Рэй брэдбери здравствуй и прощай краткое содержание

Обновлено: 02.07.2024

ЖАНРЫ 360
АВТОРЫ 282 173
КНИГИ 669 720
СЕРИИ 25 792
ПОЛЬЗОВАТЕЛИ 621 023

Здравствуй и прощай

Ну конечно, он уезжает, ничего не поделаешь: настал срок, время истекло, и он уезжает далеко-далеко. Чемодан уложен, башмаки начищены, волосы приглажены, старательно вымыты уши и шея, осталось лишь спуститься по лестнице, выйти на улицу и добраться до маленькой железнодорожной станции, где только ради него и остановится поезд. И тогда городок Фокс-Хилл, штат Иллинойс, для него навсегда отойдет в прошлое. И он поедет в Айову или в Канзас, а быть может, даже в Калифорнию, – двенадцатилетний мальчик, а в чемодане у него лежит свидетельство о рождении, и там сказано, что родился он сорок три года назад.

– Уилли! – окликнули снизу.

Он подхватил чемодан. В зеркале на комоде он увидел свое отражение: золото июньских одуванчиков, румянец июльских яблок, теплая белизна полуденного молока. Ангельски невинное, ясное лицо – такое же, как всегда, и, возможно, навсегда таким и останется.

– Пора! – снова окликнул женский голос.

Кряхтя и улыбаясь, он потащил чемодан вниз. В гостиной ждали Анна и Стив, принаряженные, подтянутые.

– Вот и я! – крикнул с порога Уилли.

У Анны стало такое лицо – вот-вот заплачет.

– О Господи, Уилли, неужели ты и вправду от нас уедешь?

– Люди уже начинают удивляться, – негромко сказал Уилли. – Я целых три года здесь прожил. Но когда начинаются толки, я уж знаю – пора собираться в дорогу.

– Странно все это, – сказала Анна. – Не пойму я никак. Нежданно-негаданно. Мы будем скучать по тебе, Уилли.

– Я вам буду писать каждое Рождество, честное слово. А вы не пишите, не надо.

– Мы были рады и счастливы. – Стив выпрямился на стуле, слова давались ему с трудом. – Такая обида, что всему этому конец. Такая обида, что тебе пришлось нам все про себя рассказать. До смерти обидно, что нельзя тебе остаться.

– Вы славные люди, лучше всех, у кого я жил, – сказал Уилли.

Он был четырех футов ростом, солнечный свет лежал на его щеках, никогда не знавших бритвы.

И тут Анна все-таки заплакала.

Она согнулась в своем кресле, видно было, что она хотела бы его обнять, но больше не смеет; она смотрела смущенная, растерянная, не зная, как теперь быть, как себя с ним держать.

– Не так-то легко уходить, – сказал Уилли. – Привыкаешь. И рад бы остаться. Но ничего не получается. Один раз я попробовал остаться, когда люди уже стали подозревать неладное. Стали говорить: мол, какой ужас! Мол, сколько лет он играл с нашими невинными детьми, а мы и не догадывались! Мол, подумать страшно! Ну, и пришлось мне ночью уйти из города. Не так-то это легко. Сами знаете, я вас обоих всей душой полюбил. Отличные это были три года, спасибо вам!

Все трое направились к двери.

– Куда ты теперь, Уилли?

– Сам не знаю. Куда глаза глядят. Как увижу тихий зеленый городок, там и останавливаюсь.

– Ты когда-нибудь вернешься?

– Да, – сказал он серьезно своим высоким мальчишеским голосом. – Лет через двадцать по мне уже станет видно, что я не мальчик. Тогда поеду и навещу всех своих отцов и матерей.

Они стояли на крыльце, овеваемые прохладой летнего утра, очень не хотелось выговорить вслух последние слова прощанья. Стив упорно глядел на листву соседнего вяза.

– А у многих ты еще жил, Уилли? Сколько у тебя было приемных отцов и матерей?

Вопрос как будто не рассердил и не обидел Уилли.

– Да я уже пять раз переменил родителей – лет двадцать так путешествую, побывал в пяти городах.

– Ладно, жаловаться нам не на что, – сказал Стив. – Хоть три года был сын, все лучше, чем ничего.

– Ну что ж, – сказал Уилли, быстро поцеловал Анну, подхватил чемодан и вышел на улицу, под деревья, под зеленые от листвы солнечные лучи, и пошел быстро, не оглядываясь, – самый настоящий мальчишка.

Когда он проходил мимо парка, там, на зеленой лужайке, ребята играли в бейсбол. Он остановился в тени под дубами и стал смотреть, как белый-белый мячик высоко взлетает в солнечных лучах, а тень его темной птицей проносится по траве, и ребята ловят его в подставленные чашкой ладони – и так важно, так необходимо поймать, не упустить этот стремительный кусочек лета. Они орали во все горло. Мяч упал в траву рядом с Уилли.

Он вышел с мячом из-под деревьев, вспоминая последние три года, уже истраченные без остатка, и пять лет, что были перед ними, и те, что были еще раньше, и так до той поры, когда ему и вправду было одиннадцать, двенадцать, четырнадцать, и в ушах зазвучали голоса:

– Что-то неладно с вашим Уилли, хозяйка?

– Миссис, а что это ваш Уилли последнее время не растет?

– Уилли, ты уже куришь?

Эхо голосов замерло в ярком сиянии летнего дня. И потом – голос матери:

– Сегодня Уилли исполняется двадцать один!

И тысяча голосов:

– Приходи, когда тебе исполнится пятнадцать, сынок, тогда, может, и найдется для тебя работа.

Неподвижным взглядом он уставился на бейсбольный мяч в дрожащей руке, словно это был не мяч, а вся его жизнь – бесконечная лента лет скручена, свернута в тугой комок, но опять и опять все возвращается к одному и тому же, к дню, когда ему исполнилось двенадцать. Он услышал шаги по траве: ребята идут к нему, вот они стали вокруг и заслонили солнце, они выросли.

– Уилли, ты куда собрался? – кто-то пнул ногой его чемодан.

Как они вытянулись! В последние месяцы, кажется, солнце повело рукой у них над головами, поманило – и они тянутся к нему, вверх, точно жаркий, наполовину расплавленный металл, точно золотая тянучка, покорная властному притяжению небес, они растут и растут, им по тринадцать, по четырнадцать, они смотрят на Уилли сверху вниз, они улыбаются ему, но уже чуть высокомерно. Это началось месяца четыре назад.

– Пошли играть, мы против вас! А кто возьмет к себе в команду Уилли?

– Ну-у, Уилли уж очень мал, мы с малышами не играем.

И они обгоняют его, их притягивают солнце и луна, и смена времен года, весенний ветер и молодая листва, а ему по-прежнему двенадцать, он им больше не компания. И новые голоса подхватывают старый, страшно знакомый, леденящий душу припев:

3. Чтобы не возникло вопросов он каждые 3-5 лет переезжает в другой город.

4. Пришло время и Уилл отправляется на поезд.

5. Он прощается со знакомыми мальчишками, размышляя о собственной судьбе.

6. Играя роль ребенка он помогает бездетным людям.

Читайте по теме:

Главный герой

Уилл. Фактически он взрослый мужчина, которому уже исполнилось 40 лет. Но выглядит он как мальчик. Вынужден переезжать из города в город и притворяться ребенком.

Главная мысль

Иногда предназначение человека состоит в том, чтобы делать счастливыми других людей.

Чему учит

В рассказе поднимаются темы взросления, одиночества. Главный герой стар душой, но вынужден вечно притворяться ребенком. Он отрекается от всех взрослых желаний и берет на себя ответственность помогать другим. Произведение учит состраданию, мужеству, умению делать сложный выбор.

Отзыв

Мне очень понравилось, как автор затрагивает тему принятия или отторжение обществом людей непохожих на других. Главный герой отличается от остальных людей, поэтому он не может найти работу, не может вести социальную жизнь среди своих сверстников. Люди отторгают тех, кого не могут понять, тем самым причиняя им много боли.

"Все-таки нашлась и для меня работа. Приносить одиноким людям радость. Не знать ни отдыха, ни срока. Вечно играть. Я понял, мне придется вечно играть" (с)

Мне кажется, что Рэя Брэдбери нет смысла дополнительно представлять. Многие любители литературы хорошо знают его творчество.

Рассказ "Здравствуй и прощай" был написан писателем в 1952 году. Он может иметь несколько другое название - "Здравствуй - прощай". Не думаю, что это имеет большое значение, но всё-таки решил такой факт отметить, для любителей точности.

Стоит также вспомнить, что произведение может входить в различные сборники и антологии, что не удивительно. Рэй Брэдбери написал достаточно большое количество прекрасных произведений, которые вошли во многие сборники разных годов. Например, этот рассказ можно найти в собрании рассказов "И грянул гром: 100 рассказов".

Прочитал, что эксперты считают этот рассказ очень похожим на произведение Филипа Плоджера "Дитя на все времена" и на "Джеффти пять лет" Харлан Эллисона. Произведение Харлан Эллисона читал и считаю, что действительно оно очень похоже на рассказ Рэя Брэдбери. А вот по поводу рассказа Плоджера, ничего не могу сказать конкретного. Я пока это произведение не читал.

Сюжет рассказ Брэдбери отличный.

Мальчику Уиллу двенадцать всего лет, но у него свидетельство о рождении, в котором записано, что он родился 43 года назад. Просто парень не стареет и находится в одном возрасте. Понятно, что живётся ему при такой аномалии очень тяжело. Поэтому, через каждые 3-5 лет он должен переезжать в новое место, чтобы никто не догадался, что он не стареет. Люди жестоки и могут издеваться, устраивать пересуды. Таким образом Уилл сменил пять семей, где у супругов не было своих детей. Пока парень проживает в семьях, он дарит своим новым родителям радость отцовства и материнства.

Ну конечно, он уезжает, ничего не поделаешь: настал срок, время истекло, и он уезжает далеко-далеко. Чемодан уложен, башмаки начищены, волосы приглажены, старательно вымыты уши и шея, осталось лишь спуститься по лестнице, выйти на улицу и добраться до маленькой железнодорожной станции, где только ради него и остановится поезд. И тогда городок Фокс-Хилл, штат Иллинойс, для него навсегда отойдет в прошлое. И он поедет в Айову или в Канзас, а быть может, даже в Калифорнию, -- двенадцатилетний мальчик, а в чемодане у него лежит свидетельство о рождении, и там сказано, что родился он сорок три года назад. -- Уилли! -- окликнули снизу. -- Сейчас! Он подхватил чемодан. В зеркале на комоде он увидел свое отражение: золото июньских одуванчиков, румянец июльских яблок, теплая белизна полуденного молока. Ангельски невинное, ясное лицо -- такое же, как всегда, и, возможно, навсегда таким и останется.

Не буду раскрывать сюжет этого произведения. Вполне возможно, что кто-то захочет его прочитать. Мне кажется, что этот рассказ не оставит никого равнодушным. Рэй Брэдбери написал очень чувственное произведение и смог вложить в него огромный смысл.

Рассказ написан в отличном стиле и его приятно читать. Сюжет совершенно понятен и его нить невозможно потерять. Безусловно, хочется узнать, чем закончится для Уилла его постоянное скитание по стране.

В своем произведении, Брэдбери обращает внимание на жестокость и чёрствость людей. Писатель пишет, что если общество чего-то не понимает, оно обязательно это должно отвергать. Люди не терпят, когда рядом с ними живёт кто-то, не понятный для них или с аномалиями. Никто не хочет проявить немного уважения и понимания. Включаются сплетни, подкалывания, издёвки, иногда и откровенная травля.

Именно этого и боится вечно двенадцатилетний Уилл и поэтому он меняет семьи, чтобы не допустить гнева окружающих, их неадекватной реакции. Сверстники взрослеют и смотрят на Уилла уже косо, а взрослые прямо говорят, что с парнем что-то не так.

Каждый в этом рассказе Рэя Брэдбери найдет что-то интересное для себя. Произведение короткое и много времени не отнимет.

Он стоял и смотрел снизу вверх на проводника, на черный железный поезд, над которым еще светились последние редкие звезды. Громко, навзрыд закричал паровоз, криками отозвались вдоль всего поезда проводники, дрогнули вагоны, и знакомый проводник помахал рукой и улыбнулся мальчику на платформе, маленькому мальчику с большим чемоданом, а мальчик что-то крикнул, но снова взревел паровоз и заглушил его голос. -- Чего? -- закричал проводник и приставил ладонь к уху. -- Пожелайте мне удачи! -- крикнул Уилли. -- Желаю удачи, сынок! -- крикнул проводник, и улыбнулся, и помахал рукой. -- Счастливо, мальчик! -- Спасибо! -- сказал Уилли под грохот и гром, под свист пара и перестук колес. Он смотрел вслед черному поезду, пока тот не скрылся из виду. Все это время он стоял не шевелясь. Стоял совсем тихо долгих три минуты -- двенадцатилетний мальчик на старой деревянной платформе, -- и только потом наконец обернулся, и ему открылись по-утреннему пустые улицы. Вставало солнце, и, чтоб согреться, он пошел быстрым шагом -- и вступил в новый город.

Рекомендую его прочитать, если нравится творчество писателя - фантаста. Повторюсь, но мне кажется, что рассказ никого не оставит равнодушным. Рэй Брэдбери вложил в него душу. В этом нужно ему отдать должное и поблагодарить.

Мне кажется, что рассказ можно оценить на высшую оценку.

Всего хорошего. Благодарю за внимание к моему отзыву. Удачи.

'Одному руку оторвало, а другому больно. ' Трогательная история любви женщины, которую с тремя детьми бросил муж, и участкового милиционера, человека положительного во всех отношениях. Муж Митька уехал в город искать 'смысл жизни' и пропал в поисках лучший доли, а участковый Буров сумел растопить лёд в сердце Александры и вернуть ей веру в любовь. Только появилась надежда на новую жизнь и семейное счастье, как в деревню возвращается непутевый муж. Вроде бы немудреная сельская комедия-мелодрама, поставленная по сценарию тогда только начинавшего драматурга Виктора Мережко. Мыкалась молодая деревенская птичница с тремя детьми без мужика, который вовсе не спился, не попал под трактор, а умотал из-за своего чуднОго характера в город, на завод, как бы демонстрируя на примере своей бесшабашной судьбы преждевременную добровольную ликвидацию различий между городом и деревней, смычку крестьянства с рабочим классом. Но встретила женщина приехавшего в кубанское село с Севера душевного и на редкость открытого (в том числе наивно 'покупающегося' на женские проделки) милиционера средних лет, которого полюбила всей душой. Однако муж со смешным прозвищем 'имею право' быстро прискакал назад в деревню, озаботившись сохранением давно уже фактически распавшейся семьи.

Покупайте рассказы Рэя Брэдбери в электронном виде. Легальные копии теперь доступны в магазине Литрес. Дёшево, удобно и в любом формате.

Ну конечно, он уезжает, ничего не поделаешь: настал срок, время истекло, и он уезжает далеко-далеко. Чемодан уложен, башмаки начищены, волосы приглажены, старательно вымыты уши и шея, осталось лишь спуститься по лестнице, выйти на улицу и добраться до маленькой железнодорожной станции, где только ради него и остановится поезд. И тогда городок Фокс-Хилл, штат Иллинойс, для него навсегда отойдет в прошлое. И он поедет в Айову или в Канзас, а быть может, даже в Калифорнию, - двенадцатилетний мальчик, а в чемодане у него лежит свидетельство о рождении, и там сказано, что родился он сорок три года назад.

- Уилли! - окликнули снизу.

Он подхватил чемодан. В зеркале на комоде он увидел свое отражение: золото июньских одуванчиков, румянец июльских яблок, теплая белизна полуденного молока. Ангельски невинное, ясное лицо - такое же, как всегда, и, возможно, навсегда таким и останется.

- Пора! - снова окликнул женский голос.

Кряхтя и улыбаясь, он потащил чемодан вниз. В гостиной ждали Анна и Стив, принаряженные, подтянутые.

- Вот и я! - крикнул с порога Уилли.

У Анны стало такое лицо - вот-вот заплачет.

- О Господи, Уилли, неужели ты и вправду от нас уедешь?

- Люди уже начинают удивляться, - негромко сказал Уилли. - Я целых три года здесь прожил. Но когда начинаются толки, я уж знаю - пора собираться в дорогу.

- Странно все это, - сказала Анна. - Не пойму я никак. Нежданно-негаданно. Мы будем скучать по тебе, Уилли.

- Я вам буду писать каждое Рождество, честное слово. А вы не пишите, не надо.

- Мы были рады и счастливы. - Стив выпрямился на стуле, слова давались ему с трудом. - Такая обида, что всему этому конец. Такая обида, что тебе пришлось нам все про себя рассказать. До смерти обидно, что нельзя тебе остаться.

- Вы славные люди, лучше всех, у кого я жил, - сказал Уилли.

Он был четырех футов ростом, солнечный свет лежал на его щеках, никогда не знавших бритвы.

И тут Анна все-таки заплакала.

- Не так-то легко уходить, - сказал Уилли. - Привыкаешь. И рад бы остаться. Но ничего не получается. Один раз я попробовал остаться, когда люди уже стали подозревать неладное. Стали говорить: мол, какой ужас! Мол, сколько лет он играл с нашими невинными детьми, а мы и не догадывались! Мол, подумать страшно! Ну, и пришлось мне ночью уйти из города. Не так-то это легко. Сами знаете, я вас обоих всей душой полюбил. Отличные это были три года, спасибо вам!

Все трое направились к двери.

- Куда ты теперь, Уилли?

- Сам не знаю. Куда глаза глядят. Как увижу тихий зеленый городок, там и останавливаюсь.

- Ты когда-нибудь вернешься?

- Да, - сказал он серьезно своим высоким мальчишеским голосом. - Лет через двадцать по мне уже станет видно, что я не мальчик. Тогда поеду и навещу всех своих отцов и матерей.

- А у многих ты еще жил, Уилли? Сколько у тебя было приемных отцов и матерей?

Вопрос как будто не рассердил и не обидел Уилли.

- Да я уже пять раз переменил родителей - лет двадцать так путешествую, побывал в пяти городах.

- Ладно, жаловаться нам не на что, - сказал Стив. - Хоть три года был сын, все лучше, чем ничего.

- Ну что ж, - сказал Уилли, быстро поцеловал Анну, подхватил чемодан и вышел на улицу, под деревья, под зеленые от листвы солнечные лучи, и пошел быстро, не оглядываясь, - самый настоящий мальчишка.

Когда он проходил мимо парка, там, на зеленой лужайке, ребята играли в бейсбол. Он остановился в тени под дубами и стал смотреть, как белый-белый мячик высоко взлетает в солнечных лучах, а тень его темной птицей проносится по траве, и ребята ловят его в подставленные чашкой ладони - и так важно, так необходимо поймать, не упустить этот стремительный кусочек лета. Они орали во все горло. Мяч упал в траву рядом с Уилли.

- Что-то неладно с вашим Уилли, хозяйка?

- Миссис, а что это ваш Уилли последнее время не растет?

- Уилли, ты уже куришь?

Эхо голосов замерло в ярком сиянии летнего дня. И потом - голос матери:

- Сегодня Уилли исполняется двадцать один!

И тысяча голосов:

- Приходи, когда тебе исполнится пятнадцать, сынок, тогда, может, и найдется для тебя работа.

Неподвижным взглядом он уставился на бейсбольный мяч в дрожащей руке, словно это был не мяч, а вся его жизнь - бесконечная лента лет скручена, свернута в тугой комок, но опять и опять все возвращается к одному и тому же, к дню, когда ему исполнилось двенадцать. Он услышал шаги по траве: ребята идут к нему, вот они стали вокруг и заслонили солнце, они выросли.

- Уилли, ты куда собрался? - кто-то пнул ногой его чемодан.

Как они вытянулись! В последние месяцы, кажется, солнце повело рукой у них над головами, поманило - и они тянутся к нему, вверх, точно жаркий, наполовину расплавленный металл, точно золотая тянучка, покорная властному притяжению небес, они растут и растут, им по тринадцать, по четырнадцать, они смотрят на Уилли сверху вниз, они улыбаются ему, но уже чуть высокомерно. Это началось месяца четыре назад.

- Пошли играть, мы против вас! А кто возьмет к себе в команду Уилли?

- Ну-у, Уилли уж очень мал, мы с малышами не играем.

- Надо давать мальчику побольше витаминов, Стив.

- У вас в роду все такие коротышки, Анна?

И снова холодная рука стискивает сердце, и уже знаешь, что после стольких славных лет среди "своих" снова надо вырвать все корни.

- Уилли, ты куда собрался?

Он тряхнул головой. Опять он среди мальчишек, они топчутся вокруг, заслоняют солнце, наклоняются к нему, точно великаны к фонтанчику для питья.

- Еду на неделю погостить к родным.

Год назад они были бы не так равнодушны. А сейчас только с любопытством поглядели на чемодан да, может, чуть позавидовали - вот, мол, поедет поездом, увидит какие-то новые места.

- Покидаемся немножко? - предложил Уилли.

- Извините, пожалуйста. Меня зовут Уильям. Можно мне.

Хлеб с маслом, стакан холодного молока, улыбки, кивки, мирная, неторопливая беседа.

- Похоже, что ты издалека, сынок. Может, ты откуда-нибудь сбежал?

- Так ты сирота, мальчик.

И другой стакан молока.

- Нам всегда так хотелось детей. И никогда не было. Кто его знает почему. Бывает же так. Что поделаешь. Время уже позднее, сынок. Не пора ли тебе домой?

- Нету у меня дома.

- У такого мальчонки? Да ты ж совсем еще малыш. Мама будет беспокоиться.

- Нету у меня никакого дома, и родных на свете никого. Может быть. можно. можно, я у вас сегодня переночую?

- Видишь ли, сынок, я уж и не знаю, - говорит муж. - Мы никогда не думали взять в дом.

- У нас нынче на ужин цыпленок, - перебивает жена. - Хватит на всех, хватит и на гостя.

И летят, сменяются годы, голоса, лица, люди, и всегда поначалу одни и те же разговоры. Летний вечер - последний вечер, что он провел у Эмили Робинсон, вечер, когда она открыла его секрет; она сидит в качалке, он слышит ее голос:

- Сколько я на своем веку детишек перевидала. Смотрю на них иной раз и думаю - такая жалость, такая обида, что все эти цветы будут срезаны, что всем этим огонькам суждено угаснуть. Такая жалость, что этого не миновать - вот они бегают мимо, ходят в школу, а потом вырастут, станут долговязые, безобразные, в морщинах, поседеют, полысеют, а под конец и вовсе останутся кожа да кости, да одышка, и все они умрут и лягут в могилу. Вот я слышу, как они смеются, и просто не верится, неужели и они пойдут той же дорогой, что и я. А ведь не миновать! До сих пор помню стихи Вордсворта: "Я вдруг увидел хоровод нарциссов нежно-золотых, меж них резвился ветерок в тени дерев, у синих вод". Вот такими мне кажутся дети, хоть они иной раз бывают жестоки, хоть я знаю, они могут быть и дурными, и злыми, но злобы еще нет у них в лице, в глазах, и усталости тоже нет. В них столько пылкости, жадного интереса ко всему! Наверно, этого мне больше всего недостает во взрослых людях - девятеро из десяти уже ко всему охладели, стали равнодушными, ни свежести, ни огня, ни жизни в них не осталось. Каждый день я смотрю, как детвора выбегает из школы после уроков. Будто кто бросает из дверей целые охапки цветов. Что это за чувство, Уилли? Каково это - чувствовать себя вечно юным? Всегда оставаться новеньким, свеженьким, как серебряная монетка последней чеканки? Ты счастлив? Легко у тебя на душе - или ты только с виду такой?

Мяч со свистом прорезал воздух, точно большой белесый шершень ожег ладонь. Морщась от боли, он погладил ее другой рукой, а память знай твердила свое:

- Я изворачивался как мог. Когда все родные умерли и оказалось, что на работу меня никуда не берут, я пробовал наняться в цирк, но и тут меня подняли на смех. "Сынок, - говорили мне, - ты же не лилипут, а если и лилипут, все равно с виду ты просто мальчишка. Уж если нам брать карлика, так пускай он и лицом будет настоящий карлик. Нет уж, сынок, не взыщи". И я пустился бродить по свету и все думал: кто я такой? Мальчишка. И с виду мальчишка, и говорю, как мальчишка, так лучше мне и оставаться мальчишкой. Воюй - не воюй, плачь - не плачь, что толку! Так куда же мне податься? Какую найти работу? А потом однажды в ресторане я увидел, как один человек показывал другому карточки своих детей. А тот все повторял: "Эх, нету у меня детей. вот были бы у меня детишки. " И все качал головой. А я как сидел неподалеку, с куском мяса на вилке, так и застыл! В ту минуту я понял, чем буду заниматься до конца своих дней. Все-таки нашлась и для меня работа. Приносить одиноким людям радость. Не знать ни отдыха, ни срока. Вечно играть. Я понял, мне придется вечно играть. Ну, разнесу когда-нибудь газеты, побегаю на посылках, может, газоны косилкой подстригу. Но настоящей тяжелой работы мне не видать. Все мое дело - чтобы мать на меня радовалась да отец мною гордился. И я повернулся к тому человеку за стойкой, неподалеку от меня. "Прошу прощенья", - сказал я. И улыбнулся ему.

- Но послушай, Уилли, - сказала тогда, много лет назад, миссис Эмили. - Наверно, тебе иногда бывает тоскливо? И, наверно, хочется. разного. что нужно взрослому человеку?

- Я молчу и стараюсь это побороть, - сказал Уилли. - Я только мальчишка, говорю я себе, и я должен жить с мальчишками, читать те же книги, играть в те же игры, все остальное отрезано раз и навсегда. Я не могу быть сразу и взрослым и ребенком. Надо быть мальчишкой - и только. И я играю свою роль. Да, приходилось трудно. Иной раз, бывало.

- Люди, у которых ты жил, ничего не знали?

- Нет. Сказать им - значило бы все испортить. Я говорил им, что сбежал из дому, - пускай проверяют, запрашивают полицию. Когда выяснялось, что меня не разыскивают и ничего худого за мной нет, соглашался - пускай меня усыновят. Так было лучше всего. пока никто ни о чем не догадывался. Но проходило года три, ну, пять лет, и люди догадывались, или в город приезжал кто-нибудь, кто видел меня раньше, или кто-нибудь из цирка меня узнавал - и кончено. Рано или поздно всему приходил конец.

- И ты счастлив, тебе хорошо? Приятно это - сорок лет с лишком оставаться ребенком?

- Говорят, каждый должен зарабатывать свой хлеб. А когда делаешь других счастливыми, и сам становишься почти счастливым. Это моя работа, и я делаю свое дело. А потом. еще несколько лет, и я состарюсь. Тогда и жар молодости, и тоска по недостижимому, и несбыточные мечты - все останется позади. Может быть, тогда мне станет полегче, и я спокойно доиграю свою роль.

Он встряхнулся, отгоняя эти мысли, в последний раз кинул мяч. И побежал к своему чемодану. Том, Билл, Джейми, Боб, Сэм - он со всеми простился, всем пожал руки. Они немного смутились.

- В конце концов, ты ж не на край света уезжаешь, Уилли.

- Да, это верно. - Он все не трогался с места.

- Ну пока, Уилли! Через неделю увидимся!

- Пока, до свидания!

И опять он идет прочь со своим чемоданом и смотрит на деревья, позади остались ребята и улица, где он жил, а когда он повернул за угол, издали донесся паровозный гудок, и он пустился бегом.

И вот последнее, что он увидел и услышал: белый мяч опять и опять взлетал в небо над остроконечной крышей, взад-вперед, взад-вперед, и звенели голоса: "Раз-два - голова, три-четыре - отрубили!" - будто птицы кричали прощально, улетая далеко на юг.

Раннее утро, солнце еще не взошло, пахнет туманом, предрассветным холодом, и еще пахнет холодным железом - неприветливый запах поезда, все тело ноет от тряски, от долгой ночи в вагоне. Он проснулся и взглянул в окно, на едва просыпающийся городок. Зажигались огни, слышались негромкие, приглушенные голоса, в холодном сумраке взад-вперед, взад-вперед качался, взмахивал красный сигнальный фонарь. Стояла сонная тишина, в которой все звуки и отзвуки словно облагорожены, на редкость ясны и отчетливы. По вагону прошел проводник, точно тень в темном коридоре.

- Сэр, - тихонько позвал Уилли.

- Какой это город? - в темноте прошептал мальчик.

- Много тут народу?

- Десять тысяч жителей. А что? Разве это твоя остановка?

- Как тут зелено. - Уилли долгим взглядом посмотрел в окно на окутанный предутренней прохладой городок. - Как тут славно и тихо, - сказал он.

- Сынок, - сказал ему проводник, - ты знаешь, куда едешь?

- Сюда, - сказал Уилли и неслышно поднялся и в предутренней прохладной тишине, где пахло железом, в темном вагоне стал быстро, деловито собирать свои пожитки.

- Смотри, паренек, не наделай глупостей, - сказал проводник.

- Нет, сэр, - сказал Уилли, - я глупостей не наделаю.

Он прошел по темному коридору, проводник вынес за ним чемодан, и вот он стоит на платформе, а вокруг светает, и редеет туман, и встает прохладное утро.

Он стоял и смотрел снизу вверх на проводника, на черный железный поезд, над которым еще светились последние редкие звезды. Громко, навзрыд закричал паровоз, криками отозвались вдоль всего поезда проводники, дрогнули вагоны, и знакомый проводник помахал рукой и улыбнулся мальчику на платформе, маленькому мальчику с большим чемоданом, а мальчик что-то крикнул, но снова взревел паровоз и заглушил его голос.

- Чего? - закричал проводник и приставил ладонь к уху.

- Пожелайте мне удачи! - крикнул Уилли.

- Желаю удачи, сынок! - крикнул проводник, и улыбнулся, и помахал рукой. - Счастливо, мальчик!

- Спасибо! - сказал Уилли под грохот и гром, под свист пара и перестук колес.

Он смотрел вслед черному поезду, пока тот не скрылся из виду. Все это время он стоял не шевелясь. Стоял совсем тихо долгих три минуты - двенадцатилетний мальчик на старой деревянной платформе, - и только потом наконец обернулся, и ему открылись по-утреннему пустые улицы.

Вставало солнце, и, чтоб согреться, он пошел быстрым шагом - и вступил в новый город.

Читайте также: