Последние дни помпеи книга краткое содержание

Обновлено: 05.07.2024

Исторический рассказ, примененный для юношеского возраста П. Морицом, перевод Е. Г. Тихомандрицкой (1902).

Действие приурочено к I столетию христианской эры - блестящему периоду римской истории, когда во главе римского народа стоял император Тит, - а ареной является Помпея, разрушенная ужасной катастрофой, грандиознейшим, печальнейшим по своим последствиям извержением могучего Везувия.

Привычки повседневной жизни, пиры, зрелища, торговые сношения, роскошь и изобилие жизни древних, - все находит себе отражение в этом произведении, где борьба страстей, людские недостатки и пороки нарисованы искусною рукою опытного и умелого художника.

ГЛАВА I. Под южным небом 2

ГЛАВА II. Таинственный египтянин 3

ГЛАВА III. Званый обед в древние времена 4

ГЛАВА IV. Брат и сестра 6

ГЛАВА V. Оракул Изиды 8

ГЛАВА VI. Принятие в христианскую общину 9

ГЛАВА VII. Спасительное землетрясение 11

ГЛАВА VIII. Христианин и гладиатор 13

ГЛАВА IX. У колдуньи Везувия 14

ГЛАВА X. Владелец огненного пояса 16

ГЛАВА XI. В Роще молчания 17

ГЛАВА XII. Оса, попавшаяся в сети паука 18

ГЛАВА XIII. Хитрость слепой 20

ГЛАВА XIV. Луч света в темнице 22

ГЛАВА XV. Предупреждающий голос 23

ГЛАВА XVI. Представление в амфитеатре 24

ГЛАВА XVII. В последнюю минуту 26

ГЛАВА XVIII. Главное действие в амфитеатре 27

ГЛАВА XIX. Отец и сын 28

ГЛАВА XX. Бегство и всеобщее разрушение 29

ГЛАВА XXI. Из родного затишья 31

ЗАКЛЮЧЕНИЕ. Голоса истории 31

ПОСЛѢДНІЕ ДНИ ПОМПЕИ
ИСТОРИЧЕСКІЙ РАЗСКАЗЪ Э. Л. БУЛЬВЕРА

ВВЕДЕНИЕ

На юго-восточном берегу прекрасного Неаполитанского залива, и уединенно от соседней цепи Апеннинов, стоит огнедышащая гора Везувий. Везувий, с незапамятных времен угрожающий смертью всем окрестным жителям и опустошением всей стране, расположенной у его подошвы, уступает вышиною другим огнедышащим горам нашей части света, как-то: Этне на острове Сицилии и Гекле в Исландии. Вышина его над уровнем моря не превосходит 550 сажен, а окружности он имеет, у подошвы, около 52 верст.

Еще за несколько лет перед страшным извержением 79 года, а именно в 63 году по P. X., сильное землетрясение опустошило всю окрестную страну. Около того же времени, по словам римского историка Плиния, молния поразила помпейского декуриона М. Геренния при совершенно безоблачном небе. Все это доказывало, что Везувий, который, по поводу его долгого молчания, считали уже выгоревшим вулканом, по-видимому, снова просыпается после своего векового сна.

Наконец, подошел 79-ый год и с 23-м числом августа месяца настал последний день Помпеи. Как мы только что сказали, помпейцы были убеждены, что их вулкан уже давным-давно выгорел, не представляет больше никакой опасности, и потому, при виде дыма, заклубившегося на забытом кратере, всеобщее удивление, вероятно, было так же велико, как и ужас, возбуждаемый глухими ударами, которые с самого утра раздавались под землею.

Между тем вулкан неутомимо работал, и работа его уже подходила к развязке: в час пополудни, когда дым, сгущаемый подземною силою, налег на землю и море, когда от него окрестный воздух наполнился зловонием удушливой гари, началось извержение со всеми ужасами этого великолепного и могучего явления природы. Гора треснула в нескольких местах, и по ее отлогим спускам засочилась из трещин змеевидными потоками лава.

С приближением вечера посыпался вулканический пепел; смешавшись с дымом и грозными тучами, этот пепел произвел непроницаемый мрак, гораздо более похожий на темноту неосвещенной и тщательно запертой комнаты, чем на обыкновенную ночную тьму. На этом черном грунте, слившем в одно безразличное целое землю, море и небо, вспыхивали молнии, вылетая то из кратера в облака, то из облаков в гору. Через несколько часов, Везувий начал метать из себя камни, которыми, как ядрами, осыпало окрестность; треск разбиваемых ими крыш в ближних городах и селениях, шипение и взрывы газов в глубине жерла, вопли и жалобы жителей - все это покрывалось раскатами грома, всегда сопровождающими большие извержения, и протяжным стенанием моря, которое волновалось в глубине своей еще более, чем на поверхности.

При сверкании молний и осыпаемые искрами, как звездным дождем, некоторые из помпейцев бросались к морю, но с ужасом замечали, что оно далеко отхлынуло от берега. Помпейская гавань, где еще так недавно весело развевались флаги на мачтах торговых судов, уже не существовала больше: ее завалило камнями, занесло пеплом. Иные, не испугавшиеся этой неожиданной перемены местности, продолжали бежать по этому новому материку, и, достигнув моря, поспешно отчаливали от рокового берега - это спасло их; другие, испугавшись столь неожиданного препятствия, потеряли присутствие духа, бессознательно возвращались назад и погибали на месте.

Все эти ужасы час от часу становились разнообразнее и гибельнее: началось землетрясение. С треском рушились дома и храмы и раскалывались упавшие в них колонны и статуи. Самая гора, так сказать, расшаталась; с нее оборвался целый кряж и покатился в облаках пыли и брызгах лавы. Вслед за землетрясением, огонь на вулкане погас, но опустошение довершал ливень из давно скопленных туч и кипяток, забивший фонтанами из жерла горы. Тогда смесь еще неостывшего пепла с дождевою и вулканическою водою образовала горячую грязь, которая наводнила поля, затопила не только улицы и площади, но и наполнила дома в Помпее, раскрытые землетрясением и упавшими в них камнями. И так, в один и тот же день, несчастная Помпея была засыпана пеплом, залита отчасти лавою и водою из Везувия и разгромлена камнями и землетрясением.

Геркуланум также много пострадал от наносов и землетрясения, но, главным образом, совершенно покрыт был расплавленною лавою.

Извержение, принимая все новые виды и то усиливаясь, то ослабевая, продолжалось трое суток. Когда, наконец, Везувий затих, небо по-прежнему озарилось солнцем, но лучи его уже не нашли прежней страны: на месте маслин и зеленых виноградников, на могиле городов и мраморных вилл, грудами лежали - пепел и волнообразно застывшая лава. Неподвижные курганы скрыли под собою на целые десятки столетий сокровища искусств со всеми следами жизни, недавно еще так радостно и суетливо трепетавшей в Стабии, Геркулануме, Помпее и других мелких прибрежных местечках.

Целые 17 столетий древняя Помпея спала под этой наносною землею. В продолжение этого долгого времени могущественная Римская империя пала, новые народы заняли Апеннинский полуостров, и новые обитатели древней Кампаньи не знали и названий городов, погребенных под их новыми деревнями и селами. На плодоносной вулканической земле, закрывавшей собою Помпею, крестьяне развели снова цветущие сады и виноградники, не подозревая, что под обрабатываемою ими почвою скрываются сокровища и развалины целых городов древнего мира. Наконец, случай, которому человечество обязано едва ли не большею частью своих открытий, повел и к открытию кампанской Помпеи.

В 1748 году, крестьяне, расчищая свои виноградники на берегу реки Сарно, наткнулись на обломки статуй и целый ряд колонн. Об этом проведало сперва местное начальство, потом узнал король неаполитанский Карл III, и немедленно присланы были из Неаполя сведущие люди для исследования местности; они без труда удостоверились, что виноградники по обе стороны Сарно разведены над древнею Помпеею. Король определил скупить участки этой земли у владельцев и приказал производить на ней откапывания и археологические поиски. С неравным успехом и необыкновенною медленностью, по хорошо обдуманному плану, они продолжаются и теперь, и, благодаря им, уже вскрыто более третьей части Помпеи.

Последние дни Помпеи роман, написанный Эдвард Булвер-Литтон в 1834 году. Роман был вдохновлен картиной Последний день Помпеи русским художником Карл Брюллов, которую Бульвер-Литтон видел в Милане. [1] Он завершается катастрофическим разрушением города Помпеи извержением Гора Везувий в 79 г.

Роман использует своих персонажей, чтобы противопоставить декадентскую культуру Рима 1-го века как более древним культурам, так и будущим тенденциям. Главный герой, Главкус, представляет греков, подчиненных Риму, а его заклятый враг Арбак - еще более древнюю культуру Египта. Олинт - главный представитель зарождающейся христианской религии, которая преподносится благосклонно, но не некритично. Ведьма Везувия, хотя и не обладает сверхъестественными способностями, демонстрирует интерес Бульвер-Литтона к оккультизм- тема, которая возникнет в его более поздних произведениях, в частности Грядущая гонка.

Популярная скульптура американского скульптора Рэндольф Роджерс, Нидия, слепая цветочница из Помпеи (1856), был основан на персонаже из книги. [2]

Содержание

Главные персонажи

Главкус, The главный герой, красивый афинский дворянин и невеста Иона.
Ione, Красивый и умный знатный грек, вышедший замуж за Главка. Осиротевшая в детстве, она находилась под опекой Арбака и становится целью его злобных попыток соблазнения.
Арбас, The антагонистинтриги Египтянинколдун и первосвященник Исида, и бывший опекун Иона и Апецида. Убивает Апаецида и обвиняет Главка в преступлении. Неоднократно пытается соблазнить Иона.
Нидия, Молодой раб, украденный у высокородных родителей похитителями в Фессалия. Она ткет и продает гирлянды из цветов, чтобы заработать монеты для своих тиранических владельцев, Бурбо и Стратоника. Нидия тоскует по Главкусу и в конце концов скорее совершает самоубийство, чем страдает от безответной любви.
Апаэцид, Брат Ионе, убитый Арбаком. в 1984 адаптация, его имя изменено на Антониус.
СаллюстийДобросердечный эпикуриец и друг Главка.
Кален, Жадный жрец культа Исиды, ставший свидетелем убийства Арбаком Апекида. Сначала шантажирует Арбаса, а затем говорит правду, когда Арбас против него.
Бурбо, Брат Калена, который грабит Храм Исиды во время извержения.
Олинтус, Христианин, обращающий Апекида в христианство. Приговорен к смерти за свою религию.
Диомед, Богатый торговец, страдающий расстройством желудка, известный в Помпеях своими щедрыми банкетами. Отец Юлии.
Юля, Красивая, но избалованная дочь Диомеда. Наблюдает за Главкуса и получает зелье, которое заставит его полюбить ее; вместо этого получает зелье, которое сведет его с ума.
Клодий, Расточительный дворянин с пристрастием к азартным играм. Становится поклонником Джулии после того, как она теряет интерес к Главкусу.
ЛепидДругой дворянин, друг Главка, Саллюстия и Клодия.
Ведьма Везувия, Ведьма, дающая Арбасу ментальное зелье. В конце концов она пророчествует об опасности и бежит из Помпеи.
Панса, An эдил Помпеи, основанный на историческом Помпейском Гай Куспий Панса.
Lydon, А гладиатор кто сражается в Амфитеатр Помпеи чтобы заработать денег, чтобы заплатить за свободу отца.
Медон, А раб Диомеда, члена христианской общины Помпеи, отца Лидона.
Stratonice, Бывшая любовница Нидии, которая обращалась с ней с особой жестокостью, жена Бурбо.

Краткое содержание сюжета

Помпеи, 79 г. Афинский дворянин Главкус приезжает в шумный и яркий римский город и быстро влюбляется в прекрасную греческую Иону. Бывший опекун Иона, злой Египтянин колдун Арбас задумал Ионе и намеревается разрушить их зарождающееся счастье. Арбас уже погубил чувствительного брата Ионе Апаэцида, соблазнив его присоединиться к порочному священству Исиды. Слепую рабыню Нидию спасает от жестоких хозяев, Бурбо и Стратонис, Главкус, по которому она тайно тоскует. Арбас приводит Ионе в ужас, заявляя о своей любви к ней, и приходит в ярость, когда она отказывается от него. Главкус и Апекад спасают ее от его хватки, но Арбак поражен землетрясением, признаком надвигающегося извержения Везувия.

Главкус и Ионе ликуют в своей любви, к мучениям Нидии, в то время как Апекад находит новую религию в христианство. Нидия невольно помогает Джулии, богатой молодой женщине, которая смотрит на Главка, получить любовное зелье от Арбаса, чтобы завоевать любовь Главка. Но любовное зелье на самом деле является ядом, который сводит Главка с ума. Нидия крадет зелье и применяет его; Главкус выпивает совсем немного и начинает буйствовать. Апекад и Олинт, ранний христианин, решают публично раскрыть обман культа Исиды. Арбак, оправившийся от ран, подслушивает и закалывает Апецида до смерти; Затем он приписывает преступление Главкусу, который наткнулся на место происшествия. Сам Арбас объявил себя законным опекуном Ионе, который убежден, что Арбас - убийца ее брата, и заключает ее в тюрьму в своем особняке. Он также заключает в тюрьму Нидию, которая обнаруживает, что есть очевидец убийства, который может доказать невиновность Главка - священник Кален, который является еще третьим пленником Арбака. Она переправляет письмо другу Главка Саллюстию, умоляя его спасти их.

Главка признают виновным в убийстве Апацида, а Олинта - за ересь, и приговорят к скармливанию диким кошкам в амфитеатре. Все Помпеи собираются в амфитеатре для кровавых гладиаторских игр. Подобно тому, как Главка приводят на арену со львом, который, обеспокоенный осознанием приближающегося извержения, щадит свою жизнь и возвращается в клетку, на арену врывается Саллюстий и раскрывает заговор Арбака. [а] Толпа требует, чтобы Арбак был брошен льву, но уже слишком поздно: начинает извергаться Везувий. Обрушиваются пепел и камни, вызывая массовую панику. Главкус спасает Ионе из дома Арбака, но на хаотичных улицах они встречают Арбаса, который пытается схватить Ионе, но его убивает удар молнии. Нидия уводит Главка и Иона в безопасное место на корабле в Неаполитанский залив, поскольку из-за своей слепоты она привыкла бродить в полной темноте, а зрячие люди оказываются беспомощными в облаке вулканической пыли. На следующее утро она совершает самоубийство тихо соскользнув в море; смерть предпочтительнее агонии ее безответной любви к Главку.

Проходит десять лет, и Главк пишет Саллюстию, ныне живущему в Риме, о своем и Ионе счастье в Афинах. Они построили в Нидии гробницу и приняли христианство.

Мы всегда рады честным, конструктивным рецензиям. Лабиринт приветствует дружелюбную дискуссию ценителей и не приветствует перепалки и оскорбления.

Ранним утром 24 августа 79 года над Помпеями зависло облако странной формы. Облако было похоже на красивый зонтик или сосну, с длинной вертикальной линией и плоской верхушкой. Море уходило в даль от береговой линии, после чего рыбы и другие морские обитатели оказались на голом песке. Извержение длилось около 24 часов, однако слой пепла, лава и куски пемзы продолжали накрывать город ещё в течение двух дней, похоронив его на глубине до 6 метров и уничтожив не только Помпеи, но и несколько близлежащих городов и деревень.
Эдуард Булвер-Литтон написал книгу "Последние дни Помпей", вдохновляясь знаменитой картиной Карла Брюллова и поездкой в этот древний погибший город. В книги описываются события предшествующие гибели города.
В двух словах: Юноша, прибывший в Помпеи, влюбляется, защищает любимую от колдуна и примыкает к христианам. Его приговаривают к гибели на арене, но начинается извержение вулкана, и юноша спасается вместе с любимой.
Вся книга пропитана колоритом той эпохи, все описания так вкусно поданы, что ты не замечаешь как попадаешь в это древний мир: проходишь по комнатам домов, заглядываешь за каждый угол, попадаешь на арену, слушаешь звучные песни Нидии, вдыхаешь аромат цветов, пробуешь на вкус жизнь в чудесном и сказочном городе.

Э. Бульвер-Литтон. Последние дни Помпей. Пелэм, или приключения джентльмена

Последние дни Помпей. Роман

Глава I. Два благородных помпеянина

– А, Диомед! Какая встреча! Ты будешь сегодня вечером на пиру у Главка? – сказал невысокий молодой человек в тунике, надетой с небрежным изяществом, на женский манер, как носили благородные прожигатели жизни.

– Увы, дорогой Клодий, он меня не пригласил, – ответил Диомед, полный и уже немолодой мужчина. – Клянусь Поллуксом[1], это обидно! Говорят, он задает лучшие пиры в Помпеях.

– Да, у него славно, только, по мне, вина всегда мало. Какой же он эллин, если жалуется, что наутро у него с похмелья болит голова!

– Боюсь, что у него есть другая причина экономить, – сказал Диомед, поднимая брови. – При всем своем тщеславии и расточительности он, мне кажется, вовсе не так богат, как хочет казаться, и скорее бережет амфоры с вином, чем голову.

– Тем более надо пользоваться его щедростью, пока у него есть сестерции[2]. А в будущем году, Диомед, найдется новый Главк.

– Говорят, он не прочь и в кости сыграть.

– Он не прочь доставить себе любое удовольствие, и, пока ему доставляет удовольствие давать пиры, мы его любим.

– Ха-ха-ха! Хорошо сказано, Клодий! Кстати, видел ты мои винные погреба?

– Как будто нет, друг мой Диомед.

– Непременно приходи как-нибудь ужинать. У меня в садке недурные мурены[3], и я познакомлю тебя с эдилом[4] Пансой.

– К квестору[7] по общественным делам, а потом в храм Исиды. Прощай!

– Хвастун, бездельник, невежа! – пробормотал Клодий, ленивой походкой двигаясь дальше. – Думает, его пиры и винные погреба заставят нас забыть, что он сын вольноотпущенника! Ладно, мы так и сделаем, окажем ему честь, выигрывая у него деньги. Эта разбогатевшая чернь – золотое дно для нас, веселой знати!

С этими словами Клодий вышел на Димицианову улицу, запруженную колесницами и полную веселого, шумного оживления, какое в наши дни можно увидеть на улицах Неаполя.

Колокольчики быстро обгонявших друг друга экипажей весело и мелодично звенели, и Клодий то и дело кивал или улыбался знакомым, ехавшим в красивых, роскошных экипажах; ни один бездельник не был так известен в Помпеях, как он.

– А, Клодий! Как тебе спалось после вчерашнего выигрыша? – окликнул его звонким, приятным голосом молодой человек с самой красивой и элегантной колесницы.

Она была украшена бронзовыми рельефами в греческом духе – сценами Олимпийских игр; везли ее кони редчайших парфянских кровей; их стройные ноги, едва касаясь земли, словно неслись по воздуху, но одно прикосновение колесничего, который стоял позади молодого хозяина, и кони остановились как вкопанные, будто внезапно обратились в камень – живые изваяния, подобные одному из животрепещущих чудес Праксителя[8].

Хозяин их был строен, красив и имел то правильное телосложение, которое некогда служило образцом для афинских скульпторов; светлые, спадающие густыми прядями волосы и совершенная гармония черт выдавали его греческое происхождение.

Он не носил тоги, которая во времена императора перестала быть национальной римской одеждой и вызывала насмешки модников, а его туника была из лучшего тирского пурпура[9], и застежка, которая скрепляла ее на плече, сверкала изумрудами; на шее у него была золотая цепь, окончившаяся на груди головой змеи; из пасти змеи свисало большое кольцо с печатью тончайшей работы; широкие рукава туники были оторочены златотканой материей; пояс из той же материи с вытканными на нем причудливыми узорами заменял карманы, и за него были заткнуты носовой платок, кошелек, стиль и навощенные таблички[10].

– А, мой милый Главк! – приветствовал его Клодий. – Рад видеть, что проигрыш так мало тебя опечалил. Право, кажется, будто тебя одушевляет сам Аполлон: лицо твое так и светится счастьем. Можно подумать, что ты выиграл, а не проиграл.

– Не все ли равно – выиграть или проиграть эти презренные металлические кружки! Разве должно это влиять на наше настроение, любезный Клодий? Клянусь Венерой, пока мы молоды и можем увенчать себя цветами, пока кифара[11] ласкает нам слух и волнует нашу кровь, которая так быстро бежит по жилам, до тех пор будем мы наслаждаться солнечным теплом и светом и заставим само седое время быть лишь казначеем наших радостей. Не забудь же – сегодня вечером ты мой гость.

– Возможно ли забыть приглашение Главка!

– А куда ты теперь?

– Собираюсь зайти в термы, но еще целый час до открытия.

– Я отпущу колесницу и пройдусь с тобой. Ну, ну, Филий! – И он погладил одного из коней, который прижал уши и тихо заржал, отвечая на ласку. – Сегодня ты можешь отдохнуть. Не правда ли, он красив, Клодий?

– Достоин Аполлона или Главка, – отвечал благородный прихлебатель.

Глава II. Слепая цветочница и модная красавица. Признание афинянина. Читатель знакомится с египтянином Арбаком

Болтая о всякой всячине, молодые люди неторопливо шли по улицам. Они очутились теперь в квартале самых роскошных лавок, сверкавших внутри яркими, но гармоничными фресками, которые поражали своим разнообразием и прихотливостью. Повсеместно, искрясь в солнечных лучах, били фонтаны, смягчая летний зной; всюду виднелись прохожие, или, вернее, праздношатающиеся, почти все одетые в тирский пурпур; оживленные толпы собирались вокруг самых богатых лавок; сновали рабы, неся на головах бронзовые ведра самой изящной формы; у стен длинными рядами стояли молодые крестьянки с корзинами спелых плодов и цветов, пленявших древних итальянцев больше, нежели их потомков (для которых поистине latet anguis in herba[12], отрава таится в каждой фиалке и розе); часто попадались таверны, заменявшие праздным людям современные кафе и клубы. На мраморных полках рядами стояли сосуды с вином и маслом, а возле них были ложа, защищенные от солнца тентами из пурпура и манившие усталого отдохнуть, а ленивого предаться безделью. Весь этот блеск и волнующее оживление оправдывали афинское пристрастие Главка к земным радостям.

– Не говори мне о Риме! – сказал он Клодию. – Наслаждения за его несокрушимыми стенами утомляют своей пышностью и великолепием; даже при императорском дворе, даже в Золотом доме Нерона[13] и в блеске нового дворца Тита великолепие кажется скучным – глаз устает, душа изнывает; и, кроме того, любезный Клодий, видя чужую пышность и богатство, тяжело вспоминать оскудение своего отечества. Здесь же мы беззаботно предаемся наслаждению и пользуемся всеми преимуществами роскоши без утомительной пышности.

– Поэтому ты и избрал Помпеи для своего летнего дома?

– Да. Я предпочитаю их Байям[14]. Слов нет, они очаровательны, но мне не по душе ученые педанты, которые приезжают туда и собирают жалкие крохи удовольствий.

– Но ведь ты любишь ученых. Я уж не говорю о поэзии – твой дом буквально дышит Эсхилом[15] и Гомером[16], драмой и эпосом.

По́ллукс (у греков Полидевк) – один из близнецов Диоскуров, сын бога Зевса и смертной женщины Леды. Его считали покровителем кулачных бойцов, воинов и моряков.

Сесте́рций – римская серебряная монета.

Муре́на – крупная хищная рыба, высоко ценившаяся в древности как лакомое блюдо. Древние умели разводить мурен в садках, и один знатный вельможа бросал им на съедение провинившихся рабов.

Эди́л – одна из высших выборных должностей в городе. Эдилам был доверен надзор за порядком, за общественными зданиями (храмами, крытыми галереями для прогулок, театрами и т. п.), за торговлей и, главное, устройство развлечений и зрелищ для народа, так называемых общественных игр.

Строка из стихотворения знаменитого римского поэта Квинта Горация Флакка (вторая половина I века до н. э.). Персидская (и вообще восточная) роскошь вошла в пословицу и противопоставлялась древнеримской суровости и простоте нравов.

Те́рмы – общественные бани с площадками для гимнастических упражнений, крытыми галереями для прогулок, тенистыми парками и залами, где велись ученые беседы и занятия.

Кве́стор – младшая из высших выборных должностей в городе. Квесторы ведали городскою казной.

Пракси́тель (IV век до н. э.) – великий греческий скульптор. Копии его работ были широко распространены по всей Римской империи.

Тир – приморский город в древней Финикии, славившийся искусством окрашивать ткани. Природная пурпурная краска добывалась из моллюска багрянки (пурпуровой улитки), в изобилии водившейся у финикийского берега. Красили главным образом шерсть, реже полотно и шелк.

Стиль – заостренная металлическая или костяная палочка, которой писали на покрытых воском табличках. Эти таблички служили своего рода листками для заметок. Написанное легко было стереть или, вернее, загладить: для этой цели служил другой конец стиля – расплющенный и широкий.

Кифа́ра – струнный музыкальный инструмент.

В траве прячется змея (лат.) – слова, принадлежащие одному из крупнейших поэтов Рима – Публию Вергилию Марону (вторая половина первого века до н. э.). Они сделались пословицей, предупреждающей о скрытой опасности, но здесь шутливо употреблены в прямом значении, чтобы посмеяться над равнодушием современных итальянцев к аромату цветов.

Золотым домом называлась гигантская императорская резиденция, которую задумал воздвигнуть Неро́н, правивший Римом в 54–58 годах н. э. Замысел этот остался незавершенным.

Ба́йи – древний город невдалеке от нынешнего Неаполя. Он был известен красотой окрестностей и целебными горячими источниками. На этот прославленный курорт съезжались любители развлечений со всех концов Италии, а морской берег близ Байи был густо застроен домами богачей.

Эсхи́л (V век до н. э.) – великий греческий драматург. До нашего времени сохранились семь его трагедий.