Осень средневековья хейзинга краткое содержание

Обновлено: 05.07.2024

Средневековое общество было обществом феодальным, аграрным, деревня являлась подлинным центром его экономической и социальной жизни. Поэтому кризис XIV—XV вв. не только поразил в первую очередь сельскую экономику, но и сопровождался глубинными изменениями прежде всего в феодальном способе производства. Наиболее ярким проявлением этих изменений в западноевропейской деревне было освобождение крестьян, которые выкупали наиболее тяжкие повинности и обретали личную свободу. Сеньориальная реакция — попытка восстановить их личную зависимость, предпринятая в XIV в., — не увенчалась успехом. Европейское крестьянство уже в XIV —XV вв. стало свободным сословием, хотя и не добилось еще юридического признания своих прав на землю.

Наряду с церковной культурой формировалась светская, гражданская, основанная на римском праве и опиравшаяся на расчет. В общественной мысли получают развитие рационализм и утилитаризм, согласно которым источником знания, критерием истины и основой поведения людей является разум и практическая польза.

В тех европейских странах, и прежде всего в Италии, куда переместился центр новаций, ни крестьяне, ни рыцари, ни священники не занимали уже господствующего положения. Оно перешло к негоциантам, банкирам и купцам, торговавшим всем чем угодно, дававшим в долг королю, собиравшим во всем католическом мире папский налог. Жизнь сосредоточилась не вокруг соборов, а на площадях,, где обсуждались политические дела и шел свободный обмен; словами и вещами, и вдоль улиц, на которые выходили мастерские и лавки,

Пораженный кризисом феодализм прибегнул к войне как средству облегчения положения господствующего класса. Примером тому является Столетняя война (1337—1453 гг.), к которой одинаково стремилась английская и французская знать, чтобы разрешить свои затруднения. Война, как всегда, ускорила ход событий и разродилась новой экономикой и социальными отношениями.

Когда в 1919 г. вышла в свет книга голландского историка и философа Й. Хейзинги Осень средневековья, современники полностью не смогли оценить ее значения для развития общественных наук. Проходили десятилетия, а книга Хейзинги не старела, она становилась все более и более современной. В послесловии к ее русскому изданию A.B.Михайлов пишет, что уникальное качество этой книги состоит в способности погружать читателя в чтение якобы увлекательного романа и в то же время заставить его постоянно осознавать, что он изучает труд кропотливейшего исследователя. А.В.Михайлов показывает, что Й.Хейзинга идет по пути рассказа, а не по пути навязчивого толкования фактов.

Й.Хейзинга открыл окно в XV в. Европы, в век жестокий и кровавый, он стремился обрисовать истинное отношение людей позднего средневековья к искусству. Стоит отметить, что Й.Хейзинга не ставил своей целью всестороннее изучение народного менталитета, хотя в его книге и содержатся ценные наблюдения по истории народной культуры.
Преимущественно ее содержание посвящено менталитету высших слоев общества и интеллигенции XV в. Безусловно, читателю конца XX в., знакомому с последними достижениями исторической психологии, многое покажется несколько наивным в книге Й.Хейзинги. Однако, следует помнить, что именно блестящая попытка голландского ученого описать специфические черты мышления людей средневековья подвигла последующие поколения историков на решение узловых задач исторической психологии.

Й. Хейзинга предлагает свое видение истории культуры. Для него важно понять, как жили люди в те отдаленные времена, о чем думали, к чему стремились, что считали ценным. Он хочет представить "живое прошлое", по крупицам восстановить "Дом истории". Задача весьма заманчивая, но необычайно трудная. Ведь нередко бывало так, что прошлое изображалось как "плохо развитое настоящее", полное невежества и суеверий. Тогда история заслуживала лишь снисхождения. Й.Хейзинга принципиально придерживается иной точки зрения. Для него важен диалог с прошлым, понимание умонастроений, потому в подзаголовке его главного труда "Осень Средневековья" следуют очень важные уточнения - "исследования форм жизненного уклада и форм мышления в XIV и XV веках во Франции и Нидерландах.
Й. Хейзинга ставит в исследовании мировой культуры задачу особой сложности: увидеть средневековую культуру на последней жизненной фазе и представить новые побеги, постепенно набирающие силу. "Закат" и "Восход" - вот общий контур этой концепции истории культуры. Это две картины мира, существующие в целостной системе культуры. Они вступают в диалог между собой. Обращаясь ко времени, которое на пять веков моложе нашего, "нам хочется знать, - пишет И. Хейзинга, - как зародились и расцвели те новые идеи и формы жизненного уклада, сияние которых впоследствии достигло своего полного блеска". Изучение прошлого вселяет в нас надежду рассмотреть в нем "скрытое обещание" того, что исполнится в будущем.

В годы, когда писал Й.Хейзинга, изображение повседневности считалось "беллетризацией" истории. Однако трудно было представить, как можно иначе передать психологическую атмосферу эпохи, создать образ века рыцарской любви и роскоши, великих доблестей и мерзких пороков, надежд и утопий, благочестия и жестокости Жизнь была столь неистова и контрастна, отмечает И.Хейзинга, что она распространяла смешанный запах "крови и роз". Люди этой эпохи - гиганты с головами детей, мечутся между страхом и наивными радостями, между жестокостью и нежностью Таковы черты состояния духа и мироощущения времени "Осень Средневековья" насыщена историческими фактами, событиями, именами, географическими названиями, делающими повествование обоснованным и реальным. И есть еще одна особенность - это книга о родной культуре Й.Хейзинги, Бургундии XV в, Фландрии, Нидерландских графствах. Это своеобразная культурная археология, извлекающая из-под древних пластов и наслоений "обломки" прежней жизни, чтобы сделать ее понятной для современников. Далекое становится близким, чужое - своим, безразличное – дорогим, объединялись в единый ствол культуры.

Средневековое общество и все его церемониалы отражали строгую иерархию сословий, которая по смыслу и значению воспринималась как "богоустановленная действительность". Социальная структура общества была стабильна, закреплена профессиональными занятиями, положением в системе господства и подчинения, наследовалась от поколения к поколению, имела предписание в одежде и поведении. Духовенство, аристократия и третье сословие, составляли незыблемую основу общества. Кроме того, существовало еще, по крайней мере, двенадцать категорий: состояние в браке, наряду с сохранением девства; пребывание в состоянии греха; четыре Придворные группы - хлебодар, кравчий, стольник, кухмейстер; служители церкви - священник, диакон, служки; монашеские и рыцарские ордена.
Аристократии надлежало осуществлять высшие задачи управления, заботу о благе; духовенству - вершить дело веры; бюргерам - возделывать землю, заниматься ремеслом и торговлей. Но третье сословие еще только набирало силу, поэтому ему не отводится значительного места в культуре Общественным мнением Средневековья владеет "рыцарская идея". С ней связывают предназначение аристократии, добродетели и героические подвиги, романтическую любовь к Прекрасной даме, далекие походы и турниры, доспехи и воинские доблести, риск для жизни, верность и самоотверженность. Конечно, в рыцарском идеале было немало далекого от реальности, изобилующей примерами жестокости, высокомерия, вероломства, корыстолюбия. Но это был эстетический идеал, сотканный из возвышенных чувств и пестрых фантазий, освобожденный от своих греховных истоков. Именно рыцарскому идеалу средневековое мышление отводит почетное место, он запечатлен в хрониках, романах, поэзии и житиях. Рыцарский идеал соединялся с ценностями религиозного сознания - состраданием и милосердием, справедливостью и верностью долгу, защитой веры и аскетизмом. Странствующий рыцарь свободен, беден, не располагает ничем, кроме собственной жизни Но есть еще одна черта, необычайно важная для понимания рыцарства как стиля жизни Это - романтическая Любовь Рыцарь и его дама сердца, благородные подвиги во имя любви, преодоление страданий и препятствий, демонстрация силы и преданности, способность переносить боль в состязании и поединке, когда наградой был платок возлюбленной, - все эти сюжеты отмечены в литературе того времени "Эротический характер турнира требовал кровавой неистовости", - писал И. Хейзинга Это был апофеоз мужской силы и мужественности, женской слабости и гордости, и таким он прошел через века. Изысканная вежливость, преклонение перед женщиной, не претендующее на плотские наслаждения, делает мужчину чистым и добродетельным. Возникает эротическая форма мышления с избыточным этическим содержанием, отмечает И Хейзинга "Любовь стала полем, на котором можно выращивать всевозможные эстетические и нравственные совершенства", - пишет он в главе "Стилизация любви". Благородная, возвышенная любовь получила название "куртуазной", в ней сочетались все христианские добродетели.
Но облагороженная эротика не была единственной формой любви. Наряду с ней в жизни и литературе существовал и иной стиль, который И Хейзинга называет "эпиталамическим". Он обладал более древними корнями и не меньшей жизненной силой Для него были характерны страстная безудержность на грани бесстыдства, двусмысленность и непристойность, фаллическая символика и насмешки над любовными отношениями, скабрезные аллегории, доходящие до грубости Этот эротический натурализм отразился в комическом жанре повествований, песенок, фарса, баллад и сказаний Искусство любви, соединявшее чувственность и символику, определялось целой системой установленных норм, ритуалов и церемоний Особое значение придавалось символике костюма, оттенкам цветов и украшений Это был язык любви, который лишь комментировался различными высказываниями. Все эти формы любовных отношений сохраняют свою жизненную и культурную ценность еще долгое время за пределами Средневековья, отмечает И. Хейзинга. В противовес Любви, воплощающей витальную силу, в средневековой культуре возникает образ Смерти. Ни одна эпоха, - пишет И Хейзинга, - не навязывает человеку мысль о смерти с такой настойчивостью, как XV столетие. Три темы объединяются в остроте переживаний страха смерти во-первых, вопрос о том, где все те, кто ранее наполнял мир великолепием, во вторых, картины тления того, что было некогда человеческой красотой; в-третьих, мотив Пляски Смерти, вовлекающей в свой хоровод людей всех возрастов и занятий. Возникает представление о Зеркале Смерти в религиозных трактатах, поэмах, скульптуре и живописи. На надгробиях появляются изображения тел в смертных муках; иссохших, с зияющим ртом и разверстыми внутренностями. Смерть внушает страх и отвращение, мысли о бренности всего земного, когда от красоты остаются лишь воспоминания. Смерть как персонаж была запечатлена в пластических искусствах и литературе "в виде апокалипсического всадника, проносившегося над грудой разбросанных по земле тел; в виде низвергающейся с высот эриннии с крылами летучей мыши; в виде скелета с косой или луком и стрелами; пешего, восседающего на запряженных волами дрогах или передвигающегося верхом на быке или на корове" . Возникает и персонифицированный образ Пляски Смерти с идеей всеобщего равенства. Смерть изображается в виде обезьяны, передвигающейся неверными шажками и увлекающей за собой папу, императора, рыцаря, поденщика, монаха, малое дитя, шута, а за ними все прочив сословия. Человеку надлежало помнить о смертном часе и избегать искушений дьявола. Среди смертных грехов значились "нетвердость и сомнение в вере; уныние из-за гнетущих душу грехов; приверженность к земным благам; отчаяние вследствие испытываемых страданий; гордыня по причине собственных добродетелей". Смерть как неизбежный конец всего живого воспринимается с той же неумолимостью, как свет обращается во тьму. Средневековая культура насыщена религиозными представлениями, а христианская вера почитается как главная духовная ценность. "Нет ни одной вещи, ни одного суждения, которые не приводились бы постоянно в связь с Христом, с христианской верой", - пишет Й.Хейзинга. Атмосфера религиозного напряжения проявляется как невиданный расцвет искренней веры. "Жизнь была проникнута религией до такой степени, что возникала постоянная угроза исчезновения расстояния между земным и духовным", отмечает И.Хейзинга. В праздничной символике был обязательным религиозный элемент, светские мелодии часто использовались для церковных песнопений, и наоборот. Происходило постоянное смешение церковной и светской терминологии для обозначения предметов и явлений, для выражения почтения к государственной власти. Сюжеты на библейские темы заполнили искусство и литературу, возведение храмов было главным событием в градостроительстве, богословские трактаты и споры заполняли духовную жизнь. Посещение церкви было предлогом для показа нарядов, назначения свиданий. Ироничное отношение к духовенству - весьма распространенный мотив в средневековой литературе. Такова была оборотная сторона благочестия. Для постижения духа Средневековья большое значение имеют основные формы проявления житейской мудрости в обычной повседневной деятельности. Среди них Й.Хейзинга рассматривает обычай давать имена событиям и неодушевленным предметам. Войны, коронации, а также военные доспехи, драгоценности, темницы, дома и уж обязательно колокола получают свои имена и названия. Были распространены сентенции, изречения, девизы, пословицы и поговорки. В повседневном обиходе их сотни, все они точны и содержательны, ироничны и добродушны. Их используют как наставления и способ разрешения споров. "Пословицы сразу же разрубают узлы: стоит припомнить подходящую пословицу - и дело сделано", пишет Й.Хейзинга.
Средневековое сознание охотно обобщает отдельные эпизоды жизни, придавая им прочность и повторяемость. Особые опасения вызывает у обывателя мрачная сфера жизни, связанная с нечистой силой, нарушающей установленный жизненный порядок. Демономания, ведовство, чародейство, заговоры, колдовство охватывают страны как эпидемии. Несмотря на преследования и казни, они сохранялись длительное время. Черная магия, дьявольские наваждения, суеверия, предзнаменования, амулеты и заклинания - широко .представлены в средневековом фольклоре и литературе.

Таковы некоторые черты эпохи Осени Средневековья, представленные в книге Й.Хейзинги.

Но важно помнить, что Й.Хейзинга написал книгу об Осени Средневековья, о завершении одного исторического периода и начале новой эпохи. "Зарастание живого ядра мысли рассудочными и одеревенелыми формами, высыхание и отвердение богатой культуры - вот чему посвящены эти страницы" . Не менее интересно исследовать смену культур, приход новых форм. Этому автор посвящает последнюю главу.

Идеи грядущего времени до поры до времени еще облачены в средневековое платье, новый дух и новые формы не совпадают друг с другом. "Литературный классицизм, - подчеркивает Й.Хейзинга, - это младенец, родившийся уже состарившимся". Иначе обстояло дело с изобразительным искусством и научной мыслью. Здесь античная чистота изображения и выражения, античная разносторонность интересов, античное умение выбрать направление своей жизни, античная точка зрения на человека означали нечто большее, нежели "трость, на которую можно было всегда опереться". Преодоление чрезмерности, преувеличений, искажений, гримас и вычурности стиля "пламенеющей готики", стало именно заслугой античности. "Ренессанс придет лишь тогда, когда изменится "тон жизни", когда прилив губительного отрицания жизни утратит всю свою силу и начнется движение вспять; когда повеет освежающий ветер; когда созреет сознание того, что все великолепие античного мира, в который так долго вглядывались, как в Зеркало, может быть полностью отвоевано".
Этими надеждами Й,Хейзинга заканчивает свою книгу. В это время ему было 47 лет.
Осень Средневековья" принесла автору европейскую известность, но и вызвала неоднозначные оценки среди коллег-историков. Достаточно вспомнить критику книги О.Шпенглера "Закат Европы", чтобы сопоставить умонастроения, распространенные в исторической науке. А ведь обе эти работы были изданы почти в одно и то же время.
Он расширил диапазон исторической науки, включив в описание анализ форм мышления и уклад жизни, произведения искусства, костюм, этикет, идеалы и ценности. Это и дало ему возможность представить наиболее выразительные черты эпохи, воспроизвести жизнь общества в ее повседневном бытии.

ГОСТ

Трактат – это научное сочинение, содержащее обсуждение какого-либо отдельного вопроса.

В деятельности нидерландского историка культуры Йохана Хейзинги исследователи выделяют три этапа:

Изучение древнеиндийской литературы, медицины, религии, древнегерманских языков;
Исследование европейской истории эпохи позднего Средневековья и Нового времени;
Критика современной культуры.

Избранная автором манера погружает читателя в необъятный археологический материал культуры, который представлен как цитаты – образчики франкоязычной литературы 15 столетия, обрывки бургундских хроник, стихи, поговорки, отдельные выражения и слова, цитаты из религиозных трактатов, Писания, творений нидерландских и немецких мистиков, отрывки сочинений писателей, ученых, философов, историков.

Для Хейзинги понятие культуры связано с равновесием духовных и материальных ценностей, согласованностью отдельных культурных факторов (политики, науки, философии, техники, религии), приоритетом метафизических идеалов над индивидуальными потребностями, потребностями отдельных социальных групп, национально-эгоистическими интересами.

Готовые работы на аналогичную тему

Своей работой Хейзинга открыл окно в 15 век Европы, кровавый и жестокий. Ученый стремился показать истинное отношение людей средневековья к искусству. При этом он не ставил целью всестороннее изучение народного менталитета, хоть в трактате и содержатся наблюдения по истории народной культуры.

Основные черты Средневековья в трактате Хейзинги

Книга Хейзинги насыщена историческими событиями, фактами, именами, географическими названиями, которые делают повествование реальным и обоснованным. Еще одна особенность книги – она о родной культуре Й. Хейзинги, Фландрии, Бургундии 15 века, Нидерландских графствах.

Придворные: кравчий, хлебодар, кухмейстер, стольник;
Церковнослужители: диакон, священник, служки;
Монашеские ордена;
Рыцарские ордена.

Аристократии предписывалось осуществлять высшие управленческие задачи. Духовенство должно было вершить дело веры. Бюргерам предписывалось заниматься торговлей, ремеслом, возделывать землю. Однако третье сословие только-только набирало силу, поэтому значительного места в культуре ему не отводится.

В средние века одежда и ее цвет несли информацию о разных сферах человеческой деятельности. Цвет костюма в первую очередь имел социальную ценность, превратившись в опознавательный знак. Он был показателем социального статуса владельца, отражал структуру социальных отношений, применялся для визуальной стратификации.

В рамках одного сословия цвет объединял. Не позволялось носить одежду не подобающего по положению и рангу цвета.

Рыцарская идея

В рыцарском идеале было много далекого от реальности, в которой хватало примеров жестокости, вероломства, высокомерия, корыстолюбия. Это был эстетический идеал, который состоял из пестрых фантазий и возвышенных чувств, был свободен от греховных истоков. Рыцарскому идеалу отводится почетнее место, он запечатлен в романах, хрониках, житиях и поэзии.

Рыцарский идеал соединялся с религиозными ценностями – милосердием, состраданием, верностью долгу, справедливостью, аскетизмом, защитой веры. Странствующий рыцарь беден, свободен, у него нет ничего, кроме своей жизни. Но он обладает одной чертой, имеющей особое значение для понимания рыцарства как стиля жизни. Эта черта – романтическая любовь.

Средневековая культура была насыщена религиозными представлениями, христианская вера была главной духовной ценностью. Атмосфера религиозного напряжения, как отмечает Хейзинга, проявлялась в виде невиданного расцвета искренней веры. В праздничной символике религиозный элемент был обязательным, а светские мелодии нередко использовались для церковных песнопений. Церковная и светская терминология постоянно смешивалась. Сюжеты на библейские темы заполнили и литературу, и изобразительное искусство, а возведение храмов стало главным событием в градостроительстве. Духовную жизнь составляли богословские споры и трактаты. Посещение церкви стало предлогом для назначения свиданий, показа нарядов. Такова была оборотная сторона благочестия.

Йохан Хейзинга - Осень средневековья краткое содержание

Осень Средневековья / Пер. с нидерландского Д. В. Сильвестрова. -- 5-е изд.; просмотрено переводчиком. -- (Библиотека истории культуры).

Книга нидерландского историка культуры Йохана Хейзинги, впервые вышедшая в свет в 1919 г., выдержала на родине уже более двух десятков изданий, была переведена на многие языки и стала выдающимся культурным явлением ХХ века. В России выходит третьим, исправленным изданием с подробным научным аппаратом.

"Осень Средневековья" рассматривает социокультурный феномен позднего Средневековья с подробной характеристикой придворного, рыцарского и церковного обихода, жизни всех слоев общества. Источниками послужили литературные и художественные произведения бургундских авторов XIV-XV вв., религиозные трактаты, фольклор и документы эпохи.

Осень средневековья - читать онлайн бесплатно ознакомительный отрывок

Johan Huizinga. Herfsttij der middeleeuwen

STUDIE OVER LEVENS-EN

GEDACHTENVORMEN

DER VEERTIENDE EN VIJFTIENDE EEUW

IN FRANKRIJK EN DE NEDERLANDEN

ЙОХАН ХEЙЗИНГА. ОСЕНЬ СРЕДНЕВЕКОВЬЯ

ИССЛЕДОВАНИЕ

ФОРМ ЖИЗНЕННОГО УКЛАДА

И ФОРМ МЫШЛЕНИЯ

В XIV И XV ВЕКАХ

ВО ФРАНЦИИ И НИДЕРЛАНДАХ

научный комментарий и составление указателей

Данная Интернет-версия является, по сути, пятым изданием русской Осени Средневековья[1]. Это, конечно, не перевалившее за двадцать, как в Голландии, но за 20 лет тоже совсем не плохо. Книги переиздаются по двум причинам. Одни -- в силу неизменно повторяющейся потребности общества в чем-то повторяющемся неизменно. Другие -- как потребность любовно приобщиться к некой неизменной жизненной сущности, о которой, казалось бы, все известно и от которой при этом всегда ждешь чего-то неожиданно нового.

Осень Средневековья давно уже стала именно такой книгой. Она увидела свет в 1919 г., сразу же после чудовищной европейской войны, в нейтральной тогда Голландии, драматической точке покоя, окруженной со всех сторон дымящимися развалинами недавно еще такой благополучной Европы. Книга имела необычайный успех. Она была переведена на основные европейские языки и со временем вышла на многих других языках, включая польский, венгерский, японский. Через 70 лет появилось и русское издание.

Йохан Хейзинга родился в 1872 г. в Гронингене, на севере Голландии, в высокообразованной меннонитской семье. Он получил прекрасное образование, еще в гимназии увлекался классическими языками, проявлял интерес к арабскому и древнееврейскому. Первые его научные интересы касались санскритологии. Хейзинга становится профессором в университете Гронингена, а затем ректором Лейденского университета. Прославленный автор сначала Осени Средневековья, а затем Homo ludens и других книг и статей по историографии и истории культуры, он выступает неофициальным культурным послом Нидерландов в странах Европы и Америки. В годы entre deux guerres Хейзинга делает все, что в его силах, для защиты культуры. Он работает при Лиги Наций в Международной комиссии по интеллектуальному сотрудничеству, предшественнице ЮНЕСКО. Он резко и во весь голос высказывается против надвигающегося национализма, этой "чумы, проказы нашего времени", призывает сопротивляться культу героического, называя его "интоксикацией дрессированных толп, и упадку морали, выражающемуся среди прочего в "тупоумной симпатии к преступлению". Попутно отметим, что Хейзинга отказался участвовать в учрежденном в 1936 г. левыми нидерландскими интеллектуалами антифашистском Комитете бдительности, ибо наряду с "нынешним безудержным национализмом" считал также и большевизм "бичом нашего времени".

В1941 г., уже в условиях оккупации, Хейзинга публикует небольшую книгу Nederland's beschaving in de zeventiende eeuw [Культура Нидерландов в XVII в.] в стремлении поднять дух своих соотечественников напоминанием о блестящем Золотом веке Голландии, средоточия науки и искусства Европы на заре Нового времени. Лейденский университет закрыт, Хейзинга попадает в концлагерь как заложник, но затем его отпускают, опасаясь международных осложнений, и он живет в небольшом городе Де Стеег, близ Арнема, в доме своих друзей, отрезанный от своей библиотеки и от общения с коллегами. 1 февраля 1945 г. Йохан Хейзинга умирает, не дожив нескольких месяцев до конца войны.

Но вернемся к переломной эпохе Первой мировой войны. Осень Средневековья неотделима от других литературных явлений этого времени. В том же 1919 г. выходит Der Untergang des Abendlandes Освальда Шпенглера. В первые послевоенные годы европейского читателя начинает покорять эпопея Марселя Пруста A la recherche du temps perdu. И то, и другое название вполне подошли бы книге Йохана Хейзинги. Она тоже посвящена концу, закату -- если не Европы, не Запада, то закату великой и прекрасной культуры европейского Средневековья. Она тоже увлекает читателя в поиски за утраченным временем. Критики отмечали близость Осени Средневековья к французским символистам Гюисмансу и Реми де Гурмону, а также к нидерландским писателям-новаторам 80-х гг. XIX в.

Осень Средневековья возникла как реакция на декаданс, на упадок, который тогда наблюдался повсюду[1]. Невыносимое предчувствие, а затем и переживание катастрофы Первой мировой войны, обостренной и личной трагедией -- за несколько недель до начала войны умирает любимая жена, с памятью о которой эта книга осталась связана навсегда, -- видимо, пробудили в Хейзинге героическое желание передать, выразить состояние разрушения и гибели всего привычного окружения как нечто уже известное, уже бывшее, а тем самым и преодоленное в прошлом! Одновременно Осень Средневековья -- яркая и насыщенная энциклопедия европейской культуры в ее блистательнейшую эпоху. И это не только гибель, но и надежда. Ностальгическая устремленность в священное прошлое европейской культуры -- оборотная сторона надежды на будущее.

Художественная манера, избранная автором, погружает нас в необъятный археологический материал культуры, представленный как цитаты. Это образчики франкоязычной литературы пышного, утомленного накопленной роскошью XV столетия, стихи, отрывки из бургундских хроник, мемуаров, поговорки, отдельные слова и выражения. Это цитаты из Писания, латинских религиозных трактатов, творений немецких и нидерландских мистиков. Отрывки из сочинений ученых, писателей, историков, философов XVIII и XIX вв. Библейская латынь V в., французский XIII-XV вв., средненидерландский и средневерхненемецкий. Цитаты в подлиннике, в переводе автора на нидерландский язык, в изложении, пересказе или -- аллюзии, помеченные ссылками на источник. Бесконечно притягательная в своем многообразии словесная ткань, как живая, пульсирует в многомерной структуре книги. Цитаты вовлекают читателя в путешествие во времени и пространстве.

Читайте также: