Ты идешь по ковру краткое содержание
Обновлено: 14.05.2024
Проза тягучая и бесцельная, как и времяпрепровождение многих подростков. Но и в этом однообразии всплывают, как айсберги, такие важные проблемы: взаимоотношения детей и родителей, связь со старшим поколением, (дедушка главной героини уже стал терять память…). Похоже, что подросткам из книги гораздо легче найти общий язык с животными (лошади и собаки), чем со взрослыми: с ними ребята открыты, им легко сопереживают, заботятся…
Видимо, я очень уже разбалована зарубежной литературой и жизнью за границей, где любое проявление насилия по отношению к ребенку сразу чревато вызовом полиции. В книге есть драматический момент, когда папа (регулярно испытывает проблемы с алкоголем) ударил дочь. Девочка уходит жить к дедушке…
Мне не терпится узнать, что думают о книге сами подростки, которым и адресована книга. Целевая аудитория: 12+
Электронная версия у меня была не самая удобная: не хватало интервалов, большие фрагменты сплошного текста читать и взрослому утомительно, работать с маркерами нельзя… Понятно, что хочется писать больше приятных слов, чем выступать в роли критика, но это мой взгляд, мое прочтение…
Финал книги оставляет все же больше надежды, чем сомнений. И за окном — весна!
Старая пятиэтажка ещё стоит, а площадку, где прошло моё детство, закатали в асфальт под парковку. Срезали и яблоню, на которую удобно было лазить, и турники, и горку. Только эта бетонная плита, забытая строителями лет пятьдесят назад, ещё не до конца вросла в землю и кусты - нам она служила игровым столом, подмостками, тренажёром для прыжков. Кое-где по городу остались и голубятни, и колонки, и - конечно - яблони с вишнями прямо посреди улицы.
Мария Ботева знает эту атмосферу лета у бабушки, умеет её передать без длинных описаний: голубятни, незастёгнутые сандалии и арбузы ложкой, всё так и было, да. Это выкупило все косяки - я не бросила сборник в середине первого рассказа, и не пожалела.
"Ты идёшь по ковру" стоит первым в сборнике, и, по-моему, зря. В "детском" тексте мерцает сюсюканье, подростки говорят как восьмилетние дети, а "голоса" двух подружек не различаются совсем. А ведь они такие разные! И я всё время путалась, от чьего же лица идёт рассказ.
Зато второй - "Несколько кадров для дедушки" - одна из лучших книг для детей и про детей на моей памяти. Органичная. Тёплая. С тонким чутьём и уважением к подростку, такому взрослому и не знающему , что ж теперь делать со всей этой своей взрослостью. Хороший язык, хороший сюжет, хорошие ребята - не трудные, не сложные, а самые обычные. Где-то они поступают хорошо, где-то - не подумавши, и узнавать себя в них не страшно и не стыдно. Такие же обычные и разные дети учились, наверное, в классе географа Служкина, да и структура повести немного напоминает роман Иванова - только написанный с другого угла, от лица школьницы. Нет в ней ни нравоучений, ни комсомольской прямолинейности характеров - просто вот смотришь на нашу взрослую жизнь глазами серьёзных детей, и хочется что-то с собой сделать. Потому что читается про себя.
Мария Ботева родилась в Кирове в 1980 г, окончила журфак УГУ и факультет литтворчества Екатеринбургского театрального института. Работает журналистом в Кирове, пишет документалистику, стихи, художественные книги для взрослых и детей.
Лауреат молодежной премии "Триумф", финалист премий "Заветная мечта", "Дебют", премии Андрея Белого. Её произведения включены Мюнхенской библиотекой в список выдающихся книг "Белые вороны".
Если понравилось - подписывайтесь и читайте pro_sebia в ленте, а еще в Инста и ВК
Ты идешь по ковру: две повести
Иллюстрации Дарьи Мартыновой
Ты идёшь по ковру
Зануда, а про неё так и не подумаешь, с виду.
Я сказала однажды утром:
Она как-то неохотно повторила, конечно, с утра какая-то грустная, хоть и каникулы.
– Ты идёшь, пока врёшь, – я сказала. Вижу, Маринка повеселела немного. Думаю: ладно, пусть не повторяет, а сама продолжаю: – Мы идём, пока врём. Он идёт по коврёт.
Знаю, как можно Маринку развеселить. Я эти ковры услышала по радио, Леонид Сергеевич очень громко включает звук в своих наушниках, вот и слышно. С тех пор мы все каникулы ходили по хлипким весенним тропинкам, повторяли это всё. Проваливались в снег, выдёргивали друг друга. Вытащит меня Маринка, я стою выколупываю снег из сапога, а она смеётся. Даже странно мне это – чего смешного, когда снег в сапоги набивается? А я наклонилась и не вижу, что по улице идёт наша Санна Ванна. Она останавливается и говорит:
– Веселитесь? А рассаду сегодня снова мне поливать?
Маринка перестала смеяться. А тут я голову подняла, говорю:
– Да мы вот в школу идём как раз.
Маринка опять смеётся. И мне стало смешно. Санна Ванна только головой покачала и ушла, она с обеда, наверно, возвращалась. Вот учителям жизнь: надо в школу всегда ходить, даже в каникулы. Всё, я расхотела быть учителем, а ещё неделю назад собиралась когда-нибудь. Точно, расхотела. Пока мы дотопали до школы, все ноги в сапогах замёрзли, хоть идти-то нам всего ничего: мимо стадиона и дома культуры, потом дорогу перешли – вот и школа.
– Всё, я уже сама полила, – сказала нам Санна Ванна. – Чаю попейте, я нагрела.
Ушла куда-то, мы сидим пьём чай. Вдруг Маринка говорит:
– Тётя Катя всех покатит, перекатит, выкатит.
– Тётя Люба всех полюбит, перелюбит, вылюбит, – я продолжаю. Чай пусть немного остынет, а то очень горячий.
– А дядя Женя всех поженит, переженит, выженит! – кричит Маринка.
Тут Санна Ванна пришла и отправила нас домой. Мы наглотались горячего чаю и побежали. Даже кружки не стали споласкивать. Так и ходили в школу все каникулы. Санна Ванна перестала поливать рассаду, нас дожидалась. Нам же не трудно. В классе в ведре отстаивалась вода, мы набирали кружкой, а потом ложкой потихоньку поливали – чтобы не выбить нежные корешки.
Правда, у Маринки нет слуха и все песни выходят противными, но она поёт всё равно. Если мы поём на стадионе или на остановке, прохожие побыстрее пробегают мимо нас, я заметила. Однажды мы сидели на рукоходе[1], и мой сосед, беззубый дядя Фима, не стал ускоряться, а остановился, чтобы послушать наши дикие песни – это мама их так называет: что вижу, то пою. Вот Маринка и пела:
– Мы на рукохо-оде-е! Дед Ефим идёт! Ведро своё-о несё-ёт! Ведро си-и, си-и, си-ине-е-е!
– Мам, почему он такой? – иногда я спрашиваю про Ефима. Каждый раз этот вопрос про разное, но мама как-то догадывается. Она отвечает:
– Он думает, раз у человека выпали зубы, значит, так и надо. Нечего поправлять то, что сделала природа.
– Ну, он считает, что в твоём возрасте надо ложиться спать не позже десяти.
Это мама сказала после того, как Ефим не пускал ко мне Маринку. Просто встал на пороге, загородил дверь в подъезд. Никак нам было не встретиться. Хотя у меня как раз не выходила домашка по математике, Маринка бы мне помогла. И вообще, у неё как раз вернулся папка, праздновал. Его посадили на пятнадцать суток, потому что кого-то обругал в городском автобусе, чуть не подрался, удержали. Он берегов не чует, приходится расплачиваться. Так мой папка говорит. Ну, Маринке самое время было бы у меня посидеть, а может быть, и остаться на ночь. Но дед Ефим стоял несгибаемо. Я сама уже выходила в подъезд, уговаривала. Потом вышла мама, просто отодвинула его, Маринка и вошла. Ефим потом с мамой неделю не разговаривал, мама только посмеивалась, говорила:
– И хорошо, устанешь его слушать, каждый раз одно и то же, заведёт про свою Прибалтику. Или Приднестровье? Про что он рассказывает, Оль?
Прибалтику свою вспоминает всё. Но и про Приднестровье тоже говорит, как там стреляли, война была. Мне сначала было интересно, но всё одно и то же, и всё про войну. Трудно слушать. У Ефима нет зубов, и он шамкает, а руки в белых толстых шрамах, кожа как-то съёжилась. Руки летом темнущие из-за солнца, а шрамы белые. Говорит, это от войны. Говорит, никогда в жизни не ревел, только там, на войне, когда ему вытаскивали пулю из руки. Или из сердца? Не помню точно. Из руки, наверно.
Летом мы стали уходить в лес или к овощным ямам, там редко кто-нибудь ходит. Как-то сидели у ям, видим: идёт Ефим, тащит мешок за спиной. Я говорю:
– Давай следить, куда это он.
Так мы стали за ним следить, незаметно ходили за ним весь июнь почти. Летом дни длинные, а всё равно не так уж было много времени следить. По утрам ездим на прополку, автобус увозит прямо от администрации в хозяйство, на какое-нибудь поле. Или в теплицы, если дождь. Деньги только в конце лета, а городским рабочим, например, каждую неделю. Зато мы работаем не целыми днями, а по четыре часа. Дома тоже прополка или чего-нибудь другое по огороду. Жуков ещё замучаешься собирать колорадских, противные, бе. Меня мама каждое утро будила, чтобы успела нарвать травы для кур до прополки в хозяйстве. Так я и заметила, что дед Ефим всё время ходит в одном направлении. Только он вышел из дома – я убежала к себе, звоню Маринке:
– Смотри в окно, может, он на остановку пошёл?
Она перезвонила через пять минут, говорит:
– Ничего не на остановку.
Однажды Маринка нашла перчатку из толстой резины, жёлтой. Такие мы и хотели давно, для рогаток. Славка Маринкин говорил, что для рогаток это самая лучшая резина: хоть её и тянуть тяжело, зато пулька летит дальше. Почему-то в нашем магазине продавали совсем другие перчатки, разных цветов, но только тонкие. У нас с Маринкой давно была такая мечта: научиться стрелять из рогаток. Не знаю для чего. Мы эту резину еле привязали к рогатинам своим, так плохо тянется, потом стали думать, чт|о использовать на пульки. Головки от одуванчиков летят еле-еле; камушками – больно, мы же не в Средневековье, чтобы камнями стрелять. А у нас дома целый мешок сухой кукурузы, мы иногда даём курам – она маленькая и твёрдая, как раз то, что нужно. Куда стрелять, мы тоже не думали. Вечером пошли в детский сад погулять, а вокруг него забор глухой. Это мода такая появилась сейчас в посёлке – заборы глухие, прямо напасть. Рядом с садиком во дворе сидят бабушки. Тётя Сима, тётя Нюра, ещё кто-то, не помню уже. У нас в карманах кукурузы полно, ну, мы и стали стрелять. Не в них, конечно, рядом. Оказалось, кукуруза тоже плохо летит. Нам неудобно было, стоим на поперечных брусках с той стороны забора, держимся на одних носках, прижимаемся к доскам. Бабуси оглядываются, а мы в это время прячем головы, чтобы они нас не разглядели. Ещё родителям расскажут или в школе. Потом стрелять надоело. Стали кричать, специально голоса меняли:
Ты идешь по ковру" - новый сборник повестей молодого талантливого писателя Марии Ботевой.
Однажды папа приносит домой щенка. Ну как щенка - одно недоразумение: такой маленький, что помещается в ладонь, спит и ест, а больше ничего не делает. С таким и гулять-то выйти стыдно. Увидят - засмеют. Но оказывается, что когда тебе есть о ком заботиться, жизнь меняется. И не только твоя - всей семьи. Об этом - повесть "Несколько кадров для дедушки".
Читайте также: