Послание дворянина к дворянину краткое содержание

Обновлено: 08.07.2024

Благих подателю и премудрому наказателю, нашего убожества милосерде взыскателю и скуднаго моего жителства присносущу питателю, государю моему имярек и отцу имярек, жаданный видЪти очес твоих свЪтло на собя, яко же преже бЪ не сытый зримаго и многоприятнаго милосердия твоего Фуников Иванец, яко же прежней рабец, греха же моего ради яко странный старец.

ВожделЪн до сладости малаго сего писанейца до твоего величества и благородия, не простирает бо ся сицево писанейцо за оскудЪние разума моего и за злу фортону сердца моего. Точию pЪx ти: буди, государь, храним десницею вышнаго параклита.

А по милости, государь, своей, аще изволишь о нашем убожествЪ слышати, и я, милостию творца и зижителя всяческих, апрЪля по 23 день, по-видимому, в живых, а 6Ъдно убо и скорбно дни пребываю, а милосердия твоего, государя своего, всегда не забываю. А мнЪ, государь, тулские воры выломали на пытках руки и нарядили, что крюки,

да вкинули в тюрьму, и лавка, государь, была уска,

и взяла меня великая тоска,

а послана рогожа, и спать не погоже.

Седел 19 недель, а вон ис тюрьмы глядЪлъ.

А мужики, что ляхи, дважды приводили к плахЪ,

за старые шашни хотЪли скинуть з башни.

А на пытках пытают, а правды не знаютъ,

правду-де скажи, а ничего не солжи.

А яз имъ божился и с ног свалился и на бок ложилъся:

«Не много у меня ржи, нЪт во мнЪ лжи,

И они того не знают, болши того пытаютъ.

И учинили надо мною путем, мазали кожу двожды кнутом.

Да моим, государь, грехом недуг не прилюбил,

баня дурна да и мовник глуп,

высоко взмахнулъ, тяжело хлыснул,

от слез добрЪ великъ и по ся мЪста болит.

Прикажи, государь, чЪмъ лечить,

а мнЪ, государь, наипаче за тебя бога молить,

что бог тебя крепит, дай, господи, и впредь так творит. Да видЪх, государь, твоего, государя моего имярек, рукописание, прослезихся,

и крепости разума твоего удивихся,

а милосердия твоего у князя Ивана рыбою насладихся, и богу моему за тобя, государя моего, помолихся.

Да от сна вставая и спать ложась, ей-ей всегда то ж сотворяю.

А тЪм, государь, твое жалованье платить,

что за тебя бога молить, да и всяк то говорит: добро-де онъ так творитъ.

Да писал бы, государь, немало,

да за великой смуток разума не стало.

Приклоних бо главу свою до земля, рЪх ти: здравствуй, государь мой, о ХристЪ. Аминь.

Да немало, государь, лЪтъ,

а разума нЪт, и не переписать своих бЪд.

Розванъ, что баранъ, разорен до конца, а сЪд, что овца.

Не оставили ни волосца животца, и деревню сожгли до кола.

Рожь ратные пожали, а сами збежали.

А нынЪ воистинну живем в погребище и кладем огнище, а на ногах воистинну остались однЪ голенища, и обились голенища.

Зритель, государь, сердцам богъ: не оставили шерстинки,

ни лошадки, ни коровки, а в земли не сЪЬяно ни горстки.

Всего у меня было живота корова, и та не здорова. Видит богъ — сломило рогъ.

Да богъ сердца вЪсть — нечего Ъсть.

ВелЪл богъ пожить и не о чем тужить.

А я тебЪ, государю моему, преступя страх,

из глубины возвах, имя господне призвах,

много челом бью.

А о скорбЪх постигших нас не вЪм, что изрещи. ЗрЪние нас устрашает, но мню, и стихия нам зболЪзнует. Не единех бо нас постигоша злая, но и всю страну нашу. Земля, юже видЪл еси благу и населенну, узриши ея опустЪну и напоену кровми святых: пролияша бо ся крови подобно дождеви, и вмЪсто пшеница возрастоша нам терния. Узриши церковь божию сЪтуюшу и дряхлующу и яко вдову совлечену, красота бо ея отъята бысть иноплеменными, паче же нашими воставшими на нас, богу тако изволшу. И узриши грады разорены и пожжены, вдовы и старии сЪтующа и гладом таеми, середняя ж и невЪсты возхищени и обоимани руками чюжих, и младенцы раздробляемы, и самый той царствующий град, яко шипок красен зимою, противными нашими померзаем. Превосходит бо плач нашъ паче Вифлеомскаго плача, тамо бо токмо едини младенцы убиваеми бываху и се число прииде, здЪ же старии и совершении умом и боголЪпныи образом и юннии лъты и образом и всяк возрастъ не пощадън бысть. Превосходит воистинну и Херсонскаго Устиниянова убиения: тамо бо токмо един град страдаше, здЪ же не мала часть вселенныя в запустЪние положись.

Не прогнЪвайся, что не всЪ беды и разорения пишу, не бо умъ мой постигнути или писанию предати возможетъ, да и тебЪ скорбь на скорбь не наложу. Твоя ж и моя вся взята быша без останка.

Послание

Послание В этом послании апостол, со свойственной ему откровенностью, выражает свои чувства к возлюбленной пастве, пребывающей в любви Христовой. Письмо носит не систематический, не полемический, не апологетический, а личный и автобиографический характер, напоминая

ПОСЛАНИЕ ГЕНРИХУ

ПОСЛАНИЕ ГЕНРИХУ Самому непобедимому, могущественнейшему и христианнейшему — Генриху, королю Франции Второму, его смиреннейший и покорнейший слуга и подданный Мишель Нострадамус желает победы и процветания.Получив дозволение высочайшего лицезрения, о христианнейший

Послание потомкам

Послание потомкам Многие исследователи отмечают, что Екатерина не очень беспокоилась об исторической репутации — для нее куда важнее был сегодняшний день. Но этот вывод опровергается эпитафией, которую императрица, предчувствуя кончину, написала собственноручно — она

Послание пирамиды

Послание пирамиды Все египетские пирамиды без исключения были построены на западном берегу Нила. Плато Гизы также находится на западном берегу. А почему бы нам не задаться вопросом: отчего это пирамиды стали строить в Гизе? На первый взгляд, вопрос кажется странным, но

Послание предков

Лаодикийское послание

Лаодикийское послание Кружки на берегах Волхова и Москва-реки действительно появились и развивались независимо друг от друга, резко отличались и социальным составом, и взглядами на мироустройство, и поведением их участников. О философии московского кружка мы можем

Послание к Галатам

Послание к Галатам В свое время было отмечено, что в науке не существует согласного ответа на вопрос, кто такие были те Галаты, к которым ап. Павел обращался с посланием, нашедшим место в священном каноне Нового Завета. Между тем, от ответа, на этот вопрос зависит ответ и на

Послание к Римлянам

Послание к Римлянам Послание к Римлянам было написано ап. Павлом в дни его третьего путешествия, во время — по всей вероятности, к концу — его трехмесячного пребывания в Элладе. Это вытекает из сопоставления указания Деян 20:3 с отдельными указаниями Рим (16:1 и др.). Мы имели

Послание к Филиппийцам

Послание к Филиппийцам В обращении к Филипп. точно так же, как и в обращениях обоих Фесс., Павел не отмечает своего апостольского достоинства и не противополагает его рядовому положению Тимофея. Тем самым, с первых же слов послания подчеркивается его личный характер. Мало

Ян Кусбер. Какие знания нужны дворянину для жизни? Провинциальные и столичные воспитательные дискурсы второй половины XVIII и начала XIX века

Ян Кусбер. Какие знания нужны дворянину для жизни? Провинциальные и столичные воспитательные дискурсы второй половины XVIII и начала XIX века История российского дворянства долгое время была описанием его отсталости. Ответственные редакторы настоящего сборника

Воспитание и обучение провинциального дворянина

Воспитание и обучение провинциального дворянина Родители с взаимною нежностию старались его воспитывать; однако же, когда в последующем году родился у него брат, то мать любила более меньшего, а отец старшего, который на четвертом году уже умел читать. За неимением в

Послание к Филиппийцам

Всех благ подателю и премудрому воспитателю, нашего недостоинства милосердному хранителю и убогого моего проживания непременному рачителю, государю и отцу моему ( имярек ).

Жаждущий видеть очей Ваших свет, как и прежде алчущий зримого и многоприятного милосердия Вашего, я, Фуников Иван, когда-то Вам слуга, а ныне - за грехи - нищий, услаждаюсь писанием сего малого письмеца - Вашего величия и благородства размер моего письмеца не достигнет из-за ослабления разума и из-за несчастной фортуны сердца моего - а только скажу: храни Вас, государь мой, десница Всевышнего Параклета!

Если же, государь, по милости своей соизволите о нашем убожестве выслушать, то я милостью Творца и Создателя по сию пору, по 23 апреля, выгляжу живым, только бедно и скорбно дни мои протекают, хотя и милосердия Вашего, государя моего, никогда не забываю.

А мне, государь, тульские разбойники выломали на пытках руки и сделали их, что крюки, да кинули в тюрьму.

Лавка там, государь, была узка, и взяла меня великая тоска; постлана рогожа, а спать на ней не гоже. Сидел 19 недель - всё из тюрьмы на волю глядел.

А мужики, что ляхи: дважды приводили к плахе; за старые шашни хотели скинуть с башни. На пытках пытают, а правды не знают: правду им-де скажи, да безо всякой лжи!

Я ж им божился, с ног свалился, на бок ложился: не много у меня ржи, нет во мне лжи - истинно говорю, ни капли не лгу!

А они того не знают - дальше пытают. Лечить меня стали потом: помазали кожу дважды кнутом. Но за грехи мои, государь, недуг не унялся - баня нехороша, да и банщик глуп: высоко взмахнул, тяжело хлестнул - кожа долой, а болит - Боже ты мой! (Подскажите, государь, чем лечить, а я, государь, за Вас век буду Бога молить, чтобы Богу Вас укрепить, и Вам впредь так же творить.)

Видел еще, государь, Ваше послание. Прослезился и глубине разума Вашего удивился; через Ваше милосердие у кн. Ивана рыбки вкусил, а за Вас, государя моего, Бога помолил; да от сна вставая и спать ложась, - ей-ей всегда то же повторяю. Тем, государь, лишь и могу Вам отплатить, что за Вас Бога молить, да и от других знаю, что верно поступаю.

И написал бы, государь, не мало, да за такой смутой разума не стало. Голову свою до земли преклоняю, а Вам, государь мой, о Христе здравия желаю! Аминь.

Да, государь, уж не мало лет, а разума нет, и перечесть нельзя всех бед: обобран, что баран, разорен до конца а сед, что овца. Не оставили ни волоса, закрома сожгли до колоса, рожь ратники пожали, а сами сбежали. Ныне сами живем в погребах, стряпаем на кострах. На ногах одни голенища, да и побились те голенища.

Бог свидетель, государь: не оставили ни лошадки, ни коровки, ни шерсточки; в землю не сеяли ни горсточки. Всего-то осталась у меня корова, да и та не здорова: видит Бог, сломала рог.

Да, Бог весть, что завтра будем есть.

Что ж, велел Бог пожить и ни о чем не тужить. А я Вам. государю моему, преодолев страх, из глубины воззвах , имя Господне призвав, низко кланяюсь и прошу.

А о скорбях, постигших нас, не знаю, что и сказать.

События нас устрашают, но думаю, что судьбы к нам все же благосклонны. И не одних нас только постигло злосчастие, но и всю страну нашу.

Земля, которую мы помним богатой и населенной, увидим ее опустелой и напоенной кровью святых: проливается кровь вместо дождей, и вместо пшеницы взрастают тернии; видим церковь Божию, стенающую и скорбящую и, как вдову, помраченную: красота ее отнята иноплеменниками, а того более - своими, восставшими на своих же, - так Бог судил; видим города разоренными и сожженными, вдов и стариков рыдающих и тающих от голода, жен и невест угнанных и в объятиях чужих, младенцев разбиваемых и сам царствующий град, столь дивный зимой, вымороженным неприятелями.

Горе наше превосходит вифлеемское : там побивали лишь младенцев до известного возраста, здесь же ни старцы, совершенные умом и боговидные обликом, ни юные годами и лицом никакой возраст пощажен не был.

Превосходит и херсонесские расправы Юстиниана : там один только город пострадал, здесь же немалая часть вселенной приведена в запустение.

Не прогневайтесь, что описываю не все беды и разрения: ум мой не может всего этого охватить и положить на бумагу, да и Вам не хочу добавлять скорбь на скорбь. Ибо все мое, как и Ваше, взято было без остатка.

История русской литературы в четырех томах

Том первый. Древнерусская литература. Литература XVIII века

Информация об издании

Издание: Академия Наук СССР. Институт Русской Литературы (Пушкинский дом)

Редакционная коллегия: А. С. Бушмин, Е. Н. Купреянова, Д. С. Лихачев, Г. П. Макогоненко, К. Д. Муратова,

главный редактор Н. И. Пруцков

Редакторы тома: Д. С. Лихачев и Г. П. Макогоненко

Литературно-техническая подготовка текста тома произведена Ю. К. Бегуновым.

Содержание труда – история русской литературы с момента ее возникновения (X в.) до 1917 г. Разумеется, четырехтомник не может претендовать на полноту освещения всего богатства литературных фактов и процессов. Усилия авторов сосредоточены преимущественно на осмыслении творческой деятельности тех писателей, наследие которых имеет общенациональное и мировое значение. Отбирались также такие литературные явления, в которых наиболее ярко и полно выразились определяющие приметы того или иного направления, литературного содружества, школы; наконец, обращалось особое внимание на произведения (или творчество в целом), которые имели основополагающее или итоговое значение для данного периода литературного развития, а также и на наследие таких художников слова, творчество которых подготавливало, предвосхищало признаки последующего поступательного движения литературы.

Предметом первого тома является древнерусская литература и литература XVIII в. Здесь освещается своеобразие исторического пути русской литературы X – первой четверти XVIII в., становление русской литературы нового времени, формирование ее национальной самобытности. В заключительной части тома показано значение традиций XVIII в. в истории русской литературы XIX в.

Третий том посвящен русской литературе второй половины прошлого века (1856–1881), эпохе могучего расцвета художественного реализма в прозе (прежде всего в романе), в поэзии и драматургии.

История русской литературы рассматривается в рамках мирового литературного процесса, с учетом определяющих стадий и проблем мирового общественного, общекультурного и собственно литературно-эстетического развития.

Первостепенное значение, естественно, приобретает раскрытие исторической и социальной обусловленности литературного движения. Авторы стремились рассматривать факты литературы, различные идейно-художественные тенденции в ней, сосуществование и столкновение разных направлений и течений в широком социально-идеологическом и политическом контексте, руководствуясь принципами конкретно-исторического социологического метода исследования. Заметную роль в соответствующих главах труда играет сравнительно-типологический анализ творчества разных писателей, что позволяет показать разнородные внутрилитературные связи как проявление одного из законов историко-литературного процесса.

Главы персональные в большинстве случаев также характеризуются новшествами. Они написаны без излишней индивидуализации и психологизации, историко-культурного комментаторства. В них нет специальных параграфов, посвященных биографиям художников слова. Факты биографические естественно вплетаются в научное повествование в тех случаях, когда они приобретают социально-идеологический смысл, а поэтому тесно связаны с творчеством писателя, объясняют определенные стороны его мировоззрения, идейно-нравственные искания, жизненную позицию, художественное своеобразие, т. е. так или иначе определяют его место в литературно-общественной борьбе. И конкретное содержание такого рода глав также приобретает новые черты. В них обращено преимущественное внимание на человековедческий, нравственный и эстетический смысл произведений художественной литературы, на их общественно-воспитательную функцию, что, конечно, не отодвигает на задний план анализ идеологического и социального состава произведения. Напротив, социология и идеология открывают путь к углубленному постижению идеалов писателей, той нравственно-философской, долго живущей, а иногда и бессмертной проблематики, без которой немыслимо подлинное произведение искусства.

Повесть о Шемякином суде

Повесть о Карпе Сутулове

Богатый купец Карп Сутулов жил с женой Татианой. Собираясь ехать в Литовскую землю, Карп попросил своего друга, Афанасия Бердова, помогать деньгами Татиане, и обещал по возвращении отдать ему деньги. Через три года деньги у Татианы кончились, а муж так и не приехал. Тогда она пошла к Афанасию Бердову и попросила взаймы сто рублей. Афанасий согласился дать деньги с условием, что она останется с ним на ночь. Татиана рассказала своему духовнику о предложении, которое ей сделал Афанасий. Поп пообещал женщине двести рублей — на таком же условии. Изумлённая Татиана пошла к архиепископу и поведала ему о словах Афанасия и священника. Архиепископ на том же условии согласился дать ей триста рублей. Татиана велела архиепископу прийти к ней в три часа дня, священнику — в шесть, а Афанасию — в десять. Архиепископ пришёл и дал Татиане триста рублей. Хитрая женщина стала упрекать его: не подобает ему находиться с ней в том же платье, в котором он служит Богу. Архиепископ отвечал, что у него нет мирской одежды. Тогда Татиана надела на него женскую рубаху. В это время пришёл к её воротам поп и начал стучать. Татиана сказала, что вернулся муж. Она спрятала растерявшего Архиепископа в сундук. Татиана открыла дверь попу и взяла у него двести рублей. Она напрасно пыталась пробудить в нём совесть. Снова стук в дверь. Татиана спрятала его в другом сундуке. У Афанасия она взяла у него сто рублей и, после очередного стука в дверь, спрятала в третий сундук. Наутро она пошла к воеводе и попросила у него денег под заклад трёх сундуков с драгоценными платьями. Когда сундуки были привезены, Татиана предложила воеводе посмотреть внутрь сундуков. Татиана рассказала ему свою историю. Воевода похвалил её разум и целомудрие. Он взял с купца Афанасия Бердова пятьсот рублей, с попа — тысячу, а с архиепископа — полторы тысячи рублей и разделил деньги пополам с Татианой. Татиана рассказала всё Карпу Сутулову, и муж обрадовался мудрости своей жены.

Читайте также: