Валентин катаев фотографическая карточка краткое содержание

Обновлено: 03.07.2024

Родился 28 января 1897 г. в Одессе (Российская империя, ныне Украина) в семье Петра Васильевича Катаева (1856-1921) и Евгении Ивановны Бачей (1867-1903). Его отец, выходец из семьи священнослужителей, преподавал в Одессе в Епархиальном женском и Юнкерском училищах. Мать принадлежала к полтавской дворянской семье, была пианисткой.

С 1906 г. Валентин Катаев обучался в 5-й мужской гимназии Одессы.

Жизненный и творческий путь
В декабре 1910 г. в газете "Одесский вестник" (печатный орган губернского отдела монархической организации "Союз русского народа") было размещено первое стихотворение Валентина Катаева - "Осень". За два года он опубликовал в этом издании более 20 стихов. В начале 1910-х гг. поэзию Катаева также печатали одесские журналы "Южная мысль" и "Лукоморье".
По сведениям ряда изданий, с 1911 по 1917 г. Катаев являлся членом Одесского губернского отдела "Союза русского народа".
В 1912 г. отдельными брошюрами вышли его рассказы "Пробуждение" и "Темная личность".
В январе 1916 г., не окончив гимназию, Валентин Катаев ушел добровольцем на фронт и был зачислен вольноопределяющимся в артиллерийскую бригаду. Служил под Сморгонью (ныне город в Гродненской области Белоруссии), получил отравление фосгеном в результате химической атаки. С августа по ноябрь 1916 г. находился на Румынском фронте, в декабре был откомандирован в Одесское пехотное училище и принят на четырехмесячный сокращенный курс.
В апреле 1917 г. вновь прибыл на Румынский фронт, в июле был ранен. Демобилизован прапорщиком. В годы Первой мировой войны выступал с корреспонденциями и очерками об окопной жизни солдат (выходили в "Южной мысли"); фронтовые стихи и рассказы печатались в петроградском журнале "Весь мир".
В конце 1917 г. Валентин Катаев организовал в Одессе один из наиболее известных литературных кружков того времени, получивший название "Зеленая лампа". В него также вошли поэт Эдуард Багрицкий, писатель Юрий Олеша и др.
По официальной советской версии, в середине 1919 г. Валентин Катаев был мобилизован в ряды Рабоче-крестьянской Красной армии (РККА), в ходе Гражданской войны командовал артиллерийской батареей на Донском фронте, участвовал в боях против белогвардейских войск Антона Деникина.
Существуют свидетельства, по которым в середине 1918 г. Катаев вступил в вооруженные силы Украинской державы гетмана Павла Скоропадского. После свержения Скоропадского в декабре 1918 г. и установления режима Директории Украинской народной республики добровольцем вступил в белогвардейскую Добровольческую армию.
В апреле 1919 г., после эвакуации из Одессы войск Антанты и занятия города большевиками, Катаев начал работать в Бюро украинской печати (БУП). В мае 1919 г. был мобилизован в РККА. В июне эшелон, в котором он находился, разбили деникинцы, и Катаев в ходе отступления оказался в Полтаве. Впоследствии мобилизован белогвардейцами (по другим данным, поступил на службу добровольцем). С октября 1919 г. являлся командиром первой башни на легком бронепоезде "Новороссия" Вооруженных сил Юга России.
В начале 1920 г., находясь в Жмеринке (ныне город в Винницкой области Украины), Валентин Катаев заболел сыпным тифом и был эвакуирован в одесский госпиталь. В конце марта его арестовали сотрудники ЧК по подозрению к причастности к антибольшевистскому заговору. Около шести месяцев провел в тюрьме, после чего был освобожден. Существует версия, что от расстрела его спасло заступничество чекиста Якова Бельского, который ранее трудился художником-плакатистом и познакомился с Катаевым во время его работы в БУП.
С сентября 1920 г. Валентин Катаев являлся сотрудником Южного отделения Всеукраинского бюро Российского телеграфного агентства (ЮгРОСТА), где вместе с Олешей и Багрицким сочинял агитационные тексты для политических плакатов. Вокруг ЮгРОСТА сложилось творческое объединение "Коллектив поэтов", по составу во многом совпавшее с "Зеленой лампой".
Весной 1921 г. вслед за руководителем ЮгРОСТА Владимиром Нарбутом Катаев и Олеша переехали в Харьков, где работали в местной прессе.
С 1922 г. Валентин Катаев проживал в Москве. Сотрудничал с сатирическими журналами "Крокодил", "Смехач", "Красный перец", газетой "Гудок" и др.
В 1924 г. выпустил авантюрно-утопические романы о мировой революции "Повелитель железа" и "Остров Эрендорф".
Одной из основных тем сатирического периода второй половины 1920-х гг. в творчестве Валентина Катаева была борьба с мещанством. Она поднималась в повести "Растратчики" (1926), пьесе "Квадратура круга" (1928) и др.
В 1932 г. вышел его роман "Время, вперед!" об одном дне строительства Магнитогорского металлургического комбината.
В 1934 г. Валентин Катаев вступил в Союз писателей СССР.
В 1936 г. была издана его повесть "Белеет парус одинокий", получившая положительные отклики со стороны читателей и литературных критиков. В 1937 г. выпустил повесть "Я, сын трудового народа. ", на основе которой в следующем году написал пьесу "Шел солдат с фронта".
Во время Великой Отечественной войны 1941-1945 гг. Валентин Катаев был военным корреспондентом газет "Правда" и "Красная звезда", писал очерки и рассказы ("Третий танк", "Флаг", "Партизан", "Фотографическая карточка"), издал пьесы "Отчий дом" и "Синий платочек". Широкую известность получила его повесть "Сын полка" (1945).
С 1947 по 1951 г. Валентин Катаев являлся депутатом Верховного совета РСФСР II созыва (в Коммунистическую партию Советского Союза вступил позднее - в 1958 г.).
В 1955 г. стал основателем и первым главным редактором журнала "Юность". На его страницах печатались произведения молодых авторов, в том числе так называемых шестидесятников - Василия Аксенова, Евгения Евтушенко, Андрея Вознесенского и др. В 1961 г. Катаев покинул журнал и сосредоточился на писательской деятельности.
Начиная с публицистической повести "Маленькая железная дверь в стене" (1964) поменял тематику и творческую манеру: с этого момента его произведения были выдержаны в особом стиле "мовизм" (от фр. mauvais - "плохой, дурной"). Создавая этот стиль, писатель противопоставлял его нарочитую языковую "небрежность" "гладкописи" советской литературы. В мовистической направленности созданы последующие повести Катаева, основанные на реальных событиях его биографии: "Святой колодец" (1966), "Трава забвенья" (1967), "Кубик" (1969), "Кладбище в Скулянах" (1974), "Уже написан Вертер" (1979), "Алмазный мой венец" (1979), "Юношеский роман моего старого друга Саши Пчелкина, рассказанный им самим" (1982).
Сочинения писателя переведены на английский, немецкий, итальянский, испанский, французский и другие иностранные языки.
Экранизации и инсценировки произведений
Произведения Валентина Катаева послужили литературной основой художественных фильмов: "Усердный грешник" (1931, режиссер Фриц Кортнер, Германия; по повести "Растратчики"), "Белеет парус одинокий" (1937, Владимир Легошин), "Шел солдат с фронта" (1939, Владимир Легошин; по повести "Я, сын трудового народа. "), "Сын полка" (1946, Василий Пронин; 1981, Георгий Кузнецов), "За власть Советов" (1956, Борис Бунеев), "Время, вперед!" (1966, Михаил Швейцер и София Милькина), "Хуторок в степи" (1970, Борис Бунеев) и др., а также мульфильмов "Цветик-семицветик" (1948, Михаил Цехановский), "Дудочка и кувшинчик" (1950, Виктор Громов) и "Последний лепесток" (1977, Роман Качанов; по сказке "Цветик-семицветик").
Спектакли по пьесам Валентина Катаева с конца 1920-х гг. входят в репертуар различных отечественных театров. В текущем сезоне их показывают Мытищинский театр драмы и комедии "ФЭСТ" ("Квадратура круга"), Драматический театр "Комедианты" (Санкт-Петербург; "Сегодня расписался с одной, завтра с другой" по "Квадратуре круга"), Московский драматический театр "Апарте" ("Дорога цветов"), Нижегородский государственный театр юного зрителя ("День отдыха") и др.

Звания, награды
Герой Социалистического Труда (1974).

Валентин Катаев был награжден орденами Ленина (1939, 1967, 1974), Трудового Красного Знамени (1957, 1984), Октябрьской революции (1972), Дружбы народов (1977). В годы Первой мировой войны был отмечен двумя Георгиевскими крестами, а также орденом Святой Анны IV степени (1917).
Лауреат Сталинской премии II степени (1946).

libking

Валентин Катаев - Почти дневник (Статьи, очерки) краткое содержание

Почти дневник (Статьи, очерки) - читать онлайн бесплатно полную версию (весь текст целиком)

Почти дневник (Статьи, очерки)

Валентин Петрович Катаев

Записки о гражданской войне

По Западной Белоруссии (Путевые заметки)

В дни Отечественной войны

Поклянемся никогда не забывать этого!

"Торопиться приносить скоро"

Гвардии капитан Туганов

Концерт перед боем

В Молдавии (Путевые заметки)

Публицистика разных лет

Ритмы строящегося социализма

(Из записной книжки)

В зеркале Мавзолея

Страна нашей души

С думами о будущем

Преступный заговор против

прогрессивных сил Германии

Счастье нашей молодежи

ЗАПИСКИ О ГРАЖДАНСКОЙ ВОЙНЕ

Осаждаемый с трех сторон красными, город был обречен.

С четвертой стороны лежало море.

Серые утюги французских броненосцев обильно кадили над заливом черным угольным дымом. Синие молнии радио слетали с их прочных изящных рей.

Десантные войска четырех империалистических держав поддерживали добровольческий отряд генерала Гришина-Алмазова, отражавшего наступление красных в южном направлении и защищавшего город.

По улицам маршировали живописные патрули британской морской пехоты, возбуждая восторг мещанок своими кирпичными лицами и синими беретами.

Матросы громко ржали, непринужденно переговаривались между собою в строю и кидали лошадиными голенастыми ногами футбольный мяч, эту национальную принадлежность каждой английской военной части.

Через чугунные мосты проходили экзотические обозы греков.

Ослы и мулы, навьюченные бурдюками, мешками, бочками, какими-то лоханками и оружием, забавно выставляли напоказ любопытным мальчишкам свои плюшевые мохнатые уши и цокали копытцами по асфальту моста.

Унылые греческие солдаты с оливковыми и кофейными лицами путались возле них в своих слишком длинных зеленых английских шинелях, с трудом перенося тяжесть старомодных французских винтовок системы "гра", висящих на широких ремнях на плече. Эти архаические ружья стреляли огромными пятилинейными пулями, очень толстыми, медными и дорогими. Каждая такая пуля весила не менее четверти фунта. Так, по крайней мере, казалось.

Легкомысленные двуколки зуавов, похожие на дачные мальпосты, решетчатые и качающиеся, удивляли зевак своими огромными колесами, вышиною в гигантский рост шагавших рядом чернолицых солдат. Здесь были сенегальские стрелки, вращавшие белками глаз, напоминавшими сваренные вкрутую и облупленные яйца. Здесь покачивались алые фесочки тюркосов, здесь страшно поблескивали рубчатые ножи, примкнутые к длинным стволам колониальных карабинов.

Козьи кофты французских капитанов и расшитые золотом каскеты английских морских лейтенантов торчали за столиками переполненных кафе и отражались в зеркалах казино и театральных вестибюлей.

Благодаря присутствию многих военных и штатских иностранцев, полковников и спекулянтов, международных авантюристов и дорогих кокоток, русских князей и графов, крупнейших фабрикантов и содержателей притонов город имел вид европейского.

Весна была холодной, но солнечной.

Мартовский случайный снег держался недолго. Налетал морской ветер, затем туман. Они пожирали снег, уносили его белыми тугими облаками в море, и на расчищенном, великолепно отполированном голубом небе опять блистало холодное, ледяное солнце.

Улицы были полны цветов.

На углу двух центральных проспектов, возле кафе с громкой швейцарской фамилией, стояли зеленые сундуки цветочниц, заваленные кудлатыми пачками хризантем, мотыльками парниковых, огуречных фиалок и идиллическими звездами подснежников.

Рядом с этими цветочными сундуками помещались столы валютных торговцев с грудами разнообразных кредиток, купонов, чеков и аккредитивов, которые успешно конкурировали с прелестной, но, увы, бесполезной красотой холодных и нежных цветов.

Два потока праздных и хорошо одетых людей протекали мимо друг друга и мимо этих цветов и денег. Над толпой носились запахи трубочного табаку, английских духов, дорогой пудры и, конечно, сигар.

Скрипели башмаки и перчатки, постукивали трости, бренчали шпоры русских поручиков, этих удалых молодых людей, нацепивших все свои заслуженные и незаслуженные знаки отличия. Офицеры подчеркнуто козыряли друг другу, уступали дорогу дамам, говорили "виноват", "простите", опять звенели шпорами и с громким бряцанием волочили зеркальные кавалерийские сабли по граниту и бетону тротуаров.

Это был самый беззастенчивый, самый развратный, трусливый и ложновоинственный тыл.

На подступах к городу, на пяти позициях, самая дальняя из которых была не более чем за шестьдесят верст, а самая близкая - за двадцать, обманутые и одураченные легендарными обещаниями и цинично лживыми телеграммами, мерзли на батареях вольноопределяющиеся, юнкера и кадеты. Они верили в помощь англичан и французов. Им еще не надоело воевать. Они еще жаждали наград, крестов и славы. Они еще не сомневались, что большевики будут раздавлены.

Город был обречен.

Уже ничто не могло помочь.

Этого могли не замечать только слепые или пьяные.

Однако этого не замечал никто. Или, вернее, этому никто не верил.

А между тем на окраинах и в рабочих предместьях люди жили своей особой, трудовой и опасной жизнью революционного подполья.

Напрасно контрразведка развешивала агитаторов на фонарях и железнодорожных мостах.

Напрасно юнкера оцепляли целые кварталы и громили десятки нищих квартир, отыскивая крамольные типографии и большевистские явки.

Каждый завод, каждый цех, каждый дом и каждая квартира были штабами, типографиями и явками большевиков.

Каждую ночь по стенам и заборам неведомо кем расклеивались серые листки, грубо отпечатанные вручную. Наутро возле прокламаций собирались возбужденные толпы рабочих.

Что могли поделать юнкерские патрули? Юнкеров были десятки и сотни, а рабочих тысячи.

Каждую ночь в пустынных улицах шли люди, перетаскивая с одного места на другое оружие и патроны. Не только револьверы и ружья - здесь были в громадном количестве пулеметы и даже морские скорострелки.

Раздел доступен только после регистрации и оценивания нескольких произведений.

    выходит регулярно, сюда пишут и сами издательства персональная рубрика персональная рубрика персональная рубрика персональная рубрика регулярные сводки по новинкам от одного из админов сайта тут всё о новшествах сайта, в т.ч. технических

Авторы по алфавиту:

24 февраля 2022 г.

22 февраля 2022 г.

20 февраля 2022 г.

18 февраля 2022 г.

17 февраля 2022 г.


2017

2014

2012

Рейтинг: 8.88 (246)

Опоздал я чтением этой книги лет на двадцать. Тогда, в начале 90х, я возрастом, личными переживаниями и окружающей обстановкой был гораздо ближе к героям романа. Помню очереди за молоком и хлебом по 200 человек с номерами на руках, бесчисленных хулиганов. >>

По заводскому двору к столовой шли двое. Он и она. Она — молодая, очень хорошенькая девушка в легкой шубке и в цветном платочке. Он — молодой человек в матросском бушлате, смуглый, черноглазый, настоящий черноморский морячок.

Я заметил, что он как-то неестественно ставит правую ногу. Каблук слишком сильно стучал по камням дороги, проложенной через двор. Эти двое молодых людей, он и она, шли рядом, держась за руки, как дети.

— Милая пара, — сказал я.

— Да, замечательная пара, — сказал инженер. — Они оба работают у нас в шлифовальном цехе. История их знакомства и их любви могла бы послужить темой для романа — настолько она необыкновенна и вместе с тем естественна.

Постараюсь передать как можно короче историю, которую рассказал инженер.

Назовем девушку Клавой. Месяцев десять тому назад она работала в госпитале, регистраторшей в канцелярии. Однажды она послала на фронт посылочку. Это был обычный пакетик с варежками, куском туалетного мыла, с пачкой папирос, с платочком и множеством других трогательных, но весьма полезных мелочишек. Обычно каждая девушка вкладывает в свой пакетик письмо неизвестному бойцу. Она сообщает свое имя и свой адрес. Но Клава не была мастерица писать письма. Она начинала писать несколько раз, но ни одно письмо не удовлетворило ее. То выходило слишком сухо, то слишком восторженно, то слишком сентиментально.

И больше ничего. Ни подписи, ни адреса.

Посылка была получена в одном из отрядов морской пехоты. Она досталась одному бойцу — назовем его Сережа, — парню хорошему, боевому. Он посмотрел на фотографию и ахнул. Он был поражен красотой девушки.

Впрочем, может быть, она была не так красива, как соответствовала его вкусу. В общем, все было прекрасно. Но, прочитав на обороте карточки надпись, парень отправился к своему командиру. Он заявил, что не считает себя вправе взять посылку.

— Почему? — спросил командир.

— Потому, что я не считаю себя самым храбрым.

— А девушка вам нравится?

Сережа не ответил ничего.

— Хорошо, — сказал командир. — У вас отличный вкус.

Командир показал карточку красивой девушки своим морячкам.

— Самый храбрый, — хором ответили морячки.

— Присоединяюсь, — сказал командир. — Посылку и карточку получит самый храбрый. Самый храбрый, два шага вперед!

Но никто из ребят не двинулся с места. Они все были храбрые, но никто не был хвастлив.

— Я так и думал, — сказал командир и спрятал карточку в боковой карман. — Сегодня мы идем в атаку. Самый храбрый получит карточку и посылочку.

Во время атаки Сережа пробрался за линию неприятельского расположения, подполз к румынской батарее и забросал ее гранатами. Орудийная прислуга растерялась. Батарея была атакована и взята. Сережа был представлен к боевому ордену и получил из рук командира посылку. С того дня Сережа не расставался с заветной карточкой.

Пришлось все же отнять ему ногу. Потом он стал поправляться. Это было счастливейшее их время. Она дала ему слово никогда не расставаться с ним.

— Зачем же ты, Клавдюша, связываешь свою жизнь с калекой? — сказал он. — Не торопись, подумай!

— Молчи! — сказала она сердито. — Ты ничего не понимаешь.

…Вот что рассказал мне инженер, пока мы обедали в заводской столовой.

Клава и Сережа сидели рядом за длинным столом и ели борщ, аккуратно подставляя ломти хлеба под жестяные штампованные ложки. Они с аппетитом ели и разговаривали, нежно глядя друг на друга молодыми, счастливыми и вместе с тем строгими глазами.

На его груди блестел новенький орден Красной Звезды. Мне захотелось подойти к ним, крепко пожать руку ему и крепко поцеловать ей.

Но я этого не сделал. Я не хотел смущать этих милых, замечательных людей, настоящих русских патриотов. Я боялся оскорбить их скромность, которая всегда сопутствует истинной доблести и душевной чистоте.

ЗАПИСКИ О ГРАЖДАНСКОЙ ВОЙНЕ

Осаждаемый с трех сторон красными, город был обречен.

С четвертой стороны лежало море.

Серые утюги французских броненосцев обильно кадили над заливом черным угольным дымом. Синие молнии радио слетали с их прочных изящных рей.

Десантные войска четырех империалистических держав поддерживали добровольческий отряд генерала Гришина-Алмазова, отражавшего наступление красных в южном направлении и защищавшего город.

По улицам маршировали живописные патрули британской морской пехоты, возбуждая восторг мещанок своими кирпичными лицами и синими беретами.

Матросы громко ржали, непринужденно переговаривались между собою в строю и кидали лошадиными голенастыми ногами футбольный мяч, эту национальную принадлежность каждой английской военной части.

Через чугунные мосты проходили экзотические обозы греков.

Ослы и мулы, навьюченные бурдюками, мешками, бочками, какими-то лоханками и оружием, забавно выставляли напоказ любопытным мальчишкам свои плюшевые мохнатые уши и цокали копытцами по асфальту моста.

Унылые греческие солдаты с оливковыми и кофейными лицами путались возле них в своих слишком длинных зеленых английских шинелях, с трудом перенося тяжесть старомодных французских винтовок системы "гра", висящих на широких ремнях на плече. Эти архаические ружья стреляли огромными пятилинейными пулями, очень толстыми, медными и дорогими. Каждая такая пуля весила не менее четверти фунта. Так, по крайней мере, казалось.

Легкомысленные двуколки зуавов, похожие на дачные мальпосты, решетчатые и качающиеся, удивляли зевак своими огромными колесами, вышиною в гигантский рост шагавших рядом чернолицых солдат. Здесь были сенегальские стрелки, вращавшие белками глаз, напоминавшими сваренные вкрутую и облупленные яйца. Здесь покачивались алые фесочки тюркосов, здесь страшно поблескивали рубчатые ножи, примкнутые к длинным стволам колониальных карабинов.

Козьи кофты французских капитанов и расшитые золотом каскеты английских морских лейтенантов торчали за столиками переполненных кафе и отражались в зеркалах казино и театральных вестибюлей.

Благодаря присутствию многих военных и штатских иностранцев, полковников и спекулянтов, международных авантюристов и дорогих кокоток, русских князей и графов, крупнейших фабрикантов и содержателей притонов город имел вид европейского.

Весна была холодной, но солнечной.

Мартовский случайный снег держался недолго. Налетал морской ветер, затем туман. Они пожирали снег, уносили его белыми тугими облаками в море, и на расчищенном, великолепно отполированном голубом небе опять блистало холодное, ледяное солнце.

Улицы были полны цветов.

На углу двух центральных проспектов, возле кафе с громкой швейцарской фамилией, стояли зеленые сундуки цветочниц, заваленные кудлатыми пачками хризантем, мотыльками парниковых, огуречных фиалок и идиллическими звездами подснежников.

Рядом с этими цветочными сундуками помещались столы валютных торговцев с грудами разнообразных кредиток, купонов, чеков и аккредитивов, которые успешно конкурировали с прелестной, но, увы, бесполезной красотой холодных и нежных цветов.

Два потока праздных и хорошо одетых людей протекали мимо друг друга и мимо этих цветов и денег. Над толпой носились запахи трубочного табаку, английских духов, дорогой пудры и, конечно, сигар.

Скрипели башмаки и перчатки, постукивали трости, бренчали шпоры русских поручиков, этих удалых молодых людей, нацепивших все свои заслуженные и незаслуженные знаки отличия. Офицеры подчеркнуто козыряли друг другу, уступали дорогу дамам, говорили "виноват", "простите", опять звенели шпорами и с громким бряцанием волочили зеркальные кавалерийские сабли по граниту и бетону тротуаров.

Это был самый беззастенчивый, самый развратный, трусливый и ложновоинственный тыл.

На подступах к городу, на пяти позициях, самая дальняя из которых была не более чем за шестьдесят верст, а самая близкая - за двадцать, обманутые и одураченные легендарными обещаниями и цинично лживыми телеграммами, мерзли на батареях вольноопределяющиеся, юнкера и кадеты. Они верили в помощь англичан и французов. Им еще не надоело воевать. Они еще жаждали наград, крестов и славы. Они еще не сомневались, что большевики будут раздавлены.

Город был обречен.

Уже ничто не могло помочь.

Этого могли не замечать только слепые или пьяные.

Однако этого не замечал никто. Или, вернее, этому никто не верил.

А между тем на окраинах и в рабочих предместьях люди жили своей особой, трудовой и опасной жизнью революционного подполья.

Напрасно контрразведка развешивала агитаторов на фонарях и железнодорожных мостах.

Напрасно юнкера оцепляли целые кварталы и громили десятки нищих квартир, отыскивая крамольные типографии и большевистские явки.

Каждый завод, каждый цех, каждый дом и каждая квартира были штабами, типографиями и явками большевиков.

Каждую ночь по стенам и заборам неведомо кем расклеивались серые листки, грубо отпечатанные вручную. Наутро возле прокламаций собирались возбужденные толпы рабочих.

Что могли поделать юнкерские патрули? Юнкеров были десятки и сотни, а рабочих тысячи.

Каждую ночь в пустынных улицах шли люди, перетаскивая с одного места на другое оружие и патроны. Не только револьверы и ружья - здесь были в громадном количестве пулеметы и даже морские скорострелки.

В ночной темноте раздавались тревожные одиночные выстрелы, иногда залпы, иногда короткие очереди "кольта". Шальные пули тонко пели на излете, и звенело разбитое стекло слепнущего фонаря.

Французские артиллеристы, расквартированные на окраинах города, не могли не подвергнуться влиянию русских революционных рабочих. Незнание русского языка не могло быть препятствием. На стенах казарм, на полосатых будках часовых, наконец, на щитах скорострелок расклеивались прокламации, написанные по-французски.

Французским солдатам начинало надоедать пребывание в этой стране, где происходила война русских с русскими.

Они слишком много знали о социализме, чтобы верить басням своих офицеров о бандитском восстании "разбойников-большевиков".

Французские солдаты волновались и требовали скорейшей отправки на родину.

Им надоела военная жизнь, им хотелось вернуться к очагам и семьям. Они достаточно бились на Марне и под Верденом для того, чтобы позволить себе роскошь не дежурить у своих батарей и парков в этой варварской и загадочной стране, в соседстве с врагом, который был неуловим и вездесущ.

Дисциплина французских частей падала.

Солдаты не желали больше подчиняться офицерам. Они без разрешения уходили из частей и шлялись группами в предместьях, вступая в мимические объяснения с рабочими. Ночью они пели прованские песенки, потрясали серыми, пузатыми, похожими на рубчатые дыни фляжками и пили коньяк. Они вступали в драки с русскими офицерами и всячески демонстрировали свое презрение к стране, куда их насильно привезли.

Французское командование находилось в состоянии крайнего возбуждения и растерянности. Начальник штаба каждые два часа посылал адъютанта на радио.

Французский генерал Франше д'Эспере проносился по улицам в своем отличном автомобиле и появлялся в ложах. Этот моложавый седоватый воин, окруженный отборной свитой, думал, что он является единственным хозяином положения. Его переговоры по радио со своим правительством окружались строжайшей тайной, и никто, кроме него, не читал пакетов, которые время от времени привозили ему на линейном миноносце. Наружно он был вполне спокоен.

Читайте также: