Токарева ничего особенного краткое содержание

Обновлено: 08.07.2024

Маргарита Полуднева – счастливый человек.

Например, однажды в четвертом классе, когда в нее влюбился соседский мальчик Вовка Корсаков и, желая обратить на себя внимание, сбросил на нее с шестого этажа чугунный утюг, то утюг упал в одиннадцати сантиметрах от ее ног. Судьба посторонилась на одиннадцать сантиметров. Маргарита в это время поправляла сползший чулок. Она подняла голову, увидела Вовку в окне и сказала:

– А… это ты… – и пошла себе дальше в двурогом синем бархатном капоре. На Вовку она не обиделась. У нее был такой характер. Если бы он убил ее или покалечил, тогда были бы основания для обид. А так – зачем обижаться на то, что не произошло.

Официально Марго считалась мать-одиночка, хотя грамотнее говорить мать-холостячка. Если женщина имеет ребенка, да еще такого красивого и полноценного, как Сашечка, она уже не одинока.

Помимо всего прочего, Бедр Эльдин научил Марго есть картошку, политую постным маслом и лимоном, – это было вкусно и дешево. Так что, если разобраться, от Бедра произошло довольно много пользы. Больше, чем вреда. Тем более что пользу он принес сознательно. А вред – бессознательно. Не мог же он повлиять на сложные международные отношения. Любовь бессильна перед политикой. Потому, наверное, что любовь касается только двоих людей, а политика – многих.

Время шло. Сашечка рос и уже ходил в школу-интернат, а по субботам и воскресеньям Марго забирала его домой. Марго работала в конструкторском бюро и ждала своего счастья. Она не просто ждала, туманно надеясь, а пребывала в состоянии постоянной готовности встретить свое счастье и принять его радостно, без упреков за опоздание. За столь долгое отсутствие.

Однажды счастье явилось в виде обрусевшего грузина по имени Гоча. Подруги сказали: опять. И сказали, что Марго – просто специалист по Среднему и Ближнему Востоку. Им казалось, что Гоча и Бедр – это одно и то же. Хотя общего у них был только цвет волос.

К чести Гочи надо заметить, что он не собирался обманывать Марго и сразу, с первого дня, предупредил, что не любит ее и любить не собирается. Его сердце занято другой женщиной, но у них временное осложнение отношений. Гоча учился в консерватории на отделении деревянных духовых, и, выражаясь языком музыканта, осложненная любовь была главной темой его жизни. А Марго являлась как бы побочной партией. А вся его жизнь – симфоническая поэма-экстаз.

Гоча был какой-то вялый, будто и не грузин вовсе. Он постоянно простужался и кашлял как в трубу. Видимо, ему был не полезен ленинградский гнилой климат. Он говорил, что Ленинград стоит на болотах и он здесь никогда не согреется. Марго вязала ему теплые вещи, варила горячие супы и выводила гулять. Когда шли по улицам, она вела его за руку – не он ее, а она его, держа в своей руке его нежные вялые пальцы. Иногда они останавливались и целовались. Это было замечательно.

Главная тема гармонично переплеталась с побочной партией. В музыке это называется полифония.

Марго умела жить моментом и не заглядывала вперед. А Гоча был подвержен самоанализу. Он говорил, что только простейшие микроорганизмы, типа инфузории-туфельки, размножаются простым делением и не заглядывают вперед. А человек на то и человек, чтобы планировать свою жизнь и самому руководить своей судьбой.

Вот и спланировали. Собрались со Старостиными из конструкторского бюро в отпуск. Собрались в Гагры, а оказались совершенно в разных местах: Гоча – в гробу, а Марго – в больнице.

Виктория Токарева - Ничего особенного (сборник)

Виктория Токарева - Ничего особенного (сборник) краткое содержание

Виктория Токарева - Ничего особенного (сборник) читать онлайн бесплатно

Виктория Токарева - Ничего особенного (сборник) - читать книгу онлайн бесплатно, автор Виктория Токарева

Ничего особенного (сборник)

© Токарева В. С., 1983

Самый счастливый день

Я заглянула в тетрадь своей соседки Ленки Коноваловой. Ленка строчила с невероятной скоростью и страстью. Ее самый счастливый день был тот, когда ее принимали в пионеры.

Однажды мы с мамой отвели домой пьяного ханурика. Он потерял ботинок и сидел на снегу в одном носке. Мама сказала: нельзя его бросать на улице, может, у него несчастье. Мы спросили, где он живет, и отвели его по адресу. От этого поступка была наверняка большая польза, потому что человек спал не на сугробе, а у себя дома и семья не волновалась. Но самым счастливым днем это не назовешь: ну отвели и отвели…

Неделю назад я слышала по радио передачу о счастье. Там сказали: счастье – это когда что-то хочешь и добиваешься. А очень большое счастье – это когда что-то очень хочешь и добиваешься. Правда, потом, когда добьешься, – счастье кончается, потому что счастье – это дорога к осуществлению, а не само осуществление.

Что я хочу? Я хочу перейти в девятый класс и хочу дубленку вместо своей шубы. Она мне велика, и я в ней как в деревянном квадратном ящике. Хотя мальчишки у нас в раздевалке режут бритвой рукава и срезают пуговицы. Так что дубленку носить в школу рискованно, а больше я никуда не хожу.

А что я очень хочу? Я очень хочу перейти в девятый класс, поступить в МГУ на филологический и познакомиться с артистом К. К. Мама говорит, что в моем возрасте свойственно влюбляться в артистов. Двадцать лет назад она тоже была влюблена в одного артиста до потери пульса, и весь их класс сходил с ума. А сейчас этот артист разжирел как свинья, и просто диву даешься, что время делает с людьми.

Однажды мы с Ритой дождались К. К. после спектакля, отправились за ним следом, сели в один вагон метро и стали его разглядывать. А когда он смотрел в нашу сторону, мы тут же отводили глаза и фыркали. Рита через знакомых выяснила: К. К. женат и у него есть маленький сын. Хорошо, что сын, а не дочка, потому что девочек любят больше, а на мальчишек тратится меньше нежности, и, значит, часть души остается свободной для новой любви. У нас с К. К., правда, большая разница в возрасте – двадцать лет. Через пять лет мне будет восемнадцать, а ему тридцать восемь. Но пусть это будет его проблемой. А молодость еще никогда и никому не мешала.

Ленка Коновалова перевернула страницу – исписала уже половину тетради. А я все сижу и шарю в памяти своей самый счастливый день.

Я читала в газете, что Москва занимает последнее место в мире по проценту преступности. То есть Москва – самая спокойная столица в мире. И это правда. Я убедилась на собственном опыте. Если бы самый плохонький воришка-дилетант и даже просто любопытный, с дурными наклонностями человек прошел по нашей лестнице и прочитал мамину записку, то получил бы точную инструкцию, что ключи под ковриком. Открывай дверь и заходи. Еда на плите – разогревай и обедай. А хозяева явятся в шесть. Так что можно не торопиться и даже отдохнуть в кресле с газетой, а около шести – уйти, прихватив папины джинсы, кожаный пиджак и мамину дубленку, отделанную аляскинским волком. Больше ничего ценного в нашем доме нет, потому что мы – интеллигенция и живем только на то, что зарабатываем.

Мама говорит: когда человек боится, что его обворуют, его обязательно обворуют. В жизни всегда случается именно то, чего человек боится. Поэтому никогда не надо бояться. И это точно. Если я боюсь, что меня спросят, – меня обязательно спрашивают.

Вообще по сценариям Токаревой снято огромное количество картин, да, порядка 30. Это очень хороший показатель. Половину из них она не видела, потому что они не выходили в прокат. Но при всём при этом сама Токарева очень четко проводит разницу между киноработой и прозой. Она мне сама как-то объяснила, когда пыталась меня научить писать сценарии, что в сценарии всё развивается телескопически: каждое следующее положение, каждая следующая сцена должна механически точно вытекать из предыдущей. А в прозе это не так, в прозе текст кустится, он ветвится, он растет, как дерево, а не как удилище. И поэтому там чем больше иррациональности, тем лучше.

И вот удивительное дело. Всё, что я сейчас говорю, в некотором смысле такое признание в любви к Токаревой, потому что она один из очень немногих живых героев нашего цикла, и не просто живых, а активно работающих. И каждый раз, как я её читаю, я сталкиваюсь вот с этой великолепной цветущей органикой её прозы. Она же, в общем, не стала писать хуже, это редкость. Она демонстрирует изумительно стабильный результат.

Я помню, что первое ошеломление от прозы Токаревой в моей жизни было таким сильным, что я спёр эту книгу из пансионатской библиотеки, просто взял и спёр. А потом, читая эту книгу, я испытал такой прилив совести, что пошел и незаметно её вернул, и это для Токаревой серьезный, мне кажется, комплимент. Мне было лет двенадцать.

Это действительно, она пианист. Известно, что когда ей в составе довольно большой делегации женской русской прозы случилось ездить по Германии и вообще по Европе, там все прозаики ― а прозаики вообще всегда ссорятся, а уж женщины постоянно! ― находились в состоянии непрерывной такой нервной взвинченности. И когда эта взвинченность прорывалась очередным конфликтом, Токарева кидалась к роялю и начинала оглушительно громко играть, чтобы таким образом всех отвлечь, как такой Гефест, ходящий вокруг пира и потешающий всех своей хромотой.

Действительно, она хорошо играет, я, кстати, слышал. Она писала лет, наверно, с пятнадцати параллельно с музыкальными занятиями, написала чемодан прозы и этот чемодан в тридцать лет торжественно сожгла, чтобы никто не узнал её ранних опусов. Она пришла с удивительно набитой рукой, с профессиональным, крепким, уже сложившимся стилем.

А как Токарева пишет! Я специально подобрал наиболее наглядный фрагмент из её прозы. Это об очень горестных вещах, об очень тяжелых, но это, во-первых, смешно, а во-вторых, когда это больно, то это не педалируется. Одного абзаца Токаревой всегда достаточно, чтобы понять, но как это сделано ― вот это уже задача для серьезного филолога.

Однажды Корольков приехал в будний день. Дежурная у ворот девочка спросила:

― А ты откуда знаешь?

― Вы похожи,― сказала девочка и побежала за Оксаной, крича на ходу: ― Королькова! К тебе приехали!

Появилась Оксана. Подошла довольно сдержанно, хотя вся светилась изнутри. Корольков смотрел, как она подходила, и видел, что она похожа на жену, но это не мешало любить её.

― Ну как ты тут?― спросил он.

― Ничего, только ласки не хватает.

Он увел её в лес, достал из портфеля ранние помидоры, первые абрикосы, стал ласкать ― на неделю вперед, чтобы ласки хватило на неделю. Он целовал по очереди каждый пальчик, гладил серенькие перышки волос. Она спокойно это пережидала, не ценя и не обесценивая. Для неё отцовская любовь была привычным состоянием, как земля под ногами и небо над головой.

― Тебя выбрали куда-нибудь?― спросил Корольков.

― Выбрали. Но я отказалась,― с достоинством ответила Оксана.

― Санитаркой. Ноги перед сном проверять.

Корольков отметил про себя, что в коллективе дочь ― не лидер. Наследственный рядовой муравей.

― А танцы у вас есть?

― Конечно. Я хожу,― похвасталась Оксана.

― А мальчишки приглашают?

По футбольному полю бегали мальчишки. Гоняли мяч.

― А здесь он есть?― спросил Корольков, кивая на поле.

― Нет, он от физкультуры освобожден.

И то, что она не лидер, и влюблен в неё не лидер, и сам Корольков чувствует про себя, что он не лидер, не хозяин своей судьбы. Три несчастных чмошника, которые пытаются своей убогой лаской обогреть друг друга. Но вот это я всё пересказываю, а ведь на самом деле это всё у неё в крошечном пространстве.

Конечно, Токарева ― прямая ученица Чехова, потому что именно у Чехова явлен абсурд повседневности. Все эти маленькие люди, которых, в общем, и не очень жалко. Но всё-таки Токарева женщина же, да, и не врач, а музыкант, поэтому у неё эта жалость поверх такой слегка брезгливой ноты всегда присутствует. И мы вместе с ней сострадаем бесконечно.


Вот у этой счастливой женщины действительно постоянно какие-то удачи в жизни. Она очень рано осиротела, в тринадцать лет, но как-то вырастили её родственники. Она влюбилась в такого грузина Гочу обрусевшего, который женат, но к ней приходит. В общем, она понимает, что он её не любит, он всегда с таким скучающим видом приходит. И она чувствует себя матерью, которая насильственно кормит ребенка кашей, а он отворачивается и каша кляксой растекается по ней. Обратите внимание, как всегда у Токаревой точен чисто физический жест, метафора.

И вот жизнь героинь Токаревой ― это такая история, когда вот один орган отказал, а его функции взял на себя другой. Мужчина отказал, но нашлось что-то другое. Такая постоянная история взаимозаменяемостей, как у мозга, когда один его участок поврежден, его функции берет на себя другой, и только. Жизнь героинь Токаревой ― это постоянный тришкин кафтан: здесь подлатали, здесь подлатали, ну и как-то всё это держится, кое-как, ничего особенного.

И вот пока он её выхаживает, она успевает его полюбить, потому что её потребность любить огромна. Она начинает перекидываться на каждого встречного, у неё же только и осталось в жизни, что ребенок от несчастливого первого брака.

И вот в конце концов, когда женщину эту, Маргариту, молодую и, в общем, чуть живую, еле выжившую, выписывают и она возвращается к своей одинокой жизни, Корольков вдруг понимает, что без неё в его жизни образовалась огромная пустота.

Что сделает с этим плохой писатель? Плохой писатель напишет, как Корольков после долгих колебаний сбежит к Марго, проведет с ней ночь, поймет, что там счастье, и на этом поставит точку. Вот дальше Токарева начинает медленно доворачивать винт. Пишется потрясающая сцена ухода Королькова из дома.

Дело здесь в том, что герои Токаревой, в отличие от стандартного советского человека, не ищут причины трагедии вовне. Они как-то не исходят из завышенного представления о жизни. Для них всё, что не смерть, то норма. И вот в этом каком-то благородном стоицизме, очень несоветском, было многое в Токаревой.


И как ни странно, одним из главных источников выживания для советского читателя была вот именно такая проза. Конечно, Токарева никогда не претендовала быть писателем класса Трифонова с его довольно авангардной стилистикой, с его страшной густотой и плотностью фактов, с его социальным звучанием. Но по-своему она очень крепкий и очень сильный мастер, и мне ужасно приятно, что сейчас, когда мы имеем советский вариант, но только с трубой пониже и дымом пожиже, этот автор с нами и продолжает работать.

Мы всегда рады честным, конструктивным рецензиям. Лабиринт приветствует дружелюбную дискуссию ценителей и не приветствует перепалки и оскорбления.

Рекомендую, не для развлечения, а для размышления. Простые, но такие жизненные произведения!

Карманный формат, мягкая обложка, тонкая сероватая бумага, хороший шрифт.

Прилагаю несколько страниц для ознакомления:

Написано легко и просто, но при этом остроумно и иронично. Хорошее настроение и смех – обеспечены.
Книга нестандартного – уменьшенного – формата. Обложка - мягкая, покрытая плёнкой. Бумага – тонкая серая, размер шрифта – мелкий.
Разочарована внешним видом – слегка потёртая, с чёрными пятнами, с заломами обложка, один уголок расслоился и загнут.
Если книга кому-то нужна не на один раз, то лучше купить с твёрдой обложкой.

Очень понравилась эта книга Виктории Токаревой, больше остальных прочитанных ранее. Особенно понравилась последняя повесть - "Звезда в тумане". Прекрасный образный, меткий язык, глубокие мысли, светлое настроение. Очень понравились некоторые мысли: " Лучше быть жертвой. чем палачом". "Умирать собирайся, а жито сей".
Оставлю книгу в своей библиотеке.
Печать достаточно хорошая. Цена демократичная.

Книга является сборником для 7 рассказов и 6 повестей. Бумага газетная, серая, слегка просвечивается. Для легкого чтения - то, что нужно.

Честно сказать, удивлена.
В книгу вошли хорошо и давно знакомые вещи - "Самый счастливый день", "Коррида", "Сто грамм для храбрости", "Звезда в тумане", "Старая собака", "Неромантичный человек" т.д. Всего 7 рассказов и 6 повестей. Кто такая Марианна Гончарова? Ее имя на книге отсутствует.
Сама книжка небольшая, формата как "Азбука Классики", обложка лощеная, переплет клееный, бумага желтоватая, но достаточно плотная, чтобы страницы не просвечивали. Никакого оформления нет - только тексты. Удобно для дорожного чтения.
А я думала, что-нибудь новое.

Знакомство с мастером

Они познакомились в Доме актера. Писательница вспоминала:

d013c83a38020310a9e08a58a85523e1 (660x440, 179Kb)

А Данелия был в этой сказке принцем. Виктория приходила в дом режиссера, в котором все как будто было подсвечено его талантом, и попадала в какое-то новое измерение. Георгий не писал сценарии, разыгрывал целые моноспектакли. Виктория хохотала, Данелия заряжался ее смехом. Невозможно, чтобы работа приносила такое острое счастье — но так было. Вместе со сценарием появлялось что-то совсем новое, что-то, меняющее всю жизнь: они быстро поняли, что это любовь. И что противиться этому бессмысленно.

Виктория Токарева

Любовь — как поезд, который все сметает на своем пути. И моральные запреты уже не работают, — говорила Токарева потом.

К тому же Данелия просто физически не мог работать без Токаревой. Ему было необходимо, чтобы она сидела за машинкой, хохотала, переводила его идеи в слова… Позже Георгий скажет Виктории:

Ни с тобой, ни без тебя

890ce253b825e6a630d4bb643ffe5631 (700x583, 151Kb)

Виктория не жалеет, что все вышло вот так.

Георгий Данелия

Я не могла бы строить счастье на слезах своей дочки. У нее с отцом была и есть такая страстная, бесконечная любовь, что раздирать их, растаскивать, значило бы просто уродовать ребенка.

«Это миф, что нельзя любить двоих. Очень даже можно. Потому что любишь по‑разному, — говорит писательница.

Читайте также: