Тюремная исповедь краткое содержание

Обновлено: 07.07.2024

Текст не членится на главы, но достаточно очевидно делится на две части. В первой Уайльд сводит счеты с молодым Дугласом, из-за которого он оказался в тюрьме, обвиняет его, приводит "улики", "дает показания", приводит даты, цифры, называет имена и места - все то, что, вероятно, должно было прозвучать на суде, но не прозвучало, поскольку истец, отец Дугласа, сделал все, чтобы, очернив Уайльда, обелить сына, которого, впрочем, ненавидел, а сын платил ему еще большей ненавистью. Собственно, к этому Уайльд и ведет, мысль, к которой он постоянно возвращается: он стал жертвой вражды отца и сына, оба его использовали в своей игре. Во второй части, продолжая "линию обвинения", Уайльд размышляет о более общих вопросах морали и эстетики, в том числе делится некоторыми "творческими планами", тем более любопытными, что сбыться им было не суждено. "Если я когда-нибудь снова стану писать, - я имею в виду художественное творчество - то выберу только две темы, чтобы выразить себя: первая - "Христос как предтеча романтического движения в жизни", вторая - "Жизнь художника в соотношении с его поведением". Понятно, что "список тем" определеяет и проблематику "Исповеди".

К размышениям о Христе Уайльд приходит через осмысление категории Страдания, оговариваясь, что никогда не поклонялся иным богам кроме тех, которые имели материальное выражение (он имеет в виду прекрасные произведения искусства - но не только). Собственное Страдание - не "страдание", но Страдание как категорию, как феномен, Уайльд описывает любовно. Так же как до этого он любовался наслаждением, так же он любуется и страданием. Он говорит о Смирении, о Покаянии, но Страдание для него на самом деле связано не со Смирением, а, как и прежде, с Наслаждением, только теперь еще это еще более извращенное наслаждение, наслаждение от противного."
"Конечно, грешник должен каяться. Но почему? Только лишь потому, что без этого он не сумеет осознать того, что сотворил. Минута раскаяния - это минута посвящения. И более того. Это путь к преображению собственного прошлого" - размышляет Уайльд о покаянии. То есть и Страдание, и Покаяние, как и все прочие абстрактно-этические и эстетические категории, для Уайльда проявление прекрасного. Отсюда, по Уайльду, "прекрасен" и "грех", ведь он ведет к Страданию, а Страдание - к Покаянию. И христианство Уайльда строится именно на таком, совсем не христианском кредо:
"Те, кому Он отпустил грехи, были спасены просто за то, что в их жизни были прекрасные минуты. (. ) Но предельного романтизма, в смысле наивысшей реальности, Он достигает в своем отношении к Грешнику. (. ) Он видел, что Грех и Страдание - нечто само по себе прекрасное, святое, исполненное совершенства. (. ) . Нет ни малейшего сомнения в том, что это и был символ веры Христа. И у меня нет ни малейшего сомнения, что этот символ веры и есть истина." Тут Уайльд не просто высказывает свое, по старой привычке пронизанное иронией отношение к Христу, но, чего не позволял себе раньше, приписывает Христу собственное понимание этических категорий.

Через эстетическое наслаждение (проще говоря - самолюбование) страданием Уайльд воспринимает и предысторию своего заключения - отношения с Дугласом. И здесь, поскольку речь идет о конкретных фактах, а не об абстрактных понятиях, он чаще "проговаривается". Главный мотив в этой линии "исповеди": любовь к недостойному предмету, которая была не оценена как должно, принята с безразличием и с равнодушием растрачена. Но бесконечно повторяя об искренности своей Любви, Уайльд тем не менее отмечает: "Я думал, что жизнь будет блистательной комедией и что ты будешь одним из многих очаровательных актеров в этой пьесе. Но я увидел, что она стала скверной и скандальной трагедией и что ты сам был причиной зловещей катастрофы, зловещей по своей целенаправленности и злой воле, сосредоточенной на одной цели". Под "одной целью" Уайльд имеет в виду стремления Бози и его отца досадить друг другу, но формула "один из многих очаровательных актеров в этой пьесе", на самом деле, вовсе не подразумевает такого уж глубокого чувства. Странно при этом, что сам его не испытывая, Уайльд удивляется, что не дождался ничего подобного в ответ. От выставляет подробный счет - и не только моральный, но и денежный, скрупулезно перечисляет, сколько потратил на обеды и подарки, ничего не получив взамен, кроме скандалов, обид и личной катастрофы в финале, сопровождавшей разорением. Теоретизируя о природе Любви, Уайльд приходит к выводу:
"Тебе, конечно, странно подумать, что сухой хлеб для кого-то может быть лакомством. Но уверяю тебя, для меня это такой деликатес, что каждый раз после еды я собираю все крошки до последней со своей оловянной тарелки и с грубого полотенца, которое мы подстилаем, чтобы не запачкать стол, и я подбираю их не от голода, - теперь мне еды хватает, - но только ради того, чтобы ничто, доставшееся мне, не пропало втуне. Так же надо относиться и к любви". И обобщает этот вывод: "Если кто-то любит нас, мы должны сознавать, что совершенно недостойны этой любви". И заходит в обобщении максимально далеко: "Никто не достоин того, чтобы его любили". Но когда дело касается его собственной истории - он недоумевает, как же предмет его любви мог так неблагодарно с ним обойтись. При этом любовь самого Уайльда даже в этих описаниях выглядит не слишком возвышенно, она вполне укладывается в рамки того "романтического индивидуализма", декадентского и эстетского толка, который Уайльд проповедовал в свои лучшие годы: "Полчаса занятий Искусством всегда значили для меня больше, чем круглые сутки с тобой" - пишет он Альфреду, многократно повторяя, что худшее, чего лишил его "возлюбленный" - возможности творить. И если пассаж "когда я сидел и писал комедии, которым было суждено превзойти блеском Конгрива, глубиной философии - Дюма-сына и, на мой взгляд, всех остальных во всех отношениях" - это еще можно принять как самоиронию, то говоря про свою любовь "Я знал, что ты ее не достоин. Но Любовь не выводят на торжище. " - Уайльд снова всего лишь любуется, наслаждается собственным Страданием, Страданием, связанным с роскошью бросить любовь к ногам человека, который безразличен и малоинтересен. В чем смысл такого поступка? Чем он лучше того "расточительства" и "отсутствия воображения", в котором Уайльд обвиняет адресата исповеди? Он называет Альфреда не просто бесчувственным, но сентиментальным, вкладывая в это понятие следующий смысл: "сентиментальный человек - это тот, кто хочет позволить себе роскошь чувствовать, не платя за это"; "сентиментальность - лишь праздничная прогулка цинизма". Но из текста следует, что Уайльд мог бы адресовать все эти обвинения с тем же успехом и себе самому. Так, обвиняя современной ему общество в фарисействе и закостенелости, он сам ни в коем случае не отказывается ни от сословных, ни от эстетских предрассудков. Не отказывается и от связанных с ними иллюзий - подчеркивая свое "благородное" происхождение, он тем не менее по аристократической традиции отдает должное "простым" людям: "Бедняки мудрее, они более милосердны, добры и чутки, чем мы. В их глазах тюрьма - трагедия человека, горе, несчастный случай, нечто достойное сочувствия ближних" (тут в подтексте - любимый Уайльдом Достоевский, в частности "Записки из мертвого дома"). И совершенно удивительные примеры человеческого идеала приводит он в контексте этих размышлений: "Две самые совершенные человеческие жизни, которые встретились на моем пути, были жизни Верлена и князя Кропоткина; оба они провели в тюрьме долгие годы; и первый - единственный христианский поэт после Данте, а второй - человек, несущий в душе того прекрасного белоснежного Христа, как будто грядет к нам из России" (Надо полагать, "белоснежный Христос" полусумасшедшего анархиста Кропоткина - это тот самый последовавший вскоре после смерти Уайльда оснеженный вождь 12 блоковских апостолов "без имени святого" и "в белом венчике из роз"?)

". Мне грустно даже подумать, что когда-нибудь ненависть, горечь и презрение займут в моем сердце место, принадлежавшее некогда любви. " - пишет Уайльд в самом начале "исповедального" письма. Но далее не переставая подчеркивает моральное и интеллектуальное неравенство в этой "любви", подчеркивает с презрением к ее "предмету", договариваясь до того, что у людей разного культурного уровня общие интересы могут быть только самые низменные (что с возвышенными чувствами, о которых Уайльд много говорит и которыми любуется даже "из тьмы" совсем не вяжется; да и что же это за любовь, где субъект любви изначально ставит объект своего чувства не выше, а ниже себя?). Предъявляя обвинения в неблагодарности, предательстве, отсутствии воображения (самый большой грех, по Уайльду), он, тем не менее, своего любовника прощает, но по причине, которая оставляет странный осадок даже у стороннего читателя: "Я не могу допустить, чтобы ты прожил жизнь, неся на сердце тяжкий груз сознания, что погубил такого человека, как я". Если отбросить красивую эстетскую обертку из блестящих афоризмов (многие из них, правда, представляют собой перепевы и прямые цитаты из более ранних сочинений Уайльда) и тонких, по-своему глубоких размышлений, "тюремная исповедь" читается как воплощение обиды: "я отдала ему лучшие годы, а он, козел такой. " Уайльд утверждает, что все в прошлом, что ничего нельзя вернуть, призывает адресата к покаянию, прощает и тут же снова обвиняет, а в конце концов обговаривает возможность предстоящей встречи. То есть ни по одному из пунктов не позволяет себе быть искренним, но от начала до конца остается в рамках той эстетической системы - тотально-ироничной, не признающей никаких абсолютных авторитетов, сугубо индивидуалистской и превыше всего ставящей наслаждение - которую разработал и довел до совершенства, будучи на вершине славы и успеха. А значит, "De Profundis" - не начало аболютно нового этапа в творчестве Уайльда, которому не суждено было реализоваться, не свидетельство переворота в его личном духовном развитии, но завершение - блистательное по форме - того творческого пути, которым Уайльд шел все свою сознательную жизнь, оставаясь верным ему до конца несмотря ни на что.

Вы готовы разобраться в хитросплетениях судеб двух необычных людей? А окунуться в нравы Викторианской Англии? Тогда приглашаем Вас на наш Вечер. Сегодня мы обсуждаем книгу Оскара Уайльда "De profundis".

Совершенно невозможно вести этот разговор без того, чтобы окунуться в это время и в саму историю отношений Оскара Уайльда и Альфреда Дугласа. Поэтому начну с небольшой исторической справки, а потом уже перейдем к немногочисленным отзывам.

Викторианская мораль - это уже устоявшееся выражение, под которым подразумевается "набор ценностей, основывающихся на строгом кодексе поведения, нетерпимости к его нарушениям и преступлениям; сексуальных ограничениях и сильной этике". Все очень строго, любые проявления сексуальности подавляются, любое расхождение с нормой вызывает неприятие общества. Семья воспринимается, в первую очередь, как духовный союз женщины и мужчины, в котором строго поделены обязанности. Среди аристократии приветствуется подчеркнутая ассексуальность.

Как относилось общество к гомосексуалам? Так же двойственно. С одной стороны до 1861 существует закон, в котором мера наказания за подобные отношения - смертная казнь. После 61 года и до 85 года законодательство предлагает карать от десяти лет до пожизненного заключения. И лишь к 1885 году принимается поправка в которой говорится: "Любая особа мужского пола, которая, на публике или приватно, совершает, или договорилась совершить, или обеспечивает, или пытается обеспечить совершение с какой-либо особой мужского пола любого акта грубой непристойности, будет виновна в преступлении, и, будучи осуждена за него, должна быть подвергнута по усмотрению суда тюремному заключению на срок, не превышающий два года, с назначением или без исправительных работ." Именно по этой поправке и будет осужден наш герой (он же автор книги) Оскар Уайльд.

Но как соблюдался этот закон на практике? Никак. Гомосексуальные отношения были крайне распространены в закрытых школах-интернатах, где обучались дети аристократии. Были открыты "клубы", где представители света могли познакомиться с юношами, готовыми к близкому общению. Это считалось вполне доступным развлечением, но главное придерживаться правил внешнего приличия.

Именно в такое время и встретились наши герои. Про Оскара Уайльда я подробно рассказывать не буду - думаю он личность более чем известная. А про Альфреда Дугласа (точнее про его семью) немного расскажу.

Альфред родился в семье маркиза Куинсберри. И это было главной проблемой его жизни, из которой росли все его страхи, поступки и новые проблемы. Маркиз был крайне невоздержанным, малообразованным, нетерпимым, резким и двуличным человеком. Именно из-за судебного спора с ним Оскар Уайльд оказался в тюрьме. Он избивал свою жену и детей (чтобы понимать всю силу его ударов - Джон Дуглас любил бокс (запрещенный тогда в среде аристократии) и даже составил правила проведения состязаний). Он привел в дом своей жены любовницу и предложил "отношения для троих". Все его сыновья осуждают его и выступают на стороне матери.

После смерти старшего брата Альфреда (так же замешанного в сексуальном скандале с министром иностранных дел маркизом Розбери), он фактически обвиняет отца в подстраивании несчастного случая. Именно отношения с отцом стали причиной дальнейших судебных "приключений" Оскара Уайльда.

Те кто прочитал книгу знают, что было всего три судебных процесса. Сначала Уайльд подает в суд на маркиза Куинсберри, пытаясь отстоять свою честь. Маркиз активно до этого распространяет слухи об ориентации Оскара. Суд, конечно, проигрывается Уайльдом, в связи с очевидными фактами и большим кругом свидетелей. После уже маркиз подает в суд на Уайльда, где без труда доказываются отношения Оскара с мужчинами (адвокатом представлявшим маркиза был одноклассником Оскара по колледжу). И если в первый раз коллегия присяжных не приходит к единому мнению, то в третьем процессе выносят решение о виновности. Судья, который с начала процесса высказывал свое отвращение к Уайльду, назначает ему самое строгое наказание в рамках закона - два года каторжных работ.

Так выглядит история, которую в книге от первого лица рассказал нам Оскар Фингал О'Флаэрти Уиллс Уайльд. И обсуждать мы должны, в первую очередь, книгу, а не события его жизни. Но как разделить эти две составляющие? Поэтому в конце оставлю знаменитый ответ Уайльда на вопрос о генезисе отношений его с Дугласом.

a_pieds_nus

Книга оставила довольно неприятное впечатление. Особенно первая половина, которая, на мой взгляд, представляла собой упреки и обвинения одного самовлюбленного и безответственного мужчины в адрес другого (еще более самовлюбленного и безответственного). Мне даже показалось, что автор был в какой-то степени рад оказаться "на дне" жизни - банкрот в тюрьме - с такими нотами любования своим состоянием он писал это послание. Кое-что из книги действительно зацепило, например: "Никто недостоин того, чтобы его любили. Любовь - это причастие, которое надо принимать коленопреклонно, и слова "Domine, non sum dignus" [Господи, я недостоин (лат.)] должны быть на устах и в сердцах принимающих его." Я просто категорически не согласна, прямо читала и раздражалась! И еще одна цитата (о самолюбовании автора, на мой взгляд): "Забрав в руки мою жизнь, ты не знал, что с ней делать. Откуда тебе было знать? Ты даже не понимал, какая драгоценность попала к тебе в руки." В заключение хотелось сказать, что я в принципе не была рада теме, так как считаю все эти меньшинства эпидемией современности. Не буду спорить, есть медицинские аспекты таких состояний, но таких из всех НЕгетеросексуалов не более 1% (ИМХО). А остальные 99% - стремление быть "в тренде", каким бы дурацким и разрушительным этот "тренд" ни был. "

Malecka

Уже не в первый раз читаю эту книгу и каждый раз ощущение, что не стоило бы этого делать. И не потому что она мне не нравится. Как раз наоборот, такая исповедь человека не может не вызвать сочувствия и сопереживания. Но именно столь личная история вызывает ощущение, что я подглядываю за человеком в замочную скважину. На моих глазах человек переворачивает себя, разбирает свои чувства и отношения, расписывает все свои промахи. И если Альфреду Дугласу такую отповедь прочитать полезно, то для меня она явно лишняя. Вся первая часть, где Альфреду "предъявляются" претензии - читается тяжело и выглядит мелочно. Но когда Уайльд начинает говорит про себя и свои ошибки - лично мне хочется убежать и не слушать этих слов. Ну кто я такая, чтобы судить его? Почему он так обнажает душу для меня? Если смотреть на это произведение просто как на книгу, то она полезна для молодого поколения. И совсем не для принятия свободы отношений, а для того, чтобы понимать какая это ответственность любить другого и как много боли мы приносим любимым. А если смотреть на нее, как на дневники и письма адресованные Дугласу - то лучше бы их вовсе не публиковать. Слишком лично.

Оскар Уайлд - Тюремная исповедь краткое содержание

Тюремная исповедь - читать онлайн бесплатно полную версию (весь текст целиком)

Пер. - Р.Райт-Ковалева, М.Ковалева

DE PROFUNDIS ["Из глубины" (лат.)]

Epistola: in carcere et uinculis

[Послание: в тюрьме и оковах (лат.)]

Тюрьма Ее Величества, Рединг.

После долгого и бесплодного ожидания я решил написать тебе сам, и ради тебя, и ради меня: не хочу вспоминать, что за два долгих года, проведенных в заключении, я не получил от тебя ни одной строчки, до меня не доходили ни послания, ни вести о тебе, кроме тех, что причиняли мне боль.

Наша злополучная и несчастная дружба кончилась для меня гибелью и позором, но все же во мне часто пробуждается память о нашей прежней привязанности, и мне грустно даже подумать, что когда-нибудь ненависть, горечь и презрение займут в моем сердце место, принадлежавшее некогда любви; да и сам ты, я думаю, сердцем поймешь, что лучше было бы написать мне сюда, в мое тюремное одиночество, чем без разрешения публиковать мои письма или без спросу посвящать мне стихи, хотя мир ничего не узнает о том, в каких выражениях, полных горя или страсти, раскаяния или равнодушия, тебе вздумается отвечать мне или взывать ко мне.

Нет сомнения, что мое письмо, где мне придется писать о твоей и моей жизни, о прошлом и будущем, о радостях, принесших горе, и о горестях, которые, быть может, принесут отраду, - глубоко уязвит твое тщеславие. Если так, то читай и перечитывай это письмо до тех пор, пока оно окончательно не убьет в тебе это тщеславие. Если же ты найдешь в нем какие-нибудь упреки, на твой взгляд незаслуженные, то вспомни, что надо быть благодарным за то, что есть еще провинности, в которых обвинить человека несправедливо. И если хоть одна строка вызовет у тебя слезы плачь, как плачем мы в тюрьме, где день предназначен для слез не меньше, чем ночь. Это единственное, что может спасти тебя. Но если ты снова бросишься жаловаться к своей матери, как жаловался на то, что я с презрением отозвался о тебе в письме к Робби, просить, чтобы она снова убаюкала тебя льстивыми утешениями и вернула тебя к прежнему высокомерию и самовлюбленности, ты погибнешь окончательно. Стоит тебе найти для себя хоть одно ложное оправдание, как ты сразу же найдешь еще сотню, и останешься в точности таким же, как и прежде. Неужели ты все еще утверждаешь, как писал в письме к Робби, будто я "приписываю тебе недостойные намерения!". Увы! Да разве у тебя были хоть когда-нибудь в жизни какие-то намерения - у тебя были одни лишь прихоти. Намерение - это сознательное стремление. Ты скажешь, что "был слишком молод", когда началась наша дружба? Твой недостаток был не в том, что ты слишком мало знал о жизни, а в том, что ты знал чересчур много. Ты давно оставил позади утреннюю зарю отрочества, его нежное цветение, чистый ясный свет, радость неведения и ожиданий. Быстрыми, торопливыми стопами бежал ты от Романтизма к Реализму. Тебя тянуло в сточную канаву, к обитающим там тварям. Это и стало источником тех неприятностей, из-за которых ты обратился за помощью ко мне, а я так неразумно, по разумному мнению света, из жалости, по доброте взялся тебе помочь. Ты должен дочитать это письмо до конца, хотя каждое слово может стать для тебя раскаленным железом или скальпелем в руках хирурга, от которого дымится или кровоточит живая плоть. Помни, что всякого, кого люди считают глупцом, считают глупцом и боги. Тот, кто ничего не ведает ни о законах и откровениях Искусства, ни о причудах и развитии Мысли, не знает ни величавости латинского стиха, ни сладкогласной эллинской напевности, ни итальянской скульптуры или советов елизаветинцев, может обладать самой просветленной мудростью. Истинный глупец, кого высмеивают и клеймят боги, это тот, кто не познал самого себя. Я был таким слишком долго. Ты слишком долго был и остался таким. Пора с этим покончить. Не надо бояться. Самый большой порок - поверхностность. То, что понято, - оправдано. Помни также, что если тебе мучительно это читать, то мне еще мучительнее все это писать. Незримые Силы были очень добры к тебе. Они позволили тебе следить за причудливыми и трагическими ликами жизни, как следят за тенями в магическом кристалле. Голову Медузы, обращающую в камень живых людей, тебе было дано видеть лишь в зеркальной глади. Сам ты разгуливаешь на свободе среди цветов. У меня же отняли весь прекрасный мир, изменчивый и многоцветный.

Начну с того, что я жестоко виню себя. Сидя тут, в этой темной камере, в одежде узника, обесчещенный и разоренный, я виню только себя. В тревоге лихорадочных ночей, полных тоски, в бесконечном однообразии дней, полных боли, я виню себя и только себя. Я виню себя в том, что позволил всецело овладеть моей жизнью неразумной дружбе - той дружбе, чьим основным содержанием никогда не было стремление создавать и созерцать прекрасное. С самого начала между нами пролегала слишком глубокая пропасть. Ты бездельничал в школе и хуже, чем бездельничал в университете. Ты не понимал, что художник, особенно такой художник, как я, - то есть тот, чей успех в работе зависит от постоянного развития его индивидуальности, - что такой художник требует для совершенствования своего искусства созвучия в мыслях, интеллектуальной атмосферы, покоя, тишины, уединения. Ты восхищался моими произведениями, когда они были закончены, ты наслаждался блистательными успехами моих премьер и блистательными банкетами после них, ты гордился, и вполне естественно, близкой дружбой с таким прославленным писателем, но ты совершенно не понимал, какие условия необходимы для того, чтобы создать произведение искусства. Я не прибегаю к риторическим преувеличениям, я ни одним словом не грешу против истины, напоминая тебе, что за все то время, что мы пробыли вместе, я не написал ни единой строчки. В Торки, Горинге, в Лондоне или Флоренции - да где бы то ни было, - моя жизнь была абсолютно бесплодной и нетворческой, пока ты был со мной рядом. К сожалению, должен сказать, что ты почти все время был рядом со мной.

"De Profundis" ну или просто "Тюремная исповедь" - это не художественный роман; а письмо-исповедь, написанное писателем-драматургом Оскаром Уайльдом. Если верить источникам, публикация этого объёмного письма не планировалась. Увидел свет "De Profundis" спустя несколько лет после смерти Уайльда - стараниями его доверенного лица.

Внесу ясность: чтобы понять ход мыслей и настроение автора, важно знать, хотя бы в общих чертах, что этой книге предшествовало.

Если очень и очень кратко: на взлёте своей писательской карьеры молодой, полный сил и вдохновения Оскар Уайльд знакомится с юношей по имени Альфред Дуглас - лордом и студентом Оксфордского университета. Спрашивается, ну и что же тут криминального? А то, что дружба эта стала походить на болото, куда Уайльда втягивало всё глубже и глубже, как бы он ни пытался высвободиться. Апогеем стал судебный процесс, на котором Уайльд выступал в лице обвиняемого. Его признали виновным в:

грубой непристойности с лицами мужского пола

В гомосексуализме, проще говоря.

Оскар был осуждён на два года каторжных работ, а всё его имущество было распродано с молотка.

Нам становится более детально видна личность миловидного лорда Альфреда Дугласа - избалованного, привыкшего к роскоши, любящего сорить деньгами (которые даже не он заработал), эгоистичного и ведущего себя совершенно по-детски. Уайльд к семье Альфреда (кроме отца) относился с большим уважением и всегда хорошо отзывался. И пожалел с десяток раз, что сразу не прислушался к словам его матери: сын весь пошёл натурой в отца.

Тут важно помнить, что мы читаем лишь один взгляд, с одной стороны - не исключено, что противоположная сторона расскажет совершенно другое, так что здесь мне лучше максимально воздержаться от оценок и попробовать воспринимать "de Profundis" как чистый вымысел.

Неоднократно видела книгу в продаже, но всё же читала её (два раза) в электронном виде. Не могу сейчас сказать, что мечтаю заполучить экземпляр в свою личную домашнюю библиотеку - слишком неоднозначные впечатления у меня вызвала книга.

Если говорить о сюжете, то здесь его как такового нет - один лишь поток мыслей, рассуждений, чувств и высказываний. Не ищите тут динамично развивающихся событий - вы их не найдёте.

Но эта небольшая по объёму книга сможет занять вас на несколько часов, погрузить в размышления и раскрыть личность автора.

Безупречный стиль письма, за который надо хвалить как самого Оскара Уайльда, так и переводчиков. Потрясающе передаются в виде длинных витиеватых предложений чувства и переживания Уайльда - причём не прямыми словами, а как бы между строк. "De Profundis" не пестрит бесконечными страданиями из серии "КАКОЙ ЖЕ Я НЕСЧАСТНЫЙ", но настроение автора легко угадывается - и тут не сопереживать невозможно. Могу себе представить, насколько Уайльда сломили тяжёлые каторжные работы, позор перед всем честным народом, разлука с двумя сыновьями, которых он так и не увидел до самой своей смерти, и горечь от мысли, что его имуществом распоряжается государство. Но при этом Уайльд проявляет просто фантастическую стойкость духа, сообщая, что у него нет никаких обид на мир. Со своей новой судьбой придётся смириться.

На каждой странице попадается с десяток моментов, заставляющих задуматься и посмотреть на себя со стороны. Например, я признаюсь к своему огромному стыду, что меня легко обидеть - готова о всякой разной ерунде или не так обронённом слове со стороны другого человека думать днями и ночами; а Уайльд в своём письме пишет, что к мелочам надо относиться проще и не, как он сам выражается, не греть на своей груди змею, а обида и есть та самая змея.

Не думаю, что Уайльд всё это писал намеренно и собирался после освобождения публиковать это письмо, так что вряд ли тут его можно обвинять в том, что он кривит душой.

Книга должна стать драгоценной находкой для тех, кто ценит изысканный стиль письма.

Собственно говоря, считаю, что всё творчество Уайльда способно похвастаться красотой стиля.

Если хочется понимать каждое слово автора, без дополнительных источников не обойтись. Нет, речь не про тьму-тьмущую непонятных терминов - речь про те моменты, когда Уайльд ссылается на какое-то событие, понятное лишь тем, кто в нём участвовал.

"В тот вечер в доме твоей матери мир перевернулся с ног на голову" (грубый пример) - что было в тот вечер? Почему мир перевернулся?

И ещё: я понимаю, что вопрос совершенно неуместный, но действительно ли Оскар Уайльд не прочь был. развлечений с молодыми представителями сильного пола? В сборнике писем об этом не сказано ни слова; однако в интернете значится информация, что он даже прибегал к услугам мальчиков по вызову. Это, разумеется, никак не портит моё впечатление о творчестве автора.

Ещё пара моментов, которые несколько подпортил общую картину. Это исключительно мои впечатления:

иногда Уайльд, пусть и ненамеренно, но начинает скатываться в предъявления счетов, подсчёты денег, ушедших на развлечения Бози.

Как будто обиженный молодой человек начинает вспоминать, сколько он на несостоявшуюся невесту потратил.

Хотя его возмущения и тут понятны.

поиск виновников этой роковой дружбы - Уайльд считает, что нет его вины в том, что он не смог поставить в их отношениях окончательную и бесповоротную точку. Не получилось, не вышло, такой уж у него мягкий нрав. И тут тоже закрадываются двойственные чувства: и вроде бы ситуация знакома, а вроде бы это бесконечное повторение и взывание к чужой совести начинает сильно бросаться в глаза.

Книга для тех, кто глубоко уважает творчество Уайльда (если её ещё не читали), или просто для тех, кто ценит в книгах изысканный стиль письма. Небольшой объём не отнимет много времени.

- очень много в тексте неясных ссылок на моменты из жизни автора, которые обычному читателю будут непонятны и просто неизвестны (только если он вдоль и поперёк изучал биографию Оскара Уайльда);

- Уайльд старается показать, что ему нет дела до обид и мелочёвок, но с середины книги начинает казаться, что он выставляет Бози счета (справедливости ради: он имеет право возмущаться, просто в повествовании это начинает сильно приедаться).

+ блистательный стиль письма и красивый язык изложения;

+ философия, что не надо обижаться на весь мир и таить в себе обиды, - продвигается автором даже в его подавленном состоянии и с учётом его невесёлой судьбы, которой уж точно не позавидуешь;

+ отлично показана личность самого автора.

Четыре звезды ставлю книге лишь из-за первого минуса, поскольку чтение из-за нехватки информации стопорилось.

Читайте также: