Соль земли краткое содержание соколов микитов
Обновлено: 05.07.2024
О днях прошедшей старины
Морские помнят валуны.
День вечный всюду тогда был,
Об этом месяц не забыл.
Лишь лето было у природы,
Рогатому здесь можно верить,
Ведь простоял он у прохода
В дневные солнечные двери.
Царём в лесу был Лесовик,
Носил он имя Дубовик.
Болотом правил Водяной,
Там всем он мог распоряжаться,
Ну, кроме интересов Нисы.
Не мог на дочку надышаться,
Все выполнял её капризы.
Она была краса-красой,
Всё позволял ей Водяной.
Все знали, что на берегу
Играют в общую игру
Зеленоглазые русалки,
С кувшинкой, заплетённой в косы,
И девушки-лесавки,
Простоволосы и курносы.
Водили как-то хоровод.
Никто не ведал наперёд,
Что Нису в ту минуту ждёт,
И серый волк вдруг украдёт,
Схватив её на всём бегу.
Хоть кожа как кора у дуба,
Была Дубовику
Дочь Водяного очень люба.
Союз извечно был плохим
С её папашей Водяным.
Чтоб сватать – знал, не будет толку.
Дал поручение он волку.
Какой бы не был он влюблённый,
Знал, что отказа не избегнуть,
И не получит Нису в жёны.
Пришлось к коварности прибегнуть.
В реке у леших не один
Был друг из нечисти трясин.
И к Водяному пришла весть,
Последовала сразу месть.
Он разразил такую бурю,
Лес в буреломы переплужил,
Но понял, что от этой дури,
Он сделает себе лишь хуже.
- Что хочешь у меня возьми!
Ты только дочь мою верни!
Подгонят на любой рыбалке
Тебе улов мои русалки! -
И Водяной всё выл на кочке,
Любил обильно он поплакать:
- Ты, Лесовик! Верни мне дочку,
Исполню твой каприз я всякий! –
- Ну, что ж, отдам, но Соль Земли
Найди мне! – он в ответ съязвил.
- Найди и принеси ко мне,
Они ведь равны по цене. –
И знал о том, что не добудет,
Ведь притчи той затерян след,
Что навсегда с ним Ниса будет,
Пусть ищет он, хоть тыщу лет.
Тут Водяной и стар и мал,
Из топи нечесть всю собрал.
Пришли болотники, хмыри,
Русалы и кикиморы.
- Кто Соль Земли добудет,
Ко мне её доставит,
Тот награждённым будет,
Добра потомкам хватит. –
Сказал тогда болотный царь;
- Пусть знает это моя тварь.
Подарок мой для всех един -.
Болотник Ящка их тресин
С елани выбрался повыше:
- Я от болотного бродяги
Про эту Соль чего-то слышал,
Найду! Живёт он под корягой. –
…Про Соль бродяга рассказал,
И где Земля он указал.
- Верстами там не меряна,
Шагами не измерена.
А на Земле стоит два дуба,
На них сидят два ворона,
Они и есть та Соль Земли,
Две половинки поровну.
К деревьям Яшка прибежал,
Но быстро как он не шагал,
Как будто бы у дуба он,
Но дуб маячил словно сон.
- Там нет длины и ширины =,
Всё оказалось чистой былью,
И понял Яшка, что нужны
Ему чужие крылья.
Таким желанием ведом,
Нашёл орлиное гнездо.
Кнутом орлицу, взял, огрел,
С её крылами он взлетел
На ветви дуба для разбоя.
Он думал птиц так обмануть.
Но их поймать не смог обоих,
Пришлось в мешок забрать одну.
Водяной, чтоб не ворчал,
Вместо ворона грача,
Яшка к птице подсадил,
И это всё потом вручил.
Водяного свита рада,
Отвалила много злата.
Сам пошёл к Дубовику,
Чтобы дочь забрать свою.
- Вот! Получи-ка Соль Земли!
Дочь скорее мне верни!
Но вышла дочка на крыльцо,
В ноги бросилась к отцу.
- Меня прости и не пыхти,
Сдружились мы с Лесовиком,
С ним свыклась я – мне не уйти,
Один у нас теперь с ним дом! –
Болотник в мире колдовском
Мечтал про мир с Дубовиком.
Тяготился он враждой.
Тут радость вылилась водой.
И потекли ручьи из слёз
В лесу средь сосен и берёз.
И птиц на радости такой,
Всех отпустил наш Водяной.
Где есть вода, там есть и лес,
Тогда растёт он до небес.
Лес вырубят – вода уйдёт,
Зверь воду больше не попьёт.
Могу сказать о Водяном,
Которому слезить не чуждо.
Он стал роднёй с Дубовиком,
Живёт с ним в превеликой дружбе.
Покрылось снегом пол Земли,
Меняться с ночью стали дни,
И листья и цветы завяли.
- Так в чём причина все гадали? –
Один плут Яшка только знал,
Что узы братьев разорвал,
Всё в мире сразу изменилось,
Печаль закрыла пол светила…
Фантастика Серебряного века
Вячеслав Шишков
Юбиляру П. М. Вяткину
в день его 25-летнего юбилея
педагогической деятельности — посвящается[1]
Кедр, высокий, развесистый, мощный, с глубоко ушедшими в родную землю корнями, гордо стоял на поляне и шумел своей буйной, вечно зеленой хвоей.
Солнце склонялось к западу и, рассекая мрачную тучу, повисшую на холодном сибирском небе, бросало свои радостные лучи на поляну и дрожало тихими отблесками на раскидистых, ароматных хвоях кедра.
И радовалось солнце, торжествуя победу над тучей.
Радовалось и звенело чуть внятной, победной песнью на голубых колокольчиках, незабудках, ландышах, притаившихся возле, в зеленой мураве поляны.
И весело рокотал кедр, содрогая свои пышные хвои, и вторил песне солнца.
А туча плакала горько и неслась дальше, бессильная, роняя скорбные слезы.
Возле кедра стояла белая березка, с нежными листами, с белым, стройным стволом, радостная, нарядная, пышная.
И кедр любовался ею.
Фиалки, ландыши и другие цветки с детскими, ясными глазками любовно жались к ней, вползали вверх, стараясь перегнать друг друга, а она, белая березка, свесив свои зеленые кудри, что-то тихо шептала им.
И ликовали фиалки и ландыши и другие цветы с детскими, ясными глазками.
Но, чу! Дрогнула и затихла вдруг песня солнца, и все притаилось и замерло.
Хищным клекотом огласилась поляна. То стая коршунов, взмахнув раз-другой крыльями, неслась за роем испуганных птичек.
А те в ужасе, в смертельном страхе молили небо дать им защиту.
Небо глядело на них миллионами равнодушных глаз.
Они, обессиленные птички, то припадали к земле, то вспархивали кверху и не замечали, что кедр давно уже машет им своими ветвями, давно посылает проклятья хищникам и ласково манит к себе трепещущих в ужасе птичек.
Но вот — увидали. Чирикнули радостно и ринулись к кедру, и прильнули к нему, и замерли между зелеными хвоями.
— Спаси нас, кедр… заступись… О, кедр, не дай нас в обиду…
А кедр рокотал, кедр потрясал вершиною, кедр был гневен.
И боялись хищники грозных взмахов его ветвей.
Боялись, и презирали себя, и ненавидели кедр.
В злобной ярости бросались они к кедру и отлетали прочь с подшибленными крыльями.
Кедр был справедлив и гневен.
Злобно кричали коршуны, яростно сжимая острые когти. И бросались вновь, ломая ветви кедра.
Но недолго продолжалась неравная битва. Все больше и больше вылетали крылья у коршунов, все грозней становился кедр.
И полетели прочь хищники — мимо березки, мимо одного кедра, мимо другого, стоящих вблизи.
Много раз спускалось на землю лето, и заливало поляну ярким, играющим светом солнца, и украшало ее цветами и травами.
Много раз приходила зима и приносила с собою стон и хохот метелей и белый покров холодного снега.
А кедр все стоит на той поляне, угрюмо смотрит вперед, высоко подняв голову, как рыцарь с приподнятым забралом.
И в тихие летние зори, и в морозные зимние дни слетаются до сих пор к нему птички со всех концов обширной поляны, смело садятся в его пушистые хвои и поют ему песни.
— Спасибо, спасибо, кедр… Кедр, ты справедлив… Мы тебя любим… Ты защищаешь нас… Ты учишь нас жизни… Спасибо, спасибо, кедр…
Вячеслав Шишков
Малиновка, уцепившись за ветку боярки, насвистывала весенней порой свою песенку, а я, усталый и одинокий, лежал под кустом и слушал и старался понять, что она напевает, что выговаривает, какую печаль или радость хочет поведать пылавшему за рекой закату.
— Малиновка, милая маленькая птичка, — тихо прошептал я, боясь вспугнуть певунью, — вот ты прилетела из далеких стран, оттуда, где солнце радостней и нарядней земля, где голубей небо и ярче табуны полночных звезд; скажи мне, малиновка, что ты там видела, весел ли там человек или такой же он, как и здесь, на севере, хмурый и несчастный?
Долго не мог я понять, что стала она наговаривать, потом открылась мне тайна ее слов, и я чуял сердцем смысл ее щебетанья.
Она пела, перепархивая с сучка на сучок:
— Слезы, слезы, маленькие, блестящие, как капельки росы на кустах, слезы человека. И там, и там. Зачем плачет человек, зачем редко поет песни, зачем он груб и убог и жесток сердцем, сидят в тесных городах, а в поле цветы, а в поле трава и птицы, мотыльки и простор. Какая ширь, какая высь. Нет, — сидит и плачет, и горюет. Везде, везде. Эх, человек… Нет у тебя крыльев, человек… Мне жаль тебя, человек, но как я помогу: я маленькая и слабая, а ты такой большой, большой… Помрешь ты, человек, сгниешь в земле, и не увидишь цветов, и не услышишь пенья птиц. Зачем все захотел взять себе? Устанешь, человек. Отдохни, отдохни. Уйди в леса, любуйся небом. Гляди, гляди, как горит закат, гляди, гляди: белая большая птица летит под облаками и вся розовая на заре сделалась. А я вот здесь сижу, и мне хорошо, и я вижу тебя: упал ничком на землю, закрыл лицо ладонями и вздрагиваешь плечами. Зачем, зачем? Эй, повернись лицом вверх, смотри в небо. Гляди, гляди: сейчас загорится звезда, и я буду петь тебе песни всю ночь до рассвета. Зачем стонешь? Эй, повернись лицом к небу…
Долго пела она, кого-то кликала тонким посвистом и смеялась, а мое сердце сжимала ужасная тоска. И я мучился, не зная, откуда пришла она, мучился молча и лежал недвижимо, припав лицом к земле.
А малиновка пела.
Время шло, зажигались вверху звезды, а я лежал и не слушал больше песен птички. И забыл, что кругом лес, что я один в нем со своей тоской. И то ли во сне, то ли наяву, не знаю, учуял я новую песню, просящуюся в душу, как дуновение тихого ветерка. Чуть внятно звучала она откуда-то сверху, простая и чарующая, едва касаясь души.
— Я звездочка, такая далекая, что только мысль одна способна одолеть пространство, разделившее нас с тобой, человек. Далекий и близкий мой, неведомый я родной. Я люблю тебя. Да, я люблю тебя, и твою землю, и твою печаль, и слезы.
— Нет, звезда. Я маленькая, такая далекая, далекая звездочка, и пока ты на земле, человек, ты не придешь ко мне, не узнаешь волшебных и радостных чар моей жизни; а песни мои тебе грезятся только во сне. Подожди минутку, ах, подожди минутку, милый: велика ль жизнь твоя: едва успеешь оглянуться, и гаснет, и уходит, и клонится к западу. Не длительней, чем свет зарницы. Потерпи.
Весь замер я, слухом до краев переполнился, боюсь спугнуть с ресниц сны….
— Птички нет, звезды нет, неба нет!
Что такое? Грубо кто-то крикнул во тьме и замолк, а звезда все пела и пела, как скрытая за облаком скрипка.
— Неба нет!! — под самым ухом рявкнул голос, и я вскочил, вздрогнул и быстро зашагал к опушке леса, провожаемый песней малиновки.
— Стой, стой, — пела она, — мне жаль тебя, человек, отдохни, человек… Гляди, гляди: скоро из-за горы взойдет солнце…
Но я шел быстро, неся в груди тревогу. Я спешил к горе, чтоб на ее вершине приветствовать пробуждение солнца. И чем быстрей шел, тем крепче сжимала мое сердце печаль. А в сознании трепетала, как мотылек у огня, мысль:
— Зачем все захотел взять себе: устанешь, человек… Помрешь, сгниешь… И не увидишь Неба.
…П. М. Вяткину — П. М. Вяткин (?-?) — преподаватель словесности Томской классической гимназии, в семье которого В. Шишков жил в первые годы пребывания в Томске.
О днях прошедшей старины
Морские помнят валуны.
День вечный всюду тогда был,
Об этом месяц не забыл.
Лишь лето было у природы,
Рогатому здесь можно верить,
Ведь простоял он у прохода
В дневные солнечные двери.
Царём в лесу был Лесовик,
Носил он имя Дубовик.
Болотом правил Водяной,
Там всем он мог распоряжаться,
Ну, кроме интересов Нисы.
Не мог на дочку надышаться,
Все выполнял её капризы.
Она была краса-красой,
Всё позволял ей Водяной.
Все знали, что на берегу
Играют в общую игру
Зеленоглазые русалки,
С кувшинкой, заплетённой в косы,
И девушки-лесавки,
Простоволосы и курносы.
Водили как-то хоровод.
Никто не ведал наперёд,
Что Нису в ту минуту ждёт,
И серый волк вдруг украдёт,
Схватив её на всём бегу.
Хоть кожа как кора у дуба,
Была Дубовику
Дочь Водяного очень люба.
Союз извечно был плохим
С её папашей Водяным.
Чтоб сватать – знал, не будет толку.
Дал поручение он волку.
Какой бы не был он влюблённый,
Знал, что отказа не избегнуть,
И не получит Нису в жёны.
Пришлось к коварности прибегнуть.
В реке у леших не один
Был друг из нечисти трясин.
И к Водяному пришла весть,
Последовала сразу месть.
Он разразил такую бурю,
Лес в буреломы переплужил,
Но понял, что от этой дури,
Он сделает себе лишь хуже.
- Что хочешь у меня возьми!
Ты только дочь мою верни!
Подгонят на любой рыбалке
Тебе улов мои русалки! -
И Водяной всё выл на кочке,
Любил обильно он поплакать:
- Ты, Лесовик! Верни мне дочку,
Исполню твой каприз я всякий! –
- Ну, что ж, отдам, но Соль Земли
Найди мне! – он в ответ съязвил.
- Найди и принеси ко мне,
Они ведь равны по цене. –
И знал о том, что не добудет,
Ведь притчи той затерян след,
Что навсегда с ним Ниса будет,
Пусть ищет он, хоть тыщу лет.
Тут Водяной и стар и мал,
Из топи нечесть всю собрал.
Пришли болотники, хмыри,
Русалы и кикиморы.
- Кто Соль Земли добудет,
Ко мне её доставит,
Тот награждённым будет,
Добра потомкам хватит. –
Сказал тогда болотный царь;
- Пусть знает это моя тварь.
Подарок мой для всех един -.
Болотник Ящка их тресин
С елани выбрался повыше:
- Я от болотного бродяги
Про эту Соль чего-то слышал,
Найду! Живёт он под корягой. –
…Про Соль бродяга рассказал,
И где Земля он указал.
- Верстами там не меряна,
Шагами не измерена.
А на Земле стоит два дуба,
На них сидят два ворона,
Они и есть та Соль Земли,
Две половинки поровну.
К деревьям Яшка прибежал,
Но быстро как он не шагал,
Как будто бы у дуба он,
Но дуб маячил словно сон.
- Там нет длины и ширины =,
Всё оказалось чистой былью,
И понял Яшка, что нужны
Ему чужие крылья.
Таким желанием ведом,
Нашёл орлиное гнездо.
Кнутом орлицу, взял, огрел,
С её крылами он взлетел
На ветви дуба для разбоя.
Он думал птиц так обмануть.
Но их поймать не смог обоих,
Пришлось в мешок забрать одну.
Водяной, чтоб не ворчал,
Вместо ворона грача,
Яшка к птице подсадил,
И это всё потом вручил.
Водяного свита рада,
Отвалила много злата.
Сам пошёл к Дубовику,
Чтобы дочь забрать свою.
- Вот! Получи-ка Соль Земли!
Дочь скорее мне верни!
Но вышла дочка на крыльцо,
В ноги бросилась к отцу.
- Меня прости и не пыхти,
Сдружились мы с Лесовиком,
С ним свыклась я – мне не уйти,
Один у нас теперь с ним дом! –
Болотник в мире колдовском
Мечтал про мир с Дубовиком.
Тяготился он враждой.
Тут радость вылилась водой.
И потекли ручьи из слёз
В лесу средь сосен и берёз.
И птиц на радости такой,
Всех отпустил наш Водяной.
Где есть вода, там есть и лес,
Тогда растёт он до небес.
Лес вырубят – вода уйдёт,
Зверь воду больше не попьёт.
Могу сказать о Водяном,
Которому слезить не чуждо.
Он стал роднёй с Дубовиком,
Живёт с ним в превеликой дружбе.
Покрылось снегом пол Земли,
Меняться с ночью стали дни,
И листья и цветы завяли.
- Так в чём причина все гадали? –
Один плут Яшка только знал,
Что узы братьев разорвал,
Всё в мире сразу изменилось,
Печаль закрыла пол светила…
Фантастика Серебряного века
Вячеслав Шишков
Юбиляру П. М. Вяткину
в день его 25-летнего юбилея
педагогической деятельности — посвящается[1]
Кедр, высокий, развесистый, мощный, с глубоко ушедшими в родную землю корнями, гордо стоял на поляне и шумел своей буйной, вечно зеленой хвоей.
Солнце склонялось к западу и, рассекая мрачную тучу, повисшую на холодном сибирском небе, бросало свои радостные лучи на поляну и дрожало тихими отблесками на раскидистых, ароматных хвоях кедра.
И радовалось солнце, торжествуя победу над тучей.
Радовалось и звенело чуть внятной, победной песнью на голубых колокольчиках, незабудках, ландышах, притаившихся возле, в зеленой мураве поляны.
И весело рокотал кедр, содрогая свои пышные хвои, и вторил песне солнца.
А туча плакала горько и неслась дальше, бессильная, роняя скорбные слезы.
Возле кедра стояла белая березка, с нежными листами, с белым, стройным стволом, радостная, нарядная, пышная.
И кедр любовался ею.
Фиалки, ландыши и другие цветки с детскими, ясными глазками любовно жались к ней, вползали вверх, стараясь перегнать друг друга, а она, белая березка, свесив свои зеленые кудри, что-то тихо шептала им.
И ликовали фиалки и ландыши и другие цветы с детскими, ясными глазками.
Но, чу! Дрогнула и затихла вдруг песня солнца, и все притаилось и замерло.
Хищным клекотом огласилась поляна. То стая коршунов, взмахнув раз-другой крыльями, неслась за роем испуганных птичек.
А те в ужасе, в смертельном страхе молили небо дать им защиту.
Небо глядело на них миллионами равнодушных глаз.
Они, обессиленные птички, то припадали к земле, то вспархивали кверху и не замечали, что кедр давно уже машет им своими ветвями, давно посылает проклятья хищникам и ласково манит к себе трепещущих в ужасе птичек.
Но вот — увидали. Чирикнули радостно и ринулись к кедру, и прильнули к нему, и замерли между зелеными хвоями.
— Спаси нас, кедр… заступись… О, кедр, не дай нас в обиду…
А кедр рокотал, кедр потрясал вершиною, кедр был гневен.
И боялись хищники грозных взмахов его ветвей.
Боялись, и презирали себя, и ненавидели кедр.
В злобной ярости бросались они к кедру и отлетали прочь с подшибленными крыльями.
Кедр был справедлив и гневен.
Злобно кричали коршуны, яростно сжимая острые когти. И бросались вновь, ломая ветви кедра.
Но недолго продолжалась неравная битва. Все больше и больше вылетали крылья у коршунов, все грозней становился кедр.
И полетели прочь хищники — мимо березки, мимо одного кедра, мимо другого, стоящих вблизи.
Много раз спускалось на землю лето, и заливало поляну ярким, играющим светом солнца, и украшало ее цветами и травами.
Много раз приходила зима и приносила с собою стон и хохот метелей и белый покров холодного снега.
А кедр все стоит на той поляне, угрюмо смотрит вперед, высоко подняв голову, как рыцарь с приподнятым забралом.
И в тихие летние зори, и в морозные зимние дни слетаются до сих пор к нему птички со всех концов обширной поляны, смело садятся в его пушистые хвои и поют ему песни.
— Спасибо, спасибо, кедр… Кедр, ты справедлив… Мы тебя любим… Ты защищаешь нас… Ты учишь нас жизни… Спасибо, спасибо, кедр…
Вячеслав Шишков
Малиновка, уцепившись за ветку боярки, насвистывала весенней порой свою песенку, а я, усталый и одинокий, лежал под кустом и слушал и старался понять, что она напевает, что выговаривает, какую печаль или радость хочет поведать пылавшему за рекой закату.
— Малиновка, милая маленькая птичка, — тихо прошептал я, боясь вспугнуть певунью, — вот ты прилетела из далеких стран, оттуда, где солнце радостней и нарядней земля, где голубей небо и ярче табуны полночных звезд; скажи мне, малиновка, что ты там видела, весел ли там человек или такой же он, как и здесь, на севере, хмурый и несчастный?
Долго не мог я понять, что стала она наговаривать, потом открылась мне тайна ее слов, и я чуял сердцем смысл ее щебетанья.
Она пела, перепархивая с сучка на сучок:
— Слезы, слезы, маленькие, блестящие, как капельки росы на кустах, слезы человека. И там, и там. Зачем плачет человек, зачем редко поет песни, зачем он груб и убог и жесток сердцем, сидят в тесных городах, а в поле цветы, а в поле трава и птицы, мотыльки и простор. Какая ширь, какая высь. Нет, — сидит и плачет, и горюет. Везде, везде. Эх, человек… Нет у тебя крыльев, человек… Мне жаль тебя, человек, но как я помогу: я маленькая и слабая, а ты такой большой, большой… Помрешь ты, человек, сгниешь в земле, и не увидишь цветов, и не услышишь пенья птиц. Зачем все захотел взять себе? Устанешь, человек. Отдохни, отдохни. Уйди в леса, любуйся небом. Гляди, гляди, как горит закат, гляди, гляди: белая большая птица летит под облаками и вся розовая на заре сделалась. А я вот здесь сижу, и мне хорошо, и я вижу тебя: упал ничком на землю, закрыл лицо ладонями и вздрагиваешь плечами. Зачем, зачем? Эй, повернись лицом вверх, смотри в небо. Гляди, гляди: сейчас загорится звезда, и я буду петь тебе песни всю ночь до рассвета. Зачем стонешь? Эй, повернись лицом к небу…
Долго пела она, кого-то кликала тонким посвистом и смеялась, а мое сердце сжимала ужасная тоска. И я мучился, не зная, откуда пришла она, мучился молча и лежал недвижимо, припав лицом к земле.
А малиновка пела.
Время шло, зажигались вверху звезды, а я лежал и не слушал больше песен птички. И забыл, что кругом лес, что я один в нем со своей тоской. И то ли во сне, то ли наяву, не знаю, учуял я новую песню, просящуюся в душу, как дуновение тихого ветерка. Чуть внятно звучала она откуда-то сверху, простая и чарующая, едва касаясь души.
— Я звездочка, такая далекая, что только мысль одна способна одолеть пространство, разделившее нас с тобой, человек. Далекий и близкий мой, неведомый я родной. Я люблю тебя. Да, я люблю тебя, и твою землю, и твою печаль, и слезы.
— Нет, звезда. Я маленькая, такая далекая, далекая звездочка, и пока ты на земле, человек, ты не придешь ко мне, не узнаешь волшебных и радостных чар моей жизни; а песни мои тебе грезятся только во сне. Подожди минутку, ах, подожди минутку, милый: велика ль жизнь твоя: едва успеешь оглянуться, и гаснет, и уходит, и клонится к западу. Не длительней, чем свет зарницы. Потерпи.
Весь замер я, слухом до краев переполнился, боюсь спугнуть с ресниц сны….
— Птички нет, звезды нет, неба нет!
Что такое? Грубо кто-то крикнул во тьме и замолк, а звезда все пела и пела, как скрытая за облаком скрипка.
— Неба нет!! — под самым ухом рявкнул голос, и я вскочил, вздрогнул и быстро зашагал к опушке леса, провожаемый песней малиновки.
— Стой, стой, — пела она, — мне жаль тебя, человек, отдохни, человек… Гляди, гляди: скоро из-за горы взойдет солнце…
Но я шел быстро, неся в груди тревогу. Я спешил к горе, чтоб на ее вершине приветствовать пробуждение солнца. И чем быстрей шел, тем крепче сжимала мое сердце печаль. А в сознании трепетала, как мотылек у огня, мысль:
— Зачем все захотел взять себе: устанешь, человек… Помрешь, сгниешь… И не увидишь Неба.
…П. М. Вяткину — П. М. Вяткин (?-?) — преподаватель словесности Томской классической гимназии, в семье которого В. Шишков жил в первые годы пребывания в Томске.
Читайте также: