Одно лето в аду краткое содержание
Обновлено: 05.07.2024
Одно лето в аду
Перевод M. П. Кудинова
Когда-то, насколько я помню, моя жизнь была пиршеством, где все сердца раскрывались и струились всевозможные вина.
Однажды вечером я посадил Красоту к себе на колени. - И нашел ее горькой. - И я ей нанес оскорбленье. Я ополчился на Справедливость.
Ударился в бегство. О колдуньи, о ненависть, о невзгоды! Вам я доверил свои богатства!
Мне удалось изгнать из своего сознания всякую человеческую надежду. Радуясь, что можно ее задушить, я глухо подпрыгивал, подобно дикому зверю.
Я призывал палачей, чтобы, погибая, кусать приклады их ружей. Все бедствия я призывал, чтоб задохнуться в песках и в крови. Несчастье стало моим божеством. Я валялся в грязи. Обсыхал на ветру преступленья. Шутки шутил с безумьем. И весна принесла мне чудовищный смех идиота. Однако совсем недавно, обнаружив, что я нахожусь на грани последнего хрипа, я ключ решил отыскать от старого пиршества, где, может быть, снова обрету аппетит!
Этот ключ - милосердие. Такое решение доказывает, что я находился в бреду!
"Гиеной останешься ты, и т. д. . " - крикнул демон, который увенчал мою голову маками. "К смерти иди с твоим вожделеньем, и твоим эгоизмом, и со всеми семью грехами".
О, не слишком ли много! Но, дорогой Сатана, заклинаю вас: поменьше раздраженья в зрачках! И в ожидании каких-либо запоздавших маленьких мерзостей вам, который любит в писателе отсутствие дара описывать и наставлять, вам подношу я несколько гнусных листков, вырванных из блокнота того, кто был проклят.
От моих галльских предков я унаследовал светлые голубые глаза, ограниченный мозг и отсутствие ловкости в драке. Моя одежда такая же варварская, как и у них. Но я не мажу свои волосы маслом.
Галлы сдирали шкуры с животных, выжигали траву и делали это не искуснее всех, живших в те времена.
От них у меня: идолопоклонство и любовь к святотатству - о, все пороки, гнев, сладострастье, - великолепно оно, сладострастье! - и особенно лень и лживость.
Любое ремесло внушает мне отвращенье. Крестьяне, хозяева и работники мерзость. Рука с пером не лучше руки на плуге. Какая рукастая эпоха! Никогда не набью себе руку. А потом быть ручным - это может завести далеко. Меня удручает благородство нищенства. Преступники мне отвратительны, словно кастраты: самому мне присуща цельность, но это мне безразлично.
Однако кто создал мой язык настолько лукавым, что до сих пор он ухитряется охранять мою лень? Даже не пользуясь телом, чтобы существовать и более праздный, чем жаба, я жил везде и повсюду. Ни одного семейства в Европе, которое я не знал бы. - Любую семью я понимаю так, как свою: всем они обязаны декларации Прав Человека. - Мне известен каждый юнец из хорошей семьи.
Если бы я имел предшественников в какой-либо точке истории Франции!
Мне совершенно ясно, что я всегда был низшею расой. Я не донимаю, что значит восстание. Моя раса всегда поднималась лишь для того, чтобы грабить: словно волки вокруг не ими убитого зверя.
Я вспоминаю историю Франции, этой старшей дочери Церкви. Вилланом я отправился в святую землю; в памяти у меня - дороги на швабских равнинах, византийский ландшафт, укрепленья Солима; культ Девы Марии, умиление перед распятым пробуждаются в моем сознанье среди тысячи нечестивых феерических празднеств. - Прокаженный, я сижу в крапиве, среди осколков горшков, около изъеденной солнцем стены. Позднее, рейтаром, я разбивал биваки в сумраке немецких ночей.
А! Вот еще: я пляшу со старухами и детьми, справляя шабаш на алой поляне.
Мои воспоминания не простираются дальше этой земли и христианства. Вижу себя без конца в минувших веках. Но всегда одинок, всегда без семьи. На каком языке я тогда говорил? Никогда не вижу себя ни в собраньях Христа, ни в собраньях сеньоров, представителей Христа на земле.
Кем я был в предыдущем веке? Нахожу себя снова только в сегодняшнем дне. Нет больше бродяг, нет больше тлеющих воин. Все захлестнула низшая раса: народ и, как говорится, рассудок; нацию и науку.
О наука! Все захвачено ею. Для тела и для души - медицина и философия, - снадобья добрых женщин и народные песни в обработанном виде. И увеселенья властителей, и забавы, которые они запрещали! География, космография, механика, химия!
Наука, новая аристократия! Прогресс. Мир шагает вперед! Почему бы ему не вращаться?
Это - видение чисел. Мы приобщаемся к Духу. Сбудется то, что я говорю как оракул. Я понимаю, но так как не могу объясниться без помощи языческих слов, то предпочитаю умолкнуть.
Возвращенье языческой крови. Дух близок; почему же Христос не приходит ко мне на помощь, даровав душе моей свободу и благородство? Увы! Евангелье кончилось! Евангелье, о Евангелье!
Предвкушая лакомство, я дожидаюсь бога. От начала времен я - низшая раса.
Вот я на армориканском взморье. Пусть вечером города зажигают огни. Мой день завершен; я покидаю Европу. Морской воздух опалит мои легкие; гибельный климат покроет меня загаром. Плавать, топтать траву, охотиться и курить (это прежде всего), пить напитки, крепкие, словно кипящий металл, как это делали вокруг костров дорогие предки.
Я вернусь с железными мускулами, с темною кожей и яростными глазами: глядя на эту маску, меня сочтут за представителя сильной расы. У меня будет золото: я стану праздным и грубым. Женщины заботятся о свирепых калеках, возвратившихся из тропических стран. Я буду замешан в политические аферы. Буду спасен.
Теперь я проклят, родина внушает мне отвращенье. Лучше всего пьяный сон, на прибрежном песке.
Ты никуда не отправишься. - Опять броди по здешним дорогам, обремененный своим пороком, пустившим корни страдания рядом с тобой, в том возрасте, когда просыпается разум, - он поднимается в небо, бьет меня, опрокидывает, тащит меня за собой.
Последняя чистота и последняя робость. Решено. Не нести в этот мир мое предательство и мое отвращенье.
В путь! Движенье, тяжелая ноша, пустыня, гнев и тоска.
Кому служить? Какому зверю молиться? На какие иконы здесь ополчились? Чьи сердца разбивать я буду? Какую ложь поддерживать должен? По чьей крови мне придется ступать?
Подальше от правосудия. - Жизнь сурова, одичание просто. Крышку гроба поднять иссохшей рукой, сидеть, задыхаться. Ни старости, ни опасностей: ужас - это не по-французски.
- О! Я так одинок, что готов любому священному образу предложить свой порыв к совершенству.
О, моя отрешенность, мое чудесное милосердие - на этом свете, однако.
De profundis Domine, как же я глуп!
Еще ребенком я восхищался несговорчивым каторжником, которого всегда ожидали оковы; меня тянуло к постоялым дворам и трактирам, где он побывал: для меня они стали священны. Его глазами я смотрел на небо и на расцветающую в полях работу; в городах я искал следы его рока. У него было больше силы, чем у святого, и больше здравого смысла, чем у странствующих по белому свету, - и он, он один, был свидетелем славы своей и ума.
На дорогах, в зимние ночи, без жилья, без хлеба и теплой одежды, я слышал голос, проникавший в мое замерзшее сердце: "Сила или слабость? Для тебя - это сила! Ты не знаешь, куда ты идешь, ни почему ты идешь. Повсюду броди, всему отвечай. Тебя не убьют, потому что труп убить невозможно". Утром у меня был такой отрешенный взгляд и такое, мертвенное лицо, что те, кого я встречал, _возможно, меня не могли увидеть_.
Грязь в городах неожиданно начинала казаться мне красной и черной, словно зеркало, когда в соседней комнате качается лампа; словно сокровище в темном лесу. "В добрый час!" - кричал я и видел море огней и дыма на небе; а справа и слева все богатства пылали, как миллиарды громыхающих гроз.
Но оргия и женская дружба были для меня под запретом. Ни одного попутчика даже. Я вдруг увидел себя перед охваченной гневом толпой, увидел себя перед взводом солдат, что должен меня расстрелять, и я плакал от горя, которое понять они не могли, и я прощал им - как Жанна д'Арк. "Священники, учителя, властелины, вы ошибаетесь, предавая меня правосудию. Никогда я не был связан с этим народом; никогда я не был христианином; я из тех, кто поет перед казнью; я не понимаю законов; не имею морали, потому что я зверь, и значит, вы совершили ошибку.
Артюр Рембо - для меня - особое явление в литературе, он - enfant terriblle, скандальный устроитель, как сейчас бы сказали, всякого эпатажа и перформанса . Его поэзия всегда резонансна, наряду с ярко выраженной инфернальной аурой и притягательностью "злого гения" возникает какое то чувство сопричастности и даже подчас сочувствия поэту , нечто такое, что тянет и не хочет отпускать. Отдаю должное могучему таланту Рембо, его стихи - это чистый драйв, взвинченная до немыслимого предела темная энергетика безумия, облаченная в прекраснейшую по выразительности форму.
Одно лето в аду - очень насыщенный и плотный текст, его трудно читать, он отрывист, мысль не выражается логично и последовательно, она либо скачет и танцует в макабрической пляске с выбрасываемыми в фанатичном экстазе заклятиями и богохульствами, либо растекается тревогой и сердечной мукой. Поэт высказывает свою оценку западному обществу, наметившейся индустриализации и все большей его капитализации, повсеместному рационализму и прагматичности, отходящему от своих корней и теряющему свой дух и витальность. Отсюда и апелляция поэта к миру язычества, к имманентным, аутентичным и хаотично-чувственным началам. Несмотря на явно антиклерикальный подтекст есть кое-что, что обращает на себя внимание. Рембо говорит, - "Я жду Бога с вожделением" и эта фраза наряду с обилием христианской символики, обращает на себя внимание беспрерывным поиском, даже если не Бога, то чего-то такого, что придало бы хоть какое-то равновесие его метущейся и беснующейся душе, хотя и успокоенность по нему - это зло. Очевиден глубокий внутренний разлад и диспропорция поэта не только с миром внешним, но и внутренним . Во всю эту антиномичную диалектику вплетаются любовные мотивы, представленные в аллегоричной форме, чувство это непонятое объектом этой любви, что придает ему оттенок трагичности и горечи.
Есть у Артюра Рембо одно знаковое и даже пророческое стихотворение - Пьяный корабль. Корабль - это прообраз на самого себя, он летит через предвечное море, принимая на себя все бури и шторма навстречу неизведанным землям и материкам. В стихотворении есть такие строки
Иногда возникало ощущение, что Артюр Рембо отказался от своей принадлежности к какому либо "причалу" и как вечный странник отталкивающий и отталкиваемый, стремился к новым для себя горизонтам или . рифам.
После 20 лет он не написал ни одного стиха, растратив свой блестящий талант, он много путешествовал, в Сомали, Абиссинию, Занзибар, Кипр, Суматру. Участвовал в разных авантюрах и революциях. Наконец, вернувшись уже зрелым человеком во Францию, он скончался от опухоли колена. Он так и не "вернулся" к своей "гавани". Как яркая звезда вспыхнув и превратившись в сверхновую, озарив собой небосвод на мгновение, он потух, оставив после себя полные мощи и ярости стихи и немногие зарисовки так и не осуществленных замыслов, ознаменовав собой целую эпоху в поэзии.
Комментарии 6 Ответить Читать обсуждение дальше.
Спасибо за рецензию. Как всегда, безупречная. Обожаю Рембо. Самый честный гений в истории мировой литературы. Если нечего сказать, следует помолчать. парадоксальная принципиальность гения.
У Генри Миллера есть свое поклонение Рембо, чудесная книга "Время убийц". Лучше о Рембо, пожалуй никто не сказал
aashe
Как же здорово, что вы разделяете мои чувства! У меня теперь 2 любимых поэта 19 вв. - Рембо и Лермонтов. Оба так и не достигли своей вершины и оба без сомнения поэты величайшие. Они мне близки во многом. О Рембо я документальный фильм смотрела и какой то художественный фильм. Обязательно почитаю книгу. Спасибо.
Не поверите, но я тоже люблю Лермонтова. И не только стихи. На мой взгляд "Тамань" из "Героя нашего времени" - абсолютный шедевр. Мощная насыщенность текста и ни одного лишнего слова. А "Демона" я до сих пор наизусть помню.
aashe
О да! Есть два поэта, у которых я заучила стихи наизусть от удовольствия - это Демон, Мцыри Лермонтова, еще кое что из лирики и Шекспир. У Шекспира наизусть знала всего Гамлета. Сейчас наверное только известный монолог без запинки воспроизведу "Быть или не быть" и про флейту. У Лермонтова мне нравиться всё - с детства когда моим любимым стихом стал "Выхожу один я на дорогу" . При всем уважении и любви к другим нашим знаменитейшим поэтам и писателям, первая половина 19 в у меня прошла под звездой Лермонтова, а вторая - Достоевского. Как то так. Недавно посмотрела фильм документальный Star Media о Лермонтове, очень красивый, выдержки из дневников и конечно стихи. Аж дух перехватывает. Герой нашего времени - это безусловно прекрасный шедевр. Я ее частенько перечитываю, у меня созвучие с М.Ю. полное))
Kaonasi
Присоединяюсь к MrsGonzo, рецензия выше всяких похвал.
Хотя в поэзии я профан, но Время Убийц шедевральная вещь, и уж если вы поклонник Рембо, то просто непременно почитайте! Впрочем, книга будет интересна даже тем, кто понятия не имеет о Рембо, очень уж захватывающе!
aashe
Артюр Рембо - Одно лето в аду краткое содержание
Одно лето в аду - читать онлайн бесплатно полную версию (весь текст целиком)
Одно лето в аду
Одно лето в аду
Перевод M. П. Кудинова
Когда-то, насколько я помню, моя жизнь была пиршеством, где все сердца раскрывались и струились всевозможные вина.
Однажды вечером я посадил Красоту к себе на колени. - И нашел ее горькой. - И я ей нанес оскорбленье. Я ополчился на Справедливость.
Ударился в бегство. О колдуньи, о ненависть, о невзгоды! Вам я доверил свои богатства!
Мне удалось изгнать из своего сознания всякую человеческую надежду. Радуясь, что можно ее задушить, я глухо подпрыгивал, подобно дикому зверю.
Я призывал палачей, чтобы, погибая, кусать приклады их ружей. Все бедствия я призывал, чтоб задохнуться в песках и в крови. Несчастье стало моим божеством. Я валялся в грязи. Обсыхал на ветру преступленья. Шутки шутил с безумьем. И весна принесла мне чудовищный смех идиота. Однако совсем недавно, обнаружив, что я нахожусь на грани последнего хрипа, я ключ решил отыскать от старого пиршества, где, может быть, снова обрету аппетит!
Этот ключ - милосердие. Такое решение доказывает, что я находился в бреду!
"Гиеной останешься ты, и т. д. . " - крикнул демон, который увенчал мою голову маками. "К смерти иди с твоим вожделеньем, и твоим эгоизмом, и со всеми семью грехами".
О, не слишком ли много! Но, дорогой Сатана, заклинаю вас: поменьше раздраженья в зрачках! И в ожидании каких-либо запоздавших маленьких мерзостей вам, который любит в писателе отсутствие дара описывать и наставлять, вам подношу я несколько гнусных листков, вырванных из блокнота того, кто был проклят.
От моих галльских предков я унаследовал светлые голубые глаза, ограниченный мозг и отсутствие ловкости в драке. Моя одежда такая же варварская, как и у них. Но я не мажу свои волосы маслом.
Галлы сдирали шкуры с животных, выжигали траву и делали это не искуснее всех, живших в те времена.
От них у меня: идолопоклонство и любовь к святотатству - о, все пороки, гнев, сладострастье, - великолепно оно, сладострастье! - и особенно лень и лживость.
Любое ремесло внушает мне отвращенье. Крестьяне, хозяева и работники мерзость. Рука с пером не лучше руки на плуге. Какая рукастая эпоха! Никогда не набью себе руку. А потом быть ручным - это может завести далеко. Меня удручает благородство нищенства. Преступники мне отвратительны, словно кастраты: самому мне присуща цельность, но это мне безразлично.
Однако кто создал мой язык настолько лукавым, что до сих пор он ухитряется охранять мою лень? Даже не пользуясь телом, чтобы существовать и более праздный, чем жаба, я жил везде и повсюду. Ни одного семейства в Европе, которое я не знал бы. - Любую семью я понимаю так, как свою: всем они обязаны декларации Прав Человека. - Мне известен каждый юнец из хорошей семьи.
Если бы я имел предшественников в какой-либо точке истории Франции!
Мне совершенно ясно, что я всегда был низшею расой. Я не донимаю, что значит восстание. Моя раса всегда поднималась лишь для того, чтобы грабить: словно волки вокруг не ими убитого зверя.
Я вспоминаю историю Франции, этой старшей дочери Церкви. Вилланом я отправился в святую землю; в памяти у меня - дороги на швабских равнинах, византийский ландшафт, укрепленья Солима; культ Девы Марии, умиление перед распятым пробуждаются в моем сознанье среди тысячи нечестивых феерических празднеств. - Прокаженный, я сижу в крапиве, среди осколков горшков, около изъеденной солнцем стены. Позднее, рейтаром, я разбивал биваки в сумраке немецких ночей.
А! Вот еще: я пляшу со старухами и детьми, справляя шабаш на алой поляне.
Мои воспоминания не простираются дальше этой земли и христианства. Вижу себя без конца в минувших веках. Но всегда одинок, всегда без семьи. На каком языке я тогда говорил? Никогда не вижу себя ни в собраньях Христа, ни в собраньях сеньоров, представителей Христа на земле.
Кем я был в предыдущем веке? Нахожу себя снова только в сегодняшнем дне. Нет больше бродяг, нет больше тлеющих воин. Все захлестнула низшая раса: народ и, как говорится, рассудок; нацию и науку.
О наука! Все захвачено ею. Для тела и для души - медицина и философия, - снадобья добрых женщин и народные песни в обработанном виде. И увеселенья властителей, и забавы, которые они запрещали! География, космография, механика, химия!
Наука, новая аристократия! Прогресс. Мир шагает вперед! Почему бы ему не вращаться?
Это - видение чисел. Мы приобщаемся к Духу. Сбудется то, что я говорю как оракул. Я понимаю, но так как не могу объясниться без помощи языческих слов, то предпочитаю умолкнуть.
Возвращенье языческой крови. Дух близок; почему же Христос не приходит ко мне на помощь, даровав душе моей свободу и благородство? Увы! Евангелье кончилось! Евангелье, о Евангелье!
Предвкушая лакомство, я дожидаюсь бога. От начала времен я - низшая раса.
Вот я на армориканском взморье. Пусть вечером города зажигают огни. Мой день завершен; я покидаю Европу. Морской воздух опалит мои легкие; гибельный климат покроет меня загаром. Плавать, топтать траву, охотиться и курить (это прежде всего), пить напитки, крепкие, словно кипящий металл, как это делали вокруг костров дорогие предки.
Я вернусь с железными мускулами, с темною кожей и яростными глазами: глядя на эту маску, меня сочтут за представителя сильной расы. У меня будет золото: я стану праздным и грубым. Женщины заботятся о свирепых калеках, возвратившихся из тропических стран. Я буду замешан в политические аферы. Буду спасен.
Теперь я проклят, родина внушает мне отвращенье. Лучше всего пьяный сон, на прибрежном песке.
Ты никуда не отправишься. - Опять броди по здешним дорогам, обремененный своим пороком, пустившим корни страдания рядом с тобой, в том возрасте, когда просыпается разум, - он поднимается в небо, бьет меня, опрокидывает, тащит меня за собой.
Последняя чистота и последняя робость. Решено. Не нести в этот мир мое предательство и мое отвращенье.
В путь! Движенье, тяжелая ноша, пустыня, гнев и тоска.
Кому служить? Какому зверю молиться? На какие иконы здесь ополчились? Чьи сердца разбивать я буду? Какую ложь поддерживать должен? По чьей крови мне придется ступать?
Подальше от правосудия. - Жизнь сурова, одичание просто. Крышку гроба поднять иссохшей рукой, сидеть, задыхаться. Ни старости, ни опасностей: ужас - это не по-французски.
- О! Я так одинок, что готов любому священному образу предложить свой порыв к совершенству.
О, моя отрешенность, мое чудесное милосердие - на этом свете, однако.
De profundis Domine, как же я глуп!
Еще ребенком я восхищался несговорчивым каторжником, которого всегда ожидали оковы; меня тянуло к постоялым дворам и трактирам, где он побывал: для меня они стали священны. Его глазами я смотрел на небо и на расцветающую в полях работу; в городах я искал следы его рока. У него было больше силы, чем у святого, и больше здравого смысла, чем у странствующих по белому свету, - и он, он один, был свидетелем славы своей и ума.
Спасибо за участие.
На указанный вами адрес отправлено письмо.
Пожалуйста, прочтите его и перейдите по ссылке, указанной в этом письме, для подтверждения своего e-mail.
Это подтверждение требуется сделать один раз.
На указанный вами адрес отправлено письмо.
Пожалуйста, прочтите его и перейдите по ссылке, указанной в этом письме, для подтверждения подписки на отзывы.
На указанный вами адрес отправлено два письма.
Пожалуйста, прочтите их и перейдите по ссылкам, указанным в этих письмах, для подтверждения своего e-mail в отзыве и подписки на отзывы.
Подтверждение e-mail в отзыве требуется сделать один раз.
На указанный вами адрес отправлено письмо.
Пожалуйста, прочтите его и перейдите по ссылке, указанной в этом письме, для подтверждения подписки на дискуссию.
На указанный вами адрес отправлено два письма.
Пожалуйста, прочтите их и перейдите по ссылкам, указанным в этих письмах, для подтверждения своего e-mail в отзыве и подписки на дискуссию.
Подтверждение e-mail в отзыве требуется сделать один раз.
На указанный вами адрес отправлено два письма.
Пожалуйста, прочтите их и перейдите по ссылкам, указанным в этих письмах, для подтверждения подписок на отзывы и на дискуссию.
На указанный вами адрес отправлено три письма.
Пожалуйста, прочтите их и перейдите по ссылкам, указанным в этих письмах, для подтверждения своего e-mail в отзыве, а также подписок на отзывы и на дискуссию. Подтверждение e-mail в отзыве требуется сделать один раз.
Спасибо за участие.
На указанный вами адрес отправлено письмо.
Пожалуйста, прочтите его и перейдите по ссылке, указанной в этом письме, для подтверждения своего e-mail.
Это подтверждение требуется сделать один раз.
Что это было, можно ли назвать их отношения любовью? Или мука, кошмар, ад. Дикая жестокость одного, державшего в своих пыточных объятиях другого.
Было в этом мальчике что-то дьявольски обольстительное. Воспоминание о нем пылает в моей душе, как солнце, и я не могу его загасить.
Современники считали союз двух французских поэтов девятнадцатого века - Поля Верлена и Артюра Рембо скандальным, аморальным, нарушающим нравственные устои, принятые в то время. Это скандал, когда взрослый, женатый мужчина - Верлен вступает в интимные отношения с несовершеннолетним мальчиком. Но, когда юный Рембо, сдав полиции Верлена, отправляет в тюрьму своего друга, покровителя, любовника, это уже не скандал, это трагедия. Итак, ад или рай? Наверное, и то, и другое. К тому же, у любви столько цветов и оттенков. Их была окрашена в огненно-красный цвет, цвет пламени.
В 1995 году на экраны вышел фильм Агнешки Холланд "Полное затмение", где женщина-режиссер откровенно рассказала о Рембо и Верлене, о том, какую отчаянную борьбу за Верлена вела его жена. Показала без морализаторства, обвинительных выпадов в чей-либо адрес. Этот фильм - редкий случай, когда женщина так тонко передает отношения двух гомосексуалов, не побоявшись впечатляюще представить в фильме и сцены их интимной близости. В фильме Рембо играет Леонардо Ди Каприо, чье фантастическое обаяние придает злому гению Верлена - невероятную притягательность. Да, дьявол, и ведет себя по отношению к Верлену чудовищно, но ему все прощаешь, за его соблазнительность.
Но, отрешившись от кинематографического образа Рембо-Ди Каприо; поэтической гениальности, абсолютной поэзии Рембо, которой был потрясен Верлен, поражаешься той грязи и мерзости, в которой Рембо купался.
Этот озлобленный юный красавец разводил вшей в своей роскошной шевелюре, чтобы бросаться ими в ненавистных ему священников. Кишела вшами и его одежда, можно только вообразить, какие ароматы исходили от его тела и нижнего белья. Но эта грязь не мешает Верлену наслаждаться ласками Рембо, порой, вымаливая их у Рембо. В их отношениях Рембо выступает как активный партнер, и часто, с наслаждением мучит своего старшего друга, прежде чем удовлетворить его сексуальное желание. По части всевозможных шуток Рембо тоже был большой оригинал. Мог кому-нибудь из знакомых написать в стакан с молоком, или незаметно подлить серной кислоты в кружку с пивом. А как-то в кафе, Рембо попросит Верлена и одно из его друзей положить руки ладонями вверх: "Сейчас я вам кое-что покажу". И покажет - выхватит нож и начнет кромсать их запястья.
В книге "Одно лето в аду" Рембо напишет о себе: "От моих галльских предков я унаследовал светлые голубые глаза, ограниченный мозг и отсутствие ловкости в драке. Моя одежда такая же варварская, как и у них. От них у меня: идолопоклонство и любовь к святотатству - о, все пороки, гнев, сладострастье, - великолепно оно, сладострастье! - и особенно лень и лживость. Любое ремесло внушает мне отвращенье. Крестьяне, хозяева и работники - мерзость. Рука с пером не лучше руки на плуге. "
Что же зло и откровенно, но прежде чем "Одно лето в аду" увидит свет в 1873 году, двумя годами ранее, с появления в жизни двадцатисемилетнего Верлена семнадцатилетнего Рембо, начнется адское лето Поля Верлена.
В конце августа 1871 года Верлен получит письмо от молодого человека из Шарлевиля - Артюра Рембо. Отчаянное письмо, в котором Рембо жалуется на свою жизнь в Шарлевиле, на то, что его никто не понимает и о своем желании вырваться из провинции, поселиться в Париже и заниматься поэзией. К письму прилагаются стихи молодого поэта, потрясшие Верлена своей отчаянной дерзостью и нежностью, пугающие и завораживающие одновременно. После первого послания следует еще одно письмо от Рембо с просьбой приютить его. И вот он, наконец, в доме, принадлежащем отчиму жены Верлена Матильды Моте. Угрюмый, крестьянский паренек с красной физиономией, - напишет о нем в своих "Воспоминаниях" Матильда. Ну, а Верлена поразит, что взрослые и такие жестокие стихи написаны почти школьником. Поразит и взгляд голубых глаз Верлена, в которых, порой, сверкает, странный беспокойный свет. Не смотря на свой юный возраст, у Рембо уже богатый жизненный опыт. Но самое удивительное - раннее осознание себя как поэта, который должен совершить революцию в поэзии. И, если, чтобы стать настоящим Поэтом нужно быть циником, чудовищем, негодяем, он пойдет и на это. Верлен околдован юным гением, его силой и твердостью. Околдован, поскольку сам лишен этих качеств, мужчина с женской душой, которому уверенность в собственной силе дает алкоголь. И тогда в состоянии пьяного возбуждения он становится необузданным чудовищем.
Правда, первое время после женитьбы на Матильде жизнь Верлена обретет спокойствие, будет казаться, что он сможет стать примерным семьянином, благовоспитанным человеком, но встреча с Рембо взорвет семейный быт Верлена. Можно сказать, что это Рембо погубит брак Верлена, сломает его жизнь. Но, наверное, Верлен просто не создан для семейного счастья. К тому же, как утверждают некоторые исследователи, задолго до встречи с Рембо, он уже вкусил мальчишеских ласк, встречаясь с вульгарными приказчиками из мясных и бакалейных лавок. Так что появление Рембо в его жизни лишь ускорило тот крах, на который была обречена семейная жизнь Верлена. Всему виной он сам, его слабохарактерность и безволие.
Я жизнь свою прожег и знаю точно:
Кроме моей, тут нет ничьей вины.
Все оттого, что при моем рожденьи
Звезда Сатурн сияла с вышины.
Звезда звездой, но ведет себя Верлен как ребенок, которому предлагают на выбор две притягательные игрушки, а он хочет иметь сразу две. Хочется, чтобы и жена была рядом, и мальчик Артюр оставался с ним.
Верлен в восторге от юного друга, чего не скажешь о близком окружении Верлена. То, что от Рембо в ужасе жена Верлена, ее родные, мать Верлена, это естественно. Но и друзья-поэты Верлена, люди свободных взглядов и вольного поведения, даже они возненавидят Рембо за безобразные и жестокие выходки.
В доме у Верлена начнут пропадать вещи, их крадет Рембо, так, что в скором времени его выставят за порог. Поль, напуганный, что мальчик пропадет, исчезнет из его жизни, бросится к друзьям с просьбами помочь. Те по очереди будут предоставлять ему ночлег. Но вскоре грубость и наглость Рембо оттолкнут от него всех друзей Верлена. Терпеть дикие выходки Рембо сможет только Верлен. Они шатаются по кабакам, где Рембо, зная, каким жестоким может быть пьяный Поль, спаивает его и не отпускает домой до тех пор, пока не доведет до состояния, когда тот может убить всякого, кто встанет на его пути.
Больше всего достается жене, над которой он издевается, бьет, придираясь к любому пустяку. Жена догадывается, почему так изменился Поль, конечно, это вина Рембо. Но об интимной близости между Верленом и Рембо Матильда не догадывается. Вряд ли она вообще могла вообразить, что мужчины занимаются чем-то подобным. О том, какого характера отношения сложились между Полем и Артюром, она узнает позже. Когда ее муж сбежит вместе с юным другом, Матильда вскроет его письменный стол, обнаружит там письма Рембо и из них с ужасом поймет кое-что об интимной связи двух мужчин. Эти письма она затем представит на суде, добиваясь сначала раздельного проживания с Верленом, а затем развода.
Надо отдать должное жене Верлена. Она сделает все, чтобы спасти брак и Верлена, вырвать его из цепких объятий Рембо. Но потерпит поражение. Воля Рембо окажется сильнее не только воли жены, но и матери Верлена, да и его самого. Так что три воли не смогут победить юного дьявола. Верлен прощает ему все - оскорбления, унижения, побои. Простит Верлен Рембо и его предательство. Возможно из любви, или по доброте и мягкости характера.
Роковая развязка произойдет в Брюсселе 10 июля 1873 года, где Верлен будет ждать жену, чтобы начать вместе с ней новую жизнь. В письме к Артюру, которого он бросит в Лондоне, убегая от его жестокости, Верлен напишет: "Но поскольку я любил тебя безмерно (пусть будет стыдно тому, кто плохо об этом подумает), хочу заверить тебя, что пущу себе пулю в лоб. Три дня в гостинице, револьвер, это стоит денег - вот откуда мое скряжничество. Тебе следовало бы меня простить. И уж если мне придется совершить эту последнюю хреновину, то я уж сделаю ее, как подобает порядочному хрену. Последняя же моя мысль будет о тебе, хоть ты и обзывал меня каменным, а встречаться я больше не хочу, потому что мне предстоит сыграть в ящик.
Ты хочешь, чтобы я целовал тебя, подыхая?
Твой бедный П. Верлен.
В любом случае больше мы не увидимся. Если моя жена приедет, ты получишь мой адрес и, надеюсь, будешь писать мне. "
Рембо не поверит, что Верлен решится на самоубийство, но его положение в Лондоне плачевно. Денег нет, а покровитель ждет жену и собирается с ним расстаться. И тут же пишет Верлену отчаянное письмо: "Вернись, вернись, дорогой друг, единственный друг, вернись. Клянусь тебе, я буду вести себя хорошо. Я был с тобой груб, но это была просто шутка, я не сумел вовремя остановиться, и страшно об этом сожалею. Вернись, мы все забудем. Какое несчастье, что ты принял эту шутку всерьез. Вот уже два дня я плачу без конца. Вернись. Будь мужественным дорогой друг. Еще ничего не потеряно. Тебе надо только вернуться обратно. Мы снова будем жить здесь - мужественно и терпеливо. О, умоляю тебя. Надеюсь, сейчас ты понимаешь, что наша ссора была несерьезной. Ужасный миг! Но почему ты, когда я знаками призывал тебя сойти с корабля, этого не сделал? Мы два года провели вместе и вот дожили до подобной минуты.
Ответь мне скорее, я не могу оставаться здесь дольше, чем до понедельника вечера. У меня нет ни пенни.
О, вернись, я все время плачу и плачу. "
Растроганный Верлен высылает Рембо немного денег. Рембо вновь пишет Верлену. В этом письме он уже не плачет, Рембо спокоен и рассудителен, ведь деньги он получил, так что можно и вразумить друга. "Твоя жена не вернется, или вернется через три месяца, три года, откуда мне знать? Что до намерения сыграть в ящик, уж я-то тебя знаю. В ожидании жены и смерти ты наверняка будешь бесноваться, суетиться, докучать людям. Как, разве ты еще не понял, что с обеих сторон это были пустые гневные выходки? Но именно на тебе лежит последняя вина, потому что даже после моих напоминаний ты продолжал упорно лелеять свои фальшивые чувства. Неужели ты думаешь, что тебе будет приятнее жить с другими, а не со мной? Подумай об этом! - Ах, ну разумеется, нет!
Лишь со мной ты можешь быть свободен, и, раз уж я поклялся, что отныне буду ласков, что горячо сожалею о своей вине, что наконец-то все понял и очень тебя люблю, а ты не хочешь вернуться или позволить мне приехать к тебе, то ты совершаешь преступление, и ты будешь раскаиваться в этом ДОЛГИЕ ГОДЫ, ибо потеряешь свою свободу и тебя будут ждать гораздо более жестокие горести, нежели те, что ты уже пережил. В конце концов, подумай, кем ты был до того, как познакомиться со мной.
( Какая самоуверенность. Это Рембо следовало бы подумать, кем он был до встречи с Верленом - никем. А Верлен к тому времени уже был известным поэтом, к которому за помощью обратится Рембо. Авт .)
. Разумеется, если твоя жена вернется, я не стану тебе писать, чтобы тебя не компрометировать. Никогда и не единой строчки. Единственное же истинное слово, вот оно: вернись, я хочу быть с тобой, я тебя люблю. Если ты к этому прислушаешься, то выкажешь мужество и искренность. В противном случае жалею тебя.
А я тебя люблю, целую, и мы непременно увидимся. Рембо".
Звучит красиво, а что же окажется в действительности? Жена к Верлену не приедет, а вернется Рембо, но только с тем, чтобы сообщить, что ему нужны деньги, поскольку он уезжает в Париж. Вот это сюрприз. И жена не приехала, и любовник собирается его бросить. В отчаянии Верлен, пребывающий в состоянии долгого запоя, дважды стреляет в Рембо. Ранение окажется легким, но Верлен напуган, умоляет его простить, и соглашается на отъезд Рембо. Наутро они отправляются на вокзал. Верлен пребывает в состоянии крайнего возбуждения, решив покончить с собой на глазах друга, лезет в карман за револьвером. Рембо думает, будто Верлен вновь собирается стрелять в него, и бросается в бегство. Добежав до ближайшего полицейского поста, он просит о помощи, уверяя, что Верлен хочет убить его. Верлена тут же арестуют. Однако, Поль особенно не беспокоится уверенный что это просто неприятное недоразумение. И, как только Рембо откажется от своих показаний, его тут же отпустят. Но на допросах Рембо будет топить друга, говоря, что Верлен заранее купил револьвер, угрожал ему и происшедшее - не случайность, и ни слова в оправдание Верлена. Ко всему прочему, при обыске у Верлена найдут листок со стихотворением гомосексуального характера - "Хороший ученик", а также письма Рембо. Так что у следствия возникнут дополнительные подозрения в отношении арестованного французского поэта. Поля подвергнут унизительному медицинскому осмотру с целью определения возможных следов гомосексуальных контактов. Заключение судебно-медицинских экспертов даст положительный ответ на этот вопрос. И кто же он теперь в глазах жены и общества? Преступник, пьяница, гомосексуал, приговоренный судом к двум годам тюрьмы.
Интересная подробность. Уже в тюрьме Верлен получит от Рембо экземпляр книги "Одно лето в аду". Подходящий момент, чтобы подарить другу книгу с таким названием! И это все, на что расщедрится Рембо. Но Верлен будет хранить подаренный экземпляр всю жизнь и завещает драгоценную брошюрку с лаконичным посвящением "П. Верлену - А. Рембо" своему сыну.
И в тюрьме, и некоторое время после, Верлен стремится подавить обуревавшие его земные соблазны, находя успокоение и спасение от всего суетного в религии. Однако, праведника из него не получится. А последняя встреча двух друзей произойдет после выхода Поля из тюрьмы, в Штутгарте, на берегу реки. Завершится это свидание не очень красиво, как впрочем, и многие предыдущие встречи друзей - дракой. И, как утверждают некоторые, Рембо, избив Верлена, оставит его без сознания на берегу реки. Уже на рассвете местные крестьяне найдут полумертвого Верлена. Будет и последнее, прощальное письмо Верлена, которое он отправит Рембо 12 декабря 1875. В этом письме он убеждает Артюра покончить с беспутной жизнью, убеждает заняться чем-нибудь благородным и серьезным, и отказывает Рембо в деньгах, говоря, что больше не может его содержать. Наступил момент, когда он, наконец, в состоянии сказать Рембо - "нет". А в конце письма напишет: "Прошу - сохрани в своей душе немного доброты (ну, да!), немного уважения и немного тепла для того, кто всегда будет твоим другом, ты это знаешь. Твой всем сердцем, П. В."
Рембо на это письмо не ответит.
Что же будет после Рембо? В жизни Верлена появится еще один юноша - Люсьен Летинуа, ученик колледжа города Ретель, куда Верлен устроится преподавателем. Одни утверждают, что между Люсьеном и Полем были интимные отношения, другие это отрицают, говоря, что поэт питал к юноше только отцовские чувства. В 1883-м году, через пять лет после встречи с Верленом Люсьен умрет от тифа, ему будет двадцать три года. Это станет страшным ударом для поэта. Его памяти он посвятит двадцать пять стихотворений, вошедших в сборник "Любовь". Обратившись к одному из них, невольно подумаешь, вряд ли подобные страстные строфы мог написать поэт, питавший к другу отцовские чувства, скорее это чувства любовника, а не отца.
И думал я, идя за траурным кортежем:
"Так, Бог призвал, когда невинным, свежим
И радующим взор ты в жизни был цветком!
Позднее женщина взяла б тебя. С огнем
В душе страдающей, ты к ней бы устремился,
И горько бы в ее объятьях жадно бился.
Но скоро б испытал ты благородный страх,
И вновь вернулся бы с молитвой на устах,
Ты к Добродетели и Простоте; ты снова
Расцвел бы лилией, что под грозой суровой
Страстей склонилась ниц, но поднялась опять,
Чтоб тише, чтоб светлей, чтоб радостней сиять
Во славу вечного. "
Так думал я, и было
Так странно - это все мне думать над могилой!
(Перевод В. Брюсова)
Дружбу-страсть испытает Верлен к художнику Фредерику-Огюсту Казальсу. Казальс сделает все, чтобы страсть Верлена затушить, а дружбу с поэтом сохранить. Но помимо высоких отношений случаются у Верлена и грязные, со случайными молодыми людьми. Будут у него и две дамы сердца, из разряда падших.
Доходят до Верлена слухи и о Рембо, отрекшимся от поэзии, уехавшем в Африку в надежде разбогатеть. Верлен отпускает в адрес бывшего друга злые шуточки, язвит и злословит. Кажется, Рембо - это далекое прошлое, о котором. забыто. Но когда Рембо умрет, Верлен, уже сам смертельно больной, скажет: "С тех пор, как Рембо умер, он является ко мне каждую ночь во сне. Было в этом мальчике что-то дьявольски обольстительное. Воспоминание о нем пылает в моей душе, как солнце, и я не могу его загасить".
99 Пожалуйста дождитесь своей очереди, идёт подготовка вашей ссылки для скачивания.
Скачивание начинается. Если скачивание не началось автоматически, пожалуйста нажмите на эту ссылку.
Все книги на сайте размещаются его пользователями. Приносим свои глубочайшие извинения, если Ваша книга была опубликована без Вашего на то согласия.
Напишите нам, и мы в срочном порядке примем меры.
Описание книги "Одно лето в аду"
Описание и краткое содержание "Одно лето в аду" читать бесплатно онлайн.
Одно лето в аду
Одно лето в аду
Перевод M. П. Кудинова
Когда-то, насколько я помню, моя жизнь была пиршеством, где все сердца раскрывались и струились всевозможные вина.
Однажды вечером я посадил Красоту к себе на колени. - И нашел ее горькой. - И я ей нанес оскорбленье. Я ополчился на Справедливость.
Ударился в бегство. О колдуньи, о ненависть, о невзгоды! Вам я доверил свои богатства!
Мне удалось изгнать из своего сознания всякую человеческую надежду. Радуясь, что можно ее задушить, я глухо подпрыгивал, подобно дикому зверю.
Я призывал палачей, чтобы, погибая, кусать приклады их ружей. Все бедствия я призывал, чтоб задохнуться в песках и в крови. Несчастье стало моим божеством. Я валялся в грязи. Обсыхал на ветру преступленья. Шутки шутил с безумьем. И весна принесла мне чудовищный смех идиота. Однако совсем недавно, обнаружив, что я нахожусь на грани последнего хрипа, я ключ решил отыскать от старого пиршества, где, может быть, снова обрету аппетит!
Этот ключ - милосердие. Такое решение доказывает, что я находился в бреду!
"Гиеной останешься ты, и т. д. . " - крикнул демон, который увенчал мою голову маками. "К смерти иди с твоим вожделеньем, и твоим эгоизмом, и со всеми семью грехами".
О, не слишком ли много! Но, дорогой Сатана, заклинаю вас: поменьше раздраженья в зрачках! И в ожидании каких-либо запоздавших маленьких мерзостей вам, который любит в писателе отсутствие дара описывать и наставлять, вам подношу я несколько гнусных листков, вырванных из блокнота того, кто был проклят.
От моих галльских предков я унаследовал светлые голубые глаза, ограниченный мозг и отсутствие ловкости в драке. Моя одежда такая же варварская, как и у них. Но я не мажу свои волосы маслом.
Галлы сдирали шкуры с животных, выжигали траву и делали это не искуснее всех, живших в те времена.
От них у меня: идолопоклонство и любовь к святотатству - о, все пороки, гнев, сладострастье, - великолепно оно, сладострастье! - и особенно лень и лживость.
Любое ремесло внушает мне отвращенье. Крестьяне, хозяева и работники мерзость. Рука с пером не лучше руки на плуге. Какая рукастая эпоха! Никогда не набью себе руку. А потом быть ручным - это может завести далеко. Меня удручает благородство нищенства. Преступники мне отвратительны, словно кастраты: самому мне присуща цельность, но это мне безразлично.
Однако кто создал мой язык настолько лукавым, что до сих пор он ухитряется охранять мою лень? Даже не пользуясь телом, чтобы существовать и более праздный, чем жаба, я жил везде и повсюду. Ни одного семейства в Европе, которое я не знал бы. - Любую семью я понимаю так, как свою: всем они обязаны декларации Прав Человека. - Мне известен каждый юнец из хорошей семьи.
Если бы я имел предшественников в какой-либо точке истории Франции!
Мне совершенно ясно, что я всегда был низшею расой. Я не донимаю, что значит восстание. Моя раса всегда поднималась лишь для того, чтобы грабить: словно волки вокруг не ими убитого зверя.
Я вспоминаю историю Франции, этой старшей дочери Церкви. Вилланом я отправился в святую землю; в памяти у меня - дороги на швабских равнинах, византийский ландшафт, укрепленья Солима; культ Девы Марии, умиление перед распятым пробуждаются в моем сознанье среди тысячи нечестивых феерических празднеств. - Прокаженный, я сижу в крапиве, среди осколков горшков, около изъеденной солнцем стены. Позднее, рейтаром, я разбивал биваки в сумраке немецких ночей.
А! Вот еще: я пляшу со старухами и детьми, справляя шабаш на алой поляне.
Мои воспоминания не простираются дальше этой земли и христианства. Вижу себя без конца в минувших веках. Но всегда одинок, всегда без семьи. На каком языке я тогда говорил? Никогда не вижу себя ни в собраньях Христа, ни в собраньях сеньоров, представителей Христа на земле.
Кем я был в предыдущем веке? Нахожу себя снова только в сегодняшнем дне. Нет больше бродяг, нет больше тлеющих воин. Все захлестнула низшая раса: народ и, как говорится, рассудок; нацию и науку.
О наука! Все захвачено ею. Для тела и для души - медицина и философия, - снадобья добрых женщин и народные песни в обработанном виде. И увеселенья властителей, и забавы, которые они запрещали! География, космография, механика, химия!
Наука, новая аристократия! Прогресс. Мир шагает вперед! Почему бы ему не вращаться?
Это - видение чисел. Мы приобщаемся к Духу. Сбудется то, что я говорю как оракул. Я понимаю, но так как не могу объясниться без помощи языческих слов, то предпочитаю умолкнуть.
Возвращенье языческой крови. Дух близок; почему же Христос не приходит ко мне на помощь, даровав душе моей свободу и благородство? Увы! Евангелье кончилось! Евангелье, о Евангелье!
Предвкушая лакомство, я дожидаюсь бога. От начала времен я - низшая раса.
Вот я на армориканском взморье. Пусть вечером города зажигают огни. Мой день завершен; я покидаю Европу. Морской воздух опалит мои легкие; гибельный климат покроет меня загаром. Плавать, топтать траву, охотиться и курить (это прежде всего), пить напитки, крепкие, словно кипящий металл, как это делали вокруг костров дорогие предки.
Я вернусь с железными мускулами, с темною кожей и яростными глазами: глядя на эту маску, меня сочтут за представителя сильной расы. У меня будет золото: я стану праздным и грубым. Женщины заботятся о свирепых калеках, возвратившихся из тропических стран. Я буду замешан в политические аферы. Буду спасен.
Теперь я проклят, родина внушает мне отвращенье. Лучше всего пьяный сон, на прибрежном песке.
Ты никуда не отправишься. - Опять броди по здешним дорогам, обремененный своим пороком, пустившим корни страдания рядом с тобой, в том возрасте, когда просыпается разум, - он поднимается в небо, бьет меня, опрокидывает, тащит меня за собой.
Последняя чистота и последняя робость. Решено. Не нести в этот мир мое предательство и мое отвращенье.
В путь! Движенье, тяжелая ноша, пустыня, гнев и тоска.
Кому служить? Какому зверю молиться? На какие иконы здесь ополчились? Чьи сердца разбивать я буду? Какую ложь поддерживать должен? По чьей крови мне придется ступать?
Подальше от правосудия. - Жизнь сурова, одичание просто. Крышку гроба поднять иссохшей рукой, сидеть, задыхаться. Ни старости, ни опасностей: ужас - это не по-французски.
- О! Я так одинок, что готов любому священному образу предложить свой порыв к совершенству.
О, моя отрешенность, мое чудесное милосердие - на этом свете, однако.
De profundis Domine, как же я глуп!
Еще ребенком я восхищался несговорчивым каторжником, которого всегда ожидали оковы; меня тянуло к постоялым дворам и трактирам, где он побывал: для меня они стали священны. Его глазами я смотрел на небо и на расцветающую в полях работу; в городах я искал следы его рока. У него было больше силы, чем у святого, и больше здравого смысла, чем у странствующих по белому свету, - и он, он один, был свидетелем славы своей и ума.
На дорогах, в зимние ночи, без жилья, без хлеба и теплой одежды, я слышал голос, проникавший в мое замерзшее сердце: "Сила или слабость? Для тебя - это сила! Ты не знаешь, куда ты идешь, ни почему ты идешь. Повсюду броди, всему отвечай. Тебя не убьют, потому что труп убить невозможно". Утром у меня был такой отрешенный взгляд и такое, мертвенное лицо, что те, кого я встречал, _возможно, меня не могли увидеть_.
Грязь в городах неожиданно начинала казаться мне красной и черной, словно зеркало, когда в соседней комнате качается лампа; словно сокровище в темном лесу. "В добрый час!" - кричал я и видел море огней и дыма на небе; а справа и слева все богатства пылали, как миллиарды громыхающих гроз.
Но оргия и женская дружба были для меня под запретом. Ни одного попутчика даже. Я вдруг увидел себя перед охваченной гневом толпой, увидел себя перед взводом солдат, что должен меня расстрелять, и я плакал от горя, которое понять они не могли, и я прощал им - как Жанна д'Арк. "Священники, учителя, властелины, вы ошибаетесь, предавая меня правосудию. Никогда я не был связан с этим народом; никогда я не был христианином; я из тех, кто поет перед казнью; я не понимаю законов; не имею морали, потому что я зверь, и значит, вы совершили ошибку.
Да! Мои глаза закрыты для вашего света. Я - зверь, я - негр. Но я могу быть спасен. А вы - поддельные негры, вы - маньяки, садисты, скупцы. Торговец, ты - негр; чиновник, ты - негр; военачальник, ты - негр; император, старая злая чесотка, ты - негр, ты выпил ликер, изготовленный на фабрике Саганы. - Этот народ вдохновляется лихорадкой и раком. Калеки и старики настолько чтимы, что их остается только сварить. Самое лучшее - это покинуть скорой континент, где бродит безумие, добывая заложников для этих злодеев. Я вступаю в подлинное царство потомков Хама.
Знаю ли я природу? Знаю ли самого себя? - Исчезли слова. Мертвецов я хороню у себя в желудке. Крик, барабаны - и в пляс, в пляс, в пляс! Мне неизвестно, когда, после прихода белых, я рухну в небытие.
Читайте также: