Сергеев ценский пушки выдвигают краткое содержание
Обновлено: 05.07.2024
Вошёл в том 8 Собрания сочинений (Художественная литература, 1956).
Сергеев-Ценский С. Пушки выдвигают: Исторический роман.- М.: Сов. писатель, 1944.- 292 с.
Раздел доступен только после регистрации и оценивания нескольких произведений.
-
выходит регулярно, сюда пишут и сами издательства персональная рубрика персональная рубрика персональная рубрика персональная рубрика регулярные сводки по новинкам от одного из админов сайта тут всё о новшествах сайта, в т.ч. технических
Авторы по алфавиту:
22 февраля 2022 г.
20 февраля 2022 г.
18 февраля 2022 г.
17 февраля 2022 г.
16 февраля 2022 г.
| 2020 | 2016 | 2013 |
Рейтинг: 8.94 (207)
Начало движения бравого солдата Швейка навстречу мировой войне. Прекрасно показан идиотизм военной и гражданской администрации Австро-Венгерской монархии, которая человека, добровольно пришедшего на призывной пункт, записывает в симулянты. Прекрасно. >>
Также данная книга доступна ещё в библиотеке. Запишись сразу в несколько библиотек и получай книги намного быстрее.
Посоветуйте книгу друзьям! Друзьям – скидка 10%, вам – рубли
По вашей ссылке друзья получат скидку 10% на эту книгу, а вы будете получать 10% от стоимости их покупок на свой счет ЛитРес. Подробнее
- Объем: 430 стр.
- Жанр:и сторическая литература, и стория России, л итература 20 века, с оветская литература
- Теги:д ореволюционная Россия, и сторические романы, П ервая мировая войнаРедактировать
Эта и ещё 2 книги за 299 ₽
По абонементу вы каждый месяц можете взять из каталога одну книгу до 600 ₽ и две книги из персональной подборки.Узнать больше
- Возрастное ограничение: 16+
- Дата выхода на ЛитРес: 28 мая 2015
- Дата написания: 1943,1956
- Объем: 430 стр.
- Правообладатель: OMIKO
Все книги на сайте размещаются его пользователями. Приносим свои глубочайшие извинения, если Ваша книга была опубликована без Вашего на то согласия.
Напишите нам, и мы в срочном порядке примем меры.
Сергей Сергеев-Ценский - Пушки выдвигают (Преображение России - 5) краткое содержание
Пушки выдвигают (Преображение России - 5) читать онлайн бесплатно
Пушки выдвигают (Преображение России - 5) - читать книгу онлайн бесплатно, автор Сергей Сергеев-Ценский
Пушки выдвигают (Преображение России - 5)
Сергей Николаевич Сергеев-Ценский
Глава первая. - Неудачный сеанс
Глава вторая. - Большое гнездо
Глава третья. - Пролог трагедии
Глава четвертая. - Дела житейские
Глава пятая. - Международное право
Глава шестая. - Затмение
Глава седьмая. - Перед грозой
Глава восьмая. - Испугавшись дождя, прыгнула в воду
Улицы начинали петь с утра, когда нищие стучали палками в рамы окошек и выводили унылыми голосами, как могли жалостней:
- Подайте милостыньки, ради Христа-а.
Нищие проходили медленно, отягощенные годами, мешками, увечьями. У них были облюбованные дома, где им подавали и куда они стучали уверенно. Не во всякое окно можно было стучать палкой, да и население тут было разноплеменное, разноверное, - это был южный город.
Другое дело зеленщики: в них нуждались одинаково почти все хозяйки. Забота о завтраке, об обеде, - а тут вот они, те самые, о ком думалось.
Походка их была деловая, голоса у них были бодрые, большей частью басовитые, убежденные в прочности своего дела на земле, и выводили они очень старательно:
- Цветна капу-у-уста. Огурцы, помидо-о-оры!
Конечно, это были ранние овощи, выращенные в парниках, а не то что на огородах, поэтому зеленщики имели завидно горделивый вид.
Однако неунывающие голоса имели и заливщики калош. Эти, кажется, считали даже своей обязанностью иметь именно заливистые голоса, раз только им приходилось петь:
- За-ли-ва-а-аю старые кало-о-оши. Эхх, ста-а-арые калоши залива-а-аю.
Выигрывали они на том, что преобладал в их пении такой полноголосый сам по себе звук, как "а", в котором и торжество, и солнце, и радость.
Пели и точильщики. Правда, почему-то повелось, что точильщики здесь были люди все пожилых лет, и для них явно нелегко было таскать на себе свои точила. Вид они имели чаще всего усталый, голоса тоже, и хотя полезность свою отчетливо сознавали, но особенного старанья в пенье не вкладывали, тем более что точило всякому на улице видно. У них выходило гораздо менее вдохновенно, чем у заливщиков калош:
- Точи-ить ножи - но-о-ожницы. бритвы пра-авить!
Лучшими из подобных уличных певцов были мороженщики.
Должно быть, какой-то особый задор подмывал их, когда они щеголевато проходили по улицам. Они чувствовали себя, вероятно, артистами перед публикой уже потому, что поди-ка кто, попробуй, прогуляйся не с каким-то там точилом на плече или за спиною или и вовсе с дырявыми калошами под мышкой, а с тяжелой, полной мороженого кадушкой на голове, отнюдь не поддерживая эту кадушку рукою, да так пройдись, чтобы не сбиться с ноги, точно идешь в строю под музыку.
Ты не замухрышка, - на тебе, как полагается, белый фартук, к тебе, как мухи к меду, липнет уличная детвора, на тебя умильно глядят девицы, а ведь под ногами может быть и некстати выдавшийся булыжник на мостовой (нельзя было ходить с мороженым по тротуарам, - полиция запрещала), и кирпич, и разбитая бутылка, и их надобно видеть, чтобы не споткнуться и не уронить наземь свое богатство, и под тяжестью давящей на голову кадушки надобно петь так, чтобы всем, даже и в домах с закрытыми окнами, было хорошо слышно, и как лихой вызов всем этим многочисленным препятствиям взвивались вверх звончайшие теноровые вопли:
- Во-о-от са-а-а-ахарная-я мо-ро-о-о-ожена-я-я.
И долго и самозабвенно звенело, реяло в воздухе "а-а-а", "о-о-о", "я-я-я", однако певцы не довольствовались этим, им казалось совершенно необходимым закруглить эту призывную восторженную мелодию отрывистыми, как удары барабанов, выкриками:
- Мороз! Мороз! Мороз!
В летний день, когда люди изнывают от зноя и ищут прохлады, неплохо бывает, конечно, напомнить им о морозе.
Мороженщики были виртуозы, и состязаться с ними не могли, конечно, слободские бабы и девки, продававшие вразнос сначала клубнику, а потом черешню, малину, вишню, абрикосы, груши, тем более что и голоса у них почему-то были необработанные, с хрипотой и низкого тембра, и чувствовали они себя с лотками и корзинами не совсем удобно, и ходить по городским улицам не в праздничном наряде и не с полными карманами подсолнуха было не всем им привычно.
Они тянули однообразно:
- Клубнички садов-ой, клуб-нички-и!
Или несколько позже сезона клубники:
- Вишени садовой, ви-и-ишени-и!
Особенного увлечения пением не чувствовалось у них, но все-таки вносили они в общий поток уличных звуков и свою очень заметную струю.
Старьевщики, люди по большей части старые, прижимистые, черствые, тоже пытались петь:
- Ста-арые вещи покупа-аю!
Порядочных голосов ни у кого из них не было, и это пение было, пожалуй, сознательно безрадостное, чтобы показать полное презрение ко всем вообще старым вещам, которые кому же в сущности нужны? Только зря загромождают комнаты и портят настроение людям, и вот, пожалуй, что ж, так и быть, они, безрадостные певцы, могут от этого хлама избавить.
И вид у старьевщиков был наигранно скучающий, даже брезгливый, но они не пропускали ни одного дома, умело действуя своими крепкими палками, когда на них накидывались собаки.
Впрочем, тут были еще и другого рода старьевщики - казанские татары, у которых, кроме палок, имелись еще и свои мануфактурно-галантерейные магазины за плечами, чрезвычайно искусно запакованные в широкие холщовые простыни. Коричневые раскосые лица их под высокими черными шапками были совершенно бесстрастными, и пели они без малейшей выразительности, но с серьезностью чрезвычайной:
Потом шла длинная пауза, потом снова точь-в-точь так же, как и прежде:
Это надо было понимать так, что они выменивают старые вещи на свою блестящую неподдельной новизной галантерею и мануфактуру.
Трудно перечислить всех певцов, появлявшихся на улицах этого города летом 1914 года.
Но, кроме этих певцов-отсебятников, выступали иногда и заправские певцы, целые хоры певцов, торжественно шествовавших по улицам, когда требовалось, например, сопровождать на кладбище тело покойника из богатого дома.
Какое потрясающее "Со-о свя-тыми-и у-по-кой. " могуче колыхалось тогда в воздухе. Казалось, непременно должны были слышать его даже и те, за кого просили эти басы, которым явно тесно было между стенами домов, эти тенора, рвущиеся в небо, это духовенство в черных бархатных ризах, украшенных тусклым серебром.
Но пели и команды солдат, когда мерным и звучным шагом шли по улицам. Оставив небеса усопшим, они пели под шаг о земном забористо, лихо, с присвистом, во всю грудь:
Где же ва-а-аши жены?
- Наши жены - ружья заряжены,
Вот вам на-а-аши жены!
Где же ва-а-аши сестры?
- Наши сестры - штыки-сабли востры,
Вот вам на-а-аши сестры!
Пели и колокола на всех городских колокольнях в праздники и накануне их. Только посвященные в это дело люди знали, как соперничали между собою мастера своего дела - звонари и сколько тонкости и любви к своему ремеслу они вкладывали в колокольный звон, целыми реками звуков разливавшийся по улицам, густо и упруго.
Но не только пели улицы, они еще и сверкали то здесь, то там, они переливисто играли в гамме то пленительно теплых, то притушенно холодных тонов, - каждый шаг вперед - новое очарование, сколько бы раз ни виделось это раньше.
И пожилой художник Сыромолотов, Алексей Фомич, утром в воскресный день шел по летней улице людного южного города, непосредственно настежь открытый всем встречным лицам, всем звукам, всем красочным пятнам. Шел, как шпагоглотатель для всего остро бросавшегося в глаза, как борец, чувствующий несокрушимую силу всех своих диковинных мышц.
Он и был еще очень силен, несмотря на довольно большие уже годы (ему шел пятьдесят восьмой). Плечи, как русская печь; широкое лицо в коротко подстриженной русой с сединками бороде, на большой голове мягкая белая панама, и глубоко сидящие серые глаза смотрят как бы сердито даже, но они просто чрезвычайно внимательны ко всему кругом, чтобы все насухо вобрать, все в себе самом распределить и все навсегда запомнить.
Остановившись перед толстой старой белой акацией около дома с ярко-зелеными ставнями, недавно окрашенными заново и потому блистательными, он так забывчиво-долго смотрел, закинув голову, на ее роскошную крону, на буйную темную зелень обильнейших перистых листьев и потом так любовно гладил дерево по жиловатой темно-коричневой коре, что к нему подошел догадливо человек южного типа и сказал почему-то таинственно:
Улицы начинали петь с утра, когда нищие стучали палками в рамы окошек и выводили унылыми голосами, как могли жалостней:
- Подайте милостыньки, ради Христа-а.
Нищие проходили медленно, отягощенные годами, мешками, увечьями. У них были облюбованные дома, где им подавали и куда они стучали уверенно. Не во всякое окно можно было стучать палкой, да и население тут было разноплеменное, разноверное, - это был южный город.
Другое дело зеленщики: в них нуждались одинаково почти все хозяйки. Забота о завтраке, об обеде, - а тут вот они, те самые, о ком думалось.
Походка их была деловая, голоса у них были бодрые, большей частью басовитые, убежденные в прочности своего дела на земле, и выводили они очень старательно:
Конечно, это были ранние овощи, выращенные в парниках, а не то что на огородах, поэтому зеленщики имели завидно горделивый вид.
Однако неунывающие голоса имели и заливщики калош. Эти, кажется, считали даже своей обязанностью иметь именно заливистые голоса, раз только им приходилось петь:
- За-ли-ва-а-аю старые кало-о-оши!. . Эхх, ста-а-арые калоши залива-а-аю!. .
Выигрывали они на том, что преобладал в их пении такой полноголосый сам по себе звук, как "а", в котором и торжество, и солнце, и радость.
Пели и точильщики. Правда, почему-то повелось, что точильщики здесь были люди все пожилых лет, и для них явно нелегко было таскать на себе свои точила. Вид они имели чаще всего усталый, голоса тоже, и хотя полезность свою отчетливо сознавали, но особенного старанья в пенье не вкладывали, тем более что точило всякому на улице видно. У них выходило гораздо менее вдохновенно, чем у заливщиков калош:
- Точи-ить ножи - но-о-ожницы. бритвы пра-авить!
Лучшими из подобных уличных певцов были мороженщики.
Должно быть, какой-то особый задор подмывал их, когда они щеголевато проходили по улицам. Они чувствовали себя, вероятно, артистами перед публикой уже потому, что поди-ка кто, попробуй, прогуляйся не с каким-то там точилом на плече или за спиною или и вовсе с дырявыми калошами под мышкой, а с тяжелой, полной мороженого кадушкой на голове, отнюдь не поддерживая эту кадушку рукою, да так пройдись, чтобы не сбиться с ноги, точно идешь в строю под музыку.
Ты не замухрышка, - на тебе, как полагается, белый фартук, к тебе, как мухи к меду, липнет уличная детвора, на тебя умильно глядят девицы, а ведь под ногами может быть и некстати выдавшийся булыжник на мостовой (нельзя было ходить с мороженым по тротуарам, - полиция запрещала), и кирпич, и разбитая бутылка, и их надобно видеть, чтобы не споткнуться и не уронить наземь свое богатство, и под тяжестью давящей на голову кадушки надобно петь так, чтобы всем, даже и в домах с закрытыми окнами, было хорошо слышно, и как лихой вызов всем этим многочисленным препятствиям взвивались вверх звончайшие теноровые вопли:
Пушки выдвигают скачать fb2, epub, pdf, txt бесплатно
Сергей Николаевич Сергеев-Ценский
Глава первая. - Первые шаги пушек
Глава вторая. - Сестры
Глава третья. - Художник и война
Глава четвертая. - Полк под огнем
Глава пятая. - На Пруссию
Глава шестая. - В тылу
Глава седьмая. - Царь в Москве
Глава восьмая. - Беспокойство мысли
Глава девятая. - Этюды в картине
Сергей Николаевич Сергеев-Ценский
Глава первая - В пути на фронт
Глава вторая - Генерал Брусилов
Глава третья - Новый полк
Глава четвертая - Совещание в ставке
Глава пятая - Начальник дивизии
Глава шестая - Предвестники
Глава седьмая - Началось!
Глава восьмая - Перед новым штурмом
Глава девятая - Штурм
Сергей Николаевич Сергеев-Ценский
Ленин в августе 1914 года
Мировая война застала Ленина в Поронине.
Поронин была уютная, утопавшая в садах, но захудалая деревня в красивой местности, в предгорьях Карпат. Ленин с Надеждой Константиновной Крупской в первый раз поселились тут еще года за два до войны. Недалеко был Краков, из которого они вновь приехали сюда в начале лета 1914 года.
Сергей Николаевич Сергеев-Ценский
Сколько солнца. Оно, несомненно, расплавило все твердое, что было кругом: двух- и трехэтажные дома, - розовые, палевые, синеватые, взмахнувшие над ними колокольни, золото куполов и крестов, чугунные и бронзовые монументы исторических адмиралов, электрические фонари, ряды подстриженных ежиком белых акаций. Все это блещет чрезвычайно, нестерпимо для глаз, и все течет, - это главное, - все излучается, истекает, растекается, стекается, сплавляется, изливается, сливается вновь одно с другим: важные монументы с ежиком акаций, шары фонарей с трубами домов, ничего твердого нет, все расплавлено, все жидкое и все стекает в огромное, голубое вдали, в море, которое вечно течет.
[…] — Так обозначены примечания соответствующей страницы.
Сергей Николаевич СЕРГЕЕВ-ЦЕНСКИЙ
Молодой горный инженер Матийцев, заведующий шахтой "Наклонная Елена", решил застрелиться в воскресенье, 6 мая, в 11 часов вечера, и рано утром в субботу, подымаясь привычно по гудку, он старался как можно тверже прочертить в сознании последовательность того, что нужно сегодня сделать. Прежде всего, непременно обойти шахту - это для того, чтобы в последний раз оглядеть спокойно то, что горячо проклято и от чего, наконец, уходишь совсем.
Сергей Николаевич Сергеев-Ценский
В 1917 году 25 февраля в Петрограде появилось в одной малотиражной газете объявление:
Сергей Николаевич Сергеев-Ценский
- Так обозначены ссылки на примечания соответствующей страницы.
Сергей Николаевич Сергеев-Ценский
Глаза у нее были светлые, смелые, а взгляд быстрый, короткий, сразу дающий оценку, - это отмечал в ней всякий, кто в первый раз ее видел.
Ростом она вышла невелика, но любила говорить о себе поговоркой: "Птичка невеличка, да коготок востёр". Небольшое, легкое тело ее было ловкое и без суетливых, лишних движений. Во время сложной домашней работы тонкие детские руки ее мелькали здесь и там, как бы не делая никаких усилий, однако все бывало сделано как надо и в срок или даже гораздо раньше.
Сергей Николаевич Сергеев-Ценский
Глава первая - Речка Пляшевка
Глава вторая - Заделать брешь!
Глава третья - После боя
Глава четвертая - В тылу
Глава пятая - Дивизия на отдыхе
Глава шестая - Брусилов в городе Ровно
Глава седьмая - В ставке
Глава восьмая - Река Стырь
Глава девятая - Трудные задачи
Сергей Николаевич Сергеев-Ценский
- Так обозначены ссылки на примечания соответствующей страницы.
Глава первая. - Миллионы
Глава вторая. - Охотник за черепами
Глава третья. - Идиотский устав
Глава четвертая. - Зауряд-люди
Глава пятая. - Конец дружины
Сокращенный перевод с немецкого Л. МАКОВКИНА
"Si Deus nobiscum - Quis contra nos!" ("Если с нами бог, то кто против нас!"). Эти слова выбиты на могильной плите патера Жана Франсиса Бракеля в церкви Сен-Пьер.
13 октября 1914 года немецкие части вступили в Зеебрюгге. Приветствовать их вышел один только католический священник - патер Бракель. Он представился командиру и на вопрос о настроении населения выразил желание поговорить с господином капитаном с глазу на глаз. Менее часа спустя были арестованы сапожник Луи Габелен, старый Этьен Валенкур и адвокат Зиверт Хоогбрек; первые двое - известные в городе социалисты, адвокат - фламандский националист.
Андре Пьейр де Мандиар
Жестокость и любовь, должно быть, бушевали в нем, и разум сиял на обломках его сердца, как соколиное око, взошедшее над руинами дворца.
- Все свиньи Милана были моими, - говорил своему секретарю граф Нума, - и на проходе через Эдем, Риальто, Воксхолл, кабинет зеркал и в заключительном галопе мимо нимф из штука в большом зале Гамбринуса, все тот же старческий пробег: залоснившийся, как посольская полька. Покажешь ли ты мне, наконец, и другое?
Возвращение в Михайловское
Мне, вот уж сколько лет, мнится одна сцена. Возвращение блудного сына в имение родителей - девятнадцатый век, первая четверть. Он что-то натворил там - этот сын, на юге, где он был, и умудрился не потрафить властям. И теперь возвращается под родительский кров.
Сына ждут - и, как положено родителям, ведут счет его грехам, и винят друг друга в том, что случилось. Сцена слишком обыденная, чтоб казаться значительной. Как всегда, когда баре ссорятся, нечесаные дворовые разбрелись кто куда. И только одна старуха нянька бродит по дому в оцепенении и пытается понять - о чем говорят. Не разбирая слов, конечно больше французские. Но все это почему-то словно касается ее. Двое других детей - дочь, старшая, барышня на выданье, и сын, неполных двадцати - затворились в своих комнатах, чтоб не слышать. Дочь раздумывает - не навестить ли ей приятельниц в соседнем имении. А младший сын нарочно остался дома - поглядеть, чем все кончится, и сардонически усмехается.
Лейзер-Довид, птицелов
Был у сапожника Ханаана Мергашильского сводный брат – Лейзер-Довид, занимавшийся малодоходным в здешних краях и необычным для еврея делом – птицеловством.
– Еврею не подобает ловить птиц, – всякий раз твердил Ханаан, когда речь заходила о Лейзере-Довиде. – Нехорошо запирать их в клетку и усаживать на жердочку; лесные и луговые птахи должны свободно перелетать с ветки на ветку, с одного куста на другой. Представь себе, Хаимке, что было бы, если бы среди бела дня птицы ловили нас и уносили в своем клюве в непроходимую чащу или на непролазные болота.
Григорий Канович
СМЕРТЬ НЕ СТАВИТ ЗАПЯТЫХ ( Памяти Шимона Маркиша)
Трудно и горько писать о мертвых, которых – хоть убей – представить мертвыми невозможно. Но, как испокон известно, Высший Судия не склонен считаться с нашими поверхностными представлениями о жизни и смерти. Мало того – из поколения в поколение передается грозное и не лишенное основания поверье, что Отец небесный имеет обыкновение забирать прежде всего тех, кого Он любит и числит в своих лучших созданиях. И делает это с непререкаемым постоянством.
Иногда мне, как малым детям,
снится, будто летать умею.
Но охвачены болью плечи,
как отхлестанные кнутом.
Крылья заживо обрубили,
значит, душу мою убили,
и швырнули меня на землю,
в непринявший, чужой мне дом.
Но рассвет зажигает свечи,
на плечах заживают шрамы,
и довольно раскинуть руки,
чтоб в пречистое небо лететь.
Я ребенок малый. Я верю -
дочь простит и полюбит мама,
Три представителя этого замечательного семейства составили гордость российской дипломатии и в 1710-е годы вошли в самый влиятельный клан, ведавший внешней политикой империи. То были родные братья Веселовские ≈ крещёные евреи ашкеназского происхождения. Основателем династии был выходец из польского местечка Веселово Яков. Он оказал важные услуги русской армии при взятии Смоленска в 1654 году и был поставлен перед необходимостью креститься, после чего переехал в Московию. Cын же его, Павел Яковлевич Веселовский (ум. 1715), женился на крещёной еврейке Марии Николаевне Аршеневской (бывшей в родстве с вице-канцлером П. П. Шафировым), в браке с которой произвёл на свет шестерых сыновей и двух дочерей. Сведения о Веселовском-старшем довольно скудны. Известно, что какое-то время он служил стольником и был, по всей видимости, человеком образованным, иначе не курировал бы в 1706√1711 годах работу немецких школ в Москве. И жительствовал он в Первопрестольной, владея домом за Покровскими воротами, что в Земляном городе. В последние годы жизни он был комиссаром Аптекарской канцелярии в Москве.
Читайте также: