Сентиментальные повести зощенко краткое содержание
Обновлено: 30.06.2024
Зощенко Мих. Избранные повести. Л., 1936.
Печатается по указанному изданию.
Эти же тексты, но уже без деления на разделы, расположенные, согласно авторским датировкам, в хронологическом порядке, составили четвертый том СС 6: Коза, Аполлон и Тамара, Мудрость, Люди, Страшная ночь, О чем пел соловей, Веселое приключение.
«Мих. ЗОЩЕНКО. Избранные повести. Предварительный контроль Семенов. Последующий контроль Шипунов.
Снята повесть "Люди". Тов. Семенов при чтении этой повести на предварительном контроле ограничился рядом крупных вычерков, но при повторном чтении, при последующем контроле, произведение было снято целиком.
В дальнейшем как самостоятельный цикл повести при жизни автора не переиздавались. Таким образом, последней авторской редакцией книги следует считать текст 1936 г., по которому повести и публикуются в настоящем издании. К вариантам 1920-х гг. вернуться невозможно: они оказываются промежуточными решениями при работе Зощенко над книгой как целым.
Предисловия (с. 7).
Печатается по этому изданию.
Во втором издании в том же году Зощенко добавил к нему следующее примечание:
«И. В. Коленкоров — родной брат Е. Вас. Коленкоровой. Родился в 1882 г. Писатель-попутчик. Автор "Сентиментальных повестей". Роль писателя Зощенко в этом труде свелась главным образом к исправлению орфографических ошибок и выравниванию идеологии. Так что по-настоящему на обложке надо было поставить фамилию т. Коленкорова. Однако И. В. Коленкоров, не желая прослыть состоятельным человеком, отказался от этой высокой чести в пользу М. Зощенко. Гонорар т. Коленкоров получил полностью.
Причины его появления объяснены в дневнике К. Чуковского 23 августа 1927 г.:
(Чуковский К. Дневник. 1901–1929. М., 1991. С. 409–410). Имеется в виду рецензия: Олыпевец М. Обывательский набат // Известия. 1927. 14 августа (см.: Лицо и маска. С. 148–152).
Весь этот материал подвергся переработке в ИП.
Таким образом, хронология предисловий в ИП имеет мистифицирующий характер. Тексты сочинялись или редактировались для издания 1936 г., что подтверждает целостный и конструктивный характер книги Зощенко.
Ритурнель — инструментальный эпизод, исполнявшийся в начале и в конце каждой строфы песни или романса; здесь: эпизоды, события.
Аполлон и Тамара (с. 12).
Зощенко М. Рассказы. Пг., 1923.
Печ. по: ИП. С. 51–72.
В 1920-е гг. текст повести почти не менялся. При включении в ИП по сравнению с СС 6 в текст внесено более 20 изменений. Методика писательской правки здесь и в других повестях оставалась одинаковой. Зощенко, как правило, вычеркивал или вписывал отдельные слова или фрагменты и лишь в редких случаях варьировал текст, менял синтаксические структуры. Большинство изменений в повести — дополнительные характеристики времени и героев, разъясняющие философские пассажи.
IV конгресс — речь идет о IV конгрессе Коммунистического Интернационала, который состоялся в ноябре — декабре 1922 г.
Приват-доцент — внештатный преподаватель в вузах дореволюционной России.
Мажор — музыкальная тональность, имеющая бодрую, радостную окраску.
Секретарь городской управы — одна из низших должностей в органе городского государственного управления.
Марьяж — брак, свадьба.
Ксения Блаженная (между 1719 и 1730 — ок. 1801) — христианская юродивая-подвижница, святая, покровительница Петербурга, погребена на Смоленском кладбище.
Люди (с. 41).
Зощенко М. Веселая жизнь. Л., 1924.
Печ. по: ИП. С. 73–107.
Нотабена — пометка около текста, на который требуется обратить особое внимание.
Заливать пулю — лгать, говорить неправду.
Руссо Жан Жак (1712–1778) — французский философ-просветитель, писатель.
Вольтер (настоящее имя Мари Франсуа Аруэ, 1694–1778) — французский философ, историк, писатель.
Бодуэн-де-Куртене Иван Александрович (1845–1929) — известный русский лингвист. Включение его в один ряд с Руссо и Вольтером имеет иронический характер, ибо его основные работы посвящены фонологии.
Стек — хлыст, применяемый при верховой езде.
Ильковая шуба — дорогая шуба из меха ильки, американского хорька.
Мимикрия — один из способов борьбы за существование, заключающийся в том, что животные приобретают окраску, похожую на предметы окружающей среды.
Сен-Жюст Луи (1767–1791) — французский революционер эпохи Великой французской революции, казнен термидорианцами. Мода называть улицы в честь не только русских революционеров, но и их предшественников была распространена в 1920-е гг.
Фунт — старинная русская мера веса, 409 г.
Страшная ночь (с. 89).
Ковш. Литературно-художественный альманах. Кн. 1. Л., 1925.
Печ. по: ИП. С. 108–120.
В первом издании не датирована, главы обозначены словами. В СС 6 и ИП дата — 1925 г.
В ИП в сравнении с предыдущими изданиями в текст внесено около 30 изменений.
Екатерина II (1729–1796) — русская императрица в 1762–1796 гг.
О чем пел соловей (с. 114).
Ковш. Литературно-художественный альманах. Кн. 2. Л., 1925. Подзаголовок: Вторая сентиментальная повесть.
Печ. по: ИП. С. 127–147.
В первом издании не датирована. В СС 6 дата — 1925 г., в ИП — 1926 г. (что явно неточно).
В ИП в сравнении с предыдущими изданиями изменения незначительны (всего 5–6).
Рояль Беккера — рояль известной петербургской фабрики.
Живая церковь — возникшее в 1922 г. религиозное раскольническое движение, провозгласившее поддержку Советской власти и обновление разных сторон церковной жизни.
Лист Ференц (1811–1886) — венгерский композитор, автор 15 рапсодий.
Формальный метод — научное направление в литературоведении, организационно оформившееся в 1919 г. и стремившееся к точности литературоведческого анализа. К нему принадлежали В. Шкловский, Ю. Тынянов, Б. Эйхенбаум и др. На Шкловского Зощенко написал пародию (см. выше).
Веселое приключение (с. 141).
Прожектор. 1926. № 23–24.
Печ. по: ИП. С. 148–170.
Датировка в СС 6 и ИП — 1926 г.
В ИП в сравнении с предыдущими изданиями сделано около 25 изменений.
Мадаполам (модеполам) — тонкая и прочная белая хлопчатобумажная ткань, из которой шили носильное и постельное белье.
Татарин — мелкий торговец-разносчик.
Сирень цветет (с. 172).
Звезда. Литературно-художественный альманах. Л., 1930.
Печ. по: ИП. С. 171–204.
Авторская датировка в альманахе и первом отдельном издании (1930) — сентябрь 1929 г., в СС 6 — без даты, в ИП — 1929 г.
В альманахе и СС 6 повесть разделена на 8 глав. В отдельном издании 1930 г. нумерация отсутствует, но те же главы выделены буквицами. В ИП текст разделен уже на 10 глав.
В мире была скамейка.
И вот в мир неожиданно вошла.
Захватил своими ровными, матово-желтыми, слегка выпуклыми зубами (зубами ли?), полураскрыв для этой цели свое едало на полсантиметра и двенадцать миллиметров. При этом он обнаружил бледно-красные, скорее розовые или, вернее, синеватые десна, сплошь утыканные зубами, как плесенью. На верхней десне была небольшая (еле заметная) темная точка, которая при свете луны теперь чуть мерцала себе, и только опытный зоркий глаз художника мог увидеть ее на пользу и во славу отечественной словесности.
Море булькотело. Трава немолчно шебуршала. Суглинки и супеси давно осыпались под ногами влюбленных.
Девушка шамливо и раскосо капоркнула, крюкая сирень.
Рассея, Рассея, мать ты моя Рассея! Эх, эх, чорт побери!
Море, то есть, вообще, озеро, булькотело и опалом и бирюзой отливало, кивало, рвало. Кругом опять чего-то художественно заколюжило, затыркало, закурчавилось.
Золотопогонник — офицер, белогвардеец; в царской и белой армии офицеры носили погоны, в Красной армии они были отменены.
Первые повести.
Мудрость (с. 219).
Прожектор. 1924. № 15.
Печ. по: ИП. С. 295–304.
В СС 6 датирована 1924 г., в ИП — 1920–1924 гг.
Комендантский аэродром — место в Приморском районе Петербурга, городская окраина, где в начале XX в. проходили первые полеты аэропланов.
Фестоны — украшения по краям женского платья, рубашки и пр. в виде вышивки, зубчиков и т. п.
Удар — кровоизлияние в мозг, инсульт.
Коза (с. 232).
Круг. Альманах артели писателей. Кн. 1. М.; Пг., 1923.
Печ. по: ИП. С. 312–332.
Коллежский регистратор — гражданский чин последнего, четырнадцатого класса.
Троицкий мост — мост через Неву с Марсова поля на Петроградскую сторону; после революции переименован в мост Равенства и Кировский (с 1934 г.); в настоящее время мосту возвращено старое имя.
Каменноостровский проспект — позднее Кировский (с 1934 г.) проспект, начинающийся от Троицкого моста.
Карповка — река между Большой и Малой Невками, отделяющая Петроградскую сторону от Аптекарского острова.
Нахичевань — город в Закавказье, ныне на территории Азербайджана.
Люком Елена Михайловна (1891–1968) — балерина, одна из лучших танцовщиц Мариинского театра 1910-1920-х гг.
99 Пожалуйста дождитесь своей очереди, идёт подготовка вашей ссылки для скачивания.
Скачивание начинается. Если скачивание не началось автоматически, пожалуйста нажмите на эту ссылку.
Все книги на сайте размещаются его пользователями. Приносим свои глубочайшие извинения, если Ваша книга была опубликована без Вашего на то согласия.
Напишите нам, и мы в срочном порядке примем меры.
Описание книги "Том 3. Сентиментальные повести"
Описание и краткое содержание "Том 3. Сентиментальные повести" читать бесплатно онлайн.
Михаил Михайлович Зощенко
Собрание сочинений в семи томах
Том 3. Сентиментальные повести
Предисловие к первому изданию
Эта книга, эти сентиментальные повести написаны в самый разгар нэпа и революции.
И читатель, конечно, вправе потребовать от автора настоящего революционного содержания, крупных тем, планетарных заданий и героического пафоса — одним словом, полной и высокой идеологии.
Не желая вводить небогатого покупателя в излишние траты, автор спешит уведомить с глубокой душевной болью, что в этой сентиментальной книге немного будет героического.
Эта книга специально написана о маленьком человеке, об обывателе, во всей его неприглядной красе.
Пущай не ругают автора за выбор такой мелкой темы — такой уж, видимо, мелкий характер у автора. Тут уж ничего не поделаешь. Кому что по силам, кому что дано.
Один писатель широкими мазками набрасывает на огромные полотна всякие эпизоды, другой описывает революцию, третий военные ритурнели, четвертый занят любовными шашнями и проблемами. Автор же, в силу особых сердечных свойств и юмористических наклонностей, описывает человека — как он живет, чего делает и куда, для примеру, стремится.
Автор признает, что в наши бурные годы прямо даже совестно, прямо даже неловко выступать с такими ничтожными идеями, с такими будничными разговорами об отдельном незначительном человеке.
Но критики не должны на этот счет расстраиваться и портить свою драгоценную кровь. Автор и не лезет со своей книгой в ряд остроумных произведений эпохи.
Быть может, поэтому автор и назвал свою книгу сентиментальной.
На общем фоне громадных масштабов и идей эти повести о мелких, слабых людях и обывателях, эта книга о жалкой уходящей жизни, действительно, надо полагать, зазвучит для некоторых критиков какой-то визгливой флейтой, какой-то сентиментальной оскорбительной требухой.
Однако ничего не поделаешь. Придется записать так, как с этим обстояло в первые годы революции. Тем более, мы смеем думать, что эти люди, эта вышеуказанная прослойка пока что весьма сильно распространена на свете. В силу чего мы и предлагаем вашему высокому вниманию подобную малогероическую книгу.
А что в этом сочинении бодрости, может быть, кому-нибудь покажется маловато, то это неверно. Бодрость тут есть. Не через край, конечно, но есть. Последние же страницы книги прямо брызжут полным весельем и сердечной радостью.
Предисловие ко второму изданию
Ввиду многочисленных запросов сообщаем, что вышеуказанная подпись И.В. Коленкоров — есть подпись подлинного автора сентиментальных повестей.
Вот краткая биографическая справка о нем.
В настоящее время И.В. Коленкоров, принадлежащий к правому крылу попутчиков, перестраивается и, вероятно, в скором времени займет одно из видных мест среди писателей натуральной школы.
Сентиментальные же повести написаны им под руководством писателя М.М. Зощенко, ведущего литературный кружок, в котором около пяти лет находился наш славный автор.
И в настоящее время, выпуская эту книгу, Иван Васильевич приносит т. Зощенко свою благодарность и желает ему дальнейшей удачи в многотрудной педагогической деятельности.
Предисловие к третьему изданию
В силу постоянных запросов сообщаем, что роль писателя М. Зощенко в этом труде свелась, главным образом, к исправлению орфографических ошибок и выравнению идеологии. Основная же работа принадлежит вышеуказанному автору И.В. Коленкорову. Так что по-настоящему на обложке книги надо было бы поставить фамилию Коленкорова. Однако И.В. Коленкоров, не желая прослыть состоятельным человеком, отказался от этой чести в пользу М. Зощенко. Гонорар же Иван Васильевич получил полностью.
Сообщая об этом, пользуемся случаем сказать, что некоторые сентиментальные нотки, нытье и кое-какое идеологическое шатание в ту и другую сторону — следует отнести не к руководителю литкружка, а отчасти к автору, И.В. Коленкорову, отчасти же к тем литературным персонажам, которые выведены в этих повестях.
Тут перед вашими глазами пройдет целая галерея уходящих типов.
И новому современному читателю необходимо их знать, чтоб увидеть уходящую жизнь во всех ее проявлениях.
Предисловие к четвертому изданию
В силу прошлых недоразумений, писатель уведомляет критику, что лицо, от которого ведутся эти повести, есть, так сказать, воображаемое лицо. Это есть тот средний интеллигентский тип, которому случилось жить на переломе двух эпох.
В данном же случае это есть литературный прием.
И автор умоляет почтеннейшую критику вспомнить об этом замысловатом обстоятельстве, прежде чем замахнуться на беззащитного писателя.
Аполлон и Тамара
Жил в одном городе на Большой Проломной улице свободный художник — тапер Аполлон Семенович, по фамилии Перепенчук.
Но только фельдшер Федор Перепенчук помер значительно пораньше, да и, вернее, не сам помер, не своей то есть смертью, а он удавился. И случилось это незадолго до IV конгресса.
Об этом газеты своевременно трубили: покончил, дескать, с собой, при исполнении служебного долга, фельдшер из городского приемного покоя, Федор Перепенчук, причина — разочарование в жизни…
Этакую, правда, нелепость могут досужие репортеришки написать. Разочарование в жизни… Федор Перепенчук и разочарование в жизни… Ах, какие это пустяки. Какая несусветная околесица!
Это правда: поверхностно размышляя, точно, жил, жил человек, задумывался о бессмысленном человеческом существовании и руки на себя наложил. Точно, на первый взгляд — разочарование. Но тот, кто поближе знал Федора Перепенчука, не сказал бы таких пустяков.
Это к Аполлону Перепенчуку, таперу и музыканту, могло бы подойти это слово — разочарование. Жил потому что человек, бездумно наслаждался прелестью своего бытия, а после, от причин исключительно материальных и физических, и от всяких катастроф и коллизий, — ослаб и к жизни, так сказать, потерял вкус. Но не будем забегать вперед, о нем, об Аполлоне Перепенчуке и будет наше повествование.
А вот Федор Перепенчук… Вся сила его личности была в том, что не от бедности, не от катастроф и коллизий он пришел к своим мыслям, нет, мысли его родились путем зрелого, логического размышления значительного человека. О нем не только что рассказ написать, о нем целые тома сочинений написать можно было бы. Но только не каждый писатель взялся бы исполнить труд этот. Не каждый бы мог быть биографом и, так сказать, жизнеописателем дел и мыслей этого выдающегося человека. Тут потребовался бы сочинитель величайшего ума и огромной эрудиции, а также и знание мельчайших вещей и вещичек — и о происхождении человека, и о зарождении вселенной, и всякие философские воззрения, теория относительности и другие там разные теории, и где какая звезда расположена, и даже хронология исторических событий — все это потребовалось бы для изучения личности Федора Перепенчука.
И в этом отношении Аполлону Перепенчуку ни в какой мере с ним не сравняться.
Аполлон Перепенчук был, прямо-таки, перед ним пустяковый человек, дрянцо даже… Не в обиду будет сказано его родственникам. А, впрочем, родственников по прямой линии у него и не осталось, разве что тетка его по отцу, Аделаида Перепенчук. Ну, да и та в изящной словесности, пожалуй, что ничего не понимает. Пущай обижается.
Михаил Зощенко - 3 том. Сентиментальные повести краткое содержание
3 том. Сентиментальные повести - читать онлайн бесплатно полную версию (весь текст целиком)
Том 3. Сентиментальные повести
Сентиментальные повести
Аполлон и Тамара
Жил в одном городе на Большой Проломной улице свободный художник — тапер Аполлон Семенович, по фамилии Перепенчук.
Но только фельдшер Федор Перепенчук помер значительно пораньше, да и, вернее, не сам помер, не своей то есть смертью, а он удавился. И случилось это незадолго до IV конгресса.
Об этом газеты своевременно трубили: покончил, дескать, с собой, при исполнении служебного долга, фельдшер из городского приемного покоя, Федор Перепенчук, причина — разочарование в жизни…
Этакую, правда, нелепость могут досужие репортеришки написать. Разочарование в жизни… Федор Перепенчук и разочарование в жизни… Ах, какие это пустяки. Какая несусветная околесица!
Это правда: поверхностно размышляя, точно, жил, жил человек, задумывался о бессмысленном человеческом существовании и руки на себя наложил. Точно, на первый взгляд — разочарование. Но тот, кто поближе знал Федора Перепенчука, не сказал бы таких пустяков.
Это к Аполлону Перепенчуку, таперу и музыканту, могло бы подойти это слово — разочарование. Жил потому что человек, бездумно наслаждался прелестью своего бытия, а после, от причин исключительно материальных и физических, и от всяких катастроф и коллизий, — ослаб и к жизни, так сказать, потерял вкус. Но не будем забегать вперед, о нем, об Аполлоне Перепенчуке и будет наше повествование.
А вот Федор Перепенчук… Вся сила его личности была в том, что не от бедности, не от катастроф и коллизий он пришел к своим мыслям, нет, мысли его родились путем зрелого, логического размышления значительного человека. О нем не только что рассказ написать, о нем целые тома сочинений написать можно было бы. Но только не каждый писатель взялся бы исполнить труд этот. Не каждый бы мог быть биографом и, так сказать, жизнеописателем дел и мыслей этого выдающегося человека. Тут потребовался бы сочинитель величайшего ума и огромной эрудиции, а также и знание мельчайших вещей и вещичек — и о происхождении человека, и о зарождении вселенной, и всякие философские воззрения, теория относительности и другие там разные теории, и где какая звезда расположена, и даже хронология исторических событий — все это потребовалось бы для изучения личности Федора Перепенчука.
И в этом отношении Аполлону Перепенчуку ни в какой мере с ним не сравняться.
Аполлон Перепенчук был, прямо‑таки, перед ним пустяковый человек, дрянцо даже… Не в обиду будет сказано его родственникам. А, впрочем, родственников по прямой линии у него и не осталось, разве что тетка его по отцу, Аделаида Перепенчук. Ну, да и та в изящной словесности, пожалуй, что ничего не понимает. Пущай обижается.
Приятелей у него тоже не осталось. Да у таких людей, как Федор и Аполлон Перепенчуки, и не могло быть приятелей. У Федора никогда не было, а Аполлон растерял их, как впал в нищету.
И какой это мог быть приятель у Федора Перепенчука, ежели людей он не любил, презирал, вернее, образ своей жизни вел замкнутый, строгий даже, и с людьми, если и разговаривал, то для того, чтобы механически высказать накопившиеся воззрения, а не затем, чтобы услышать возгласы одобрения и критику.
Да и кто, какой человек величайшего ума смог бы ответить на его гордые мысли:
— Для чего существует человек? Есть ли в жизни у него назначение, и если нет, то не является ли жизнь, вообще говоря, отчасти бессмысленной?
Конечно, какой‑нибудь приват–доцент или профессор на государственном золотом обеспечении сказал бы с неприятной легкостью, что человек существует для дальнейшей культуры и для счастья вселенной. Но все это туманно и неясно, и для простого человека даже омерзительно. И тогда и всплывают разные удивительные вещи: для чего, скажем, существует жук или кукушка, которые явно никому никакой пользы не приносят, а тем более, для дальнейшей культуры, и в какой мере жизнь человека важнее жизни кукушки, птицы, которая могла бы и не жить, и мир от этого бы не изменился.
Но тут нужно гениальное перо и огромные знания, чтобы хоть отчасти отразить величественные замыслы Федора Перепенчука.
И, может, и не следовало бы тревожить тень замечательного человека, если б в свое время отчасти не дошел бы до этих мыслей ученик по духу и дальний его родственник — Аполлон Семенович Перепенчук, тапер, музыкант и свободный художник, проживавший на Большой Проломной улице.
Он проживал на этой улице за несколько лет до войны и революции.
Слово это — тапер — ничуть для человека не унизительно. Правда, некоторые люди и, в том числе, сам Аполлон Семенович Перепенчук до некоторой степени стеснялись произносить это слово на людях, а в особенности в дамском обществе, превратно полагая, что дамы от этого конфузятся. И если Аполлон Семенович и называл себя тапером, то непременно с прибавлением — артист, свободный художник, или еще как‑нибудь по–иному.
Но это несправедливо.
Тапер — это значит музыкант, пианист, но пианист, стесненный в материальных обстоятельствах, и вынужденный оттого искусством своим забавлять веселящихся людей.
Профессия эта не столь ценна, как, скажем, театр или живопись, однако и это есть подлинное искусство.
Конечно, существует в этой профессии множество слепых старичков и глухонемых старушек, которые снижают искусство это до обыкновенного ремесла, бессмысленно ударяя по клавишам пальцами, наигрывая разные там польки, полечки и мажоры.
Но под этот разряд ни в какой мере нельзя было отнести Аполлона Семеновича Перепенчука. Истинное призвание, темперамент артиста, лиризм и вдохновение его — все шло вразрез с обычным пониманием ремесла тапера.
Был при этом Аполлон Семенович Перепенчук в достаточной мере красив и даже изыскан. От лица его веяло вдохновением и необыкновенным благородством. И всегда гордо закушенная нижняя губа и надменный профиль артиста — делали фигуру его похожей на изваяние.
Даже кадык, простой, обыкновенный кадык или, как он еще иначе называется — адамово яблоко, то, что у других людей было омерзительно и вызывало насмешки, у него, у Аполлона Перепенчука, при постоянно гордо закинутой голове — выглядело благородно и даже напоминало что‑то греческое.
Портрет Михаила Зощенко
Михаил Зощенко в детстве
Михаил Зощенко в юности
Революция 1917-го помешала Зощенко стать капитаном и получить орден Святого Владимира. В 1915-м писателя отправили в резерв. Летом Зощенко назначили комендантом петроградского почтамта, но через полгода он оставил родной город и уехал в Архангельск. Покинуть Россию и уехать во Францию Михаил Зощенко отказался.
Михаил Зощенко в молодости
За свою биографию прозаик сменил не менее 15 профессий. Он трудился в суде, разводил кроликов и кур в Смоленской губернии, работал сапожником. В 1919-м Михаил Зощенко поступил добровольцем в Красную армию. Но весной попал в госпиталь, был демобилизован и перешел на службу телефонистом.
Литература
Михаил Зощенко в молодости
Писатель Михаил Зощенко
Первые публикации привлекли внимание к Михаилу Зощенко. Популярность литератора в послереволюционной России стремительно растет. Фразы из его юмористических рассказов становятся крылатыми. С 1922 по 1946 годы книги прозаика переиздавались 100 раз, включая 6-томное собрание сочинений.
Михаил Зощенко за работой
Книга Михаила Зощенко
В конце 1930-х Михаил Зощенко сосредоточил силы на работе над книгой, которую считал главным произведением своей жизни. Работу над ней он не прерывал и в годы Второй мировой войны. На фронте 47-летний писатель не был, хотя с первых же дней войны подал заявление в военкомат, вызвавшись добровольцем. Но медкомиссию писатель не прошел – его признали негодным к военной службе. Зощенко поступил в группу противопожарной обороны и вместе с сыном дежурил на крышах ленинградских домов, оберегая их от зажигательных снарядов.
Писатель Михаил Зощенко
Дом Михаила Зощенко в Алма-Ате
Повесть Зощенко – исповедальная. В ней Михаил Михайлович, основываясь на трудах физиолога Ивана Павлова и Зигмунда Фрейда, попытался научно обосновать победу над депрессией. В автобиографии писатель рассказывает о своих детских переживаниях и травмах, объясняя меланхолию в зрелые годы тем, что испытал в детстве. Эта книга – научное пособие для тех, кто, как и Михаил Зощенко, пытался избавиться от гнетущих душевных мучений.
Михаил Зощенко и Юрий Олеша
Иосиф Сталин и Андрей Жданов критиковали книги Михаила Зощенко
Писатель Михаил Зощенко
На встрече в Доме писателя в мае 1954 года опальных литераторов спросили об отношении к постановлению ЦК ВКПБ. Анна Андреевна, сын которой пребывал в заключении, ответила, что согласна с постановлением. Михаил Зощенко заявил, что не согласен с оскорблениями и не считает себя ни предателем, ни врагом народа. Началась травля в прессе. В 1955 году Зощенко подал заявление о предоставлении пенсии. Но извещение о назначении персональной пенсии в 1200 рублей Михаил Михайлович получил лишь летом 1958 года за несколько дней до смерти.
Депрессия
Его друг Корней Чуковский говорил, что Миша должен быть самым счастливым человеком на земле, ведь у него есть всё – красота и молодость, слава, талант и деньги. Но вместо этого писателя съедала такая депрессия, что он не мог взяться за перо и избегал любого общения с людьми. Зощенко по две недели не выходил из дома, не брился, сидел в своей комнате и молчал.
Дошло до того, что в 1926 году он обратился к психиатру. Михаил жаловался, что от тоски не может кушать, а от раздражительности спать, ему мешало всё – звонок трамвая на улице, капание воды из крана. Доктор осмотрел пациента и посоветовал ему каждый раз перед сном или приёмом пищи читать небольшие юмористические рассказы, например, такого автора, как Зощенко. Больной грустно ответил, что он и есть тот самый автор Зощенко.
Не получив никакой квалифицированной помощи, он взялся за книги русского академика Павлова и немецкого психоаналитика Фрейда, пытаясь вылечиться самостоятельно. Михаил старался разгадать причины своей тоски и депрессии.
Он анализировал всю жизнь, вспоминал каждый случай, который мог бы спровоцировать теперешнюю хандру:
- В памяти вставали моменты, когда мать отучала его, двухлетнего мальчика, от груди, намазывая её горькой хиной.
- В трёхлетнем возрасте местный врач делал ему операцию без наркоза. Миша тогда порезался, но безобидная ранка стала гноиться, что могло привести к заражению крови. Он отчётливо помнил, как блестящий скальпель рассекал его плоть.
- Будучи шестилетним ребёнком, он стал свидетелем того, как в придорожной канаве утонул соседский юноша.
- Вспомнил безуспешные хлопоты матери о пенсии, когда они остались нищими после смерти отца, с той поры его всегда преследовал страх перед бедностью.
- Перед глазами вставала картина, когда на войне после жуткого отравления газами он очнулся и увидел вокруг мёртвых сослуживцев и даже попадавших замертво с деревьев птиц.
Личная жизнь
В личной жизни писателя тоже все было непросто. В декабре 1918 года Михаил Зощенко познакомился с Верой Кербиц-Кербицкой. Они поженились летом трагичного для писателя 1920-го: в январе у Зощенко умерла мама. Единственный сын Михаила Зощенко – Валерий – родился весной 1922 года в Ленинграде.
Михаил Зощенко и его жена Вера
Михаил Зощенко с Лидией Чаловой
Сближение произошло, когда у Лиды погиб муж. Писатель поддержал молодую женщину. Вскоре дружба превратилась в любовь. В 1946-м роман прекратился по инициативе Чаловой, но сохранившаяся переписка говорит об искренней любви Зощенко, сохранившейся к Лидии после расставания. В последние годы жизни писателя рядом была жена Вера. Она похоронена рядом с мужем.
Зощенко-переводчик
Смерть
Последние годы литератор провел на даче в Сестрорецке. Весной 1958 года Михаил Зощенко отравился никотином. Из-за отравления случился спазм сосудов мозга, писатель не узнавал родных и не мог говорить. Смерть наступила 22 июля от сердечной недостаточности.
Похороны Михаила Зощенко
Зощенко пользуется специфическими приемами, чтобы подчеркнуть амбивалентность рассматриваемых в тексте идей. Например, читателю точно не сообщается, где происходит действие рассказа:
Дело произошло в Саратове или Симбирске, одним словом, где-то недалеко от Туркестана…
Тонкости интертекста
Образ публичного унижения монтера
Оскорбление героя рассказа представлено, благодаря коллективному характеру этого действа. Унижение монтера – ситуация публичная, а потому особенно болезненная. При этом конфликт накаляется через втягивание в ссору посторонних персонажей, не принадлежащих к служащим театра.
Библиография
Дальнейшее творчество
На закате 30-х годов Зощенко занимался созданием книги, которую называл главной работой своей жизни. Примечательно, что мужчина не прекращал писать произведения даже в годы ВОВ. Хоть на фронте Михаил и не был, он с самого первого дня войны отправился в военный комиссариат и вызвался добровольцем.
Медицинская комиссия признала писателя непригодным к службе. Позднее Зощенко определили в отряд противопожарной обороны. Мужчине поручили вести дежурство на крышах домов, охраняя их от поджога.
Произведение Зощенко — исповедальное. В нем автор, опираясь на труды Ивана Павлова, старался научно обосновать борьбу с депрессивными состояниями. Эта книга — пособие для тех людей, которые пытаются побороть гнетущие душевные муки.
Вскоре журналу запретили печатать продолжение произведения, начались репрессии. В партийных кругах были недовольны творчеством Зощенко. Кроме того, резкой критике подверглись издания, которые публиковали его.
Читайте также: