года своего детства.
Я мыл на кухне посуду, подметал пол, таскал с базара овощи и говяжью печенку, подавал посетителям борщ и выслушивал от хозяйки попреки в дармоедстве.
Мне шел десятый год, и мне тоже хотелось играть в бабки, бегать с босоногими мальчишками наперегонки и запускать бумажный змей с трещоткой… Но куда там!
Только, бывало, соберешься с Артемкой, сыном сапожника, пойти к морю понырять или половить бычков, как хозяйка уже окликает меня:
– Чтой-то в сон клонит. Ну-ка, сядь за стойку, а я пойду малость вздремну. Да смотри не отлучайся, а то штаны спущу!
Однажды, когда я сидел за стойкой, в трактир вошел человек, которого я раньше никогда у нас не видел. Он сунул руки за веревку, служившую ему поясом, отставил вперед ногу в рваном лаковом ботинке и прищелкнул языком:
– Ну и апартамент! Это что же – столовая его величества короля английского? А запах, запах! Настоящая амброзия!
Пошатываясь, он подошел к столу, сел и вытянул вперед ноги.
– Сэр! – крикнул он в мою сторону.
Прядь бледно-желтых и, вероятно, очень мягких волос свесилась на его вспотевший лоб; в голубых глазах, таких ясных и чистых, что их не смог замутить даже хмель, прыгали искорки смеха.
– Может быть, вы барон?
– Сам ты барон! – огрызнулся я.
Но он так весело засмеялся, что невольно стал смеяться и я.
– Беф-строганы есть. Нет? А антрекот. Тоже нет? Жаль! Придется кушать перепелку!
– Да у нас только борщ и печенка.
– Что-о? Борщ и печенка? Разве ты не знаешь, что это мои любимые блюда?
Первый раз в жизни я подавал с удовольствием.
Человек ел, шутил и расспрашивал. А когда узнал, что я сын трактирной кухарки, стал называть меня пэром.
Наевшись, он сказал:
– Ну-с, пэр, побеседовал бы я с вами еще, но должен спешить на экстренное заседание в палату лордов. Скажите достопочтенной владелице сих апартаментов, что из боязни ограбления я с собой денег не ношу. Вместо денег передайте ей мой вексель и объясните, что она может учесть его в любом банке.
Огрызком карандаша он написал на клочке оберточной бумаги несколько слов, дружески пожал мне руку и ушел.
Когда хозяйка выспалась, я вместе с медяками вручил ей и клочок оберточной бумаги.
– Что это? – спросила она.
– Да ты в уме? Разве такие векселя бывают?
– Бывают, – уверенно ответил я и рассказал о недавнем посещении.
– А ну читай. Я прочел:
Среди наших посетителей было не редкостью встретить опустившихся военных чиновников и даже помещиков. Я привык к этому и ни на минуту не усомнился в герцогском происхождении голубоглазого весельчака. Но хозяйка посмотрела на дело иначе. Она взяла веник, которым я подметал пол, и начала меня бить им, приговаривая:
– Не принимай векселей от бродяг! Не принимай векселей, собачья шкура.
Я вырвался из ее рук и с плачем выбежал на улицу.
Забравшись в свое подполье, я долго и горько плакал. Чувство ненависти к хозяйке смешалось с чувством обиды на герцога: я так доверчиво отнесся к нему, а он подвел меня.
К ночи меня стал мучить голод, но возвращаться домой мне не хотелось; я знал, что в угоду хозяйке мать выдерет меня за уши, хотя потом и будет тихонько плакать.
Так я провел ночь под амбаром.
Утром в дыру просунулась вихрастая голова Артемки:
Я ел и сквозь слезы рассказывал, как было дело. Артемка сердито плюнул:
– Твоя хозяйка – ведьма. Разве можно человека бить веником? Что он собака? А герцог тоже вредный. Ему и дела нет, что из-за него человек страдает. Все они, герцоги, такие. – Артемка показал мне две копейки. – Видал? Айда пить квас!
Мы вылезли из подполья, пошли к квасной будке и взяли по стакану хлебного кваса. После тарани он казался особенно приятным и колко бросался в нос.
Вдруг мы услышали веселый призыв:
– Граждане! Становитесь теснее в круг, держитесь за чужие карманы! Сейчас под наблюдением господина городового начнется небывалое гала-представление, нон плюс ультра!
– Господин блюститель порядка, прошу вас занять наблюдательный пункт! Поправьте вашу шаблюку и примите боевой вид. За неимением здесь другого начальства ешьте глазами меня.
– Ты эти насмешки брось! Инструкцию знаешь? А ну, предъявь паспорт!
5. Эпоха, описываемая в рассказе: первые годы ХХ века, ещё до революции.
6. Главные герои:
Костя, мальчик девяти лет, половой в харчевне, Артёмка, его друг, сын сапожника, Алексей Евсеевич, бродяга, надзиратель Горбунов.
7. Краткое содержание:
Человека, представившегося герцогом, звали Алексей Евсеевич, или попросту Евсеич. Он был сыном дьякона. Евсеич сдружился с Костей и обещал вернуться весной. Однако весной он не пришел, зато летом в харчевне появился старичок. Он разговорился с Костей и, убедившись, что перед ним тот, кого он ищет, передал Косте заводную шкатулку, о которой мальчику рассказывал Евсеич. Сам Евсеич прийти не смог, т. к. по дороге заболел тифом и велел случайному знакомцу — старичку отдать волшебную шкатулку мальчику, описав, как его найти.
Шкатулка была сделана из черного полированного дерева. На передней стенке было три перламутровых кнопки, а сбоку была ручка завода. Нужно было завести шкатулку, нажать поочередно кнопки, и тогда крышка открывалась, и перед зрителем оказывалась арена цирка в миниатюре. Играла музыка, а по арене скакала игрушечная всадница на белой лошади.
Костя заворожено смотрел на шкатулку, но тут за спиной старичка возник околоточный Горбунов и надзиратель Ноздратенко. Они арестовали старичка и забрали шкатулку как краденую.
Костя с Артёмкой проследили за надзирателем и увидели, что он забрал шкатулку себе. Тогда они стали караулить у его дома и при первой возможности через окно выкрали свою ценность. Наздратенко кинулся в погоню, во время которой ребята уронили шкатулку и та поломалась.
Шкатулку носили но различным часовым мастерским, но все отказывались её ремонтировать. Тогда Костя с Артёмкой завернули шкатулку с тряпочку и зарыли, решив, что когда они выучатся на мастеров, выкопают ее и починят. Однако через несколько лет на том месте был разбит сквер, и шкатулка так и осталась невыкопанной.
8. Личное мнение:
Город, в котором разворачиваются события, описан очень колоритно. Кажется, что ты сам видел и эту неровную булыжную мостовую, и грязный трактир, и сад, окружающий дом надзирателя.
Внимание!
Если Вы заметили ошибку или опечатку, выделите текст и нажмите Ctrl+Enter.
Тем самым окажете неоценимую пользу проекту и другим читателям.
Иван Василенко - Волшебная шкатулка краткое содержание
Первая повесть широко известного цикла из пяти повестей об Артемке, который прошел путь от бездомного мальчика до бойца Красной Армии.
Волшебная шкатулка - читать онлайн бесплатно ознакомительный отрывок
Иван Дмитриевич Василенко
Мой отец был лудильщик. После своей смерти он оставил паяльник, палочку олова, бутылку соляной кислоты и пачку железных листов. В то время мне было девять лет, и я только что перешел во второе отделение приходской школы. Но учиться мне не пришлось. Когда последний лист железа был продан, мать приладила себе на спину большой мешок, а мне поменьше, и мы стали тряпичниками.
Мы заходили во дворы и рылись в мусорных ящиках, ходили на свалку.
Сначала это занятие меня даже увлекало, вроде охоты. Я все ждал, что вдруг случайно попадется какая-нибудь ценная вещь: золотые часы или кожаный бумажник, туго набитый трехрублевками. Наша знакомая тряпичница Феклуша уверяла, что однажды в мусорной яме нашла чулок с зашитыми в нем золотыми десятирублевками. Но нам попадались только рваные калоши, кости, тряпки, старые подковы и пузырьки, сохранявшие еще запах лекарств.
Наступила осень. Подвал, в котором мы жили, стало затоплять водой. Тогда мать пошла к знакомой трактирщице и заплакала. Трактирщица наняла ее за четыре рубля в месяц на хозяйских харчах.
Трактир стоял посредине большой базарной площади. На ней ютилось множество лотков, закоптелых сапожных будок, бакалейных, скобяных, семенных и фруктовых лавок. Запах ромашки, чабреца и мятных пряников перемешивался с запахом керосина и дегтя.
Никаких других блюд здесь не готовили, да никто и не требовал их: посетители наши стояли на такой ступени общественной лестницы, что очутиться ниже вряд ли было возможно.
Среди них-то я и провел два года своего детства.
Я мыл на кухне посуду, подметал пол, таскал с базара овощи и говяжью печенку, подавал посетителям борщ и выслушивал от хозяйки попреки в дармоедстве.
Мне шел десятый год, и мне тоже хотелось играть в бабки, бегать с босоногими мальчишками наперегонки и запускать бумажный змей с трещоткой… Но куда там!
Только, бывало, соберешься с Артемкой, сыном сапожника, пойти к морю понырять или половить бычков, как хозяйка уже окликает меня:
— Чтой-то в сон клонит. Ну-ка, сядь за стойку, а я пойду малость вздремну. Да смотри не отлучайся, а то штаны спущу!
Однажды, когда я сидел за стойкой, в трактир вошел человек, которого я раньше никогда у нас не видел. Он сунул руки за веревку, служившую ему поясом, отставил вперед ногу в рваном лаковом ботинке и прищелкнул языком:
— Ну и апартамент! Это что же-столовая его величества короля английского? А запах, запах! Настоящая амброзия!
Пошатываясь, он подошел к столу, сел и вытянул вперед ноги.
— Сэр! — крикнул он в мою сторону.
Прядь бледно-желтых и, вероятно, очень мягких волос свесилась на его вспотевший лоб; в голубых глазах, таких ясных и чистых, что их не смог замутить даже хмель, прыгали искорки смеха.
— Может быть, вы барон?
— Сам ты барон! — огрызнулся я.
Но он так весело засмеялся, что невольно стал смеяться и я.
— Беф-строганы есть. Нет? А антрекот. Тоже нет? Жаль! Придется кушать перепелку!
— Да у нас только борщ и печенка.
— Что-о? Борщ и печенка? Разве ты не знаешь, что это мои любимые блюда?
Первый раз в жизни я подавал с удовольствием.
Человек ел, шутил и расспрашивал. А когда узнал, что я сын трактирной кухарки, стал называть меня пэром.
Наевшись, он сказал:
— Ну-с, пэр, побеседовал бы я с вами еще, но должен спешить на экстренное заседание в палату лордов. Скажите достопочтенной владелице сих апартаментов, что из боязни ограбления я с собой денег не ношу. Вместо денег передайте ей мой вексель и объясните, что она может учесть его в любом банке.
Огрызком карандаша он написал на клочке оберточной бумаги несколько слов, дружески пожал мне руку и ушел.
Когда хозяйка выспалась, я вместе с медяками вручил ей и клочок оберточной бумаги.
— Что это? — спросила она.
— Да ты в уме? Разве такие векселя бывают?
— Бывают, — уверенно ответил я и рассказал о недавнем посещении.
Среди наших посетителей было не редкостью встретить опустившихся военных чиновников и даже помещиков. Я привык к этому и ни на минуту не усомнился в герцогском происхождении голубоглазого весельчака. Но хозяйка посмотрела на дело иначе. Она взяла веник, которым я подметал пол, и начала меня бить им, приговаривая:
— Не принимай векселей от бродяг! Не принимай векселей, собачья шкура.
Я вырвался из ее рук и с плачем выбежал на улицу.
Забравшись в свое подполье, я долго и горько плакал. Чувство ненависти к хозяйке смешалось с чувством обиды на герцога: я так доверчиво отнесся к нему, а он подвел меня.
К ночи меня стал мучить голод, но возвращаться домой мне не хотелось; я знал, что в угоду хозяйке мать выдерет меня за уши, хотя потом и будет тихонько плакать.
Так я провел ночь под амбаром.
Утром в дыру просунулась вихрастая голова Артемки:
Мой отец был лудильщик. После своей смерти он оставил паяльник, палочку олова, бутылку соляной кислоты и пачку железных листов. В то время мне было девять лет, и я только что перешел во второе отделение приходской школы. Но учиться мне не пришлось. Когда последний лист железа был продан, мать приладила себе на спину большой мешок, а мне поменьше, и мы стали тряпичниками.
Мы заходили во дворы и рылись в мусорных ящиках, ходили на свалку.
Сначала это занятие меня даже увлекало, вроде охоты. Я все ждал, что вдруг случайно попадется какая-нибудь ценная вещь: золотые часы или кожаный бумажник, туго набитый трехрублевками. Наша знакомая тряпичница Феклуша уверяла, что однажды в мусорной яме нашла чулок с зашитыми в нем золотыми десятирублевками. Но нам попадались только рваные калоши, кости, тряпки, старые подковы и пузырьки, сохранявшие еще запах лекарств.
Наступила осень. Подвал, в котором мы жили, стало затоплять водой. Тогда мать пошла к знакомой трактирщице и заплакала. Трактирщица наняла ее за четыре рубля в месяц на хозяйских харчах.
Трактир стоял посредине большой базарной площади. На ней ютилось множество лотков, закоптелых сапожных будок, бакалейных, скобяных, семенных и фруктовых лавок. Запах ромашки, чабреца и мятных пряников перемешивался с запахом керосина и дегтя.
В те времена рестораны делились по разрядам: чем выше был разряд, тем ниже было общественное положение его посетителей. Ресторан третьего разряда был таким заведением, куда даже иные парикмахеры или приказчики считали неприличным для себя заходить. Что касается нашего ресторана, то он стоял вне всяких разрядов. Хотя на его вывеске и было написано: "Трактир М. Сивоплясовой", но хозяйка называла его "харчевней", а посетители - просто "обжоркой". Помещалось это заведение в кирпичном здании казарменного вида, окрашенном в грязно-бурый цвет. За четыре копейки здесь подавали миску борща, сваренного на говяжьей требухе, а еще за четыре - и самую требуху.
Никаких других блюд здесь не готовили, да никто и не требовал их: посетители наши стояли на такой ступени общественной лестницы, что очутиться ниже вряд ли было возможно.
Среди них-то я и провел два года своего детства.
Я мыл на кухне посуду, подметал пол, таскал с базара овощи и говяжью печенку, подавал посетителям борщ и выслушивал от хозяйки попреки в дармоедстве.
Читайте также: