Шевченко гайдамаки краткое содержание

Обновлено: 08.07.2024

21 июня 1768 года гайдамаками была взята Умань (ныне - Черкасская область), после чего несколько дней шла резня еврейского и польского населения. Это событие стало одной из основополагающих частей украинского мифа и вдохновляло погромщиков более поздних времён на повторение зверств. Как это было и кто прославил убийц, мы расскажем в этой статье

Предательство со всех сторон

Местечко Умань принадлежало графу Салезию Потоцкому. Еще в 1749 году на город впервые напали бандиты, именовавшие себя гайдамаками: они сожгли часть Умани и убили многих поляков и евреев, находившихся там. В 1761 г. граф отстроил город и учредил в нем ярмарку; в это время здесь проживало около 450 евреев.

В 1768 году на правом берегу Днепра, принадлежащем Речи Посполитой, началось крестьянское восстание, участники которого — местные крепостные и беглые запорожские казаки — назвались гайдамаками. Их возглавил российский подданный Максим Железняк (Зализняк). Начало социального бандитизма на Правобережной Украине: причины и следствие

Начало социального бандитизма на Правобережной Украине: причины и следствие

В июне в хорошо укрепленной Умани нашли убежище тысячи евреев и поляков из соседних местечек.

Когда повстанцы двинулись на Умань, губернатор (управляющий графа и комендант) Младанович послал против них местных казаков под командованием сотника Ивана Гонты. Однако тот, несмотря на богатые подарки, полученные от еврейской общины, перешел на сторону гайдамаков и вместе с ними осадил Умань, перебив всех евреев и поляков, не успевших укрыться за городскими укреплениями.

Вскоре отряды Железняка и Гонты ворвались в Умань (по некоторым сведениям, их впустил Младанович, положившись на обещание Гонты пощадить поляков). Около трех тысяч евреев укрепились в синагоге и под руководством Лейбы Шаргородского и Моше Менакера отразили натиск гайдамаков, пытавшихся взять ее штурмом. Повстанцы разрушили здание пушечным огнем, и все защитники погибли.

«Резня была так велика и ужасна, что кровь зарезанных стояла в синагоге повыше порогов… Потом буяны вынесли из синагоги все свитки Торы, разложили их по улицам города и верхом проезжали по ним… Трупы убитых евреев десятками тысяч валялись по городу… День в истории. 14 мая: Екатерина II, сама того не подозревая, ввела на Украине крепостное право

День в истории. 14 мая: Екатерина II, сама того не подозревая, ввела на Украине крепостное право

Их подвергали мучительным истязаниям: рубили, кололи, четвертовали и колесовали, они же с радостью принимали смерть, а Богу своему всё-таки не изменили… Малюток отрывали от грудей своих матерей и колесовали…. Один буян заколол на одном чурбане несколько сот евреев… Дети пострадали за грехи своих отцов и матерей.

Писатели прославляют

В поэме впервые происходит прославление погрома, не скрываются антисемитские и полонофобские интонации, есть и русофобия, хотя и в меньшем объеме.

«…новый опыт спиваний г. Шевченка, привилегированного, кажется, малороссийского поэта, убеждает нас ещё более, что подобного рода произведения издаются только для услаждения и назидания самих авторов: другой публики у них, кажется, нет.

Если же эти господа кобзари думают своими поэмами принести пользу низшему классу своих соотчичей, то в этом очень ошибаются: их поэмы, несмотря на обилие самых вульгарных и площадных слов и выражений, лишены простоты вымысла и рассказа, наполнены вычурами и замашками, свойственными всем плохим пиитам…

Антисемитские нотки звучат и в других произведениях Шевченко:

Мотив о неправедном богатсве евреев, служивших экономическим агентами польских панов звучит в поэзии Шевченко регулярно:

А препоганii пани
Жидам, братам свої м хорошим,
Остатнi продають штани…

Историки утверждают

Их подверг тщательному анализу киевский профессор Владимир Антонович, заметивший, что «современники-мемуаристы, принадлежавшие к потерпевшей стороне, оставили нам лишь яркие картины пожаров, убийств и грабежа, сопровождавших катастрофу; но о поводах, вызвавших эти печальные явления, о причинах, которые довели постепенно народ мирный, земледельческий, стремившийся к прочной, оседлой и хотя сколько-нибудь обеспеченной и спокойной жизни, они или вовсе не упоминают, или же говорят в самых общих выражениях.

Так противоречивость оценок оказалась не только в художественной литературе, но и в трудах уважаемых историков.

Изучив и воспоминания очевидцев, и местные источники, он обнаружил, что Гонта был вполне зажиточным казаком, женатым на единоверке и имевшим четырёх дочерей и сына. Так что приходские книги полностью разоблачают придуманную Тарасом Шевченко историю об убийстве жены-католички и сыновей.

В курсе еврейской истории Семёна Дубнова, своего рода канонической версии, принятой для этого народа, говорится:

Национальная память

«С одной стороны, фигуры Гонты и Железняка олицетворяют собой пик освободительной борьбы украинского народа в ту эпоху. С другой — речь идет о трагических страницах нашей истории, и очень важно не просто помнить о прошлом, но и делать из него должные выводы. Само открытие памятника можно приветствовать, но после этого должна начаться спокойная и серьезная общественная дискуссия, затрагивающая проблемные моменты нашей истории. Лоялисты по недосмотру. Униатская церковь в России в период разделов Речи Посполитой

Лоялисты по недосмотру. Униатская церковь в России в период разделов Речи Посполитой

Продовження поеми дивись у коментарях

Свято в Чигирині

сиротою і не мав прізвища, то його записали як Галайду (бездомний бурлака). Дали Яремі коня і, залишивши за собою палаючі Черкаси, поїхали далі, а Ярема всю дорогу мовчав — тяжко тужив за Оксаною.

Коли загін Залізняка приїхав у Вільшану, Ярема дізнався про те, що ляхів там вже вбили, а тепер поховали. Тоді ж повстанці познайомилися з хлопцем —підлітком, який разом зі своїм батьком пішов у гайдамаки. У хлопця розпитали дорогу до Будищ, де в яру було озеро, а попід горою стояв ліс. У тому лісі ляхи поховались на деревах, і їх позбивали з дерев, як груші. Там же повстанці знайшли скарби конфедератів і потім пішли карати ворогів у Лисянку.

Бенкет у Лисянці
Гонтаі Залізняк керували повстянням у Лисянці. Повстанці не жаліли нікого, ні жінок, ні дітей. Особливо лютував Ярема. Тепер у нього було і золото, і слава, але ніщо у світі не могло вгамувати його тугу за Оксаною. Гайдамаки влаштували бенкет у Лисянці, пили й гуляли, а кругом їх палала пожежа, чорніли на кроквах обгорілі трупи повішаних. Тут Ярема побачив переодягненого у козацьку кирею Лейбу, який розповів йому, що в будин¬ку, за мурами якого сховалися ляхи, знаходиться Оксана. Гонта та Залізняк наказали козакам палити по будинку з гармат, та Ярема з Лейбою встиг прокрастися туди, в самий льох, і вихопити ледь живу Оксану. Прямо звідти він повіз її до Лебедина.

Лебедин
У Лебедині Оксана опритомніла в монастирі і розповіла бабусі—черниці про те, як потрапила в полон до ляхів, як хотіла накласти на себе руки. Від цього вчинку її врятували лише думка про Ярему та кохання до нього.
Черниця, у свою чергу, розказала, що саме Ярема Галайда привіз дівчину до Лебедина і обіцяв за нею приїхати. Він і справді повернувся, обвінчався з Оксаною, того ж дня покинув її, щоб разом із Залізняком бити ляхів.

Гонта в Умані
Пройшло літо, настала зима, а повстання тривало, тривало аж до весни:
Не спинила весна крові, Ні злості людської. Тяжко глянуть, а згадаєм — Так було і в Трої. Такі буде.
Ярема прославився на всю Україну як завзятий гайдамака:
Максим ріже, а Ярема Не ріже — лютує: З ножем в руках на пожарах І днює й ночує.
Гайдамаки хмарою обступили Умань і затопили її панською кров'ю. Аж ось гайдамаки привели до Ґонти ксьондза—вчителя і двох його учнів, хлопчиків—католиків, синів Ґонти. Гонта, вірний присязі, наказав убити ксьондза, а дітей привселюдно примусив зізнатися, що вони католики. Батьківське горе не знало меж:

Поховавши синів, Гонта пішов геть, оглядаючись на степ. Він бажав тепер для себе тільки швидкої смерті.

Епілог
Автор шкодує за часами, коли Залізняк і Гонта гуляли по Україні, кара¬ючи ворогів. Згадує свого батька сусідів, які любили слухати оповіді діда про Коліївщину.
Майже рік тривало повстання та й ущухло. Ґонту ляхи піддали

После разгрома шведов и окончания русско-турецкой войны 1710-13 годов русская армия оставила Правобережье Днепра. В край стали возвращаться польские чиновники и остатки правобережных казаков, на которых у поляков был зуб за восстание Палия, спешно стали переселяться на русский берег, из-за чего полякам досталась полупустыня.

Естественно, что полякам стало не до событий на глухой периферии, и этим воспользовались гайдамаки, поднявшие в 1734 году масштабное восстание, охватившее пространство от Умани до Львова. Шляхетские маетки жгли и громили, попавших в руки повстанцев поляков резали без жалости. Однако, на счастье поляков, наконец-то победил король Август Третий, союзник русских. Не способный сам усмирить восстание, он обратился за помощью к России. Русские части вошли на Правобережье, и резня прекратилась. Наиболее непримиримые гайдамаки ушли на Сечь или в Молдавию, откуда периодически устраивали набеги, а крестьяне, припрятав оружие, вернулись в свои дома.

Царская армия была отозвана, но возвращение России, пусть и временное, на эти земли имело важное последствие. До сих пор гайдамаки действовали на свой страх и риск, не имея никаких опорных баз. Теперь же у них появился надежный тыл в виде русского анклава вокруг Киева. Учитывая, что тут было немало церковных владений, неудивительно, что борцы с униатами встречали под Киевом теплый прием

Постепенно местные священники стали для гайдамаков людьми очень авторитетными. Особо покровительствовали народным мстителям переяславский епископ Гервасий Линцевский и игумен Мотронинского монастыря Мелхиседек Значко-Яворский. Понятно, что, когда в 1750 году, униаты начали очередную кампанию по искоренению православия, на Правобережье словно из ниоткуда появились гайдамацкие отряды. Польские войска были загнаны в крепости, а имения католиков сожжены и разграблены. Понявшие намек униаты отступили, после чего и гайдамаки исчезли.

После того, как на русский престол взошла императрица Екатерина Великая, русские дипломаты стала все активнее защищать права единоверцев в Польше. В 1764 году состоялись выборы нового польского короля Станислава Понятовского, который под русским нажимом признал права православных равными католикам, а также велел униатам действовать не так рьяно. Получив такую поддержку, православное духовенство начало восстанавливать позиции и отбирать обратно храмы в правобережных селах.

Католики отступать не собирались, и на сейме 1766 года краковский епископ Каэтан Солтык резко выступил против любых поблажек для некатоликов, открыто став в оппозицию к королю. Однако вмешалась Россия в лице посла князя Репнина. Епископ Солтык, краковский воевода Ржевуский и другие наиболее фанатичные католики были арестованы, после чего Сейм внес в конституцию поправки, гарантирующие свободу вероисповедания любым конфесиям.

В феврале 1768 года между Россиею и Польшей был заключен договор, по которому Россия выступала гарантом сохранения существующего порядка в Польше. Казалось бы, на польском троне наконец-то находится король, понимающий выгоды добрых отношений с восточным соседом, а поэтому отношения Речи Посполитой и Российской империи должны наладиться.

Однако против политики короля с оружием в руках выступили магнаты, объединившиеся в Барскую конфедерацию. Попутно вместе с королевскими сторонниками под репрессии конфедератов попадали и сотни людей, вся вина которых была в исповедании православия. В ответ король Станислав Август Понятовский обратился за помощью к императрице Екатерине Великой, и русские войска снова двинулись наводить порядок в Польше.

Хотя царская армия выступала как союзник законной польской власти, русское население Правобережья восприняло появление солдат Екатерины как знак того, что пришло время избавиться от польских хозяев. Поползли слухи, что царица издала приказ уничтожить на Украине католиков, униатов и евреев. И крестьяне стали собираться в отряды гайдамаков и зачищать свою землю от врагов.

Во главе гайдамаков стал Максим Железняк (Зализняк), бывший запорожец, готовившийся принять постриг в Мотронинском монастыре. Эта обитель стала центром подготовки выступления. 27 мая 1768 около трех тысяч[1] решительных православных мужчин собрались в монастыре на молебен, после которого двинулись в поход против поляков Правобережной Украины. Это была спичка, поднесенная к бензину. Полыхнуло все Правобережье. Резни такого масштаба и ожесточения наша земля не знала со времен Хмельницкого.

Малочисленные отряды конфедератов просто исчезли в этом море озлобленных крестьян. При этом никто не разбирался в политических убеждениях чужаков, убивая и сторонников короля, и его противников. Восставшие устроили форменный геноцид, изводя под корень поляков и евреев везде, где их находили.

Гайдамацкий набег. Некоторые отряды повстанцев формировались прямо на киевском Подоле


Гайдамацкий набег. Некоторые отряды повстанцев формировались прямо на киевском Подоле

В разрез с "проевропейским" курсом нынешнего официального Киева. Правда, один остроумец заметил, что тогда еще не существовало понятия "права человека". Это, дескать, несколько извиняет жестокость и гайдамаков, и прочих борцов за народ радикальными методами, живших в далеком прошлом.

Но, по моему мнению, дело не в наличии или отсутствии юридических терминов. И в 1768 году, и значительно раньше, хорошо понимали, что такое милосердие, и чем оно отличается от зверства. Кровавые подвиги Зализняка и Гонты и не менее лютая расправа над ними показывают, до какого остервенения могут дойти люди в том месте, где столетиями накапливается национальная, религиозная и социальная несправедливость, которую власть имущие упорно не хотят замечать. Примерно так же, как в Речи Посполитой при ее последнем короле, когда произошла Уманская трагедия, пухнет эта несправедливость и в современной Украине. А потому память о гайдаматчине по-прежнему актуальна.



Иллюстрация художника XIX века Сластиона к поэме "Гайдамаки"

Уже после подавления восстания его главного предводителя, называвшего себя "полковником Зализняком", но при этом не умевшего даже подписаться, допросили в канцелярии Каргопольского карабинерного полка. "Из местечка Умны, – поинтересовались у него следователи, – ты и сотник Гонта с командами почему на здешнее место, на котором вы с казаками взяты под караул, выступили?" И получили ответ, замечательный в своей откровенности: "Из местечка Умны я и сотник Гонта вышли потому, что от великого побитого народу жить было не можно"…

Иными словами, от разлагающихся трупов стоял такой смрад, что гайдамаки не смогли даже толком отпраздновать "победу". Да и назвать ее победой, если честно, не поворачивается язык. Писатели эпохи романтизма, в том числе и наш Шевченко в поэме "Гайдамаки", любили изображать те события яркими живописными красками, придавая им накал и эффектную картинность. А вот, что свидетельствуют показания участников.

Ответ Зализняка опубликован в изданном крошечным тиражом еще в 1970 году сборнике документов "Гайдамацький рух на Україні в XVIII ст.". Его никто не читает. А напрасно. Никаких описаний настоящих штурмов и битв не смог привести даже Зализняк. Он рассказал, что родился в "Полской области Чегиринской губернии в местечке Медведевке", а потом после смерти отца "пошел в Запорожскую Сечь тому уже назад пятнатцат лет", откуда направился в Матреновский монастырь. Перезимовав там, в апреле 1768 года (точного дня допрашиваемый не смог вспомнить), и, собрав партию в 70 человек запорожских и прочих беглых казаков, Зализняк выбрался на промысел и первым делом перехватил под Жаботином отряд из 50-ти шляхтичей-конфедератов, "ис коих заколото человек до сороку".



Иллюстрация художника XIX века Сластиона к поэме "Гайдамаки"

Получается, что на этом этапе "народный герой" ситуативно воевал на стороне польского короля Станислава Понятовского, против которого выступили эти конфедераты. Впрочем, он вряд ли об этом задумывался. Что король, что шляхетские оппозиционеры – для него был один хрен. Но так как после первого успеха к Зализняку сбежалось из разных мест с оружием около тысячи человек ("а откуди оние пребивали, о том знать не могл"), то он решил попытать счастья под Уманью.

Весь этот бардак мог происходить только в таком глубоко "демократическом" государстве, как польское. Сами поляки говорили, что "Польша стоит раздорами". По Вечному миру 1686 года, после проигранной многолетней войны, Варшава отдала России Левобережную Украину и Киев. Но правобережье Днепра, где находилась Умань, осталось за Речью Посполитой.

Местность эта после Руины была страшно разорена. Очевидцы вспоминали скелеты и черепа, валявшиеся под открытым небом на местах былых сражений. Но шляхта потихоньку возвращалась в свои владения и налаживала тот же экономический механизм, который существовал до восстания Богдана Хмельницкого. Управлять обширными земельными владениями лично магнаты не желали – слишком хлопотно. Они предпочитали сдавать их в аренду предприимчивым еврейским бизнесменам, официально не имевшим права владеть землей. В результате, православные крестьяне, на эксплуатации которых процветала эта система, ненавидели и тех, и других. Ко всему прочему, у Польши не было ни толковой армии, ни эффективной полиции. Внешних войн не предвидели, а поддерживать порядок в колониальной Правобережной Украине предпочитали, набирая казачьи отряды из самих же "туземцев". Так предводителем военного отряда на службе у Салезия Потоцкого, которому принадлежала Умань, оказался крестьянин села Росошки Иван Гонта.



Иллюстрация художника XIX века Сластиона к поэме "Гайдамаки"

КИЕВСКИЕ МОНАСТЫРИ – ТАЙНЫЕ БАЗЫ ПОВСТАНЦЕВ. Гайдаматчина 1768 года назревала постепенно. Потихоньку бурлило тут на протяжении всей первой половины XVIII столетия. Одной из тайных баз повстанцев стал Киев. Сюда через государственную границу между Польшей и Россией, пролегавшую по речке Ирпень, сходились со всего правобережья православные священники, которых поляки изгоняли из приходов, отдавая их униатам.

Это придавало гайдамацким набегам характер религиозной войны. Как писал в статье "Исследование о гайдамачестве" украинский историк XIX века Владимир Антонович: "В актах мы встречаем гайдамацкие отряды, организующиеся разновременно на землях всех киевских монастырей… В 1750 году, в подробном описании похождений гайдамацкого ватажка Ивана Подоляки, мы встречаем сведения о том, что монахи Киево-Софийского и Михайловского монастырей оказывали ему постоянно покровительство; один из них, отец Дамиян, управлявший пасекой Михайловского монастыря за Лыбедью, не только приютил Подоляку, но дозволил ему набрать целый отряд, на свой счет снабдил на дорогу хлебом, оружием, порохом и свинцом и, при выходе благословил гайдамаков образом". В благодарность гайдамаки пожертвовали часть добычи на пользу сельских православных церквей.

В 1747 году один из гайдамацких отрядов был сформирован прямо на Подоле. Сборным местом для него стал дом мещанина Афанасия Цирульника. Этот виртуоз парикмахерского мастерства снабдил налетчиков за свой счет хлебом, деньгами и оружием, после чего те отправились в поход на город Чернобыль, который успешно и разграбили.

Но и сами поляки частенько выдавали себя за "народних месників"! "В 1751 году, – пишет Антонович, – помещики Юхновские, переодевшись гайдамаками, и выкрасив лица сажей, напали с толпой слуг на имение соседа своего, Рудницкого, изувечили его крестьян и ограбили двор". А годом раньше за разбой взялся даже католический священник – приор (то есть, настоятель) Бышевского монастыря Клюковский! С отрядом своих надворных казаков он ограбил имение и шинок шляхтичей Ленкевичей, "выдавая свой отряд за гайдамаков и подражая их приемам".


КАК "СЕМЬ КАЛЕК" ЗАЩИЩАЛИ УМАНЬ. Украинский советский историк Владимир Голобуцкий описывал захват Зализняком Умани так, словно речь шла, как минимум, о взятии Берлина: "Повстанці пішли на штурм. О сьомій годині вечора, коли їхні лави наблизилися до кріпосних валів, на стінах почалася шалена стрілянина з гармат і рушниць. Повстанці мусили відступити, залишивши на місці декілька вбитих. Проте перша невдача не похитнула їх. Знову і знову протягом цілої ночі штурмували фортецю. Вранці наступного дня гайдамаки вступили до міста".

Да и сам Зализняк на допросе скромно вспоминал: "Как скоро в местечко Умны вошли, то хотя по нас и было из одной прежде пушки, а потом из мелкого ружья выстрел, однако нам никакого урону, кроме одного человека, не учинено". Не известно даже, был ли убит этот единственный подстреленный гайдамака! Возможно, только ранен. О героическом многочасовом ночном штурме, который он якобы совершил, реальный Зализняк, в отличие от Голобуцкого, писавшего после него через двести лет, тоже ничего не знает.

В Умань сбежалась шляхта и евреи со всей округи. Защищаться это воинство почти не умело. А единственный боеспособный отряд – надворная казачья милиция, навербованная из православных крестьян, в полном составе под командой сотника Ивана Гонты перешел на сторону Зализняка.

К тому же в городе не хватало питьевой воды. Владимир Антонович, описавший Уманскую трагедию, по воспоминаниям уцелевших очевидцев с польской стороны, приводит очень прозаические, но правдоподобные факты: "Запасы пороху и картечи истощились; при том в городе не было воды, колодезь, начатый за несколько дней назад, на глубине 30 сажень, наткнулся на скалу; осажденные должны были утолять жажду медом, вишневкою и вином, от которых хмелели и увеличивали беспорядок; сверх того, ночью из города сбежали все солдаты гарнизона, экономические слуги и арестанты"…

Потеряв надежду удержать Умань, губернатор Младанович решил договориться с гайдамаками.

Губернатор в сопровождении мещан с хлебом и солью выбрался из городских ворот и отправился в поле. Но тут среди обожавших плюрализм поляков началась бесконечная дискуссия. Одни шляхтичи утверждали, что Младанович не имеет права сдавать город. Другие – им возражали. Наступил такой бардак, что Младанович плюнул на всех и со словами: "Помышляйте же сами о себе, а я предаю себя Господу!" пошел в костел молиться.


СВОЙ СРЕДИ ЧУЖИХ, ЧУЖОЙ – СРЕДИ СВОИХ. Через оставшиеся не закрытыми ворота в Умань хлынула толпа гайдамаков, не слушая даже своих предводителей, и устроила резню. Как вспоминал на допросе Зализняк: "Поляков, жидов, а при том и тех, кои и во услужении конфедератов были веры греческой, поколото немалое число, а сколко, заподленно знать не могу, однако думаю не менее, как всех мужеска и женска, даже до сущих младенцев, тысячи две человек … и при том пограблено денег тысячи сто рублев… Между показанным побитым нами народом, губернатор с женою убит, а о прочих: как ксензах, попах и протчих полскаго шляхетства ведать не могу, потому что я не здешняго места жител".

Кого смог, спас лично Гонта. В поэме Шевченко "Гайдамаки", напичканной выдумками, этот сотник убивает двух своих сыновей, отданных матерью на воспитание католикам. В реальности ничего подобного произойти не могло. У Гонты было четверо дочерей и только один сын. В дни осады Умани все они находились в его родном селе Росошки. К тому же женат сотник был на православной женщине. Это была обычная семья усердная в родной вере. На православном храме в Росошках долго сохранялась надпись: "Церковь сия збудована коштом сотника Ивана Гонты и всей громады". А в Воздвиженской церкви местечка Володарки в числе ктиторов был записан Гонта вместе с женой.

В дни бунта Ивану Гонте пришлось совершить сложный выбор. Потоцкий всегда относился к нему хорошо и даже подарил ему его родное село – те самые Росошки. Сотник отличался импозантной внешностью и превосходно говорил и писал по-польски. Как вспоминал сын убитого губернатора Павел Младанович, "воспитание его было такого, что и теперь его можно было бы счесть за шляхтича". (Между прочим, в допросных листах за неграмотного Зализняка по-польски расписался именно Гонта.) Но голос крови пересилил. "Своими" для Ивана были все-таки православные гайдамаки, а не католики-шляхтичи.

Жестокая ирония заключалась в том, что и Гонту, и Зализняка поймали именно русские войска, которые пришли на помощь своему польскому союзнику – королю Станиславу Понятовскому. Но во время казни Гонта вел себя достойнее любого дворянина и даже завещал вырезанную из его спины полосу кожи одному шляхтичу, попросившему "в наследство" дорогой пояс сотника. Казнь Гонты должна была продолжаться две недели. В течении первых десяти дней, по решению польского правосудия, ему предписывалось вырезать по "пасу" кожи, на одиннадцатый день – отрубить ноги. На двенадцатый – руки. На тринадцатый – вырвать сердце. И только на четырнадцатый – обезглавить. Выдержать эту процедуру так и не смогли. Польский гетман Браницкий приказал отрубить Гонте голову на третий день, а все остальное проделать на трупе. Череп сотника многие годы красовался на воротах городка Могилев в Подолии.

Олесь Бузина, 18 июля 2008 года.

Пришелся по душе материал? Поддержите сайт Олеся Бузины!

Читайте также: