Ржевский две строчки времени краткое содержание

Обновлено: 05.07.2024

(1905-1986)
ДВЕ СТРОЧКИ ВРЕМЕНИ
С фотографий на обложках его двух последних книг на читателя смотрит благородное лицо аристократа: пушистые седые волосы, задумчивое лицо много повидавшего на своем веку человека, высоко поднятая (но без малейшего знака высокомерия) голова.

Он и был аристократом: по рождению и по духу.

Будущий писатель принимал самое активное участие в бурной культурной жизни Москвы 20-х годов: играл в театре и ходил по контрамаркам на самые знаменитые спектакли; сочинял пьесы; увлекался художественным чтением (декламацией) и даже заслужил одобрение самой О.Книппер-Чеховой. Судьба сводила его с В.Маяковским и С.Есениным, с А.Луначарским, Н.Крупской и сестрой В.Ленина — А.Елизаровой-Ульяновой.

На фронте был сначала переводчиком, затем — помощником начальника разведки дивизии. Выводя из окружения автоколонну дивизии, попал на мину и очнулся уже в немецком плену.

До 1950 года супруги живут в Германии, перебиваясь самой различной работой, в том числе и литературной (статьи о языке, обзоры советской литературы).

В 50-е годы состоялось знакомство писателя с русским литературным Парижем, где жили писатели еще первой волны русской эмиграции. Ржевский понравился самому И.Бунину, известному своей строгой оценкой окружающих и трудно сходившемуся с людьми. Состоялось знакомство с Б.Зайцевым, А.Ремизовым, М.Алдановым, Г.Адамовичем, Тэффи, В.Маклаковым.

Тематика произведений Ржевского во многом характерна для творчества писателей второй волны русской эмиграции.

При этом писатель не щадит и тех русских, кто, став лагерным полицейским, старостой барака или санитаром, ведет себя подобно эсэсовцам: тиранит пленных, доносит немцам на своих, берет взятки за помещение в теплый барак, вместо ухода за больными жирует за их счет.

Вместе с тем писатель показывает и тех русских людей, которые по советским законам того времени считались бы коллаборационистами за сотрудничество с немецкими властями. Это русские коменданты лагеря Кожевников и Плинк, доктора Камский и Моталин, благодаря которым удавалось облегчить, а то и сохранить жизнь тысячам пленных. Даже там, в невыносимых условиях, утверждает Ржевский, продолжала теплиться жизнь с любовью, мелкими радостями и повседневными заботами.

Есть в романе и другие немцы. Как правило – рядовые солдаты, младшие офицеры. В отличие от живущих теориями начальников, ими движут чувства, сердце. Таковы три немца Курт, Эрих и Вебер, живущие в доме Анны Ильиничны. Они понимают патриотические чувства русских хозяев дома и сами предлагают пользоваться радиоприемником, чтобы слушать Москву. Ни слова не сказав, молчаливый Вебер, попробовав пустые щи, приносит Анне Ильиничне кусок копченой грудинки из своего пайка. Немецкий врач Шустер организовывает прием больных крестьян и гордо отказывается от приносимых ими продуктов, хотя другие немцы ходят по дворам и эти продукты отбирают силой.

Это разделение персонажей на живущих по доводам ума и по велению сердца в ином виде, но проходит и через систему образов русских героев романа, как главных, так и второстепенных.

Запоминается эпизодическая фигура священника, отдающего свой хлеб раненому летчику, спавшему мальчишку-пленного и умершему от дистрофии. В его поступках тоже нет ничего умственного: он живет по велению сердца.

Напротив, наименее симпатичны писателю люди-фанатики, как немцы, так и русские.

Это уже размышляет другой герой романа – Ф.Ф.Плинк. Многоточие характерно.

настаивает третий персонаж – казак Сомов, предлагая пойти своим путем – создать русскую освободительную армию, на что Заряжский совершенно справедливо замечает, что немцы на это никогда не пойдут, и мысль Сомова - утопия.

«Заряжский долго стоял на мосту, перекинутом от монастыря к другому берегу оврага. Грохотно прокатывались по досчатому насту колеса, цокали кованные солдатские каблуки, сыпались возгласы на чужом языке, - все это было так суетно и тревожно в сравнении с лежащей напротив солнечно-акварельной тишиной.

Собственно говоря, идея патриотизма и трагедии патриотов, оказавшихся между двух звезд и составляет содержание романа Л.Ржевского. В политической жизни писатель не видит выхода из этой ситуации. В личной –такой выход составляет любовь.

Присутствуют в книгах Ржевского и тема ностальгии, и изображение эмиграции. Одни его герои находят в себе силы, тоскуя по России, все же радоваться жизни. Другие — так и не находят себя, мечутся и страдают.

Однако эта типологическая общность тематики и характерологии персонажей не лишает произведения писателя глубокой индивидуальности.

Герой-рассказчик вспоминает историю своей молодости, любовь к студентке-максималистке Жене, порвавшей с ним после того, как он вопреки ожиданиям девушки не выступил в защиту справедливости, да еще и придумал множество оправданий своему малодушию.

Выразительно, по-бунински точно, описана сцена их объяснения, в которой девушка готова облегчить любимому покаяние, а он тупо продолжает настаивать на своей правоте:

«Я хотел вам неприменно изложить свою позицию.

— Какую. позицию? — спросила она, глядя теперь уже не в сторону, а вниз, на свои тапочки — резиновые, с желтой полоской спортивные тапочки, надетые на босу ногу. Как они напряжены были, эти тапочки! Особенно — одна, под круто выкруглившимся, с голубой жилкой подъемом, растиравшая носком песок — мелкими, упрямыми полукружьями-толчками: раз, другой, еще. До чего запечатлелись они в памяти, эти тапочки, ожидающие, что я скажу.

— Позицию в этой истории Радова. Тогда, на совещании.

— Не стоит об этом сейчас.

— Почему? Я целую повесть задумал. На этот сюжет. Обязательно хочу показать вам понагляднее, почему я был прав.

Трудившаяся на песке тапочка стала вдруг на всю ступню, застыла.

— Прав? — переспросила Женя. — Вы был прав?

Повесть заканчивается сентиментальным оправданием иллюзии: «Верить в то, что те там, кого мы любили, живы еще и помнят о нас, даже ждут — иллюзия. Но так — легче.

В финале романа Ия вновь испытывает неудовлетворенность жизнью и исчезает. Любовь и ответственность за ее судьбу гонит рассказчика на ее поиски:

«В любом многолюдье — в театре или кино, в уличном спертом потоке, в подземке либо в автобусе — шарю глазами по лицам с нелепым уж почти бездыханным упоением: а вдруг! Как где-то в чьих-то стихах:

Ищу на тебя похожих —

Финал романа — типичный для прозы Ржевского. После очередной неудачной попытки обнаружить девушку герой испытывает физическую боль:

«Господи! — повторял я снова. — Что же это было? Что. неужели не суждено мне дознаться обо всем до конца?

Очевидно, что речь идет не только об Ие, но о жизни, о вечной ее тайне, о невозможности существования без любви и о силе самой любви.

Вслед за Ф.Достоевским писатель показывает противоречивость человеческой личности, рисует мятущиеся характеры русских людей в эмиграции.

В финале повествования сомнения рассказчика находят подтверждение: Шустер, брошенный Кикиморкой, покинул свой уютный домик, и ему вновь предстоят духовные поиски. Верный себе, писатель заканчивает рассказ на неопределенной ноте, философским раздумьем:

То, чего часто не хватает объективизированным персонажам Ржевского, в избытке у рассказчика. Именно это обстоятельство позволяет говорить не о служебной, а о функциональной роли повествователя, предельно сближенного с автором.

Будучи лингвистом по образованию, филологом по призванию, Ржевский большое внимание уделял языку своих произведений.

Леонид Денисович Ржевский (Суражевский) (1905 - 1986) в 1930 г. закончил литературно-лингвистическое отделение Московского педагогического института имени В.И.Ленина, выступил одним из соавторов учебника "Русского языка". 28 июня 1941 г. Р. защитил диссертацию о языке комедии А.С.Грибоедова "Горе от ума", а уже 1 июля ушел на фронт лейтенантом.

На фронте был сначала переводчиком, затем - помощником начальника разведки дивизии. Выводя из окружения автоколонну дивизии, попал под мину и очнулся уже в немецком плену.

Конец войны застал будущего писателя в Германии, в больнице недалеко от Мюнхена.

В 1949-1951 гг. в "Гранях" была опубликована первая повесть Р.

Ниже публикуются 5 писем И.А.Бунина и два - Веры Николаевны.
Письма И.А.Бунина
23.8.1951 4

А за всем тем кланяюсь.

Да, я не посрамил ту литературу, которую полтораста лет тому назад начали Карамзин и Василий Афанасьевич Бунин, по своему незаконному рождению от А.И.Бунина и турчанки превратившийся (по своему крестному отцу) в Василия Андреевича Жуковского.

Ив.Бунин
P.S. Никаких других книг моих не могу Вам послать - все давно проданы.

21 января 1952 года 14 .

Диктую, потому что лежу в постели, началось воспаление легких, которое, кажется, остановили пенисиллином.

Ив.Бунин
27 сент. 1952 г.

Вероятно, эта моя записка возмутит вас ужасно. Но Вы полумайте хладнокровно над тем, что я Вам пишу.

Всего доброго! Поклон А.С.

Дорогой Леонид Денисович,

Ив.Бунин
Письма В.Н.Буниной

11 октября 1954

Дорогой Леонид Денисович,

Спасибо за память и поздравления 24 .

Была тронута, что вспомнили.

А 9 ноября будем о нем молиться.

Желаю Вам и Поэтессе здоровья, доброй работы и радостей.

С сердечным приветом Ваша

Дорогой Леонид Денисович!

Очень буду рада повидаться с Вами. Напоминаю наш номер телефона Jas. 94 73.

8 мая уже будет полгода со дня кончины.

Желаю Вам Светло провести светлые дни, - у нас будет страстная.

Не написала от всяких забот и хлопот из-за вечера да и не хватает у меня красных шариков, отчего вечная усталость и клонит в сон.

Желаю Вам счастья, радости, здоровья.

(Русская литература ХХ века: Итоги и перспективы. – М., 2002. – С. 349-355)

1 Сам писатель указывал, что родился в 1905 году, что и вошло во все словари и справочники. Однако, как установил по архивам Московского государственного педагогического института А.А.Коновалов, подлинной датой рождения Ржевского был 1903 г.

3 Литературное образование наложило особый оттенок интеллигентности на все произведения писателя. Ржевский охотно использует эпиграфы (цитаты из Овидия, А. Пушкина и К. Батюшкова, И. Бунина и М. Волошина, из современных авторов). Его персонажи часто вспоминают те или иные произведения русской классической литературы. В тексты вводятся скрытые или прямые цитаты, в том числе и поэтические. Иногда стихи принадлежат самому писателю, чаще – другим авторам. При этом щепетильность литературоведа заставляет Ржевского всякий раз указывать автора тех или иных строк.

А над лесной над дорожкой

Сизая хрупкая ясь

Первой солнечной крошкой

Там и здесь занялась.
Эти листвяные замети,

Шорохи, звоны, грусть,

В них встревоженной памятью,

Как в родное всмотрюсь.

Уж не родные ли дали

Жалобу милых губ

В эту вот прель вшептали

В этот звенящий хруп.

Мухомор партизанит в ельнике,

Из-за тебя, бездельника,

Исцарапалась вся.
Самая, брат, пора пинку,-

Кайся, на помощь зови!

Впрочем, за то, что ты - в крапинку,

Не сплошь красный - живи!

99 Пожалуйста дождитесь своей очереди, идёт подготовка вашей ссылки для скачивания.

Скачивание начинается. Если скачивание не началось автоматически, пожалуйста нажмите на эту ссылку.

Все книги на сайте размещаются его пользователями. Приносим свои глубочайшие извинения, если Ваша книга была опубликована без Вашего на то согласия.
Напишите нам, и мы в срочном порядке примем меры.

Описание книги "Две строчки времени"

Описание и краткое содержание "Две строчки времени" читать бесплатно онлайн.

Из предисловия Ю.Линника

Две строчки времени

Случится то, чего не чаешь..

Виу-виу-виу… Трудно передать знаками этот звук — скуление мотора, который не хочет заводиться; один из самых беспокойных звуков нашего современного человеко-машинного общежития — может быть потому, что вбирает в себя главный тон его жизни: нетерпение. Нетерпение ступни, придавившей педаль, пальца, жмущего на стартер, самого биения сердца, перемежающегося отчаянием и надеждой.

Возник этот звук в раннее июльское утро, в тишайшем городке, откуда об эту пору выехала на каникулы вся звонкая студенческая молодежь, в полумиле от еще сонного моря.

И довольно бестолковая пауза с моей стороны.

— Не могу ли я помочь?

— Не знаю, можете или нет. На автомеханика вы не похожи. Но — попытайтесь!

Я попытался. Села батарея — установить это не стоило большого труда.

— Вот телефон мастерской, — сказал я. — Позвоните, и через полчаса все будет готово.

— И я на полчаса опоздаю в бюро. В восемь ровно мне нужно вести экскурсию.

— Тогда в мастерскую позже, а на работу я отвезу вас в своей машине. Она вот, рядом.

— Ладно… — кивнула она с чем-то вроде гримасы, природу которой я не мог разобрать. Какое лицо! Да, я близко знал когда-то другое, похожее, с той же яркостью — но очень спокойных — черт. В этом же все было необычайно подвижно: узко подбритые брови то ломались вверх домиками, то разлетались к вискам; вдруг широко распахивались на вас черносмородинового колера глаза и тут же щурились, морща переносицу. Крупный рот — в постоянных и самой пестрой выразительности усмешках; усмешка ироническая асимметрична и образует в углу губ петельку, в которой поблескивает один чуть по-своему растущий зубок.

Все это я разглядел, покуда ехали — место, которое она назвала, было не ближний край, в смежном другом городке. Узкая, как стручок, она почти не занимала пространства рядом. Пахло от нее каким-то цветком.

— Давно вы пришвартовались на нашем паркинге? — спросил я, потому что у нее не было, по-видимому, никакой охоты завязать разговор. — Раньше вашего жука там не видал.

— С неделю. Но вообще я с ним здесь уже года два.

— Откуда же прибыли?

Она назвала один не очень далекий порт.

— Но вы по типу не здешняя?

— Если вы собираетесь допрашивать меня, — зевнула она в наманикюренную горстку, — я, пожалуй, вылезу и подожду — Я вас не допрашиваю, а знакомлюсь. И если вздумаете сойти, — не удерживаю, — пожалуйста!

— Черт возьми! — сказала она вдруг по-русски. — В вас есть спирт!

— Моя семья — с юга России. Я почти, что здесь родилась, но знаю русский язык. Кажется, знаю и вас. Вы — П. (она назвала мою фамилию) — Из Нью-Йорка. У меня есть друзья среди ваших знакомых. Видите, я ответила на ваш вопрос — мне понравилось, что вы готовы были выбросить меня из машины.

— Вы, слыхала я, пишете?

— Над чем сидели сегодня, когда я вам помешала?

— Мемуары, говорят, пишут древние старики. Вы — древний?

— С вашей точки зрения — вероятно.

— Ну, сколько вам? Мне девятнадцать, а вам?

— Почти в три раза больше.

— Черт подери, много. Все-таки мне трудновато по-русски. Мои бывшие родители всегда бранились по-русски, а теперь совсем этого языка не слышу.

— Потому что я бросила их и живу самостоятельно, — сказала она тоном, который подсказывал, что продолжение этой темы нежелательно. — Вы бываете здесь? — кивнула она на песчаное побережье, мимо которого шла сейчас наша машина.

— В общем, спасибо, что выручили! — сказала она, когда мы доехали, выпрыгнув на тротуар и небрежно качнув в воздухе пальцами над ладонью — словно я был не рядом, а на другом конце улицы.

— Постойте. — сказал я неуверенно, потому что не знал, что именно хочу сказать.

— Ну? — подождала она, нетерпеливо прочеркивая носком туфли асфальт, как молодая кобылка.

— Как вас, по крайней мере, зовут?

— Меня зовут Ия. Что вы на меня так уставились? Звали так вашу бабушку или жену? Но извините, бегу.

Я уставился на нее и даже, может быть, вздрогнул — потому что имя это взорвалось в моих ушах как маленькая торпеда: когда-то оно было для меня значительнее всех прочих имен и вот теперь так неожиданно повторилось…

Но об этом будет достаточно впереди, а сейчас я стоял гораздо дольше, чем было естественно, у тротуара, покуда не захлопнулась за ней стеклянная с золотыми буквами и виньеткой дверь.

Так началось то, что, собственно, чем-то и не было и вовсе не должно было бы начинаться, потому что ничем не могло и кончиться; но разве это — резон для чего бы то ни было в жизни? Не могло ничем кончиться, потому что не было содержанием вне меня, но вот во мне самой содержанием оказалось.

Большим, чем мои мемуары, которые в три последующих дня не увеличились ни на строчку.

А в утро четвертое я спустился вниз чуть ли не с петухами.

Выхаживая в стороне, откуда виден был краешек паркинга, слушал приближающееся шарканье шагов, взыгрывание моторов следил, как одна за другой скрывались за углом покрытые утренней крупной росой автомобильные спинки.

Она пришла, как и я в первый раз, поздно и так торопилась, что едва успел захватить — уже, нажала было на стартер.

— Очень хотел вас увидеть! — сказал я.

— Ну, не зачем-нибудь, а так просто, поболтать… Пишущие отовсюду собирают впечатления, как пчелки нектар, чтобы слепить что-либо читабельное. А вы, пожалуй, самое любопытное создание из всех, кого покуда здесь встретил.

На Facebook В Твиттере В Instagram В Одноклассниках Мы Вконтакте
Подписывайтесь на наши страницы в социальных сетях.
Будьте в курсе последних книжных новинок, комментируйте, обсуждайте. Мы ждём Вас!

Две строчки времени скачать fb2, epub бесплатно

Судьба Молнии

Был когда-то в компании велосипедистов один паренек. Звали его Молния. Такое прозвище он получил за свою любовь к скорости. Молния был спортсмен по призванию. Ничто кроме велосипедов его по-настоящему не интересовало. Закончил он политехнический, был по специальности геологом, но работал в спортивном магазине продавцом. Каждый день после работы он с удовольствием вытаскивал свой велосипед и допоздна колесил по городу и его окрестностям. Ему не мешали ни дождь, ни темень, ни узость вечно загруженных городских улиц. В отличие от других велосипедистов, к которым он относился снисходительно, мол, что с вас взять, любители, ездил он прямо в потоке машин. Он умел держать скорость, четко знал правила и никому не давал спуску – соревновался с другими участниками движения на равных. По прямой его, конечно, обгоняли, но за счет светофоров, пробок, когда можно было срезать по тротуару, переулков, порой он добирался в определенное место даже быстрее моторного транспорта. Говорят, он не раз выигрывал спор по этому поводу.

Читайте также:

Ржевский две строчки времени краткое содержание

Описание книги "Две строчки времени"

Похожие книги на "Две строчки времени"

Две строчки времени скачать fb2, epub бесплатно