Роман тля краткое содержание
Обновлено: 02.07.2024
Книга о борьбе русских художников-реалистов с евреями-формалистами была написана в 1949 году, в разгар борьбы с космополитизмом, но, очевидно, будучи даже для тех времен слишком жесткой, вышла только пятнадцать лет спустя.
В общежитии техникума стояли солдатские деревянные кровати, в кроватях гнездились кровожадные клопы. Однажды ночью Ваню укусил клоп, юноша вскочил, попытался клопа поймать, но насекомое убежало вверх по стене. Иван встал на кровати ногами, потянулся за клопом - кровать не выдержала и начала разваливаться. Чтобы не упасть, Иван ухватился за стену, а на стене висел портрет Карла Маркса. Иван упал на пол с половинкой портрета в руках. На следующий день однокашник Шевцова, некто Макович, сообщил о происшествии в записке директору техникума.
- Он писал, что я порвал портрет из антисемитских побуждений и что я однажды обозвал его, Маковича, жидом. Называл я его жидом или нет, я не помню, но портрет-то я точно случайно порвал. Но меня за это отчислили.
- Но возвращаться туда я уже не захотел, - рассказывает Шевцов. - Хотелось служить родной стране, и я поехал в Саратов поступать в бронетанковое училище.
- А я просто не знал, что в Саратове учат на пограничников. Знал бы - не задумываясь пошел.
III.
В погранучилище Шевцов учился два года. Не доучился, потому что на третьем курсе ему, как и еще нескольким десяткам отличников, досрочно присвоили лейтенантское звание и отправили воевать с Финляндией. На финском фронте лейтенант Шевцов провел всю войну, а 13 апреля 1940 года, когда Финляндия и СССР заключили мирный договор, Ивана назначили начальником погранзаставы на Карельском перешейке - в том самом городе Териоки, в котором Отто Куусинен несколькими месяцами раньше провозгласил Финляндию народной республикой. Прослужил там два месяца, потом перевели на Днестр - на старую советско-румынскую границу (нынешняя граница Молдовы и Приднестровья). Это было накануне предъявления Советским Союзом ультиматума Румынии о передаче Бессарабии. Вместе с 79-м погранотрядом Шевцов форсировал Днестр и вышел к Дунаю. Там и остался - на берегу Дуная была создана новая погранзастава, начальником которой сделали Шевцова.
В апреле 1941 года лейтенант Шевцов оказался под арестом. Случилось это так: он проводил учебно-боевую тревогу и забыл предупредить о ней соседние заставы. Когда на заставе Шевцова началась стрельба (никто же не знал, что стреляют холостыми), все решили, что началась война, по тревоге были подняты стоявшая на границе Чапаевская дивизия, а также Дунайская флотилия и 20 погранзастав. Начальник погранотряда присудил Шевцову за такое хулиганство 5 суток домашнего ареста, но поскольку Шевцов и жил на заставе, то командовать своими бойцами он не перестал даже арестованным. А поскольку инцидент с учебной тревогой вскрыл недостатки в согласованности действий разных родов войск, то после ареста Шевцова назначили заместителем начальника местной комендатуры по боевой подготовке. В подчинении 20-летнего офицера оказалась уже не одна застава, а целых пять.
На одной из них он и встретил 22 июня 1941 года. Первую атаку немцев пограничники Шевцова отбили. Двое немецких солдат были убиты и сброшены в Дунай, с нашей стороны жертв не было.
Продержались неделю - не Брестская крепость, конечно, но все равно достойно. Потом вместе с остальными частями отступали до Тулы, потом - четыре года в действующей армии, в разведке. Шевцов был готов рассказывать про войну, но я перебил, потому что про литературу в его случае интереснее.
Шевцов проработал в Болгарии пять лет. Писал не только о стране пребывания, но и обо всех балканских делах: о Греции, об Албании и, конечно, о Югославии, которая к тому времени уже стала примерно тем же, чем для нынешней России являются Грузия и Эстония вместе взятые.
V.
Военная пресса в конце пятидесятых - это все-таки была периферия. Толстые литературные журналы - мейнстрим. Неудивительно, что в первые же месяцы после нового назначения Шевцов оказался в центре серьезного скандала. Все началось, впрочем, с Вучетича.
Петр Поспелов был кандидатом в члены президиума ЦК, его непосредственной начальницей была Екатерина Фурцева, член президиума. К ней и вызвали Ивана Шевцова.
- С Кочетовым у меня были хорошие отношения, но дружбы не было. Да и откуда ей взяться - ведь у него жена была еврейка.
VII.
Заявлениям и рекомендациям о приеме Ивана Шевцова в Союз писателей нет счета, но каждый раз московская организация СП СССР отказывала романисту в приеме: вначале Валентин Катаев поставил ультиматум - мол, если примут Шевцова, из Союза выйду я, потом то же повторил Александр Борщаговский, потом - знаменитый правдист Юрий Жуков.
VIII.
Антисемитом себя Иван Шевцов не считает (и, наверное, прав: у настоящего антисемита, как известно, обязательно есть друзья-евреи, которыми он гордится, а у Шевцова друзей-евреев нет и никогда не было; он даже с Вучетичем поссорился, когда узнал, что у него мать еврейка) и, по советской традиции, называет себя борцом с сионизмом. Я спросил, почему так парадоксально вышло - официальная советская идеология относилась к сионизму как, может быть, к главной враждебной идеологии, при этом самый последовательный антисионист СССР был чуть ли не диссидентом, отличаясь от обычных диссидентов только тем, что на его стороне не было мирового общественного мнения, дипломатов, журналистов, радиоголосов. Может быть, Шевцов не понял моего вопроса, но ответил он так:
- Нет, не в этом. Я бы никогда не стал печататься в одном издательстве с Гитлером.
Шевцов заметно теряется: - Для меня СССР и православная Русь - это одно и то же. Я православный, но я и коммунист, хотя цену и Хрущеву, и Брежневу знаю. Что говорить, если у Брежнева в Политбюро русские жены были только у Кириленко и у Долгих. Россия моей мечты… Знаете, я хочу, чтобы у нее был президент-патриот. Чтобы говорил, как Путин, но при этом и делал то, что говорит. Или чтобы как Зюганов, но только без зюгановских недостатков, которых у настоящего Зюганова слишком много.
Уточняю: то есть президентская республика? Шевцов кивает: - Да, президентская. Как у Лукашенко.
Я тоже киваю. Вижу, что России-мечты у Шевцова нет.
Я хочу спросить, общается ли Иван Шевцов с Федором Бондарчуком, но не спрашиваю - и так понятно. Пожимаю парализованную правую руку, желаю здоровья.
XII.
Я не понимаю, как мне относиться к этому человеку. Считать его престарелым упырем проще всего, но это совершенно не то. Пацан, который босиком пришел в районную газету, фронтовик (пусть даже он врет, что служил в разведке и на самом деле был заградотрядовцем, я бы этому не удивился), жертва действительно чудовищной травли (а те, кого травят, у меня всегда вызывают сочувствие). И прожив вот такую жизнь, никогда, очевидно, не прогибаясь (у меня нет сомнений, что этот человек всегда делал то, что диктовала ему его совесть), он задолго до своего нынешнего физического состояния превратился черт знает во что (вспомним случай с доносом на Михаила Алексеева). В маньяка, помешанного на женах-еврейках и прочих щупальцах мирового сионизма.
Конечно, Иван Шевцов - классический Иван-дурак, и, пожалуй, его простодушие важнее его маниакальности. В девятнадцатом году он мог стать прекрасным рабселькором или даже знаменитым пролетарским писателем - чтобы через два десятка лет удобрить собой колымские мерзлые почвы. Но он опоздал, и шансов у него уже не было - ни на Колыму, ни на успех. Когда система отстроила себя сама, невежество, легитимированное на словах, на деле порождало сплошные неудобства. Иван-дурак не вписывался ни в суровый позднесталинский режим, ни в либеральный хрущевский, ни в унылый брежневский просто потому, что он, Иванушка, органически чужд любой системе. Тля действительно победила - тут с Шевцовым трудно не согласиться, - и даже перестала ощущать себя тлей. Шевцов же постоянно напоминал ей об этом - но не как обличитель, каким он себя самонадеянно считает до сих пор, - а как зеркало. Вероятно, потому его инстинктивно сторонились даже соратники. Иван-дурак - самый одинокий, самый неприкаянный, самый отринутый русский герой. Поэтому, наверное, и самый любимый.
Машков, Еременко и Окунев — художники-реалисты. Они патриоты, они любят Репина, Шишкина, Верещагина, они пишут родной пейзаж, сражения с фашистской сволочью, прием в партию колхозников, деревенскую агрономшу. Просто, понятно, для народа. Барселонский и Юлин — художники-формалисты. Они космополиты, любят Сезанна и прочих иностранцев. Они тоже пишут пейзажи, сражения с фашистской сволочью и сцены колхозного быта, но делают это без уважения. Не то, не так, не для народа.
Национальность неправильных художников в романе ни разу не указана, как, впрочем, и происхождение правильных. Но все как-то догадались, что хорошие тут русские, а плохие — евреи. Про плохих периодически отмечается, что они чернявые, приехали с юго-запада, Киева, Одессы, Молдавии, далеки от народа, не понимают его и не хотят понять. Хорошие прошли войну. Плохие отсиделись в Ташкенте. Им Сезанн ближе Шишкина. Не дай бог они откроют в Москве музей своего мерзкого западного искусства. Иван Шевцов потом в интервью и статьях все время напоминал, что у него есть положительный персонаж еврейской национальности, — не пытайтесь, мол, обвинять в антисемитизме. Но даже допустив существование хорошего еврея, скульптора-реалиста Канцеля, Шевцов все-таки не смог долго с ним мириться. В самом начале романа хорошего еврея насмерть сбивает машина.
И, конечно же, живопись тут лишь метафора. Судя по тексту, с ее историей Шевцов знаком крайне поверхностно, герои в принципиальных спорах оперируют максимум десятком фамилий великих художников. За антинародное искусство вообще почти все время приходится отдуваться Сезанну. Да и не в них дело. Главный злодей романа, художник Лев Барселонский, который когда-то жил в Европе, потом вернулся в СССР и теперь изредка радует критиков своей новой работой, — это, конечно же, писатель Илья Эренбург, главный космополит Советского Союза и враг каждого честного советского патриота. Такого, как Иван Шевцов.
Это было интересное и весьма сложное время. Нам кажется, что мы понимаем то время в котором живем и о событиях в котором каждый день узнаём из сказок журналюг.
В конце 1950-х я учился в институте, и наши студенческие мозги, каждый день поливали дурманом, изготовленным из смеси хрущевщевской критики культа Сталина с антисоветизмом. Сознание моего поколения было искалечено на долгие годы. Его память поливали слякотью, грязью антисталинизма хрущевские идеологи во главе с Сусловым в СССР.
Выбрав категорию по душе Вы сможете найти действительно стоящие книги и насладиться погружением в мир воображения, прочувствовать переживания героев или узнать для себя что-то новое, совершить внутреннее открытие. Подробная информация для ознакомления по текущему запросу представлена ниже:
ТЛЯ: краткое содержание, описание и аннотация
Иван Шевцов.: другие книги автора
Кто написал ТЛЯ? Узнайте фамилию, как зовут автора книги и список всех его произведений по сериям.
В течение 24 часов мы закроем доступ к нелегально размещенному контенту.
ТЛЯ — читать онлайн бесплатно полную книгу (весь текст) целиком
Авторизуясь в LiveJournal с помощью стороннего сервиса вы принимаете условия Пользовательского соглашения LiveJournal
January 19th, 2013
Так называется некогда знаменитый роман Ивана Шевцова, ушедшего от нас вчера на 93-ем году жизни. Человек он был заслуженный – фронтовик, орденоносец, патриот.
Вполне допускаю, что писатель Иван Шевцов сильно заблуждался. Еще сильнее, наверное, заблуждаюсь я… И вообще, никакой тли на самом деле в природе не существует – это все выдумки поцреотов. Вот и в яндекс они пробрались. И завалили хороший в принципе поисковик своей непотребной гадостью.
Но это уже другая история.
Comments:
оказывается, и Олег Кашин был антисемитом
роман в художественном отношении очень слабый.
За что ж так покойника, который единственный среди заединщиков обладал хоть каким-то литературным талантом? Неужто из-за опасения, что он не одобрил бы увлечение Кантором и Зоил Абрамычем?
обладал хоть каким-то литературным талантом
Довольно трудно (а скорее всего невозможно) объяснить, что такое талант людям, считающих Прилепина (Быкова, Лорченкова и tutti quanti) писателями. Это вроде известного казуса с ароматом дыни. Хотя русский дух Шевцова на аромат дыни мало похож.
Как-то вы всех в одну кучу. К тому же следует признать, что любой из названных вами авторов(даже Лорченков) на порядок выше Шевцова.
Шевцов - херовый, но писатель, названных объединяет то, что они графоманы. Сравнивать графомана, как бы он ни был раскручен в глазах чичковского Петрушки, с писателем, все равно что обсуждать сравнительные достоинства живых женщин и резиновых кукол из сексшопа.
В недоумении
Прочитал у вашего антипода igorkurl at По следам наших выступлений. (антипода в том смысле, что ему вообще неведомо, что такое cut off, а вы в погоне за СК прячете под кат каждую запятую), что Зоил Абрамыч будто положительно о Шевцове отозвался. Неужели это правда (я найти не сумел)? Если правда, то придется от своих слов отказаться - в своем вкусе я не так уверен, как в том, что Абрамыч безошибочно хвалит только и исключительно полное говно.
вы в погоне за СК прячете под кат каждую запятую
Оскорблен до глубины души!:) Аборигены сказали: все, что больше трех строк - под кат. Этому правилу я и следую.
Да, он положительно о нем отозвался, это в его фейсбуке, моя цитата из него точна, - чтобы прочитать запись, надо иметь там аккаунт и найти аккаунт Топорова в поисковой системе - смотреть вниз, это обсуждение его статуса от 19 января. Ниже еще в комментах высказался в том духе, что Ш. - средний писатель, равный. Василию Гроссману (!), только с другим идеологическим знаком. Это надо ж так Гроссмана опустить было. Что касается ката, у меня там технические проблемы. Надеюсь, в будущем я их исправлю.
Раз вы опять вспомнили про протоколы сионских мудрецов, трудно удержаться, особенно в свете выше высказанного. Просто хочется попытаться изложить в паре абзацев о чем там речь, для тех кто не читал и не собирается.
Изложение не претендует ни на что, кроме краткости.
Морис Жоли в середине уже теперь позапрошлого века написал памфлет, в котором, как говорят, критиковал Наполеона, Наполеонов было несколько, кто захочет, разберется которого из них. В нем он описал встречу в аду, явно аду Данте, встречу между Маккиавелли и Монтескье, где Монтескье сообщает Маккиавелли, что мысль человеческая продвинулась вперед и вглубь и Маккиавелли безнадежно устарел. На что Маккиавелли, естественно не соглашается, и в с ледующих 90% памфлета подробно объясняет, как бы он организовал тоталитарную власть с передачей ее по наследству в нашем демократическом обществе. Используются все известные методы, конфликты интересов, "свободная пресса", карманная оппозиция, даже ГКО, для поддержания экономики. В общем успешно демонстрирует, как можно рулить "демократическим" обществом.
Затем кто-то, может Нилус, может кто-то другой, берет этот текст, и сильно сокращает, убирает Жоли, заменяет Маккиавелли на неких сионских мудрецов и добавляет смысла: все делается не просто так, все за ради воцарения некоего сионского владыки.
Собственно это все протоколы, проблема возникла в том, что страшные антисемиты стали говорить: "а какая разница, фальшивка или нет, если ОНИ на самом деле так действуют".
Edited at 2013-01-19 04:46 pm (UTC)
Раз вы опять вспомнили про протоколы
Вспомнил лишь потому, что у барыги-стукача они шли по одной цене с Шевцовым. Дороже был лишь "Архипелаг Гулаг". Но "протоколы", видимо, все же читать придется - очень уж большие прорехи в образовании, даже признаваться неловко.
Возможно, что и не стоит их читать, литература там и рядом не стояла, а политика вам, как я понял неинтересна. В любом случае лучше прочитать диалоги Жоли, а из протоколов прочитать первый и еще любой один где-нибудь из середины ближе к концу :)
политика вам, как я понял неинтересна
Это вы мягко сказали, меня от нее просто тошнит. Да еще в таких лошадиных дозах - что в фейсбуке, что в жиже.
Но у барыги-стукача книжки были подобраны удачно, одна к одной. Или там еще были "Графиня де Монсоро", "Анжелика" и пьесы Арбузова?
Нет, этого трэша у него не было: он торговал лишь тем, за что могли привлечь, завербовать, поставить на учет как лицо неблагонадежное - странные игры позднего КГБ.
Читайте также: