Петров язык знак культура краткое содержание
Обновлено: 08.07.2024
М.К.Петров выделяет в книге три типа культуры: лично-именной, профессионально-именной и универсально-понятийный. Первый тип характерен для первобытных коллективов, где знание кодируется по имени Бога-покровителя, второй тип соответствует традиционным обществам Востока (Китай, Индия), третий – современному западноевропейскому. Основой для подобной типологии служит, по М.К. Петрову, "социальная наследственность", под которой понимается преемственное воспроизведение людьми определенных характеристик, навыков, умений, ориентиров. В роли же "социального гена" выступает знак с его способностью фиксировать и долго хранить значение. Содержательной характеристикой знака является свернутая запись видов социально необходимой деятельности. Поскольку весь корпус знаний превышает возможности отдельно взятого индивида, его физическую и ментальную вместимость, то знание нуждается во фрагментировании по контурам вместимости индивидов в посильные для них части, а затем в интегрировании этих частей в целое. Практически речь идет о соотношении социокода и индивидуального ума. Выделив этот критерий – необходимости фрагментации и интеграции знаний по человеческой вместимости, – М.К.Петров обнаруживает формы перевода общезначимого смысла в особые для каждой культуры индивидуальные ячейки, что уже есть некая сообщаемость всеобщего и особенного, ведущая к изменению самих форм общения. Причем – общения по смыслу, перерастающего рамки семиотического – на первый взгляд – подхода к кодированию знаний.
лингвоструктуры, рождающиеся из взаимопроникновения западноевропейских и восточных, главным образом английского к японского языков.
Подобное движение мысли, очевидно плодотворное для дальнейшего исследования, обнаружило в то же время и существенный парадокс в собственном теоретическом сознании М. К. Петрова. Михаил Константинович полагал, что овладение смыслами разнотипных культур необходимо для создания некоей метакультуры, что в известной степени ставит под вопрос тезис о необходимости культурного или – в его терминологии – социокультурного равноправия. Ячейку, в которой можно было бы разместить возникшие на европейской почве науку и технику, он обнаружил в репродуктивных (трансляционных) механизмах любого общества, но тем самым – volens nolens – растворял уникальное, что есть культура, в постоянно действующих жизнеобеспечивающих структурах. Не случайны поэтому его колебания в определениях культуры, понимаемой то как этнотрадиция, то как неповторимый и единственный текст-произведение, то как социокультурный институт, производящий перевод образца в норму.
Это, однако, проблема, требующая внимательнейшего анализа после того, как книга будет опубликована и тем самым войдет в современный фонд культуры.
Размышлять о книге М. К. Петрова — тот редчайший случай, когда все время испытываешь радость, что речь идет о действительно грандиозном явлении культуры. Но это означает одновременно — испытывать страшную горечь и боль, что книга, о которой говоришь, вышла в свет только после смерти автора.
Книга М. К Петрова удивительно целостна: и сквозной линией своего анализа и подхода, единством и абсолютно оправданным своеобразием авторской концепции; и постоянно ощущаемым единством содержания мысли и формы, стилистики, языка работы. Я сказал бы даже: не языка, а р е ч и автора, — постоянно чувствуешь внутренний, замедленный, очень деловой и вместе с тем по-своему скрыто художественный, какой-то классицистский ритм мышления-речи М. К Петрова.
Чем жестче, тверже, без экивоков и эклектических извинений проводит свое исследование автор, тем содержательнее оказывается его работа, тем более она многопланова.
Этим, казалось бы, небольшим сдвигом лингвистического анализа ставится под сомнение вековая двойчатка лингвистической и логической исследовательской парадигмы: идея языковых (и логических) универсалий — в единстве с идеей классической диалектики ф о р м ы и содержания языковых структур.
Вообще-то, в этом плане размышляли и Ф. де Соссюр, и Л. Е. Ельмслев, и другие лингвисты последнего и предпоследнего времени.
Но то, к а к (и насколько точно) ставится вопрос и сдвигает проблему М. К. Петров, позволяет ему сделать следующий, необходимый, логически и исторически, шаг.
2. Это теоретическая и историческая аналогия между анализом речи и анализом наукометрических процедур: динамикой цитирования, связи научных публикаций, заполняемым лакунами, текстовых сцеплений.
На основе тщательно и остроумно развернутой наукометрической аналогии завязывается еще один, существенный узел анализа.
Смысл этих матриц фрагментирования раскрывается в трех схематизмах: в работе коммуникации (обмен порциями в непосредственном общении), в схематизмах трансляции (передача фрагментированных порций информации от поколения к поколению), наконец — в схематизмах трансмутации (преобразования основных матриц и значений). В работе М. К. Петрова решающее внимание уделено второму типу связи культур: трансляции наличного знания, умения, форм деятельности. Не входя в детали, снова обращу внимание на те узлы изложения, в которых с особой силой раскрываются глубина, оригинальность и эвристическая сила авторского анализа, неповторимость его вклада в современную науку.
4. Прежде всего подчеркну один очень значимый парадокс книги М.
Теперь несколько, на мой вкус, особенно значимых и блестящих поворотов того сопоставления различных форм трансляции в различных формах культуры, что осуществил М. К. Петров.
Но вот несколько других открытий М. К. Петрова, совсем другого ряда и смысла.
Г. Блестяще осуществлен анализ универсально-понятийного кодирования, характерного для нововременной культуры. М. К. Петров показывает, что такое кодирование включает в свой схематизм особые формы взаимоперевода всеобщего (универсалии) и частного (личностная фрагментация) воплощения знаний, умений, навыков. В этом анализе удивляет какое-то странное сочетание тяжеловесности, детальности и изящества, легкости, афористичности изложения.
Д. Обратил бы особое внимание на последовательно осуществленную связку между определенными типами языков и определенными формами социокультурной трансляции; связь античных форм трансляции с флективной структурой древнегреческого языка; замыкание схематизмов трансляции культуры Нового времени на аналитические структуры новоанглийского языка; замыкание современных (XX в.) форм трансляции и трансмутации знаний и умений на метасинтаксические системы современного английского языка в его сложных связях с иными европейскими и неевропейскими (к примеру, японским) языками. Здесь анализ М. К. Петрова очень сжат и гипотетичен, но, на мой взгляд, продуктивен для последующих исследований. И последнее.
Язык, знак, культура, М. К. Петров - рейтинг книги по отзывам читателей, краткое содержание
Автор:
Категория:
Изучения языков, Наука и общество
О книге
Краткое содержание
В книге философа и историка науки М.К.Петрова (1924-1987) исследуются проблемы взаимовлияния, общения и преемственности культур, прослеживаются генезис и пути образования разных культурных типов: индийской общины, западноевропейской античности, средневековья и нового времени.
М.К.Петров выделяет в книге три типа культуры: лично-именной, профессионально-именной и универсально-понятийный. Первый тип характерен для первобытных коллективов, где знание кодируется по имени Бога-покровителя, второй тип соответствует традиционным обществам Востока (Китай, Индия), третий – современному западноевропейскому. Основой для подобной типологии служит, по М.К. Петрову, "социальная наследственность", под которой понимается преемственное воспроизведение людьми определенных характеристик, навыков, умений, ориентиров. В роли же "социального гена" выступает знак с его способностью фиксировать и долго хранить значение. Содержательной характеристикой знака является свернутая запись видов социально необходимой деятельности. Поскольку весь корпус знаний превышает возможности отдельно взятого индивида, его физическую и ментальную вместимость, то знание нуждается во фрагментировании по контурам вместимости индивидов в посильные для них части, а затем в интегрировании этих частей в целое. Практически речь идет о соотношении социокода и индивидуального ума. Выделив этот критерий – необходимости фрагментации и интеграции знаний по человеческой вместимости, – М.К.Петров обнаруживает формы перевода общезначимого смысла в особые для каждой культуры индивидуальные ячейки, что уже есть некая сообщаемость всеобщего и особенного, ведущая к изменению самих форм общения. Причем – общения по смыслу, перерастающего рамки семиотического – на первый взгляд – подхода к кодированию знаний.
лингвоструктуры, рождающиеся из взаимопроникновения западноевропейских и восточных, главным образом английского к японского языков.
Подобное движение мысли, очевидно плодотворное для дальнейшего исследования, обнаружило в то же время и существенный парадокс в собственном теоретическом сознании М. К. Петрова. Михаил Константинович полагал, что овладение смыслами разнотипных культур необходимо для создания некоей метакультуры, что в известной степени ставит под вопрос тезис о необходимости культурного или – в его терминологии – социокультурного равноправия. Ячейку, в которой можно было бы разместить возникшие на европейской почве науку и технику, он обнаружил в репродуктивных (трансляционных) механизмах любого общества, но тем самым – volens nolens – растворял уникальное, что есть культура, в постоянно действующих жизнеобеспечивающих структурах. Не случайны поэтому его колебания в определениях культуры, понимаемой то как этнотрадиция, то как неповторимый и единственный текст-произведение, то как социокультурный институт, производящий перевод образца в норму.
Это, однако, проблема, требующая внимательнейшего анализа после того, как книга будет опубликована и тем самым войдет в современный фонд культуры.
Читайте также: